Девятью Девять

Глава XII

Невзирая на приглашения Харриганов, Мэтт не пошел во вторник утром на заупокойную мессу. Насколько он понял, это были не настоящие похороны — погребение могло состояться лишь после коронерского дознания, которое отложили на конец недели. (Видимо, Маршаллу не хотелось предъявлять присяжным запутанный клубок невозможностей. Детектив оптимистически надеялся, что несколько дней работы принесут желанные плоды.)

Мэтт знал, что, участвуя в непонятном ритуале, посреди чужого траура, будет чувствовать себя неловко. Он решил, что лучшее выражение его личной скорби по Вулфу Харригану — остаться дома и заняться делами. Поэтому, пока на торжественной мессе пели Dies Irae[16] и помахивали кадильницами, Мэтт сидел за столом покойного босса и работал с энергией, которая, как он надеялся, была достойна человека, прежде занимавшего это место.

Особенно его занимала папка, посвященная Агасферу. Досье обретало безупречную форму. Мэтт располагал достаточным количеством материала, по крайней мере на целую статью, одновременно убийственную и правдивую. Но в одном месте зияла досадная брешь, а в другом бурлил излишек. Брешью, разумеется, была неизвестная догадка Вулфа о том, кто такой Агасфер и какие силы за ним стоят, а излишком — та фраза о богатстве беззаконном, что Мэтт торопливо записал в Храме Света. Каким образом она вписывалась в общую картину, Мэтт еще не понял, и тем не менее эта цитата явно подкрепляла гипотезу Вулфа, какова бы она ни была.

В ходе работы он тщательно изучал даже самые мелкие клочки бумаги — гораздо тщательнее, чем во время беглого осмотра с лейтенантом. Мэтт, полный надежды, искал две вещи — приписку к завещанию и пресловутые секретные заметки, касающиеся покровителей Агасфера. Но с прискорбием признал, что в обоих случаях поиски оказались совершенно безрезультатны.

Наконец, устав от бесплодных усилий, он откинулся на спинку кресла и взял дротик. Первый бросок вышел неудачным: дротик попал в стену и покатился по полу. Второй угодил в край мишени и затрепетал гам. Мэтт почувствовал прилив сил. Еще несколько попыток… Вулф сказал правду: дротики отлично расслабляли в разгар работы. До сих пор Мэтт самым неоригинальным образом прибегал к пасьянсу.

Третий бросок был не лучше и не хуже второго, четвертый воспроизвел фиаско первого. Мэтт нацелился пятым, твердо вознамерившись наконец поразить цель, когда ему помешал легкий стук в дверь.

Конча вошла, когда Мэтт крикнул “можно”.

— Здравствуйте, — бодро произнес он, но вдруг осекся и взглянул на девушку. — Что случилось?

Она села на кушетку.

— Я плакала. Глупо, да?

— Не знаю. Иногда помогает.

— Я знала, что вы так и скажете. Мужчины всегда думают, что какая бы у женщины ни стряслась беда, стоит только поплакать, и все наладится.

— А разве нет?

— В том-то и дело, вы совершенно правы. Вот только я обычно не плачу. В груди спирает, и я не могу дышать, ничего не чувствую, но и заплакать не получается. А сегодня на мессе… Наверное, я ошибаюсь. Конечно, ошибаюсь. Пожалуйста, Мэтт, скажите, что я ошибаюсь.

— Насчет того, зачем женщины плачут? Я не специалист, конечно, но…

— Не говорите со мной, как с ребенком! Вы знаете, что я… Нет. Не знаете. Конечно, не знаете. Извините. Наверное, вы думаете, я совсем глупая.

— Вовсе нет.

— А теперь вы мне поддакиваете. До свидания.

Дверь хлопнула. Мэтт пожал плечами и бросил пятый дротик, который вонзился в край внешнего круга. Уже лучше. Когда он встал, чтобы собрать дротики и пройти еще один круг, дверь снова открылась.

