ГЛАВА 11

Звуки в холле большого дома в Блумсбери Сквер указывали на то, что члены совета уже прибывали на встречу. Их встречал дворецкий, который тоже являлся членом братства, и они, друг за другом, проходили по длинному, выложенному плиткой коридору в помещение, построенное на заднем дворе, которое задумывалось, как бильярдная, однако ныне служило ложей оккультного братства.

В офисе же секретарь этого братства подготавливал бумаги, которые касались тех дел, которые планировалось обсудить. Присмотревшись, можно было заметить, что морщины на его лице стали глубже, добавив около десяти лет к его фактическому возрасту, и что его глаза были глубоко запавшими, а веки – отяжелевшими; кроме этого, а также запыленной мотоциклетной одежды, торопливо скомканной и брошенной в угол, ничто здесь не могло бы выдать того, что он преодолел за эту ночь две сотни миль.

Подготовив бумаги, он остановился, и, открыв шкаф, стоявший рядом с сейфом, налил себе чуть больше половины стакана виски и проглотил чистый алкоголь, не запивая. К тому моменту, как он оказался в коридоре, который вел к бильярдную, морщины исчезли с его лица.

Члены совета уже собрались, и приход секретаря стал для них сигналом занять свои места за столом и начать обсуждение дел. Протокол предыдущего собрания был зачитан и подписан, и в обычном порядке стали обсуждаться вопросы текущей повестки дня; затем пришло время, когда председатель спросил «остались ли еще вопросы?» и посмотрел на лица мужчин, сидевших за столом. Каждый ответил, помотав головой, и мужчина, сидевший в дальнем углу стола, уже было вздохнул с облегчением, когда председатель вновь нарушил тишину.

– Есть одно дело, братья, которое я хотел бы обсудить с вами и совет по поводу которого был бы очень ценен для меня. Прошлой ночью в этой Ложе проводился ритуал, ритуал Седьмой Степени. Я его вел. Внезапно я заметил фигуру, материализовавшуюся посреди ложи, и несколько других братьев заметили ее тоже. Использовав Слово Силы, я сумел изгнать ее и мы продолжили ритуал, но это довольно серьезная проблема, что кто-то

из непосвященных может проникать через наложенную на комнату печать.

Присутствующие выслушали это заявление с мрачными лицами. Любой, кто связан с оккультной работой, понимает, насколько это серьезно; тем же, кто с предметом незнаком, достаточно будет сказать, что оккультные братства тысячелетиями охраняли свои секреты не только физически, но и ментально, с помощью тайных печатей, которые они накладывали на места своих встреч, а это было одно из самых старых и могущественных братств в западном полушарии, которое столкнулось с фактом, что какой-то чужак сумел вмешаться в работу одной из их высших степеней.

Старик с длинной белой бородой, сидевший слева от председателя, заговорил первым.

– Вы уверены, что это был непосвященный? Я слышал, что бывали случаи, когда член Братства, оказавшийся на Другой Стороне в результате внезапной смерти, приходил в ложу чисто по привычке, забыв о том, что у него больше нет тела.

Для постороннего человека это могло звучать, как бред сумасшедшего, но для этих людей, одинаково способных функционировать как в теле, так и вне его, и общаться как с мертвыми, так и с живыми, в этом не было ничего странного, равно как и в заявлении, что мертвый вернулся обратно или внезапно материализовался кто-то издалека; они привыкли заседать с людьми, умершими сотни лет назад, или же с теми, с кем их разделяли целые континенты. Единственное, что озадачивало их, это то, как печать на их месте встречи могла быть сломана тем, кому не дали права войти, и председатель со всей серьезностью ответил:

– Это не мог быть член Братства, потому что это была женщина.

Лукас, затаив дыхание, ждал продолжения и хотел узнать, удалось ли нарушителю материализоваться настолько явно, чтобы его смогли узнать; он не смел задавать вопросов; зрачки его глаз сузились до заостренных точек, а лицо стало неподвижным, словно маска.

Обсуждение принимало то один, то другой оборот в течение нескольких минут, и общее мнение, казалось, заключалось в том, что какой-то чужак, обладавший значительными познаниями в оккультизме, сумел взломать печать и пройти внутрь. Такого не случалось с шестнадцатого столетия, когда было совершено точно такое же проникновение в Парижскую ложу, и к этому происшествию они обратились как к примеру, который должен был

подсказать им правильный образ действий.

