Девятью Девять

Глава XX

Утро пятницы.

Мужчина спросил:

— Кто вы?

Женщина ответила:

— А вы не знаете?

— В жизни вас не видел.

— Вы так уверены?

— Конечно, уверен. Я не забываю лица. Но довольно об этом. Какого черта вы тут делаете?

Женщина аккуратно расправила складку на своем ярком цветастом платье.

— Я лучше отвечу на ваш второй вопрос. Вы знаете Робина Купера?

Мужчина нахмурился:

— Я его видел, да. Какое вам дело? Вы ему кто?

Женщина промолчала.

Мужчина спросил:

— Он послал вас сюда?

Женщина сказала:

— Робина Купера посещают странные фантазии. Он думает, кто-то пытался его убить, но испугался.

— Глупости. Мы напрасно тратим время.

— Он готов дать показания.

— А вам-то что?

Женщина не сводила глаз с открытого мыска туфли.

— Я подумала, человек, который вас предупредил, может на этом деле чего-нибудь выгадать.

— Чушь. Я в курсе, что он заговорил. Меня это не касается.

— Да, если бы он не вспомнил про струсившего убийцу. Купер решил рассказать побольше и обеспечить себе безопасность. Может быть, если ничего не утаивать, спасешься.

Мужчина спросил:

— А много ли знаете вы?

— Достаточно, чтобы прийти сюда.

— Фантазии Купера вас не пугают?

— Только не здесь. Вы не посмеете. А больше нигде мы с вами не встретимся.

— Катитесь со своими предостережениями. Я вышел из игры.

Женщина ответила:

— Ну ладно. Хотя попытаться стоило. Без обид?

— Да.

Когда женщина ушла, он сказал себе: “На сей раз не струсит”.

Вечер пятницы.

Мэтт обвел взглядом кабинет. Традиционного общего собрания подозреваемых, с трепетом ожидающих последнего слова, у них не получилось.

Недоставало, по крайней мере, пятерых. Свами Зюсмауль находился в тюрьме. Как и Агасфер, или Гленн Мейсон, ожидавший ордера на экстрадицию из Иллинойса. Робин Купер, скорее всего, сидел дома — под ненавязчивым, но бдительным полицейским наблюдением. Р. Джозеф Харриган задержался в конторе на какой-то важной встрече. После рассказа Кончи о приключениях на Ольвера-стрит сестра Урсула решила, что приглашать Грегори Рэндала к Харриганам было бы неразумно, вне зависимости от того, насколько серьезен повод.

Поэтому монахиню слушали только трое Харриганов — Элен, Артур и Конча, — а также Баньян-Баннистер (ради такого случая повышенный в статусе, он присутствовал не в качестве слуги, а как профессионально заинтересованный зритель), лейтенант Маршалл, Мэтт и, разумеется, дремавшая в уголке сестра Фелиситас.

— Начинайте, сестра, — сказал Маршалл. — У меня мурашки по спине, такое чувство, что где-то тлеет фитиль, причем не в этой комнате, но что тут поделаешь? Открывайте шоу, и пусть себе Рим горит.

— Прошу прощения, — начала сестра Урсула, — если мои слова зазвучат чересчур поучительно. Трудно, стоя перед такой аудиторией, не впасть в манеру проповедника. Пожалуйста, прерывайте меня всякий раз, когда сочтете необходимым. Как уже предупредил лейтенант Маршалл, наше заседание носит неофициальный характер. Лейтенант был так любезен, что задал мне несколько вопросов относительно случившегося и сообщил кое-какую информацию. Я полагаю, что в результате раскрыла тайну запертой комнаты, и прошу вас, столь тесно связанных с этим делом, выслушать мои рассуждения. Лейтенант, который несколько дней ломал голову, изучая проблему со всех возможных сторон, пришел к простому выводу, что никакой проблемы вообще нет. Он хочет не просто разрубить гордиев узел, но объявить, что его не существовало вовсе. Иными словами, лейтенант ставит под сомнение показания мисс Харриган. Нет, мисс Харриган, пожалуйста, не смотрите на бедного мистера Маршалла так сердито. Служебный долг детектива — не вмешивать личное отношение в ход расследования, и причины, которые привели к его подозрениям, достаточно убедительны… для протестанта.

