Девятью Девять

Глава X

Мэтт проснулся около полудня, с ощущением, похожим на черновой вариант похмелья. Он обвел взглядом комнату, и ему ничуть не полегчало. Неприятно, открыв глаза, видеть пулевое отверстие в комоде и чувствовать сквозняк из разбитого выстрелом окна.

Даже первые проблески дня не принесли покоя его душе. Едва ли не самым приятным ощущением была твердая рукоятка пистолета под подушкой, хотя Мэтт и сознавал, что это внушительное оружие следовало немедленно отнести в полицию.

Натянув старые брюки и заплатанную рубашку поло, он попытался выработать план действий на день. Надо бы связаться с Харриганами, но его положение в доме после гибели Вулфа стало более чем странным. Кроме того, несомненно, надо встретиться с лейтенантом Маршаллом, хотя бы для того, чтобы сообщить о ночном вторжении. Но что полагается сделать, чтобы увидеть лейтенанта уголовной полиции? Где его искать?

Завтракая в ближайшей забегаловке, где счастливые обладатели рабочих мест уже торопливо глотали ланч, Мэтт позабыл о своих проблемах, как только погрузился в утренние газеты. Войны и политики лишь по счастливому стечению обстоятельств появлялись на первой полосе — так сильно занимала каждого редактора смерть Харригана. О загадочности преступления газеты молчали — Маршалл, видимо, не стал распространяться про тайну запертой комнаты, когда делал заявление для прессы. Однако история появилась на первых страницах не столько благодаря убийству как таковому, сколько благодаря потрясающему заявлению Агасфера. “Убийца — астральное тело!” — провозглашало большинство газет.

Репортеры брали интервью у Агасфера и у десятков других лидеров сект, во множестве расплодившихся в Лос-Анджелесе. Свое мнение высказали известный специалист по мистике Мэнли П. Холл, не нашедший в словах Агасфера ничего удивительного, и даже Борис Карлофф[12] — он, оказывается, совершил в точности такое же преступление в кинокартине, которая вот-вот должна была выйти на экраны.

Конкурирующие лидеры сект разделились во взглядах. Обладатели менее сильного воображения называли Агасфера рядовым шарлатаном, тогда как более оригинальные намекали, что и сами с легкостью могли бы провернуть нечто подобное, не будь они столь законопослушными гражданами.

Мелькали фотографии — Агасфер, Храм Света, снова Агасфер и, наконец, разнообразия ради фото Р. Джозефа Харригана (моментальный снимок, сделанный на банкете). Не считая этой единственной фотографии, семья Харриганов осталась в тени. И слава богу, подумал Мэтт. У них хватало забот и без репортеров.

Он внимательно прочел статьи и ничего не узнал. У рядового читателя должно было сложиться впечат- ление, что Вулфа Харригана случайно убил какой-то грабитель, а Агасфер ухватился за возможность привлечь к себе внимание, после чего какому-то впечатлительному очевидцу задним числом примерещилось желтое одеяние. Факты излагались строго в обратной хронологической последовательности, но сама по себе теория казалась достаточно убедительной. Мэтт заподозрил, что лейтенант Маршалл с присущим ему хитроумием бросил кость прессе, дабы та отвлеклась, а полиция без помех продолжала расследование.

Когда Мэтт вернулся в отель, все еще не определившись с планами на день, он увидел Фреда Симмонса. Старик сидел на продавленной кушетке в вестибюле, окруженный полный ассортиментом экстренных выпусков.

— Здравствуйте, — сказал Мэтт.

Сухопарый бакалейщик обычно отвечал на приветствие молодого человека добродушно и любезно, но теперь он взглянул на Мэтта с неприязнью.

— Так вот зачем ты пришел в Храм. А я-то подумал: как приятно видеть там молодежь! Вы со своим драгоценным Вулфом Харриганом шпионили за нами! И не трудись лгать, парень, ты назван здесь в качестве свидетеля. Если ты был другом этого человека, то явился в Храм не с добром. Но теперь-то ты знаешь, ты собственными глазами видел, на что способны Девятью Девять.

— Правда? Знаете, именно этим вопросом я постоянно задаюсь. Что такое я видел собственными глазами?

— Умничаешь, да? Но Девятью Девять, черт возьми, могут больше, чем ты думаешь, и лучше не забывай о том. Знаешь, что наш губернатор — коммунист? Вот и мотай на ус.

