— Подождите здесь, — велел лейтенант Маршалл, и Мэтт послушно остался в темном коридоре, а детектив вошел в кабинет. Изнутри послышалось щелканье телефонного диска, а затем — непривычно почтительный голос лейтенанта.
Вокруг царила тишина — не холодное молчание смерти, но обыкновенное безмолвие дома, все обитатели которого заснули. Даже не верилось, что несколько часов назад в это мирное место проникли насилие и ужас.
Мэтт закурил и попытался сосредоточиться на тайне кабинета, куда проник некто в желтом одеянии, убил Харригана и исчез, как будто никогда здесь и не был. Но к тому моменту как лейтенант открыл дверь, которую за время их отсутствия какой-то безымянный плотник из числа полицейских привел в относительно рабочее состояние, он не успел придумать ничего лучше откровенно абсурдной версии о потайном ходе.
— Заходите, — приказал Маршалл и помедлил, как бы обдумывая, что сказать. Наконец он продолжил: — Я говорил с Майком Джорданом. Я знаю его много лет — хорошо знаю. Если он считает, что человеку можно доверять, я верю ему на слово. Вы, кажется, поладили с ним, когда участвовали в программе, и бог с ним, с розовым листком.
— С Джорданом было здорово работать.
— Поймите меня правильно, — поспешно добавил лейтенант. — Это не значит, что теперь вы ангелочек с крыльями и нимбом, на котором написано “Невиновен”. Но теперь я могу без особой опаски использовать вас в своих целях.
— В каких целях?
Маршалл снова занял место перед камином.
— Родственники, — назидательно произнес он, — знают друг о друге чертовски мало. Если хотите получить совершенно ложный, искаженный до неузнаваемости образ человека, ступайте к его ближайшим и дражайшим. Стоило мне приняться за какое-нибудь дело, и через неделю я знал о каждом из участников больше, чем все они, вместе взятые. Мы видим людей без прикрас. Видим самую суть, без побрякушек, которыми они обрастают в повседневной жизни. Но на это все же нужно время. Примерно неделя, как я уже сказал. В данном случае у вас есть преимущества полицейского — вы вошли в семью беспристрастным наблюдателем и видели их всех в радости и в горе. Вы смотрите со стороны и вдобавок опережаете нас нa два дня. Вы пробыли здесь слишком недолго, чтобы оценить каждого из членов семьи, но видели достаточно, чтобы узнать больше нашего. Поэтому я, честно говоря, предпочел бы иметь вас под рукой. Буду излагать вам свои мысли вслух, а вы — мне. Вы будете чертовски полезны, если не откажетесь… — Лейтенант снова замолчал и пристально взглянул на Мэтта. — Договорились?
— Договорились.
— Вот и славно. Давайте проведем небольшое совещание. Я не прошу показаний. Просто хочу поговорить. Скажите все, что думаете, спросите обо всем, что желаете знать в пределах здравого смысла, а я отсею. Если мы наткнемся на что-нибудь жизненно важное, потом сделаете формальное заявление. Нынешний разговор строго конфиденциален.
— Я начну с вопроса. Значит ли это, что, по-вашему, преступление совершил член семьи?
— Черт возьми, Дункан, я не знаю. Чтобы ответить, мне самому надо задать немало вопросов.
— Неприятное предположение, — задумчиво произнес Мэтт.
— Убийство вообще неприятная штука. Разве оно лучше или чище, если убийца никак не связан с жертвой, ну или, в крайнем случае, у них строго деловые отношения? Разве извращенец, который из любопытства убивает постороннего человека, или бизнесмен, который избавляется от партнера ради собственной выгоды, порядочнее дочери, которая убивает отца, потому что с ним невозможно жить? Нет, Дункан. Если мы намерены расследовать это дело, извольте уяснить себе, что убийца есть убийца. Нет никаких степеней убийства, кроме тех, что признает закон, и я имею в виду именно закон, а не капризы бестолковых присяжных. Убийство… — Маршалл вдруг замолчал и как будто смутился. — Простите, Дункан. Я участвовал в дебатах в Оксфорде. Прилипчивая привычка.
— Валяйте дальше, — Мэтт ухмыльнулся. — Мне это нравится больше, чем ваш официальный стиль.
Маршалл рассмеялся.
— Если бы вы знали, каких усилий мне стоит постоянно скрывать, что я когда-то, прости господи, был членом “Фи-бета”! Ну ладно. Насчет вас я могу не беспокоиться. Буду говорить что хочется, не задумываясь о том, кто взял слово — полицейский детектив или стипендиат Родса.
— Но все-таки, — настаивал Мэтт, — вы думаете, что мы имеем дело с преступлением по личным мотивам, которое произошло в недрах семьи?
