Когда Мэтт проснулся в воскресенье (на Пасху, если верить Агасферу), то сначала не понял, где находится. Потом он увидел мишень для дротиков и вспомнил. Он лежал на кушетке, как Свами Зюсмауль. Кто-то заботливо накрыл его одеялом.
Мэтт закурил и начал восстанавливать события минувшего вечера: скучное собрание, которое превратилось в безумную феерию с наложением заклятия, возвращение к Харригану и несколько часов напряженной работы. Вулф Харриган, пылая энтузиазмом, показывал новому помощнику свои записи, содержимое папок и материал, который предстояло обработать. Восхищение постепенно сменилось усталостью. Последнее, что помнил Мэтт, — как он сидел на кушетке, а Вулф читал отрывки из Евангелия от Иосифа, полнейший бред. Якобы Христос в качестве посланца ессеев провел семь лет в Индии и Тибете, изучая секреты Древних.
Видимо, это была последняя капля. Мэтт посмотрел на часы. О господи, уже два. Впрочем, он, измученный, наверняка заснул не раньше пяти.
Дверь открылась, и вразвалку вошел Артур Харриган.
— А где отец? — поинтересовался он.
— Не знаю. Я только что проснулся.
— Ничего себе. — Артур взглянул на гостя с восхищением. — Вы никак вытащили папашу проветриться? За последние десять лет никому это не удавалось.
— Мы работали.
— Ага, работали. — Артур многозначительно ухмыльнулся.
— Сигаретку?
— Спасибо. У меня закончились, а до магазина далеко. — Артур плюхнулся на стол. Сигарета свисала с нижней губы. — Вы здесь как белая ворона, — неторопливо проговорил он.
— Почему?
— Вы нормальный человек. Ничто земное вам не чуждо. А мы — все Харриганы — слишком богаты, чтобы быть хорошими людьми, и слишком религиозны, чтобы быть дурными. Мы висим между небом и землей. Впрочем, берегитесь нас. Особенно Кончу.
— Почему?
— Может быть, именно вас ей и недостает, только она еще не поняла. Позавчера девочка собиралась стать святой. Сейчас она подавлена — и тут появляетесь вы. Одеты черт знает как, безобразны как смертный грех. Но у чертей и у греха можно найти свои плюсы, особенно в восемнадцать лет. Так что берегитесь.
Мэтт нахмурился.
— Не знаю, что вам сказать, Харриган. С вашей стороны странно так отзываться о родной сестре.
— Да неужели?
Боковая дверь бесшумно открылась, и показалась седая голова Вулфа Харригана.
— А, вы встали, Дункан. Прекрасно. Хотите есть?
— Слушай, пап, — перебил Артур. — Мне надо с тобой поговорить.
— И я снова скажу нет, — ответил Вулф. — Дункан, что вы обычно едите на завтрак?
— Значит, завтрак Дункана важнее, чем моя жизнь?
— Не преувеличивай.
— Что ты со мной творишь? Думаешь, я намерен всю жизнь сидеть на заднице ровно и просто быть сыном Харригана? — Артур скомкал и отшвырнул сигарету. — Я хочу зарабатывать сам. А они готовы меня принять за пять штук, в смысле тысяч. Лучше десять, но они согласны и на пять. Отсутствия пяти тысяч ты даже не заметишь, пап.
— Я замечу, чем ты занят.
— Послушай, пап…
— Нет.
Артур помедлил. Бессильная ярость даже заставила его выпрямиться.
— Ну ладно. Решено. Сегодня вечером я скажу парням, что я папин хороший мальчик, а они пусть катятся к черту. Но теперь между нами все кончено, учти. Для кого-то там ты “неплохой человек”, но сердца у тебя нет. И если кто-нибудь пошлет тебе еще одно проклятие, я присоединюсь.
Он быстро вышел.
— Он хочет “сам зарабатывать”! — Вулф Харриган фыркнул. — Знаете, во что он решил ввязаться? В игорный бизнес. Артур постоянный клиент в одном казино. Я об этом знал, но что тут поделаешь? Наконец хозяева решили выкачать побольше денег другим путем. Предложили ему стать “партнером” — и тогда они обчистят и Артура, и меня, если только дотянутся. И он еще говорит о праве жить самостоятельно!
— Значит, Девятью Девять попали в газеты? Ничего себе реклама.
— Нет. Не попали. Ни слова. С чего вы взяли?
— Артур о них упомянул в своей блистательной речи. “Если кто-нибудь захочет послать тебе еще одно проклятие”. А я думал, вы решили не рассказывать семье о вчерашних событиях.
— Я и не рассказывал. Побоялся, что после истории со Свами они перепугаются.
— Тогда откуда Артур узнал про Девятью Девять?
— Понятия не имею, — медленно ответил Вулф Харриган.
