Девятью Девять

Глава XIX

Странная компания из пятерых мужчин собралась в четверг вечером на балконе Храма. Мэтт подумал: посещать Храм Света — все равно что ходить в театр или на футбольный матч. Никогда не угадаешь, с кем познакомишься.

Он приехал с Р. Джозефом Харриганом. Подробности итогового секретного плана Баньян приберег исключительно для ушей лейтенанта. Мэтт знал лишь, что вечером предстоит невероятное разоблачение и что Р. Джозефа пригласили в качестве наиболее заинтересованного и морально устойчивого представителя семьи.

Едва они оказались в вестибюле (где Мэтт тщетно высматривал среди привратников ангельское лицо Робина Купера), адвокат воскликнул:

— Артур! Что ты тут делаешь?

Артур неохотно подошел.

— Когда прослышишь, что твой дворецкий назначил свидание копу, невольно становится любопытно.

— А, Грегори! — загремел Джозеф. — Рад тебя видеть.

На лице у Грегори Рэндала было написано что угодно, кроме радости.

— Артур попросил составить ему компанию, — как будто оправдываясь, пробормотал он.

— Понимаю, — кивнул Джозеф. — Тебе неловко встречаться со мной после той нелепой сцены во вторник. Перестань, мальчик мой. Временами все мы теряем голову. Не сердись.

Грегори отвел Мэтта от остальных, когда они двинулись вверх по лестнице.

— Надеюсь, старик, ты понимаешь насчет вчерашнего вечера…

— Да уж, — не слишком тепло отозвался Мэтт.

— Теперь, когда все уже сделано и сказано… то есть…

— Человек в твоем положении… — подсказал Мэтт.

— Вот именно. Я рад, что ты понял. Человек в моем положении обязан, в конце концов… э… поддерживать свое положение. Конечно, не стоило вот так давать волю гневу, но когда столько всего… — Он заметил свежий шрам и замолчал. — Это я?..

— Видел бы ты его свежим, — бодро ответил Мэтт. — Пять швов и переливание крови. Конечно, сейчас уже почти зажило.

Грег, как обычно, поверил в каждое слово и в ужасе замолчал, а Мэтт переключил внимание на разговор двоих пожилых мужчин с тонкими поджатыми губами и индюшачьими шеями. Эта пара поднималась по лестнице впереди них.

— Девятью Девять свое дело сделали, — сказал один. — Мы как следует проучили Харригана. — В старческом голосе звучала радость.

Второй хрипло хихикнул:

— Это еще не все. Ты подожди. Пока что убрали только одного. Подожди, вот как начнем настоящую чистку, увидишь, что будет с красными, католиками и грязными евреями.

Первый почесал лысину.

— Но ведь сам Агасфер — еврей.

— Подумаешь! Иисус тоже был евреем, правда же? Ну и что с того?

Первый, казалось, вполне удовлетворился этой логикой.

— И пускай кто-нибудь попробует нам помешать, — мрачно произнес он.

Наверху лестницы Мэтт столкнулся с Фредом Симмонсом. Отставной бакалейщик, очевидно, разрывался между природным добродушием и ненавистью к шпиону Харригана. Он поздоровался, явно балансируя на грани.

— Здравствуйте, — ответил Мэтт и наудачу добавил: — Мистер Симмонс, это мистер Рэндал. Рэндал утверждает, что я ошибаюсь насчет Храма. Он уговорил меня прийти сегодня еще разок и послушать.

Фред Симмонс просиял и энергично потряс руку страшно смущенного Грега:

— Молодчина, Рэндал. Я пытаюсь внушить Дункану, что такие молодые люди, как вы с ним, — именно то, что нужно Храму. Может быть, вы наконец вытрясете из него дурацкие харригановские идеи. Не возражаете, если я сяду рядом?

В итоге Мэтт оказался между Р. Джозефом и Фредом Симмонсом, а Артур и Грег — с флангов.

Во время органных импровизаций на знакомые до боли темы он слышал, как адвокат отчитывает племянника за неподобающее поведение на прошлой неделе, а бывший бакалейщик искренне, хоть и в жанре монолога, обсуждает догматы веры Древних с новообретенным собратом.