— Я вернулась, чтобы сказать, — официально, как Баньян, объявила Конча, — что сестра Урсула пришла из церкви вместе с нашими и спрашивает, не слишком ли вы заняты и можно ли с вами поговорить.

— Со мной? Господи, зачем?

— Я не стала спрашивать. Вы ее примете?

— Разумеется.

— Я так и передам. — Конча помедлила в дверях. — Вы правда считаете меня дурой?

— Да, — невозмутимо ответил Мэтт.

Она улыбнулась, столь же солнечно, сколь и неожиданно.

— Вот и хорошо.

“Странно, — размышлял Мэтт. — О сестре Урсуле всегда думаешь в единственном числе, хотя существует она, так сказать, во множественном”. Он никогда не видел сестру Урсулу одну, рядом неизменно была сестра Фелиситас, которая ничего не делала и ничего не говорила, но ее присутствие, видимо, удовлетворяло каким-то требованиям ордена.

Мэтт встал, когда монахини вошли и уселись на кушетке.

— Пожалуйста, сядьте, мистер Дункан, — сказала сестра Урсула. — Я так понимаю, вы удивляетесь, отчего я выразила настоятельное желание вас видеть?

— Признаюсь, да.

— Тогда не будем тратить время на обмен любезностями. Я попросила о встрече, поскольку узнала от членов семьи, что вы в некотором роде неофициальный помощник лейтенанта Маршалла. Это так?

— Да, но ключевое слово — “неофициальный”.

— Хорошо. Я хотела бы поговорить с лейтенантом лично, однако, боюсь, мать-настоятельница не сочтет это приемлемым. Но нам, естественно, разрешили присутствовать на похоронах, и если я смогу сегодня же побеседовать с вами… Понимаете, мистер Дункан, я намерена найти убийцу Вулфа Харригана.

Мэтт улыбнулся:

— Очень мило с вашей стороны.

Под апостольником блеснула улыбка.

— Я не виню вас за сомнения. Но я не такой уж неопытный детектив. Мать-настоятельница сильно удивилась, когда я объяснила ей, куда пропадало вино для причастия. А потом еще какой-то вандал изрезал служебник, который иллюстрировала сестра Перпетуя. И сестра Иммакулата всегда зовет меня… — Она вдруг замолчала и покраснела. — О господи.

— Что такое?

— У каждого человека, — медленно произнесла сестра Урсула, — есть свой смертный грех. Один из семи, которому наиболее подвержена его душа. Мой грех — гордыня. Как сказал апостол Навел, “мне дано жало плоти моей — аггел сатаны, что избивает меня кулаками”. Боюсь, я даже не могу радоваться своей немощи, потому что эта радость сама по себе греховна. Поэтому, пожалуйста, мистер Дункан, примите меня как есть и не вынуждайте потворствовать собственным слабостям.

— Хорошо, сестра… если мое приятие хоть что-то значит. Так в чем дело?

— Я должна добавить, что неплохо разбираюсь в методах расследования и в криминологии. Моя совесть спокойна, поскольку это всего лишь констатация факта.

— Вероятно, вы прочли множество детективных романов и каждый раз разгадывали тайну на второй главе?

— Вы надо мной смеетесь. Нет, я не любительница детективных романов, но мой отец был капитаном полиции. В двадцать лет я собиралась пойти по его стопам. Потом мое здоровье пошатнулось, и долгое выздоровление подсказало мне иной путь.

— Забавно теперь думать, что вы хотели стать полицейским. Видимо, людям обычно кажется, что монахинями становятся с рождения. Если я пытаюсь представить вас маленькой, то вижу девочку в монашеском одеянии. И такую же кроткую и милую.

— Вы думаете, монахини всегда кроткие и милые? — Сестра Урсула тихонько засмеялась. — Некоторые — да, конечно. Посмотрите на сестру Фелиситас (не сочтите, что я смущаю ее, — она глуха, бедняжка). Но с другой стороны… Нет, я не стану называть имен, они ничего вам не скажут, и потом так нельзя. Короче говоря, есть монахини, которые заткнут за пояс самого сурового полицейского.