Мэтт засмеялся было, потом посмотрел в глаза Фреду Симмонсу и умолк. Он не боялся, что Девятью Девять причинят какой-нибудь вред губернатору Калифорнии, но вспомнил предположение Вулфа Харригана, что за детьми Света стоит какая-то влиятельная политическая. сила. Если проповеди Агасфера способны зажигать огонь ненасытной ненависти в глазах людей…

— Эй! — крикнул престарелый дежурный. — Дункан! Какая-то дама просила, чтоб ты перезвонил. Элен Харриган. Вот телефон.

Мэтт отошел от Фреда Симмонса и взял клочок бумаги.

— Спасибо.

— Это сестра того парня, которого вчера убили? — Глаза старика блеснули за стеклами дешевых очков — но не злобой, а относительно безвредным блеском обычного садистического любопытства. Человеку свойственна жажда сенсаций, поскольку он любит кровь — теоретически, — но не имеет желания проливать ее лично.

На звонок ответил дворецкий, которого, казалось, ничуть не взволновало убийство хозяина дома. Он переключил Мэтта на Элен Харриган.

— Это Мэтт Дункан, мисс Харриган. Вы хотели со мной поговорить?

— Да. — Тетя Элен сразу перешла к делу. — Я предлагаю вам нашу гостевую спальню. Пожалуйста, мистер Дункан, не перебивайте меня вежливыми отказами. Мой брат намеревался, извините за выражение, “разместить” вас в доме, чтобы вы помогали ему в работе, и я считаю, что в столь печальное и тревожное время ваше присутствие тем более необходимо. Пожалуйста, приезжайте.

— Боюсь, я доставлю лишние хлопоты. Посторонний человек в такие дни…

— Именно в такие дни, как вы выразились, мистер Дункан, посторонний человек имеет шансы оказаться полезным. Мой брат Джозеф вполне со мной согласен, тем более что вам предстоит разбирать бумаги брата. Я поговорила с лейтенантом Маршаллом. Он, со своей точки зрения, также считает это разумным.

Мэтт возражал лишь для формы. Мысль о вкусных завтраках и чистом белье восторжествовала над угрызениями совести.

Общение с дворецким было самым неприятным этапом. С величайшей неохотой Мэтт передал ему свой обшарпанный чемодан. Разумеется, он тщательно упаковал лишь те костюмы, которые выглядели почти презентабельно (обнаружив в процессе, что Свами продырявил первой пулей одну из трех наиболее приличных сорочек). Но даже они вряд ли могли выдержать строгую критику дворецкого.

— Мисс Харриган ждет на лужайке, — сообщил ему сей достойный муж. — Проводить вас?

— Нет, спасибо. Я сам найду.

Отправившись в путь по памяти, краем глаза Мэтт заметил, как дворецкий на вытянутой руке несет его чемодан наверх.

Лужайка была ярко залита солнцем. Столбики и воротца сверкали, как дешевые украшения, рассыпанные на зеленом бархате. На скамейке, с которой Мэтт и Джозеф смотрели на стеклянную дверь кабинета, теперь сидела мисс Харриган. Мисс Конча Харриган.

— Это вы, — растерянно сказал Мэтт.

— Правда? — Конча оглядела себя. — И действительно! А чего вы ожидали?

— Дворецкий сказал “мисс Харриган”, и я подумал про вашу тетю.

— Я могу и обидеться.

— Пожалуйста, не надо. Кстати, как зовут вашего дворецкого? Есть же у него какое-нибудь имя. Глупо всегда мысленно называть его “дворецкий”. Как в моралите — Человек, Женщина, Полицейский…

Конча взглянула на Мэтта.

— Вот видите, — сказала она.

— Что?

— Вам неловко со мной говорить, потому что вчера умер мой отец. Вы слишком смущены, чтобы выразить соболезнования, а потому пытаетесь бодро болтать о пустяках. И тут же упомянули полицию. Никуда мы от этого не денемся.

— Умненькая девочка.

— Я не девочка, — серьезно ответила Конча. — Я ведь уже сказала. А дворецкого зовут Баньян, — добавила она, улыбнувшись.

Мэтт засмеялся.

— Джон или Пол?[13]

— Смешная фамилия, правда? Артур говорит, такая дурацкая.

— Мисс Харриган, прошу прощения, поскольку эти слова неприятно слышать любой сестре, но ничего другого я от вашего брата и не ожидал.

— Вам не нравится Артур?

— Я от него не в восторге.

— Вы ему тоже не нравитесь. Он говорит, все неприятности начались, когда вы здесь появились.

— Э… а разве не так?

— Гм. Жалеете, что пришли?

— Нет.