— Я очень рад, что Рэндал привел тебя именно в четверг, — сказал Симмонс, повернувшись к Мэтту. — Сегодня вечер особых знаний. В четверг Агасфер всегда рассказывает, какие опасности угрожают Америке, чтобы мы знали, что делать, когда…

— Когда что?

— Ш-ш…

Высокий тенор запел “Сладостную тайну жизни”. Служба началась как обычно: разошелся занавес, открыв Агасфера в желтом сиянии на пустой сцене. Мужчина за столиком официально поприветствовал собравшихся (Мэтт с удовольствием отметил, как Грегори поморщился, когда Симмонс стиснул ему руку), последовало хоровое пение “Старого христианства”. Оно звучало еще громче и жарче, чем в субботу, если только такое было возможно, — паству, казалось, одушевляли новые силы и рвение.

— Видишь, Дункан, — объяснял Фред Симмонс, — мы знаем теперь, что Агасфер говорит правду. Раньше кое-кто, может, и сомневался. Только не я, конечно. О нет, сэр. Но некоторые, наверное, думали, что это все… как бы понарошку. Но когда мы призвали Девятью Девять и оно сработало… ну, теперь мы знаем, что почем.

В мертвой тишине Агасфер поднялся и вышел на середину сцены.

— Ведомо вам, — негромко начал он, — зачем мы собрались сегодня. Я возвещу истину, и истина сия освободит вас, а равно и нашу великую и прекрасную страну. Но, прежде чем я открою некоторые вещи, которые вам надлежит и подобает знать, я должен взглянуть в книгу, ибо со страниц ее я черпаю послания, которые шлют Древние.

Мэтт взглянул на своих спутников. Артур скрывал напряженное любопытство под привычной маской скуки. Р. Джозеф, склонив голову набок, казалось, внимательно изучал ораторские приемы проповедника с профессиональной точки зрения. Фред Симмонс, затаив дыхание, ожидал слов Агасфера. А Грегори был попросту ошеломлен.

Агасфер подал знак, и прислужник в белом выкатил пустую книгу.

— Ибо сказано в восьмой главе Евангелия от Иосифа, — зазвучал сочный голос, — “Ищущие знания обрящут многое; но знание обретенное дарует всё”. А посему давайте же узнаем, какое знание обрели мы… — Он опустил глаза и принялся изучать пустые страницы.

Внезапно фигура в желтом застыла.

— Нет!.. — вполголоса выговорил Агасфер и принялся вчитываться внимательнее.

Мэтт почти поверил, что на странице действительно что-то написано. Когда Агасфер замолчал, стало совершенно тихо, но теперь по залу пробежал легкий шепот. Фред Симмонс взволнованно подался вперед.

Наконец Агасфер закрыл книгу с хлопком, который пробился сквозь общее бормотание и вынудил прихожан замолчать.

— Я прочел, — медленно и звучно объявил он, — последнее послание, кое оглашу с этого возвышения. Нет, не пугайтесь. Не возвышайте голоса ваши и не дивитесь, но слушайте и внимайте. Я исполняю волю Древних, и лишь одна она направляет жизнь мою. Сначала их веление передал мне Древний Иисус в Иерусалиме, а потом, когда я сделался мудрее, напитавшись великой мудростью Древних, я стал получать наказы от всех Девяти. По их слову я пришел сюда, в Город ангелов, дабы открыть вам истину, известную мне. И теперь по слову Древних я покидаю вас, и куда я пойду, никому не ведомо. Внемлите же прощальным словам Агасфера.

Мэтт повернулся к Симмонсу, но земные вещи перестали существовать для верного ученика. Он не сводил глаз с учителя, который только что произнес столь невероятные слова. Р. Джозеф был поражен не меньше, хотя наверняка испытывал другие эмоции, а Грегори, похоже, дивился сильнее прежнего.

В качестве прощальной речи Агасфер произнес удивительную проповедь, полную гуманизма и терпимости, а потому совершенно не похожую на прежние выступления. Он заклинал людей в память о нем отринуть ненависть, творить добро и защищать демократию, но в последнем не переусердствовать, впадая в нетерпимость, иначе от руки защитников демократия и сгинет. Не слыша привычных четверговых разоблачений и сенсаций, публика сначала беспокойно ерзала, но в конце концов вроде бы смирилась с новой истиной.