— Для протестанта! — эхом отозвался Маршалл. — Дорогая моя сестра Урсула, я весьма уважаю вашу церковь, но отказываюсь поверить, что она является единственным источником здравого смысла. Логика есть логика, даже для протестанта.

— Прошу прощения, лейтенант. Логика — одно дело, истолкование фактов — другое. Восстановим последовательность событий. В воскресенье вечером мисс Харриган сказала вам, что никто не выходил из кабинета, пока она находилась в молельне. До конца вечера и на следующее утро с ней постоянно была племянница. Они вместе отправились на мессу, и мисс Харриган, ни на минуту не отходя от Кончи, приняла причастие. Как вы истолкуете эти факты, лейтенант?

— Я скажу, что мисс Харриган — добрая и горячо верующая женщина. Но ничто не разубеждает меня, что она способна солгать, чтобы выгородить родственника.

— Правильно. Признаю — простите, мисс Харриган, — что не назвала бы подобную ложь немыслимой. Но ее дальнейшие действия, если следовать вашей гипотезе, становятся совершенно невероятными. Всякий католик знает, что ложь — грех, более того, ложь в таком серьезном вопросе — грех не простительный, а смертный. Принять причастие в состоянии смертного греха — самое страшное святотатство, какое только может совершить католик. Если бы мисс Харриган солгала, у нее было бы два пути — воздержаться от ежедневного причастия либо исповедаться в грехе и получить отпущение. Она не сделала ни того ни другого — следовательно, она сказала правду.

— Да будет позволено мне как протестанту, сэр, заверить вас, что доводы сестры Урсулы вполне разумны, — снисходительно заметил Баньян. — Возможно, они неприменимы к схизматикам, которые называют себя “практическими католиками”, но христианину, истово преданному Римской церкви, такому как мисс Харриган, проще совершить убийство, чем святотатство.

— Так, — сказал Маршалл. — Вы вычеркиваете единственное возможное решение. Скажите на милость, что же остается?

— Сейчас. — Сестра Урсула улыбнулась. — Давайте обдумаем вопрос еще раз с самого начала. Жаль, что Джозефа Харригана здесь нет и мы не можем сравнить показания очевидцев. Придется нам довольствоваться мистером Дунканом. Итак, мистер Дункан, что вы увидели, когда впервые заглянули через стекло вечером в воскресенье, на закате?

— Человека в желтом одеянии.

— А когда заглянули во второй раз, то увидели…

— Труп Вулфа Харригана.

— Что исчезло из комнаты в промежутке?

— Человек в желтом.

— Вот здесь, — сестра Урсула повернулась к лейтенанту, — мы пошли неправильным путем с самого начала. Давайте повторим. Что увидели сначала? Человека в желтом одеянии. Что увидели потом? Человека. Что пропало?

Конча выкрикнула: “Одеяние!” — и как будто поразилась собственным словам. Все остальные подались вперед, с внезапным выражением интереса на лицах, точь-в-точь марионетки, которых дернули за веревочку. То есть все, кроме безмятежно дремлющей сестры Фелиситас и Артура Харригана, который откинулся на спинку кресла и произнес:

— Бред…

Кофе вскипел. Робин Купер налил обжигающе горячую жидкость в кружку, выпил и вновь посмотрел на черновой набросок, лежавший перед ним. “В свете всего случившегося… разумеется, это очевидно даже официальному представителю… чтобы добиться моего бесценного молчания…”

Гордиться было нечем. Неуклюжая попытка, которой недоставало обычного блеска. Купер скомкал листок и выпил еще кофе. Личный разговор окажется, несомненно, опаснее, но в то же время, скорее всего, гораздо продуктивнее… И потом он кое-чем уравновесит опасность, а при необходимости и предвосхитит ее.

