Зеленая изгородь перед домом Блейдси самая аккуратная на всей улице. Такой уж он у нас опрятный, брат Блейдс. Наверно, из богатой семьи, но туповат и потому годен только для канцелярской работы. А может, он из рабочих, из тех, кто тянется вверх, но недостаточно активно, и которые все еще почитают аккуратность и послушание за добродетель. Так оно, впрочем, и есть. И это означает, что правила не меняются.
Заворачиваю как бы случайно — вот, проезжал поблизости и все такое. Утро унылое и безрадостное. В воздухе ощущается холодок, но снега, кажется, можно не ждать. Губы у меня немного потрескались, так что пришлось смазать их гигиенической помадой.
Банти, похоже, рада меня видеть. Приглашает войти и включает чайник. На ней толстый свитер из ангорской шерсти, который, однако, не в состоянии скрыть тяжелые, притягивающие к себе внимание груди. Она мрачнеет, когда я начинаю воспевать дифирамбы в адрес моего друга Блейдси.
— Да, конечно, — с ноткой презрения говорит Банти.
Неподходящая она женщина для брата Блейдси. Слишком большая. Очень жаль, но правила везде одинаковые. Она ставит на зеленый пластмассовый поднос чайник, две чашки, молочник и сахарницу. Я уже и забыл, когда мне вот так подавали чай. Каждый раз, когда я собираюсь попить чаю дома, в заварочном чайнике и в раковине обнаруживаются высохшие чайные пакетики, а все это убрать у меня нет ни времени, ни сил. Кроме того, я всегда забываю купить молоко, хотя пиво в холодильнике не переводится.
Делаю глоток и поднимаю брови.
— Он слаб. Да-да, слаб. И бесхарактерный. Никакой твердости! — зло бросает она.
Да, брат Блейдс, похоже, вляпался в дерьмо по уши. Но мне надо поддержать его, потому что порочить приятеля значит проявлять ту самую бесхарактерность, которую так презирает Банти. Вместе с тем, защищая Блейдси, нельзя перегнуть палку. Пусть думает, что я лишь формально на его стороне.
— Клифф — один из лучших, — с вымученной, слегка смущенной улыбкой говорю я, надеясь, что мои усилия не пройдут бесследно.
— Он ваш друг, поэтому вы так о нем отзываетесь, и это хорошо, — отвечает Банти, заглатывая наживку. — Мне так хочется иногда, чтобы рядом был верный друг, человек, на которого я могла бы положиться. А что это за масонское братство, о котором я так много слышу?
Она понижает голос и бросает на меня кокетливый взгляд.
— Ну, надеюсь, вы все же слышите о нем не слишком много.
Я улыбаюсь в ответ.
— Нет, конечно, нет. Просто… такое интригующее название… тайное общество…
— Не тайное общество, а общество тайн.
Я предостерегающе поднимаю палец.
— О… А что, есть какая-то разница?
— Откровенно говоря, не знаю. Мне известно только одно: сейчас, если уж честно, это всего лишь питейный клуб для глупцов, которым нечего больше делать.
— Но вы-то на глупца совсем не похожи, — угодливо замечает она.
Приближается решающий момент.
— Знаете, для меня это возможность встретиться с кем-то, кто не является полицейским. Общение с одними лишь полицейскими утомляет. Мы ведь все время варимся в одном котле. А работа у нас нелегкая, нервная.
— Да… могу представить, с чем вам приходится сталкиваться.
— Вы правы. Но мы справляемся, потому что иного не дано. Такова наша доля, и мы обязаны показывать всем, что мы сильнее, чем они, что мы не согнемся, что мы выдержим все до конца. Как и вы. Вы ведь тоже очень смелая леди. Вы не боитесь противостоять тому извращенцу. Вы показываете ему, что вас не сломить, не запугать.
— Иногда я не чувствую себя настолько сильной… Иногда мне хочется, чтобы Клифф помогал хоть чуть-чуть больше. Он, знаете ли, не тот, за чьей спиной можно спрятаться, не тот, кто может подставить плечо в трудную минуту, — с легкой запинкой изрекает она.
При всей показушной твердости эта жирная телка понемногу сдает, растекается, потому что не может противостоять жару. Жару Брюса Робертсона.
Достаточно двух шагов, чтобы оказаться рядом и взять ее руки в свои.
— Вы заслуживаете того, чтобы кто-то по-настоящему заботился о вас. Такая женщина достойна самого лучшего.
— Спасибо, вы так добры… я… я иногда чувствую себя абсолютно одинокой… у Крейга сейчас трудный возраст… Боюсь, у меня и жизни-то никакой нет… Господи, мне порой становится так жаль себя… и тогда я так ненавижу этого…
Заглядываю в ее глаза.
— У вас еще все впереди. И в вашей жизни будет светить солнце.
— Вы действительно так думаете? — со злостью спрашивает она.
Мне нравится, когда женщины сомневаются. Недоверие почти так же сексуально, как и решительность.
— Послушайте. Я скажу вам кое-что. Нечто такое, что не должен говорить. Нет. Нет…
Я медленно качаю головой и опускаю глаза.
— Что?
Она выпрямляется и смотрит прямо на меня.
— Нет. Я не могу… не должен… Это только усложнит все и испортит… Нет, ни мне, ни вам это в данный момент не нужно.
— Пожалуйста. Скажите, что вы должны сказать. Я хочу, чтобы вы это сказали. Пожалуйста.