Агасфер закончил и отступил, медленно и величественно, к заднику сцены. Прожектора померкли, игра цветов сменилась темнотой. Осталось лишь желтое пятно, падавшее сверху на фигуру проповедника.

— Благословение Девяти, — объявил человек в желтом одеянии, — да, и Девятью Девяти, пребудет с вами вовеки. Ибо сказано в последней главе Евангелия от Иосифа: “Служи Древним, дабы возлюбили они тебя; и они, в свою очередь, будут служить тебе, дабы не иссякла любовь твоя. Ибо превыше всего любовь и служение, и они суть одно”. Прощайте!

Желтый свет погас. На мгновение зал погрузился в абсолютный мрак. Затем ослепительно вспыхнули прожектора. Они осветили сцену — пустую, не считая ошеломленного мужчины за столиком. Занавес опустился, и органист заиграл марш на выход.

— Ого, — произнес Фред Симмонс. И беспомощно повторил, как будто увиденное сократило его лексикон до одного-единственного слова: — Ого!

Лейтенант велел Мэтту и Джозефу пройти за сцену, в комнату размышлений, обещая все разъяснить. Про Артура и Грегори он ничего не говорил, но они увязались следом.

— Потрясающе! — пророкотал Джозеф. — Просто потрясающе! Каким образом Маршалл убедил этого жулика полностью отречься от своей демагогии?

— Лейтенант — удивительный человек, — произнес Артур. — Не удивлюсь, если он убедит вас бросить политику.

Компания остановилась перед дверью желтой комнаты.

— Вы не имеете права! — донесся изнутри гневный возглас.

Мэтт открыл дверь. Сержант Краутер, очень довольный, стоял на страже над человеком в желтом одеянии.

— Не имеем? Ну, здесь вы хватили через край.

— Здравствуйте, — неуверенно сказал Мэтт.

— Здравствуйте, мистер Дункан. Заходите, все вы. Если поместитесь. Лейтенант придет через минуту. Как прошла служба?

— Блеск. Люди никак в толк не возьмут, что стряслось. Сержант ткнул пальцем в сторону Агасфера:

— Он тоже. Эх, — с тоской добавил он, — как жаль, что тут нет моей жены.

— А вот и я, — произнес снаружи голос Маршалла. Лейтенант вошел в сопровождении безупречно одетого Баньяна и… человека в желтом одеянии. У Мэтта глаза на лоб полезли.

Подопечный Краутера вскочил.

— Иуда! — прошипел он.

— Иди к черту, Мейсон, — негромко произнес Агасфер номер два. — Игра окончена, и я избрал наилучший выход.

— Предатель! Крыса!

— Да, несомненно. Ну и что? Тонущий корабль кого хочешь обратит в крысу.

— Слушайте, — сказал Мэтт. — Давайте начистоту. Какого дьявола здесь творится?

— Вот именно, сэр, — прогремел Джозеф. — Скольких людей в желтом одеянии нам еще ждать?

Маршалл указал на своего спутника:

— С этим вы оба знакомы, хотя, возможно, и не узнаете его в гриме. Снимай бороду, разбойник, и пусть джентльмены полюбуются на твое смазливое личико.

Человек в желтом одеянии повиновался.

— Херувим! — Мэтт присвистнул.

— Господи помилуй, — сказал Джозеф. — Тот самый молодой человек!

— Какой молодой человек? — робко спросил Грегори, но ему никто не ответил.

— Удивились? — произнес Робин Купер. — А я-то думал, вы тогда не сомневались, что именно меня видели в роли Агасфера. На всякий случай скажу, — добавил он, — так оно и было, только вы, значит, не знали.

— Тогда, черт возьми, лейтенант, кто же это?

— На сцену, Баньян, — сказал Маршалл. — Ваш звездный час.

Дворецкий выступил вперед, такой же бесстрастный и самодовольный, как всегда, и начал:

— Боюсь, я должен предварить свою речь извинением в адрес семейства Харриганов, которые, за исключением мистера Вулфа, знали меня под вымышленным именем.

