Девяносто девять бед и майор для круглого счета

17. Степан

Честно говоря, я ощущал настоятельную потребность в дозе барбитуратов или чего позабористей. Но за неимением оного был согласен и на зелье.

Чёрт с ним, один раз живём!

Ксения вытащила из кладовки бутылочку из тёмного стекла. От засургученной пробки тянулись концы шпагата, которые крепились к стеклу такой же красной сургучной печатью с оттиском звездатых звёзд в кругах с письменами. Этикетка из крафтовой бумаги с непонятными символами по краям. Кроваво-красная надпись острым витым шрифтом.

— Это точно успокоительное?

— Обижаешь! — Она протянула бутылочку мне. — Открывай.

Я с трудом разобрал в готических буквах «Для спокойствия и умиротворения». Сразу видно: готовилось не для себя. Со всеми возможными понтами. Повозившись, я всё же вскрыл. Понюхал. Пахло вермутом, но таким… ядрёным! Ксюша поставила мне маленькую стопочку.

— А чокнуться? — намекнул я. Даже если это пресловутое приворотное зелье, то хотелось бы, чтобы обоюдно.

А если нет, то просто за компанию.

Ксюша пожала плечами и поставила рядом вторую стопочку. Тягучая настойка звонко булькнула. На второй бульк с яростным «Мя-я-я!» примчался кот.

— Я вообще про него забыла! — Хозяйка растерянно взглянула на меня. — Представляешь, он где-то забился и до сих пор носу не показывал.

Кот, ни мало не сомневаясь в своём праве, запрыгнул на стол и намеревался сунуть нос в мою стопку, но был схвачен за шкирку и сброшен на пол:

— А ну пошёл вон! Нос не дорос!

— Как не дорос? Усищи уже какие! — пфыкнула Ксюша.

— Усы — это вообще не показатель! У меня вон усов нет, но это ни о чём не говорит!

— Не говорит, — быстро согласилась она. — Но ты-то в любом случае под присмотром взрослого.

От наглости такой в зобу дыханье спёрло, как говорил ас Пушкин. Или не он, но тут котёнок запрыгнул мне на штанину и полез вверх, цепляясь острыми коготками за джинсы и ноги, и авторство бессмертного выражения потеряло актуальность.

— Слушай, я же ему еды не купила! — Ксения утопила лицо в ладони, пока я отдирал рыжего, как хозяйка, котика от своих ног. Судя по ощущениям, с мясом. — А Лев точно не появился? Может, у него корм остался? — Она посмотрела на меня, как Кот из Шрека. — И лоток! И наполнитель!

И кто из нас после этого взрослый⁈

И кто у кого под присмотром?

— Так! Сейчас мы пьём твоё зелье, — я чувствовал, что иначе меня сейчас просто порвёт на части, — и решаем твои проблемы. И твои проблемы, — строго сказал я котику, который притих, пока я держал его за шкирку.

Мы звякнулись стопочками. Пряно-травяной букет настойки ударил по всем рецепторам, которые выжили после встречи со спиртом. Градус у зелья был приличный. Я успел подумать, что креплёный вермут сам по себе неплохое успокоительное, только в больших дозах, но спокойствие обрушилось на меня, как летний ливень на приморский городок. Просто в одно мгновение. Наверное, это должно было вызвать во мне замешательство. Но даже оно не смогло просочиться сквозь бронированную стену умиротворения.

— Впрочем, у меня в холодильнике есть колбаса, — философски сообщила Ксения.

Кажется, её тоже проняло.

— Давай, — согласился я. — Я вообще голоден как собака. — Потом взглянул на рыжика в руке и поправился: — Или как кот.

— Я для кота, — невозмутимо возразила хозяйка.

— Кот обойдется. Ему я кошачьей еды принёс.

— А лоток? — спросила Ксюша тем же тоном.

— А лоток не принёс.

На краю мозга билось, что я и так норму для первого свидания перевыполнил.

Но не пробилось.

Когда я вернулся из прихожей с пакетиками влажного корма, в кухне царил полный покой. На полу стояла пустая стопка из-под зелья, которую вылизывал котёнок.

Ну и что, что гигиена? Котику тоже не повредит немного спокойствия.

Оно настолько меня переполняло, что я был готов поделиться даже с котёнком. Тем более что на столе уже стояло горячее.

Умиротворение его одобряло и обещало после стать ещё умиротворённей.

— В квартире Клыкова не было ни лотка, ни наполнителя, — уведомил я, присаживаясь.

— Несерьёзно он подошёл к вопросу, — отметила Ксюша, выставляя на стол салаты из холодильника.

— Несерьёзно.

— Ну ничего. Котята всё равно сначала промахиваются, — флегматично заметила она, усаживаясь.

— Ничего, — согласился я.

— Появилось ли что-то новое о Лёве? — сменила тему хозяйка в связи с переходом к ужину. Котик уже во всю туда перешёл, но ел неспешно и степенно, как и положено котёнку под действием успокоительного.

— Нет. Вообще ничего нет. Ни про Клыкова. Ни про ваш дом вообще. Он заколдованный, что ли? Вкусно, кстати.

— Вроде нет.

— Невкусно?

— Дом незаколдованный, вроде. Он вообще такой. Со странностями. Ну и жители, конечно, накладывают свой отпечаток.

— Это везде, — согласился я, припомнив настенные надписи.

— Рая из соседнего подъезда любит по лестницам кататься, — поделилась к слову Ксения.

— По перилам?

— Нет, по лестницам. Как эскалатор включает и едет.

— А что, так можно? — Я оторвал взгляд от тарелки.

Моя собеседница пожала плечами и развела руками, дескать, «а кто спрашивает?».

— Удобно, — согласился я. И кататься, и не спрашивать.

— Ага. А Игорёша постоянно промахивается, — пожаловалась Ксения.

— Мимо лотка?

— Нет. Вообще. Это жилец из семнадцатой квартиры, который мусор под окнами Алефтины вывалил.

— Слушай, как можно промахнуться, выбрасывая мусор?

— Сама не знаю. Наверное, пентаграмму криво нарисовал.

— Нет, если человеку, чтобы вынести мусор, нужно нарисовать пентаграмму, то неудивительно, что он потом промахивается, — согласился я и вернулся к еде.

— У Игоря вообще всё через пентаграмму, — поведала Ксения.

Я кивнул.

На первом свидании ни слова о задницах.

…Интересно, это от выражения «порвать задницу на пентаграмму»?

— А Василина квартиры этажами постоянно меняет, — наябедничала рыжая.

— Номера, в смысле? — дошло до меня.

— Не, номера сами меняются. Квартиры. Этажами. — Она перекрёстно поводила ладонями одна над другой.

— Удобно, — снова согласился я. — С этажами. Когда навкалывался, как лошадь на пашне. А вот с номерами неудобно.

— Мы привыкли. Он так шутит.

— Кто? — не понял я.

— Дом.

— Он же не заколдованный?

— Ну. Стёпа, ну кого можно заколдовать в дом? — поинтересовалась Ксения.

И то правда…

— Ксюша, а можно мне ещё немного твоего успокоительного?