— Хотите еще? — спросила Конча.
Мэтт покачал головой и промычал “спасибо”, дожевывая пятый тост.
— Никто здесь не ест тосты, а мне так нравится смотреть, как они выпрыгивают из машинки. Ну пожалуйста, можно я поджарю вам еще один?
Мэтт наконец прожевал.
— Только если мне не придется его есть.
— Вы просто душка.
Девушка отрезала кусок хлеба, сунула в тостер и нажала на рычажок.
Если бы Конча ходила с утра на мессу, она уж точно не надела бы черные брюки и ярко-красный свитер. Особенно свитер. Сегодняшняя Конча ничем не походила на вчерашнюю — уже не дитя и не призрак, а восхитительное сочетание девочки и женщины.
— Скажите, — потребовала она, — вы собираетесь здесь жить?
— Господи, нет, конечно. С какой стати?
— Вы все выходные тут. Кстати, было бы неплохо.
Мэтт допил томатный сок.
— Вы очень любезны.
— Нет, правда! Я бы так хотела, чтобы тут жил кто-нибудь помоложе, кроме Артура. Он такой дурак. — А Грегори?
— Тоже дурак, только на другой лад. А вы… вы не такой. Вы живой и настоящий, как… — голос Кончи чуть изменился, — как папа.
— Ваш отец, — Мэтт решил сменить тему, — самый замечательный человек, какого я только встречал за много лет. Он заставляет меняться. Рядом с ним хочется чувствовать, действовать и работать так же энергично, как он. Мистер Харриган творит великие дела. Сначала я относился к своим обязанностям как к обычной работе, но теперь начинаю понимать…
Девушка слегка надулась.
— Не хочу говорить о папе. Давайте поговорим о вас.
— Хотите побывать на самом дне, мисс Харриган? Жизнь без прикрас…
Она поморщилась.
— Не говорите глупостей. И, пожалуйста, зовите меня Кончей, мне так больше нравится. Знаете, как мое полное имя? Мария Консепсьон Харриган Пелайо. Правда, здорово?
Даже “Харриган” в ее устах прозвучало по-испански плавно.
Мэтт улыбнулся.
— Вы славная девочка, Конча.
Она внезапно поднялась. Глаза гневно блеснули, грудь затрепетала.
— Не говорите так! Я не девочка. Мне почти восемнадцать. Разве я похожа на ребенка? Я вижу ваши глаза. Знаю, что вы так не думаете. Я вовсе не чувствую себя девочкой, потому что знаю кое-какие вещи… ужасные вещи, которые не должны знать дети! Я держу их в себе, как подобает женщине, и мучаюсь! Я не ребенок! Не ребенок!
С легким щелчком тост выпрыгнул из машинки, как бы поставив точку. Конча постояла несколько секунд неподвижно, кривя алые губки. Затем повернулась и выбежала из комнаты. Мэтт так и не понял, смеялась она или плакала.
Впоследствии он часто пытался припомнить события этого воскресенья, но люди и их перемещения ускользали из памяти. Конча скрылась после сцены за завтраком, и Мэтт не знал, куда она ушла. Артура послали за сестрой Урсулой и сестрой Фелиситас, и молодой человек повиновался, невзирая на недавний мятеж. Оказалось, что тетя Элен простудилась во время ненастных выходных и не смогла поехать в монастырь для необходимых деловых переговоров касательно каких-то благотворительных дел, поэтому монахини получили особое разрешение. Мэтт подумал, что сестры ордена Марфы из Вифании ведут необычайно свободный образ жизни. Он-то считал, что все монахини живут в строгом уединении, и даже разговаривать с ними можно лишь через железную решетку.
Затем появился Р. Джозеф (в его обыкновение входило обедать по воскресеньям с родными). Он обнаружил, что поговорить ему не с кем, кроме Артура, и удалился безутешный.
Большую часть времени Мэтт провел, запершись в кабинете вместе с Вулфом Харриганом (запершись в буквальном смысле) и изучая подробности, которые остались неизвестны накануне.
— Я боюсь, — с легкой улыбкой сказал Вулф, — что пятничный инцидент встревожил меня сильнее, чем хотелось бы. Свами чересчур легко открыл стеклянную дверь. Теперь створки заперты сверху и внизу. Остальные двери тоже. Конча говорит, я умру от нехватки свежего воздуха, но я ручаюсь за выносливость континентальных рас.
Наконец Вулф решил, что вводная часть окончена.
— Думаю, вы получили приблизительное представление о том, чем мы будем заниматься. Самый важный пункт на повестке дня, как вы уже, наверное, поняли, — дети Света. Они очень решительно настроены. Они обретают влияние и намерены пустить его в ход. Вчерашняя история про советский бомбардировщик нелепа, но очень показательна. Политические намеки, все более прямые, чаще и чаще проникают в послания Древних. Нам нужно установить личность Агасфера и выяснить, кто заправляет этой лавочкой.