— И я нет. — Она протянула руку. — Мир.

Мэтт сел на скамейку рядом с Кончей, вытянул длинные ноги, закрыл глаза и откинул голову.

— Хорошо на солнышке, — пробормотал он.

— Можно я снова побуду умненькой девочкой?

— Разумеется. Валяйте.

— Вы сейчас думаете: “Да, все здорово, просто прекрасно, и она славная девочка, и вообще, но по ней не скажешь, что вчера ночью у нее погиб отец”.

Голос Кончи слегка дрогнул. Мэтт открыл глаза и увидел, что она встала.

— Но что тут поделаешь? — умоляюще продолжала она. — Все мы разные. Я не могу ни молиться за папу целыми днями, как тетя Элен, ни уйти в работу с головой, как дядя Джозеф, ни хотя бы слоняться по дому, хандрить и говорить глупости, как Артур. И плакать я тоже не стану. Я не ребенок.

— Вы можете сесть, поговорить со мной и перестать беспокоиться о том, что я думаю. Уж это точно можете. Или давайте сыграем в крокет.

— Лучше поговорим. Я сегодня прогуляла учебу.

Конча была еще так юна, что это прозвучало как признание в чем-то ужасном.

— Всякий бы на вашем месте прогулял.

— А вот и нет. Я не просто взяла и прогуляла. Мне велела сестра Урсула.

— Неплохой совет для монашки. Она подрывает американские общественные институты, вот что. Не против, если я закурю?

— Курите. Знаете, так странно. Она попросила меня остаться с тетей Элен вчера вечером, а утром пойти с ней на мессу — прямо как епитимья, правда? Но, наверное, вы не знаете, что такое епитимья.

— Я думал, это деньги, которые платят за исповедь.

— Деньги! — На мгновение в девушке вспыхнул испано-ирландский темперамент. Тут же Конча добавила спокойнее: — Боже, какие глупости. Никто и никогда не платит за исповедь. Епитимью нужно выполнить, чтобы искупить свою вину. Например, прочитать несколько молитв. — Она что-то вспомнила и засмеялась. — Когда Артуру было восемнадцать, однажды в субботу он вернулся домой после исповеди, зашел ко мне — я устраивала кукольное чаепитие — и спросил: “Знаешь, какую епитимью на меня наложили?” Я сказала, что, наверное, пять “Отче наш” и пять “Аве” — большее, что зарабатывала я сама. Но он усмехнулся и ответил: “Нет. Три полных розария. Я теперь не мальчик, а мужчина”.

— Боюсь, в католичестве я полный профан. Не вижу ничего смешного.

— Я так и думала. — Конча тихонько вздохнула.

— Но отчего сестра Урсула попросила вас прогулять колледж? Или есть что-то, чего я не понимаю?

— Я тоже не понимаю. Не знаю, что и подумать. И поэтому волнуюсь. Когда мы вернулись из церкви, я позвонила сестре Урсуле и пересказала все, что делала тетя Элен. Сестра Урсула особенно интересовалась, ходила ли тетя на исповедь и к причастию.

— И?..

— Только к причастию. Знаете, тетя Элен причащается каждый день. Вряд ли она успевает выйти из состояния благодати. Но, наверное, этого вы тоже не поймете.

— Боюсь, что нет.

Конча пристально посмотрела на Мэтта:

— Вы не любите католиков?

— Ничего против них не имею. — Он смутился. — Мы живем в свободной стране. Но моя мать была агностиком старой школы, знаете — Томас Пейн[14] и Роберт Ингерсолл[15]… “Освободите народ от поповской тирании”. Боюсь, я никогда не начну думать по-другому.

— А моя мама, — негромко сказала Конча, — верила в Бога, любила его и служила ему. У нее было плохое зрение, и она умерла.

Эта фраза показалась Мэтту странной. В последовавшей тишине он крутил ее в голове так и сяк, пытаясь понять. “У нее было плохое зрение, и она умерла”. Почему-то он вновь увидел кабинет, испуганную девушку и упавшую книгу, которая открылась на белене.

В стеклянных дверях возник Баньян.

— Мистер Грегори Рэндал хочет видеть вас, мисс.

— О господи. Скажите… скажите, что я лежу ниц и молюсь.

— Лежите ниц? Хорошо, мисс. Думаете, простой головной боли он не поверит?

— Да бросьте, — сказал Мэтт. — Повидайтесь с ним. Грег славный парень. По-моему, вы его изрядно помучили.

— Каким образом?