— Прекрасно. Вы меня убедили. Теперь я буду смотреть на монахинь как на воплощенный ужас, пока не доказано обратное. Итак, сестра Урсула, чего вы хотели?

— Информации. Все, что вы можете рассказать об этом деле, не нарушая конфиденциальности.

— Гм. Почему бы и нет. Но сначала объясните, почему вам так хочется найти преступника.

— Трудно сказать, мистер Дункан. Отчасти потому что я люблю Вулфа Харригана и всю его семью, отчасти потому что наш орден многим им обязан, отчасти из стремления к справедливости, отчасти из желания уничтожить нависшую опасность… И, признаюсь, отчасти из-за жала плоти моей, но главное, наверное… Да, вот главная причина: я не хочу, чтобы тайна, смахивающая на проделки дьявола, осталась неразгаданной.

Рассказывая, Мэтт был потрясен и обрадован живым откликом и проницательными вопросами сестры Урсулы. Он подумал, что гордыня — возможно, смертный грех, но в данном случае неоправданной ее не назовешь. Он видел перед собой не отрешившуюся от мира невинность, а энергичную, восприимчивую и мудрую женщину.

Внимание монахини особенно привлекло “богатство беззаконное”.

— Я понимаю, что он имел в виду, — пробормотала она вполголоса. — Разумеется, не исключено… но очень неприятно.

— И что же он имел в виду?

— Мистер Дункан, вы когда-нибудь читали перевод Нового Завета, сделанный в Реймсе? Так называемую Дуэйско-Реймскую Библию?

В другой раз сестра Урсула оставила его вопрос без ответа, когда Мэтт завершил описание запертой комнаты словами: “Лейтенант полагает, что Элен Харриган кого-то выгораживает”.

— Нет, мистер Дункан, — решительно заявила она. — Мисс Харриган говорит чистейшую правду, на которую мы можем положиться в решении задачи.

— Но почему вы так уверены?

— Мэри… Нет, если не ошибаюсь, вы зовете ее Конча? Бедняжка очень гордится своей испанской кровью. Так вот, Конча говорила, что я попросила ее сходить на мессу?

— Да.

— И рассказала, что случилось потом?

— Да.

— Значит, вы понимаете, почему мы должны верить мисс Харриган. Пожалуйста, продолжайте.

Когда он закончил, сестра Урсула несколько мгновений сидела и раздумывала. Мэтт с веселым удивлением заметил, что сестра Фелиситас крепко заснула.

— Есть несколько мелких вопросов, — проговорила сестра Урсула. — Почему пропала приписка к завещанию? Кто пытался сжечь желтое одеяние? Зачем Артур побывал у Свами? И так далее. Но, возможно, ответы найдутся, как только мы разрешим главные загадки.

— А именно?

— Позвольте, я подведу официальный итог. Первое. Где коренится причина гибели Вулфа Харригана — в его работе или в семье? Второе. В любом случае: кто убийца? Третье. Кто такой Агасфер и кто стоит за ним, если таковое лицо имеется? Хотя, возможно, это и не имеет отношения к нашему делу. Четвертое. Почему убийца надел желтое одеяние? Пятое. Каким образом он покинул комнату? Я ничего не упустила?

— Нет. Как только мы ответим на эти вопросы…

— Минуту. Вы позабыли сказать, мистер Дункан, получил ли лейтенант Маршалл в воскресенье мою записку.

— Получил.

— И вы поискали еще одну книгу с отметиной?

— Лейтенант признал, что должен был сделать это с самого начала. Один — ноль в вашу пользу, сестра.

— Вы что-нибудь нашли? — с волнением спросила она.

— Да. Но толку никакого.

— Что именно?