— Я уже сказал, что не знаю. Не важно, каких результатов добилась научная криминология, не важно, сколько улик и на что они указывают. Первое, что нужно выяснить детективу: кто желал смерти жертвы? Мотив указывает на преступника гораздо точнее, чем наличие средства или возможности. Все вертится вокруг старого доброго cui bопо[11]. (Если капитан Гардинг услышит от меня хоть одну латинскую фразу, я лишусь значка.) Что касается данного дела, жертвой пал человек, чей образ жизни наводит на мысль о двух совершенно разных мотивах. Во-первых, он был богат, во-вторых, разоблачал преступников. Если речь о богатстве, мотив есть у любого члена семьи, и мы вправе так думать, пока не оглашено завещание.
— Да бросьте, — перебил Мэтт. — Это же глупо. Конечно, кое-кто способен убить дальнего родственника из-за наследства, но застрелить собственного брата или отца…
Маршалл вздохнул.
— Ваша беда в том, что вы верите в человечество. Если бы вы повидали женщину — между прочим, очаровательную, — которая застраховала жизнь трех своих детей, а потом отравила их одного за другим, чтобы должным образом содержать любовника…
Мэтт сдался:
— Будь по-вашему. Я по-прежнему не верю, но… продолжайте.
— Так. В одну группу подозреваемых входят все, кто имел шанс разбогатеть после смерти Харригана. Другую составляют преступники, сектанты-вымогатели. Кто-нибудь из них мог убить его либо в отместку за прошлые разоблачения, либо чтобы предотвратить будущие. Убийство могло случиться по любому из двух поводов, и любые ваши догадки на сей счет не хуже моих.
— Если мотив нас подведет, как насчет орудия и возможности, о которых вы упомянули с таким пренебрежением?
— Много толку от этого орудия! Вулфа Харригана застрелили из пистолета, который вы отобрали у Свами. Да, мы проверили серийный номер. Пистолет официально продали Герману Зюсмаулю примерно год назад. Зюсмауль заявил, что ему угрожали, и умудрился добыть разрешение. Наверное, не обошлось без взятки. Баллистическая экспертиза закончена. Никаких сомнений — именно это и есть орудие убийства. И что дальше? Вы отдали пистолет Харригану вечером в пятницу. С тех пор никто его не видел. Вероятно, Харриган держал оружие в столе, а потом, возможно, зачем-то вытащил, например пересказывая пятничные события. В общем, орудие убийства ни о чем нам не говорит.
— Есть еще один вариант.
— Кажется, я догадываюсь. Не исключено, что Харриган вернул пистолет Зюсмаулю вечером в пятницу, когда вы ушли, и значит, виноват Зюсмауль. Так. Вы представляете себе, чтобы Харриган, да и любой другой человек, в подобных обстоятельствах сказал: “Ты забыл свой пистолет, дружище. Загляни как-нибудь еще разок, и, надеюсь, тебе повезет”? Представляете?
— Нет.
— Значит, пистолет пролежал здесь, возможно в этой самой комнате, все выходные. Тот, кто имел доступ к Вулфу Харригану, имел доступ и к пистолету. Иными словами, возможность дает и средство. Два пункта, по сути, представляют один.
— Так как насчет возможности?
— О ней вы знаете не больше остальных. Давайте ненадолго отложим вопрос, как убийца выбрался из комнаты, и мы останемся перед фактом: войти мог кто угодно. То есть кто угодно, кого Вулф Харриган пожелал бы впустить. Мисс Харриган сначала беседовала с монахинями, а потом в одиночку спустилась вниз. Джозеф слонялся по дому и вокруг. Кухарка не может сказать наверняка, но, возможно, прошло некоторое время между той минутой, когда Конча покинула лужайку, и той минутой, когда она появилась на кухне. Артур сидел у себя в комнате. Никто не видел дверь кабинета, которая выходит в коридор. Любой посторонний, знавший про черный ход, мог незаметно проскользнуть там — разумеется, если Вулф пожелал бы его впустить. Наличие возможности даже не ограничивает нам круг членами семьи, хотя бы с первого взгляда и казалось именно так. Никто, даже слуги, не припоминает поблизости никаких подозрительных лиц, но убийцы обычно предпочитают не показываться на глаза.
— Итак, к чему мы пришли?
— Абсолютно ни к чему.
— Впрочем, мы знаем одно лицо, которое явственно намеревалось посягнуть на жизнь Вулфа Харригана.
— Два, — поправил Маршалл, — если считать Агасфера и Девятью Девять. Но вам по-прежнему нравится версия о Зюсмауле, не так ли? Ладно. Посмотрим. Сегодня его приведут. Завтра поглядим, что удастся вытянуть из Свами.