— А вы пока не знаете?
— Не то чтобы совсем… У меня есть некоторые предположения, но… честно говоря, Дункан, я не откроюсь даже вам. Вы не видели последних заметок. Но однажды вы их прочтете — надеюсь, получив из моих рук.
— Что вы имеете в виду? А из чьих же еще?
Вулф снова принялся бросать дротики.
— Я имею в виду всего-навсего следующее: вчера ночью, когда вы заснули на кушетке, я собственноручно написал дополнение к завещанию, назначив вас моим литературным душеприказчиком.
— Меня?
— Да. За два дня вы узнали о моей работе больше, чем вся семья, вместе взятая. Да и вам она, полагаю, интереснее. Когда я умру, заметки и документы будут переданы в ваше распоряжение. Пользуйтесь ими как угодно. Если только я не ошибся в своем суждении, вы не употребите их во зло. И я предупреждал, — резко добавил он, едва Мэтт открыл рот, — как отношусь к благодарственным излияниям. Посмотрите, кто там в коридоре.
Мэтт повернул ручку, отпер дверь и увидел Кончу. Она снова переоделась — на сей раз в яркое клетчатое платье с притворно скромным черным бархатным корсажем. В этом наряде она выглядела самое большее на четырнадцать.
— Окажите мне услугу, — попросил Мэтт. — Не меняйте обличья так быстро, а то я не успеваю привыкнуть.
— Женщины так ненадежны, — пропела она. — Ничего, привыкнете. Правда, папа?
— У него нет иного выбора, если мы собираемся вести здесь мирное существование. Что ты хотела, Конча?
Она указала пальцем.
— Я пришла за ним.
— И только-то? Ладно, дорогая, мы уже закончили. По крайней мере, на время. Можешь его забрать.
— Эй! — возразил Мэтт. — Вы вообще слышали о тринадцатой поправке? Я вам что, собственность?
Конча нахмурилась, как покупатель, оценивающий очередной лот на аукционе.
— Он сильный, масса Харриган, здорово сильный. Сможет копать землю?
— А то, мисси, — ответил Вулф.
— Сможет собирать хлопок и сажать картошку?
— А то, мисси.
— Умеет играть в крокет?
— А то, мисси, — сказал Мэтт.
— Заворачивать не нужно, заберу прямо так. — Конча взяла Мэтта под руку и со смехом увлекла прочь.
Конча окончательно развеселилась. Мэтт, отчаянно стараясь приспособиться к постоянно меняющемуся настроению девушки, начал чувствовать себя гораздо старше своих двадцати семи. Он признал, что людям, которые много лет не брались за крокетные молотки, не следует на вопрос, умеют ли они играть, беспечно отвечать: “А то, мисси”.
Но все же игра доставляла ему удовольствие. Крокетная лужайка, на которой Мэтт боролся с незнакомцем в плаще, расстилалась прямо под дверями кабинета. День выдался теплый, жаркие вечерние лучи отражались от обращенных на запад стекол. Приятно было провести время на свежем воздухе, на солнце, с такой милой, хоть и крайне непредсказуемой девушкой. По здравом размышлении Мэтт таки решил, что она, несомненно, мила.
С самого начала он безнадежно проигрывал. Конча откровенно злорадствовала, загоняя его мяч на край площадки; она, как правило, достигала колышка, прежде чем Мэтт успевал проделать полпути. Но, хотя он и проявил себя полным неумехой, ему стало жаль прерванной игры, когда к ним присоединился Р. Джозеф Харриган.
Джозеф, очевидно, скучал. Весь день ему не с кем было поговорить (Артур вряд ли мог считаться отзывчивым собеседником), а Джозеф любил поболтать. Мэтт, видимо, показался многообещающим слушателем, поскольку адвокат так и набросился на него.
И изрядно наскучил. Конча постояла немного, нетерпеливо постукивая молотком, но наконец сдалась и шмыгнула в дом через заднюю дверь, незаметно для Джозефа, который объяснял Мэтту, кого недостает в Верховном суде.
Они сидели на скамейке, по ту сторону крокетной лужайки, напротив дверей. Мэтт рассеянно заметил, что Вулф не включил свет, хотя солнце уже заходило. Последние ослепительные лучи били прямо в незанавешенное стекло.
Мэтт отбросил ногой крокетный шар и снова переключился на Джозефа. Мало-помалу он начал сознавать, что к словам этого человека и впрямь стоит прислушаться. Можно абсолютно не соглашаться с позицией оппонента и тем не менее с уважением и интересом следить за убедительным ходом его мысли. Именно так и произошло с Мэттом. Большую часть рассуждений Джозефа он отмел бы как обыкновенную ретроградную болтовню, исходи они от кого-нибудь другого, но в Джозефе он ощущал непоколебимую прямоту, которая его впечатляла. Он стал прислушиваться внимательнее и отвечать, а иногда даже, к собственному изумлению, соглашаться. Несмотря на вид и манеры политика-плутократа, в Р. Джозефе Харригане чувствовались та же сила и целеустремленность, которыми Мэтт так восхищался в Вулфе.