— Дырка оказалась не на папке, а на книжке про Крестовые походы. Видимо, мистер Харриган просто тренировался.

— Может быть… Вы разрешите взглянуть?

Мэтт вытащил “Короля Вильгельма” с полки и протянул сестре Урсуле. Монахиня посмотрела на титульный лист и вдруг уронила книгу. Откинулась на спинку кушетки, пытаясь отдышаться, с выражением физической муки на лице.

— О нет! — выдохнула она. — Иисус, Мария и Иосиф!

Это прозвучало не как замена сильному выражению, но как мольба об избавлении от страданий. Рука нащупала спасительные четки, губы беззвучно задвигались.

Наконец сестра Урсула встала.

— Я пойду в молельню, — сказала она. Ее голос вновь звучал спокойно, но в глазах застыл плохо скрытый ужас.

Мэтт нахмурился:

— Вы хотите сказать, что…

—… что теперь без ответа остался лишь последний вопрос и мне страшно.

— Но как..

— Передайте лейтенанту, — с усилием выговорила сестра Урсула, — передайте лейтенанту: пусть припомнит название нашей новой часовни.

Сестра Фелиситас по-прежнему безмятежно спала. Мэтт открыл стеклянную дверь, вышел на крокетную лужайку и закурил. Ему очень хотелось знать — до такой степени, что он уже был готов молиться, — что открыл титульный лист сестре Урсуле. Она явно не принадлежала к женщинам, которых легко напугать, и тем не менее безобидная надпись повергла ее в ужас.

Но даже она признала, что последний вопрос все еще остается без ответа. Мэтт побрел через лужайку к скамейке, сел и принялся разглядывать стеклянную дверь в кабинет. Несомненно, он что-то видел внутри. Что-то, исчезнувшее, когда в кабинет вломилась полиция. Сейчас трудно было рассмотреть внутренность помещения, но в тот вечер, когда в камине пылал огонь…

Мэтт встрепенулся. В кабинете что-то двигалось. Хотя он и не видел отчетливо, но прекрасно понимал, что это не монахиня. Мэтт выкинул сигарету, бросился прямиком через лужайку (насколько торчавшие повсюду колышки и воротца это позволяли) и ворвался в кабинет.

Артур Харриган стоял перед шкафом с папками, вытянув руку. Он так и замер, когда появился Мэтт. Его тусклые глаза медленно обратились к вошедшему.

— Ну-у? — протянул он.

— Какого черта вы тут делаете?

Артур улыбнулся безжизненной улыбкой:

— Я поддался чувствам. Отцовский кабинет и все такое. Вполне естественно зайти сюда после похорон.

— Чертовски трогательно. А теперь убирайтесь отсюда и впредь держитесь подальше.

— Ну да, конечно, — медленно ответил Артур. — Я всего лишь его сын. А вы Господь всемогущий в окружении семисот серафимов.

— Я — человек, которого назначили присматривать за кабинетом. Поэтому уходите.

— Да? Сдается мне, что приписки к завещанию, о которой вы столько распространялись, найти так и не удалось. Странно, что кто-то ее забрал… если она вообще существовала.

— Я предупреждаю…

— У вас не больше прав, чем у меня. Намного меньше, вообще-то. Что вы так дергаетесь, Дункан? В кабинете есть что-то такое, что я могу найти, а вам бы того не хотелось? А вдруг я догадаюсь, каким образом вы оставили дверь запертой, после того как..

— Еще одна шуточка в таком духе, мой дорогой Артур, и вы получите сполна. Если не хотите неприятностей, убирайтесь немедленно.

— А вы торопитесь, а? Нет, пожалуй, чтобы разгадать тайну запертой комнаты, я, по-вашему, недостаточно умен Вас беспокоит что-то другое. А что же? Какая-то улика? Может быть, моя сестра что-нибудь оставила здесь, после того как вы…

— Я предупредил, — перебил Мэтт.