Мэтт подскочил.
— Что это?
В дверь снова тихонько постучали. Осторожно, положив правую руку на рукоятку служебного пистолета, Маршалл отворил.
В коридоре стоял один из оставшихся на дежурстве полицейских, с запиской.
— Чуть не забыл, сэр. Это вам оставила монахиня.
Примерно в то же самое время сержант уголовной полиции Краутер стоял в неопрятной разоренной квартире. Окна распахнули в холодную ночь, как только сержант вошел, но тошнотворный запах дешевого ладана по-прежнему наводнял комнату.
В столь тщательном обыске не было нужды. Краутер быстро понял, что Свами Махопадхайи Вирасенанды нет в его привычном обиталище. Но жена сержанта питала слабость к предсказателям будущего (к счастью, не таким дорогим), и Краутер испытывал злобное и не вполне профессиональное наслаждение, устраивая в жилище Зюсмауля хаос.
Наконец он, сияя, обернулся, обозрел вред, который нанес роскошной мебели и удовлетворенно произнес:
— Его тут нет.
Домовладелица поплотнее запахнула халат.
— Я вам уже пять раз сказала. Он не появлялся с прошлой пятницы. Ушел и не вернулся.
Она беспокойно взглянула на себя в зеркало в золотой раме и увидела пятнышки кольдкрема, в спешке стертые не до конца.
— Теперь вы наконец уйдете?
— Откуда вы знаете, что Зюсмауля не было дома? — настаивал Краутер. — Вряд ли вы видите, как приходит и уходит каждый жилец.
— Я… я за ним наблюдала, — с вызовом сообщила хозяйка.
— Вот как! — Краутер так и вцепился в нее. — Он задолжал за квартиру? Соседи жалуются?
— С вами — прекрасный жилец, — с негодованием ответила женщина. — От него никаких неприятностей. Он не только платит точно в срок, но и бесплатно гадает мне на чернилах, даже на фиолетовых. Если бы вы только знали, офицер, сколько счастья может такой человек привнести в жизнь женщины, вы бы перестали гоняться за ним из-за всяких глупостей.
— Счастья! — сержант фыркнул. — Леди, если бы вы только знали…
Он замолчал. Предпочтения жены хоть и лежали на нем тяжелым бременем, но не имели отношения к делу.
— Зачем вы следили за жильцом?
Хозяйка отвернулась и безуспешно попыталась стереть крем рукавом.
— Ну же. В чем вы заподозрили Зюсмауля? Отвечайте.
— Не сомневаюсь, что у Свами наверняка была какая-то серьезная причина, но все-таки я слегка забеспокоилась. В конце концов, у меня приличный дом…
— К делу, леди.
— Он… Я увидела Свами в коридоре, и он подтягивал пояс… Он не знал, что кто-то за ним наблюдает… и… и… я заметила пистолет.
Сержант застонал. Столько труда, чтобы выяснить то, что они и так уже знали.
— Ладно, — сказал он. — Я ухожу. Но учтите, если этот подлец появится, а вы не позвоните в полицию, вас обвинят… — он помедлил и наконец нашел достаточно выразительный термин, — в укрывательстве преступника.
Хозяйка с откровенным облегчением открыла дверь. Но сержант задержался на пороге.
— Когда в последний раз в квартире Зюсмауля прибирали?
— Утром в пятницу.
Сержант задумчиво посмотрел в пепельницу. Половина содержимого представляла собой обычные коротенькие окурки. Зато другие достигали в длину почти двух дюймов и были согнуты пополам.
Лейтенант Маршалл развернул записку монахини, быстро прочел и передал Мэтту. Она гласила:
Уважаемый лейтенант, пожалуйста, не сочтите мою просьбу необдуманной. Харриганы и доктор Мэгрюдер могут подтвердить, что я не подвержена случайным прихотям. Я прошу вас проверить, нет ли отметин от дротиков на других папках и переплетах книг, помимо папки с именем Агасфера. Я не стану умалять ваш профессионализм, излагая причины, приведшие меня к этой просьбе. Более того, я боюсь, что поступаю чересчур бесцеремонно, потому что вы, несомненно, уже обыскали кабинет.
— Что она хочет сказать? — уточнил Мэтт.
— Что я идиот. Сестра Урсула слишком вежлива, чтобы выразиться прямо. Но она права, я действи тельно идиот. Даже когда я выслушал вас, то не подумал поискать другие отметины от дротиков. Ну, Дункан, вот ваш шанс побыть полицейским. Мы начинаем охоту.
Труд был медленный и долгий. Лейтенант вытащил из кармана увеличительное стекло, а Мэтт взял лупу со стола. Они тщательно изучили корешки всех папок в шкафу, стоявшем под мишенью. Лейтенант преждевременно испустил крик радости, но тут же с досадой фыркнул и запихнул папку обратно.