— Я понял, — сказал Артур. — Вы инспектор Баньян из Скотленд-Ярда.

На лице Агасфера (того, за которым присматривал Краутер), обычно бесстрастном, живейшим образом отразились узнавание и изумление.

— Баннистер! — воскликнул он.

Баньян поклонился.

— К вашим услугам. На самом деле я — если позволите небольшое автобиографическое отступление — Доминик Уиндэм Баннистер, бывший епископ церкви Непреложного Спиритуализма — впрочем, должен признать, самозваный. Я находил это занятие приятным и доходным, пока мистер Харриган не разоблачил некоторые мои действия. Когда я намекнул, что не имеющий профессии и лишенный наследства отпрыск аристократической семьи вынужден по мере сил зарабатывать на хлеб, мистер Харриган предположил, что из меня, с моими качествами, получится превосходный дворецкий. Я склонен признать, что он оказался прав.

— Потрясающе, — фыркнул Джозеф. — Но каким образом ваше прошлое связано с Агасфером?

— Хотя я и оставил коммерческие авантюры вместе с заблуждениями юности, сэр, но по-прежнему с профессиональной точки зрения интересуюсь развитием методик спиритуализма и частенько навещаю бывших коллег. От них я недавно услышал две новости — во-первых, что Агасфер, по слухам, некогда входил в нашу старую чикагскую компанию, а во-вторых, что в городе появился Глен Мейсон. Я достаточно хорошо знал Мейсона в Чикаго, когда там находился мой епископский престол. Он был второстепенным актером и подрабатывал в свободные вечера, выступая в главной роли на собраниях в церкви Христа-Духовидца. Глен Мейсон — весьма разносторонний джентльмен, как-то в один вечер он сыграл Джорджа Вашингтона, Роберта Ингерсолла и императора Калигулу. Впрочем, Чикаго он покинул довольно поспешно. Вне сцены Мейсон, насколько я понимаю, предпочитал роль Джованни Казановы, игнорируя законы, регулирующие допустимый возраст согласия. Против него выдвинули уголовное обвинение. Зная стиль Мейсона, я подумал, что, вероятно, он и есть загадочный Агасфер, хотя не спешил извещать мистера Харригана, не убедившись твердо. Увидев в понедельник “Агасфера”, который совершенно точно не был Мейсоном, я больше об этом не думал, пока случайно не услышал, как лейтенант выразил подозрение, что в понедельник в роли Агасфера выступил двойник. Я немедленно отправился на проповедь в Храм, установил личность Агасфера и сообщил лейтенанту.

— И тогда, — подхватил рассказ Маршалл, — я телеграфировал в Чикаго, получил досье на Мейсона, поболтал с Агасфером и убедил его, что, возможно, он избегнет скандала, если сегодня поставит точку. Я уже не сомневался, что Купер подменил нашего друга в понедельник, а потому предложил ему работенку. Как только он понял, что корабль тонет, то живо сдался.

— Но зачем устраивать спектакль с прощанием? — не успокаивался Джозеф. — Почему просто не арестовать мошенника и не разоблачить?

— Так предложил Баньян. Ему известны уловки этих ребят. Если арестовать Агасфера, догадайтесь, что будет дальше. Скажут, что учителя подставили. Он превратится в мученика. Адепты постараются оправдать его честное имя. Агасфер станет божеством для помешанных. Но после трюка с призванием Храм Света просто распадется сам собой. Организация недостаточно сильна, чтобы существовать без своего проповедника.

— Ловко, — ворчливо отозвался Джозеф.

— Итак, мы довели дело Харригана до конца. Уничтожили детей Света. А теперь мое дело: кто стоял за ними? Мейсон, вы будете говорить? От кого вы получали приказы?

Агасфер-Мейсон указал на Агасфера-Купера:

— Между нами, предателями, скажу — от него. Он придумывал спецэффекты и все прочее. Вручал мне речи, которые я заучивал.

— Это правда, Купер?

Робин Купер улыбнулся с таким самодовольством, что мог бы заткнуть за пояс Баньяна.

— Да, лейтенант. В общем, я и был настоящим Агасфером с самого начала. А этот тупица просто носил мое одеяние.

— А кто надел его в воскресенье вечером? — резко спросил Маршалл.