В распоряжении Братства был секрет использования Карательных Темных Лучей дезинтеграции, и их использование вполне допускалось в ситуациях, к счастью, довольно редких, когда его секреты оказывались в опасности и могли быть раскрыты непосвященными. Не то, чтобы братья были кровожадными людьми, просто тайное знание, доверенное им, обладало такой силой, что его распространение среди тех, кто не был достоин столь высокого доверия, было действительно серьезной проблемой, слишком серьезной, чтобы с этим можно было шутить; и когда оккультное знание попадало в недостойные руки, те, кто были ответственны за его безопасность, были обязаны пресечь на корню любые попытки его использования или распространения; если человек решал выведать их секреты, то он должен был принять и последствия своего решения, ибо поскольку это знание не принадлежало им, они не могли ни распоряжаться им по своей воле, ни прощать подобные проступки. Некоторые братья, учитывая тот факт, что оступившийся, вероятно, был женщиной, хоть председатель и не был абсолютно в этом уверен, не смогли отдать голос в пользу наказания; и хотя никто в сущности не был против применения Темного Луча в данной ситуации, двое все же воздержались от голосования, так что решение приняли оставшиеся пять.

Оценивая поступки этих людей, не следует забывать, что на них были возложены серьезные надежды в деле сохранения доверенных им знаний и что никто не ценит человеческую жизнь меньше, чем оккультисты, ибо они убедились в существовании жизни вечной на собственном опыте, а не относятся к ней как к теоретической возможности, вера в которую основана, в лучшем случае, на свидетельствах священных писаний. Кто-то узнал их тайны и этого человека во что бы то ни стало нужно было заставить молчать, ведь только так можно было оправдать оказанное им доверие.

Как раз такую ситуацию Лукас и предвидел, когда решил использовать посредника для того, чтобы добыть знания, которых он желал. Он мог бы и сам сделать то, для чего нанял Веронику, но он использовал ее, чтобы избежать возможного риска. Сам он находился в безопасности; у братства не было причин думать, что нарушителем мог быть он; она и только она была бы поражена Темным Лучом, а он бы избежал наказания; он мог бы просто еще раз направить запрос в секретарские агенства Лондона, чтобы заменить ее на столь же чувствительную или почти настолько же подходящую кандидатуру, и все же он сидел, уставившись на председателя, словно загипнотизированный, и душу его охватил леденящий ужас. Никто не смотрел на секретаря, будучи поглощенными обсуждением, иначе его лицо определенно бы выдало его. В Лукасе, считавшим себя существом, находившимся за пределами добра и зла и невосприимчивым к эмоциям, проснулась человечность, и эта человечность предала его. Человек, идущий по Пути Левой Руки, черпает силы в отделенности; Лукас же создал связь, сойдя с пути безупречной верности злу, и искра добра, которая жила в нем, разгорелась в яркое пламя, и именно это его и погубило.

Братья обсуждали пути и способы наказания, кто будет отвечать за выполнение этой задачи, а также время и место, где они должны были встретиться для проведения коллективной медитации, которая должна была высвободить Темный Луч, и они даже не подозревали, что происходит что-то странное, пока их внимание не привлек скрип опрокинувшегося стула у дальнего конца стола.

Лукас поднялся на ноги; его лицо приняло специфический серо-белый оттенок, который обычно приобретает темная кожа, становясь совершенно бескровной; добрую минуту мужчины, сидевшие за столом, смотрели на него, захваченные выражением его лица.

Казалось, что он никогда не заговорит, но вскоре он с трудом произнес:

– Я хочу вам кое-что рассказать, – начал он.

Председатель жестом велел ему продолжать. Какое-то время секретарь уже находился под подозрением и для собравшихся здесь мужчин не стал сюрпризом тот факт, что Лукас был каким-то образом замешан в рассматриваемом деле. Они ждали, пока он соберется с духом. Наконец, он снова заговорил.

– Все совершенно не так, как вам кажется.

Последовала еще одна долгая пауза, пока Лукас искал подходящие слова. Неподвижно сидевшие за столом мужчины ждали в полумраке затененной лампы, взгляды их были прикованы к нему и никто не предложил ему никакой помощи.

Сделав еще одно усилие, он продолжил.

– Человек, которого вы видели в ложе, не имеет прямого отношения к этому вопросу. Она совершенно не могла сопротивляться. Она только трансмедиум. Она не виновата в случившемся.

– Тогда, – спросил председатель, – Если не виновата она, то кто?