— Что там? — спросил Мэтт.
— Я уж думал, что кое-что нашел. Дырка в корешке папки с именем Свами Зюсмауля. А потом я вспомнил пятничную историю. Разумеется, этого и следовало ожидать.
— Дырка только одна?
— Да.
Мэтт тоже обнаружил дырку — как ни странно, не на папке, а на переплете исторического сочинения в соответствующем шкафу. Лейтенант взглянул на книгу и с пренебрежительным смешком оттолкнул ее. Но после тщательного осмотра оказалось, что это единственный том, который носил на себе красноречивую отметину.
— Книга должна находиться в первом шкафу, — задумчиво сказал Маршалл. — Все другие слишком далеко, чтобы хорошенько прицелиться, а бросить дротик под углом почти невозможно. И все-таки больше ничего мы не нашли… — Он открыл титульный лист и прочел: — “Правление Вильгельма Второго, короля Англии, а также заметки об истории английской церкви в период Первого крестового похода”. Тоже мне открытие. Вероятно, Харриган тренировался — проверял, сумеет ли он попасть в книгу так, чтобы дротик удержался.
— Теперь, когда я выполнил свое первое полицейское задание, может быть, вы объясните, чем именно я занимался? — спросил Мэтт. — Почему мы искали еще одну книгу с дыркой от дротика?
— Это же очевидно. Я бы и сам мог догадаться. Предположим, кто-то хочет подставить Агасфера. Иными словами, вам намеренно позволили увидеть желтое одеяние. Так. Значит, дротик — ложная улика, и его воткнул в папку с именем Агасфера сам убийца. Но мы не исключаем, что Харриган тоже бросил дротик — туда, где ему надлежало быть. Например, если бы мы нашли вторую дырку в папке Свами, то сделали бы вывод, что Харриган указал на Свами, а Зюсмауль вытащил дротик и воткнул в папку с именем Агасфера.
— Вы думаете, что Агасфера хотят подставить?
— Опять вопросы. Я думаю вот что — либо он виновен, либо кто-то желает ему зла. Расхаживать в желтом одеянии способен либо Агасфер, либо тот, кто всеми силами пытается спихнуть вину на него. То же самое касается дротика.
— Но алиби Агасфера…
— Да, да. Сто восемь человек видели человека в желтом одеянии в Храме Света. Вы с Джозефом видели человека в желтом одеянии здесь. Кто видел Агасфера, хоть когда-нибудь? Все любуются только хламидой да бородой!
— Мы даже бороду не видели.
— Что? Здесь витало чисто выбритое астральное тело?
— Не знаю. Голова была повернута в другую сторону, лицо заслонял капюшон. Мы видели только одеяние.
— Так. Не знаю, плюс это или минус… Ей-богу, Дункан, я еще никогда не встречал алиби, которое так легко проверить и так трудно опровергнуть. Каждый из ста восьми адептов поклянется на Евангелии от Иосифа, что видел в тот вечер Агасфера. На самом деле они видели какого-то человека в Агасферовой одежде, но поди это докажи. Если бы я только мог выяснить, кто такой Агасфер на самом деле…
— Ну так арестуйте его и разденьте.
— Да? Черта с два. Он найдет себе адвоката, прежде чем мы успеем внести соответствующую запись в протокол. Мне нужна ваша помощь, Дункан.
— Моя? Но зачем?
Маршалл взял со стола исписанный лист.
— Видели?
Мэтт посмотрел.
— Нет. Вероятно, написано в тот же вечер.
— Прочтите.
Он прочел:
Личность этого шарлатана Агасфера и истинная природа сил, которые стоят за ним и от имени которых он действует, по-прежнему остаются загадкой. Проповедуемая Агасфером нелюбовь к официальным религиям и всем либеральным философиям (здесь он превосходит даже почтенного Мартина Диаса и преподобного отца Кофлина) указывает, что его учение, возможно, преследует политические цели.
Агасфер — превосходный оратор. Напрашивается подозрение, что он нанят именно в этом качестве и что руководит им какое-то неизвестное нам дитя Света. Мои собственные догадки касательно загадочного дитяти настолько неприятны и, к сожалению, необоснованны, что до определенного времени они должны остаться известными только мне.
— Он кого-то подозревал, — подытожил Маршалл. — А вы были его доверенным помощником. Ну?
— Харриган о чем-то думал. Вечером он сделал несколько загадочных замечаний… Господи, я помню. Он сказал, что есть какие-то секретные заметки, которые он не показал никому.
— И чего мы ждем? — Маршалл решительно указал на заваленный бумагами стол.