— В воскресенье? О господи, вы снова об убийстве Харригана? Я же сказал, что мы тут ни при чем. Нам представился отличный шанс для рекламы, который мы не упустили, вот и все. Кто-то, конечно, попытался нас подставить, но, — Купер неторопливо обвел присутствующих взглядом, — я понятия не имею кто.

— Кто велел вам призвать Девятью Девять на Харригана?

— Велел? Я не исполняю приказов, лейтенант. Я их отдаю.

— Отдавали.

— Нет, отдаю. Что бы ни случилось сегодня вечером, я чувствую, что моей силе еще не положен предел. И я никому не советовал бы на это надеяться.

— Так или иначе, несомненно одно. Сегодня вечером мы убедились, что прихожане легко принимают двойника за Агасфера. Иными словами, у кого-то из вас двоих нет алиби на вечер воскресенья.

— О боже, — сказал Робин Купер. — Какой ужас.

— А для кого третий бокал, сэр? — спросил дворецкий, заходя с подносом в кабинет, где сидели Мэтт и лейтенант.

— Для вас, Баньян, если ненадолго снизойдете, поставите поднос и присоединитесь к нам. Или вы предпочитаете фамилию Баннистер?

— Думаю, сэр, я теперь уже так привык к Баньяну, что…

— Ладно. — Маршалл поднял бокал. — За Баньяна! Вы сегодня проделали отличную работу.

— Спасибо, сэр.

— Зато я бог знает что сделал, Мэтт. Чувствую себя Пандорой. Я приоткрыл крышку, и беды разлетелись.

— По-моему, вы закрыли крышку. Или я не понимаю шуток, как мой дорогой друг Грег?

— О да. Я прикрыл Храм, зато откупорил кое-что другое. Сегодня мы выбрали не самый мудрый путь. И небезопасный, раз убийца еще на свободе. Робби- гобби напрашивается на неприятности, но я далеко не уверен, что огребет их именно он.

— Ну, что сделано, то сделано.

— Да, ничего не остается, кроме как быть осторожными. Чувствую себя Марком Антонием.

— От одного бокала?

— Помните финал сцены погребения? “Ты вспыхнул, бунт! Ты на ногах! Теперь прими какое хочешь направленье”.

— Имея некоторый опыт общения с полицией, — заметил Баньян, — я никак не ожидал, что полицейские способны проводить параллели с Пандорой и правильно цитировать белый стих.

— Оксфорд, — кратко ответил Маршалл.

— Правда, сэр? — На лице Баньяна появилось удивление, которого он никогда прежде не выказывал. Но тут же дворецкий вновь вернул себе вид бесстрастного превосходства. — А я учился в Кембридже.

Мэтт улыбнулся и потянулся к телефону. Он не знал монастырского устава, но было еще рано, всего-то около девяти.

Сестра Урсула немедленно взяла трубку и с предельным вниманием выслушала рассказ о событиях вечера.

— У вас появились какие-нибудь новые идеи? — спросил Мэтт в заключение.

— Новые? Нет, новых нет, мистер Дункан, но ваш рассказ поможет развить старые. Просто нет слов, как я благодарна вам за звонок. Хоть это и прозвучит ужасно, но почти в той же мере я благодарна блаженной матери Ларош за то, что она умерла в пятницу.

— Есть вопросы или соображения?

— Да. — Сестра Урсула задумалась. — Один вопрос. Вы видели цвет настоящих волос мистера Мейсона- Агасфера?

— Они черные, как и борода. А что…

— Терпение, мистер Дункан, — одна из главных добродетелей. И я хочу кое о чем попросить лейтенанта.

— О чем?

— Пожалуйста, пусть он приставит охрану ко всем членам семьи Харриган, а главное — к Робину Куперу, если не хочет второго убийства. Я настоятельно прошу сделать это — так же настоятельно, как молю Бога простить мне самонадеянность, с которой я вмешалась в расследование.

— Что-нибудь еще?

— Нет… да. Попросите мисс Харриган помолиться за меня. Не откажусь и от вашей помощи, мистер Дункан. Молитвы лишними не бывают.

Голос сестры Урсулы звучал отнюдь не шутливо.