Удар был аккуратный, рассчитанный на то, чтобы слегка оглушить, а не лишить сознания, и выполнил задачу безупречно. Артур еще лежал на полу, ошеломленно тряся головой, когда вошла сестра Урсула.

— Прошу прощения, — сказал Мэтт. — Но меня вынудили.

— Неплохо, — спокойно заметила она. — Вы даже не разбудили сестру Фелиситас.

Артур с трудом поднялся на ноги и ухватился за стол.

— Монашки! — буркнул он и заковылял на лужайку.

— Я не сомневаюсь, — продолжала сестра Урсула, — что это было необходимо. Но, пожалуйста, воздержитесь от неоправданного применения силы в этом доме. Вспомните о том, что здесь произошло. Вокруг и так уже довольно страстей, не подливайте масла в огонь.

Когда она подошла, чтобы разбудить сестру Фелиситас, появилась Конча.

— Я искала Артура, чтобы он отвез вас в монастырь, — сказала она, — но он куда-то подевался.

Сестра Урсула улыбнулась:

— Мы и сами доберемся. Кстати говоря, Мэри, кто из вашей семьи играет в крокет?

— Хотите сыграть, сестра? Спорим, я выиграю!

— Сомневаюсь, что мое одеяние годится для такого развлечения. Нет, я просто хочу знать.

Конча взглянула на Мэтта в поисках разгадки, но тщетно.

— Ну, разумеется, я играю. Наверное, я больше всех в доме люблю крокет. У мистера Дункана получается неплохо — нет, честное слово, вы прилично играете. Тетя Элен, кажется, вообще не играет. Артур умеет, но соглашается, только если мы играем на деньги. Какое тогда удовольствие?.. Дядя Джозеф иногда берется за молоток, если снизойдет.

— Спасибо. — Сестра Урсула говорила чересчур серьезным тоном для такой темы. — Твоя тетя сейчас в гостиной?

— Да.

— Навестим мисс Харриган! — крикнула она сестре Фелиситас и повела свою спутницу к двери. На пороге сестра Урсула на мгновение обернулась: — Спасибо, мистер Дункан. Если я захочу побеседовать еще раз, то найду вас здесь?

— В обозримом будущем — да, сестра. И надеюсь..

Предостерегающий взгляд монахини не дал ему сболтнуть лишнего в присутствии Кончи.

— Еще раз спасибо, — сказала сестра Урсула и вышла.

— За что спасибо? — спросила Конча.

— А вам хотелось бы знать?

Конча присела на стол, болтая стройными ножками.

— Сегодня звонил Грег. Я попросила Баньяна сказать, что меня нет дома.

Мэтт подошел к стеклянной двери, закрыл ее и задвинул щеколды.

— Вы просто дурочка, дорогая моя.

— То есть я ваша дорогая дурочка? Не надо, не отвечайте. Что это вы делаете?

Он подошел к двери, ведущей в коридор, и повернул ручку.

— Запираю.

— Запираете… — Конча вдруг замолчала и вздрогнула. — Вы делаете так, как было…

— Я не реконструирую преступление, если вы это имеете в виду. Я всего-навсего запираю двери. Кое-кто, похоже, не прочь сюда пролезть.

— Кто?

— Во-первых, ваш дражайший братец. Во-вторых, один мой приятель со странным именем, который то и дело забывает пистолеты в самых неподходящих местах. У кого ключ от двери молельни?

— У дяди Джо, кажется.

— Значит, я заеду к нему в контору за ключом. Идемте. Он взял девушку под руку и вывел в молельню.

— Вы едете в город?

— У меня назначена встреча за ужином. — Мэтт нажал кнопку замка, закрыл дверь и потряс ее. Щеколда легла надежно.

— О… — Конча, казалось, расстроилась.

Мэтт мысленно перебрал остальные выходы, тряхнул напоследок дверь молельни и наконец успокоился.

— Надеюсь, — сказал он, — что кто-нибудь попытается еще разок.