— Ну, сначала эта история с монастырем. Вы понятия не имеете, как он испугался. Чуть не поседел. А если еще и теперь прогоните…

— Ладно. Баньян, проводите мистера Рэндала сюда.

— Он выразил желание, мисс, увидеться с вами наедине.

Мэтт встал.

— Я буду в кабинете. Пора наконец заняться бумагами.

— Нет, — твердо сказала Конча — Вы останетесь здесь.

Грегори Рэндал явно удивился, увидев Мэтта. Он приветствовал приятеля вполне дружелюбно, но, несомненно, уже совершенно позабыл, как в субботу Мэтт пытался пробиться сквозь толщу его похмелья. Закончив с любезностями, Грегори повернулся к Конче и взял девушку за руку.

— Какой ужас, — пылко произнес он.

— Да, — согласилась Конча и замолчала.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Сначала я даже думал, что не посмею потревожить тебя в твоей скорби в такое время, но затем решил, что мое место рядом с тобой. Женщине нужно надежное плечо, на котором она может поплакать.

Он надеялся выразить шутливое сочувствие.

— Плечо я уже нашла. — Она высвободила руку и указала на Мэтта. — Потрогай. Оно промокло насквозь.

Грегори взглянул на приятеля почти с яростью:

— Конечно, я рад, что ты нашла того… кто способен тебя поддержать. Но, в конце концов, одно дело — какой-то посторонний, и совсем другое — жених!

— Боюсь, я этого не осознала.

— Какой ужас. — Грег вернулся к прежней теме. — Твой отец, дорогая, был замечательным человеком, великим человеком, если можно так выразиться. Уйдя, он оставил брешь, которую нелегко заполнить. Немногие знали Вулфа Харригана, но мы-то понимаем, что означает его уход. А главное, каково теперь вам — родным и близким…

— Пожалуйста…

— Он служил вам опорой и защитой, — продолжал Грегори. — И теперь вы открыты всем ветрам и злобе мира

Конча ядовито улыбнулась.

— Я могу все-таки уйти в монастырь.

— Господи! Эта бредовая затея тебя еще привлекает? Даже теперь, когда…

— Нет. Нет. С пятницы слишком много всего случилось. Правда, Мэтт?

— Можно и так сказать, — сухо отозвался тот.

Грегори подозрительно взглянул на него.

— То есть ты отказалась от безумной идеи посвятить себя Богу?

— Нет. Просто сестра Урсула объяснила, что есть разные способы.

— Сестра Урсула? А я думал, что она…

— Пожалуйста, не надо об этом. Я не уйду в монастырь. Точка. Итак… Зачем ты вообще приехал?

Грегори был застигнут врасплох.

— Зачем? Ничего себе. А как же должен поступить мужчина, у которого невеста в беде? Что я мог сделать, кроме как…

— Примчаться ко мне? — подхватила Конча.

— Примчаться к тебе, — со всей серьезностью повторил Грег. — Вот именно. Мое место рядом с тобой, дорогая, отныне и навсегда.

— Пожалуй, — сказал Мэтт, — я все же лучше пойду займусь бумагами.

— Это обязательно? — поспешно спросил Грег. — Я не хочу тебя прогонять, старик.

— Знаю. Но работа есть работа. — Он двинулся к кабинету.

Конча властно вытянула руку.

— Нет, — негромко произнесла она.

— Но, дорогая, — запротестовал Грег, — если у Дункана дела, мы не вправе его задерживать. Разумеется, его общество нам приятно, но если долг зовет…

— В последнее время он работал слишком много. Пусть останется.

— Работал? Здесь?

— Да. Мистер Харриган взял меня на работу в качестве помощника. Я пытался рассказать тебе в субботу, но, кажется, ты был не в настроении слушать.

— О да. Ужасно болела голова, — объяснил Грег Конче. — Мигрень. Иногда бывает. То есть, — подытожил он, внимательно глядя на Мэтта, — ты работал здесь в воскресенье?

— Да.

— И ты… можно сказать, в гуще событий?

В его голосе послышался намек, который Мэтту не понравился, но он предпочел не обратить внимания.

— О да. А ты не слышал? Сегодня лейтенант подписал ордер на мой арест.

— Господи помилуй. — Рэндал явно разрывался между ужасом и восторгом. — Но в таком случае, старик… почему ты еще здесь? Почему ты не попытался…

— Мистер Дункан шутит, — холодно заметила Конча. — Он считает, что подобные шутки идут к его шраму.