— Говорите что угодно, сэр, — возразил он, — про неэффективность и плохую организацию художественных программ УОР. Я участвовал в одной такой, поэтому могу порассказать больше, чем вы когда- либо слышали. Но все-таки вы должны признать необходимость и ценность…
Он вдруг замолчал.
— Продолжайте же, молодой человек. — Р. Джозеф был явно заинтересован.
Солнце уже не светило в стеклянные двери. За ними виднелись тусклые очертания комнаты, освещенной ярким огнем камина. И еще кое-что.
— Простите, сэр… посмотрите туда.
Джозеф посмотрел. Огонь освещал часть рабочего стола. Хозяйское кресло оставалось невидимым в сумраке, но над столом склонилась странная фигура. Лицо было скрыто, зато одежда отчетливо видна. В кабинете Вулфа Харригана стоял человек в желтом одеянии.
— Молодой человек, — решительно сказал Джозеф, — идемте туда.
Мэтт имел те же намерения. Лишь по одной причине Агасфер мог заявиться к Вулфу Харригану. Мэтт и на мгновение не усомнился, что перед ними Агасфер. Пускай лицо таилось в тени, но одеяния с капюшоном было достаточно.
Мэтт двинулся вперед, но Р. Джозеф, собранный и рассудительный в минуту опасности, положил руку ему на плечо.
— Стеклянные двери заперты. И потом он наверняка нас заметит, если мы побежим через лужайку. Давайте через черный ход.
Он рысцой пустился за угол, к задней двери. Но он не был создан для резвого бега — героический рывок Р. Джозефа начался с того, что он споткнулся о крокетные воротца.
Мэтт не стал медлить, чтобы помочь юристу подняться. Чем больше он думал об Агасфере в кабинете, тем сильнее сознавал, что нужен Вулфу. В ушах у него звенел оглушительный тройной вопль:
“Убейте его!” Вулф сколько угодно мог посмеиваться над угрозой, исходящей от Древних, но физическая угроза, исходящая непосредственно от Агасфера, — другое дело.
Добравшись до задней двери, он оглянулся. Р. Джозеф, бегущий со всех ног, показался из-за угла, но опять споткнулся и чуть не разбил голову о каменную стенку камина. Несмотря на важность момента, Мэтт с трудом подавил усмешку. Поверженное воплощение достоинства комично даже в минуту опасности. Но Мэтт удержался, шмыгнул в коридор и громко постучал в дверь кабинета.
Ответа не было. Джозеф, далеко не такой опрятный, как всегда, присоединился к Мэтту и предложил:
— Поверните дверную ручку.
— Я уже пробовал. Заперто.
— Тогда идемте в молельню. Возможно…
Мисс Элен Харриган удивленно опустила четки, когда ее брат и “этот странный молодой человек” ворвались в комнату и принялись колотить в дверь кабинета, дергать за ручку и наваливаться плечом.
— Господи, что вы делаете?
— Мы… видели… человека в желтом одеянии! — пропыхтел Джозеф. — Возможно… Вулф в опасности!
— Возможно? — переспросил Мэтт. — Да там точно что-то случилось! Он не отвечает!
— Выломаем дверь?
— Давайте попробуем. Считаю до трех, и ударим одновременно. Нужно распределить…
— Подождите.
Мэтт узнал спокойный голос сестры Урсулы. Обернувшись, он увидел двух монахинь на пороге молельни.
— Я правильно поняла, что, по-вашему, с мистером Харриганом что-то стряслось?
— Правильно.
— Искренне надеюсь, что все в порядке. — Она перекрестилась и взглянула на изображение Мадонны. — Но, если что-нибудь случилось, вам не кажется, что лучше сначала удостовериться?
— Как?
— Обойти снаружи и заглянуть в стеклянную дверь. Предложение было абсолютно логичным
и остудило обоих. Ну разумеется. Посмотреть, что случилось, а потом — да, давайте признаем, — если все-таки придется вызвать полицию, пускай она сама произведет необходимые процедуры. Очень благоразумно.
Все это Мэтт продолжал сбивчиво проговаривать сам с собой вполголоса, пока обходил дом, направляясь к крокетной площадке. Подойдя к двери, он увидел комнату, ярко освещенную огнем камина. А еще — тут Мэтт замер, в горле у него пересохло — он увидел труп. Вулф Харриган лежал на полу у стола, с размозженным пулей черепом.
Больше в комнате никого не было.