Девяносто девять бед и майор для круглого счета

8. Степан

— А ещё… — неслось мне вслед.

— Алефтина Витольдовна, я обязательно к вам зайду. Позже, — пообещал я, свесившись через перила. — Вы всё мне подробно расскажете.

— На чай? — недоверчиво поинтересовалась старушка.

— Почему же на чай?

— Нет уж! Приходите на чай! — воодушевилась она. — Знаете, у меня племянница есть… Золото, а не девушка!

— Она что-то знает о Льве Клыкове? — обречённо спросил я.

— Разузнает! — поклялась домовая и, наконец, скрылась за дверью.

— Без приворотных никак? — Я тоскливо взглянул на спутницу.

— Но зато у вас есть выбор, чьё выпить раньше, — успокоила меня девушка. — Тут, как говорится, кто успел, тот и съел.

И ободряюще похлопала меня по руке, всё ещё лежащей на перилах.

— А кто в тридцать шестой квартире живёт? — Я бросил взгляд на последнюю квартиру на площадке, обойдённую вниманием.

— Герман Францевич. Жрец Анубиса.

— В каком смысле «жрец»?

— А, ну книгу он такую написал: «Жрец Анубиса». Египтолог он. В командировке. Длительной.

— В Египте?

— Где же ещё?

— А жена у него есть?

— Какая жена⁈ Он — ж… египтолог же! — горячо возразила рыжая.

— А что? Топ-модели нынче — чистые мумии!

Ксения польщенно выпятила вперёд свои немумифицированные верхние окружности приятных форм.

Я ещё раз припомнил: точно не пил чая с приворотным, или мне это только причудилось? Теперь я уже ни в чём не был уверен.

— Может, пообедаете, товарищ майор? — засуетилась Ксения, когда мы поднялись на третий этаж. — У меня и борщик свежий. Вчера сварила! Безо всяких добавок, папой клянусь! Для себя готовила.

На слово «борщ» желудок отреагировал положительно. Мозг констатировал, что времени подлить какую-нибудь гадость в еду у моей спутницы не было. А если она всё время будет со мной — то и не будет.

— Я подумаю, — пообещал я. — Что нас ждёт на четвёртом этаже?

— Встреча с прекрасным. Как вы относитесь к поэзии, Степан Борисович?

— К поэзии, в смысле: «Буря матом небо кроет…»? Тьфу ты, там, вроде как-то по-другому было?

— Уже неважно. Звоните, — напарница сделала приглашающий жест к двери с номером «41».

Я позвонил.

— А кто здесь живёт? — уточнил я запоздало.

— Поэтесса, — тоном «кто же ещё?» ответила Ксения.

— Ну это не страшно.

— Как сказать. Как сказать…

В этот момент дверь распахнулась. Причём, уже после звонка, а не до, что, несомненно, говорило в пользу поэтессы!

Не знаю, зачем жильцу из тридцать шестой потребовалось ехать в Египет. Здесь обитала прекрасная мумия. В смысле, образцовая. Высокая, тощая, с торчащими из сарафана острыми, как катана ниндзи, плечами, бледными, с зеленцой, волосами и выдающимся носом, задранным вверх.

— Вы за автографом, дорогие мои? Приходите на творческий вечер! — сходу приголубила нас поэтесса и попыталась закрыть дверь.

— Нет, я из полиции, — показал я удостоверение, раз девушке не хватило моей формы с погонами. — Хочу задать пару вопросов.

— И всё равно, приходите на мой творческий вечер! — оживилась блондинка. — Завтра, в семь вечера, в нашем коворкинге на первом этаже! Думаю, мы сможем организовать для вас свободное место. Мы за сотрудничество с властями! — Она мелко кивала головой, будто клевала носом.

— Если буду свободен, — ответил я, чтобы не расстраивать блондинку. Так-то я по стихам не очень, прямо скажем. — Скажите, пожалуйста…

Девица остановила меня жестом.

— Минутку. Вдохновение… — Она приложила два пальца ко лбу и прикрыла глаза: — Сегодня меня посетил полицейский, И я испугалась внезапно недетски. Сурово взглянул на меня он, а я Присела, не в силах понять… — тут её подвывающий голос стих, и глаза беспомощно распахнулись. — Не в силах понять…

Она смотрела на меня, будто в поисках рифмы. Но, боюсь, самый очевидный вариант ей бы не понравился.

— Вам нечего бояться, если вы не делали ничего противо…

— … Ничего! — воскликнула блондинка торжествующе. — Бессильно взглянула я на него, Не в силах понять ничего, ничего…

Она развела руки в стороны, будто ждала бурных, продолжительных аплодисментов.

— Чтобы вы что-то поняли, предлагаю дослушать вопрос до конца. Как вас зовут?

— Мирослава Лесная. Поэтесса. — Тут зеленоватая блондинка повернула лицо в полупрофиль, видимо, считая, что в таком ракурсе она выглядит лучше. — Правда, прямо как Ахматова?

Я неопределённо пожал плечами:

— Когда вы в последний раз…

Девица вновь заткнула меня поднятой ладонью и приложила пальцы к переносице, будто у неё внезапно заболела голова.

Может, и заболела.

Кто их, этих творческих натур поймёт?

— Меня заподозрил он в страшных грехах. А ведь не «ох», а я ведь ни «ах»! Он будет сейчас приговор объявлять, — трагически продолжила она. — А мне и сказать-то нечего…

И тут она снова зависла.

А мне очень захотелось закончить в рифму.

— Я не выдвигаю никаких обвинений!

— В ответ! — засияла она. — Он спросит: скажите, сколько вам лет? Загадочно я промолчу лишь в ответ.

Она вновь выжидающе взглянула на нас с Ксенией. Ксюша держала лицо. Но удавалось ей это с трудом.

— Когда вы в последний раз видели… — Я снова начал вопрос.

— Вы — моя Муза! — в глазах блондинки забрезжило нечто, напоминающее влюблённость. — Товарищ майор, вы не пачкайте карму, Не стойте у входа, подобно жандарму. Скажите, прошу, что нас ждёт, наконец, Неужто пришёл мне, подруги…

Да. Именно он. Только не ей, а мне.

— «Финал»! Да, конечно, же «финал»! — не желая замечать выражение моего лица и вообще ничего вокруг, возопила девица. — … Во мне он судьбу свою точно узнал, И ждёт нас, я верю, счастливый финал! Вы непременно должны прийти на мой творческий вечер! Я скажу, что эти стихи посвящены вам!

Если честно, я бы лучше выпил приворотное.

— Когда вы в последний раз видели Льва Клыкова из квартиры тридцать восемь? — наконец успел выпалить я.

— У Ядвиги спросите. Я… У меня вдохновение!.. Муза!.. — она отправила мне воздушный поцелуй. — Являйся ко мне почаще!

И захлопнула дверь.