— Тьфу ты. Я решил, что ты серьезно. Мог бы и догадаться. Но, господи, подумать только — ты был здесь, когда… А я торчал на садовой вечеринке у миссис Аптон, развлекался и даже представить не мог…

— Послушай, — перебила Конча. — Да, я знаю, что леди не начинает речь таким образом, но прямота мистера Дункана испортила мои монастырские манеры. Послушай, Грег. Я во второй раз спрашиваю: зачем ты приехал? Ты бросил свою любимую контору не для того, чтобы выразить соболезнования, посмотреть в мои прекрасные глаза и рассказать про вечеринку у миссис Аптон. Зачем ты приехал?

— Я как раз надеялся объяснить, — сдержанно произнес Грегори, — когда Дункан займется бумагами.

— Он не займется бумагами. Теперь ты скажешь?

— Я лучше… — начал Мэтт.

— Нет! Итак, Грегори?

— Ну хорошо. Я приехал, Конча, чтобы попросить тебя назначить день нашей свадьбы.

Конча рассмеялась.

— Да перестань! Разве так подобает? Разве человек из рода Рэндалов станет назначать день свадьбы, когда покойника еще даже не похоронили? Расчетливость, Гораций? Сомневаюсь, что на брачный стол пойдет пирог поминный.

— Я не понимаю, Конча. Я вижу лишь, что сейчас ты одна-одинешенька в мире…

— И у меня никого нет, кроме дяди, тети и брата…

— Тебе нужен мужчина, на которого ты сможешь опереться. Я прошу об этой чести, дорогая моя, чтобы защищать тебя.

— Какая прелесть!

— Зачем ты надо мной издеваешься? Я предлагаю тебе крышу над головой, уют, безопасность, а ты… ты стоишь здесь и смеешься мне в лицо! Да-да, и в процессе улыбаешься моему приятелю. Так нельзя, дорогая.

Грегори Рэндал был скучен, напыщен, неостроумен и красив почти до отвращения, но Мэтт всерьез растрогался. Эта странная девочка действительно его мучила, и Мэтт не испытывал никакого удовольствия, наблюдая за происходящим.

— Послушайте, Конча… — попытался он вмешаться.

— Не лезь, Дункан, — огрызнулся Грег. — И вообще, хотел бы я знать, чем ты тут занимаешься. Корпишь над бумагами, как же. Очень правдоподобно!

В ту секунду могло случиться что угодно. В воздухе повисло незначительное, но тем не менее угрожающее напряжение. Под яростным взглядом Грегори Мэтт на всякий случай сжал и разжал правый кулак.

Но тут раздалось громоподобное: “Кого я вижу!”, и на лужайке появился Р. Джозеф Харриган.

— Грегори! — возопил он. — Рад видеть тебя, мой мальчик!

Грегори с заметным усилием совладал с собой.

— Добрый вечер, сэр. Папа просил передать свои соболезнования.

— Спасибо ему большое. Очень хорошо, что ты приехал.

— Какой ужас, я просто выразить не в силах…

— Давай не будем об этом, мой мальчик.

— Жаль, что меня здесь не было. Глупо, конечно, но я все время думаю, что если бы я был здесь, а не на вечеринке у миссис Аптон…

— Ерунда. Ерунда, Грегори. Что ты мог сделать? Что могли сделать мы с Дунканом? Мы видели этого чертова факира — вон через ту дверь — и ничем не помогли Вулфу. Однако Мэри наверняка предпочтет поговорить о чем-нибудь другом.

— Не знаю, дядя Джо. Есть и менее приятные темы. Джозеф нахмурился, но уточнять, какие именно, не стал.

— Ты останешься на ужин, мой мальчик? Элен, я уверен, тебе очень обрадуется. Сегодня мы ужинаем в семейном кругу, но за нашим столом ты не лишний. В конце концов…

— У Грегори вечером назначена деловая встреча, — вмешалась Конча.

Грег недоуменно уставился на нее и собрался было возразить, но тут же передумал и посмотрел на часы.

— Да, точно. Спасибо, что напомнила. Боюсь, мне надо бежать, сэр. До свидания, Конча.

С Мэттом он не попрощался.

Джозеф посмотрел Грегу вслед, потирая плешь, похожую на тонзуру.

— С молодым человеком что-то неладно, — заявил он. — Ты уверена, что он зашел, только чтобы выразить соболезнования?

Дядя окинул Кончу лукаво-добродушным взглядом.

— Не только. — Девушка улыбнулась. — Он хотел нам рассказать про вечеринку в саду у миссис Аптон.

У Мэтта вдруг закралось подозрение, что Конча права.