– Я, – ответил Лукас, – Я направлял ее.

– Каким образом?

– С помощью гипноза.

– Она помнит о том, что произошло?

– Нет, ничего; я клянусь, что нет. Она была только лишь инструментом. Она имеет к этому такое же отношение, как ручка к тому, что ей пишут. Если вы хотите наказать кого-то, пусть это буду я. Я виноват в случившемся.

Эта сцена в темной комнате в Блумсбери являла собой странное зрелище. Мужчины сидели за столом, их лица едва освещались отраженным светом затененной лампы; позади них, в тени, виднелся алтарь, на котором тускло сиял Негасимый Огонь; а перед ними стоял мужчина, напряженный и одинокий, пребывавший на грани гибели.

Ибо не было сомнений в том, какой ему вынесут приговор. Вожди давно узнали, что Лукас не подходил на роль члена Братства; некоторое время назад они были почти убеждены, что он плетет интриги против них, а теперь он был пойман с поличным. Он, член внешнего храма, завладел секретами внутреннего храма вплоть до седьмой степени; они не только злились на воришку, но и были весьма обеспокоены тем, что такая кража вообще была возможна, и их обеспокоенность придавала им беспощадности.

Председатель заговорил.

– У нас есть только два пути, когда человек узнает секреты степени, в которую не был посвящен. Мы можем либо посвятить его в эту степень, либо – мы должны заставить его замолчать. Хотите ли вы, чтобы наш брат, стоящий здесь, принес клятву степени?

Мужчины, пока он переводил взгляд с одного на другого, поочередно мотали головами.

– Тогда, – сказал председатель, – Нам не остается ничего другого, кроме как выбрать другой путь.

Он не устраивал голосования на этом заседании, так как было сомнительно, что он смог бы заставить людей проголосовать, ибо они выносили смертный приговор, и хотя умом они были к этому готовы, сделать этот решающий кивок было непросто, и все прошло бы без возражений, если бы старик с длинной белой бородой вдруг не нарушил тишину.

– Пусть мы и не хотим посвящать этого человека в степень, секреты которой он раскрыл, но может быть есть какой-либо другой путь, кроме как... призвать Темный Луч?

– Какой другой путь вы видите? – спросил председатель.

– Разве мы не можем связать его клятвой и прогнать?

– Что думают братья по этому поводу? – спросил председатель, снова оглядев собравшихся.

Повисла долгая тишина, никто не решался взять на себя ответственность за то, чтобы озвучить мысль, которая сидела у всех в голове; человек, которого они судили, стоял напряженный, словно тетива лука, ноздри его раздувались, как у зверя, а его неподвижные глаза напоминали две черных бездны.

Наконец, тишину нарушил журналист:

– Не осмелюсь рискнуть. Не доверяю ему, – сказал он, и остальные с облегчением выдохнули, ибо были освобождены от необходимости вынесения вердикта.

– Вы тоже так считаете? – спросил председатель снова, обращаясь к собравшимся, которые, каждый по своему, кивком головы или тихо произнесенным словом, выразили свое согласие; все, за исключением старца, чей голос вновь нарушил тишину на собрании.

– Мы давно поняли, что представляет собой этот человек, – сказал он. – Человек, посвятивший себя служению злу, следующий Путем Левой Руки, черный оккультист; и если бы вы спросили меня об этом вчера, я бы проголосовал также. Но можем ли мы утверждать, что этот человек всецело отдан злу, отделенности? Не забывайте, вы судите его за добровольное признание; если бы он не признался, мы никогда об этом не узнали, а он предпочел пожертвовать собой, нежели этой невинной особой. «Нет больше той любви, как ежели кто положит душу свою за друзей своих».[2]

– Влюбленный человек способен на все, – ответил журналист и Лукас вздрогнул, как если бы его коснулись раскаленным металлом. Эти слова, или же презрительная усмешка, с которой они были произнесены, казалось, оживили его; еще некоторое время он постоял так, как если

бы готовился к взлету, а затем его рука потянулась к заднему карману и собравшиеся обнаружили перед собой дуло револьвера.

– Если вам нужен я, то попробуйте заполучить меня, – прорычал он, – Перестрелка – это игра, для которой требуются двое.

И он медленно попятился к двери, глядя на них поверх блестящего дула револьвера.

– Уберите оружие, Мистер Лукас, – холодно сказал председатель. – Мы не станем применять физическую силу.

Загрузка...