Ее пальцы сжимаются вокруг моих.
Пожалуйста. Полиция.
Я резко втягиваю воздух, потом медленно, медленно выдыхаю.
— Хорошо. Я скажу. Меня просто убивает то, что этот психопат делает с вами, потому что… потому что у меня… потому что я испытываю к вам особенные чувства. Ну вот и сказал. Извините.
Я пожимаю плечами и освобождаю руки. Потом поднимаюсь и еще раз вздыхаю. Отворачиваюсь и молчу. Отхожу к окну и развожу тюлевые шторы. На двойной желтой линии как ни в чем не бывало торчит «ниссан микра». Интересно, куда смотрят придурки из службы дорожного контроля?
— Брюс, все в порядке… — слышится слабый голосок у меня за спиной.
Прохожу через комнату и сажусь на диван. Опускаю голову. Закрываю лицо руками. Настраиваю голос на страдальческий тон.
— Ничего не могу с собой поделать… Я все испортил…
— Нет…
Слышу, как Банти поднимается и идет ко мне. Чувствую легкое прикосновение пальцев. Она массирует мою налившуюся кровью, багровую шею и плачет, роняя тяжелые, прерывистые всхлипы.
— Я… я не знаю, что сказать…
Поднимаю на нее глаза и добавляю в голос дрожи.
— Скажите, что ничего ко мне не чувствуете, назовите меня ничтожеством, уродом, который ничем не лучше того извращенца, который донимает вас по телефону…
— Нет… Нет…
— …потому что я именно такой… грязный, отвратительный, больной урод, позволяющий себе так разговаривать с женой друга, с женщиной в состоянии эмоциональной подавленности… с той, которая и сама не знает, что ей надо…
— Нет-нет! Я знаю! Знаю, что мне надо! Знаю, чего хочу! Брюс, я хочу быть с вами!
Я притягиваю ее, усаживаю на колено — черт, ну и тяжела же эта сучка — и поворачиваю к себе покрасневшее распухшее мокрое лицо. Смахиваю пальцем ползущие по ее щекам слезы — получается похоже на то, как работают «дворники» моего «вольво».
— Я сотру слезы с твоего лица, детка, поверь мне. Ты никогда больше не будешь плакать, — нежно шепчу я.
И надо же так случиться, что именно в этот момент в кармане у меня начинает попискивать. Изображаю огорчение.
— «Фокстрот» вызывает БР. Прием.
— Понял, «Фокстрот», прием.
Я издаю усталый стон.
— Уточните местонахождение.
— Кэррик Глен Гарденс, двенадцать, Корсторфайн.
— Пожалуйста, проследуйте в управление.
— Понял, «Фокстрот», уже еду.
Я и уехал, но только после того, как от души отъебал Банти в спальне. Не спеша; в первый раз всегда надо делать все обстоятельно. Я обычно так и поступаю, приглашая новую пташку на уик-энд, балуя ее разминкой, шампанским, взятой на вынос жратвой и подчеркнутым вниманием ко всей той нелепице, которая из нее льется. Обычно трюк срабатывает безотказно, так что в последующие несколько месяцев можно поддерживать легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Самое лучшее — это оттянуть новенькую по полной программе, чтобы она знала, на что ты способен, и впоследствии всегда искала причины разлада внутри, укоряя себя за неспособность пробудить в тебе прежнюю страсть. Хорошие любовники знают, что хорошим любовником надо показать себя только однажды. Прояви способности в первый раз, а потом в принципе делай что хочешь. В конце концов до них доходит, что ты эгоистичный ублюдок, но прозрение наступает обычно после нескольких лет бесплодного самокопания, а к тому времени ты уже получил, что хотел, наелся или потягиваешь другую.
Банти мощная женщина, а Блейдси, судя по всему, с домашним заданием не справлялся. Я думал, меня ждет нелегкая работа, но жирная корова сгорела, не успев и вспыхнуть. Предполагаю, что после Блейдси здесь любой может показаться мастером. Одеваясь, ловлю исходящий из моих штанов запашок. Надеюсь, Банти ничего не заметила. Конечно, надо было надеть новые, те, что я купил перед Рождеством… вот же тупая скотина, какой смысл покупать, если не носишь…
К счастью, ей, похоже, не до таких мелочей, так что мы нежно прощаемся, и я ухожу.
Прибыв в управление, узнаю, что вызывал меня Гас, да и то лишь для того, чтобы сообщить последние футбольные новости.
Подумываю, не стоит ли повторить попытку с Банти, и даже звоню ей, чтобы договориться на завтра, но тут же раскаиваюсь и даю отбой — нельзя демонстрировать такую слабость. Проблема с бабами не в том, чтобы залезть им в трусики, а в том, чтобы потом удерживать их на расстоянии. Иначе жизнь осложняется, что само по себе не так уж и плохо, потому как жизнь без осложнений устраивает только простаков. Впрочем, в моей проблем хватает уже сейчас.
Закончив с (0000 Я скучаю по Другому) на кого бы подрочить. Нахожу (Мне так его не хватает.) и Гари Глиттер.
Я покупаю (Как ты можешь так жить,) и, конечно, те материалы (Брюс? Как можно жить в одиночестве? Мы должны быть с другими, Брюс, ты в своем мире, а я в своем. Как ты мог так поступить с нами?000000000000000000000000000 0000000000000000000000000000000000 000000000000000000000000000000000000)