Купер вытащил из ящика тяжелый пистолет сорок пятого калибра. (Ростовщики бывают слепы и немы, главное — знать, к кому обратиться.)

На сей раз — никаких оплошностей. Риск велик, но игра стоит свеч.

Да, крысы бегут с тонущего корабля. Но, предположим, крыса знает, что корабль нагружен золотыми слитками, которые по-прежнему покоятся в трюме. Золотом, которое можно изъять и обратить себе на пользу, если крысиная изобретательность не подведет.

За дверью послышался какой-то шум. Робин Купер нахмурился, поскольку посторонний звук вмешался в его планы. Или нет? Может быть, удача сама идет навстречу? Он снял оружие с предохранителя и приготовился.

Лейтенанту Маршаллу понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить новую версию.

— Вы хотите сказать, — медленно произнес он, — что желтое одеяние нацепил сам Харриган?

— Насчет “нацепил” я не уверена, лейтенант. Но одеяние было на нем, да. Можно ли сказать, что труп “нацепил” саван?

— Он уже был мертв?

— Да. Если помните, из-за горящего камина в комнате стало слишком жарко, чтобы с точностью определить время смерти. Мистер Дункан, вы видели тело мистера Харригана — его ноги, по всей видимости, прижали к столу креслом, а верхнюю часть туловища подперли палочкой, которая и оставила царапину на крышке стола. Когда он погиб, невозможно сказать наверняка, но, несомненно, после разговора с братом.

— Но почему? Какой смысл…

— Убийца знал, что заходящее солнце ослепит любого, кто заглянет в кабинет через стекло раньше четверти седьмого. В четверть седьмого, когда закатное сияние померкло, с крокетной лужайки в отблесках огня из камина стало видно человека в желтом одеянии. Свидетели получили отчетливое указание на убийцу.

— И что толку? Если преступнику было угодно внушить Дункану и Джозефу, что они видели убийцу, зачем создавать впечатление, будто тот не мог выйти из кабинета?

— Некоторые убийцы, лейтенант, планируют преступление в запертой комнате, но тогда смерть должна выглядеть как несчастный случай, то есть естественной, или же как самоубийство. Смерть Харригана уж точно не походила ни на то, ни на другое. Запертая комната не входила в планы убийцы. Он хотел навести следствие на мысль, что человек в желтом вышел через дверь в молельню. Но по чистой случайности мисс Харриган после разговора со мной отправилась туда. Иначе мы бы не усомнились — как и рассчитывал убийца, — что преступление совершил Агасфер либо кто-то, переодетый им.

Маршалл пыхтел трубкой и выдувал тучи дыма, точно Везувий.

— Нет, сестра Урсула, — возразил он. — Не пойдет. Это умно, чертовски умно, но все-таки ничего не объясняет. Допустим, убийца вышел из кабинета раньше, но мы по-прежнему в тупике. Если на Вулфа Харригана надели желтое одеяние, куда же оно делось?

— О, я позабыла сказать. Прошу прощения, я не привыкла к таким докладам. Вы разве не помните, лейтенант, что в запертой комнате обнаружили отверстие?

— Крысиную нору? Она никуда не ведет, разве что в пустое пространство под полом. А дырка в задней стенке камина слишком мала, чтобы протащить через нее одеяние.

— Но достаточно велика для проволоки, — заметила сестра Урсула.

— Проволоки?

— Почему вы упорно думаете, что одеяние унесли из комнаты?

— Потому что мы его не нашли. Или я снова рассуждаю как протестант?

— Нет. Если не ошибаюсь, протестанты особо подчеркивают разрушительную силу огня.

— Огня? Сестра Урсула, вы с ума сошли. Мы просеяли пепел в камине и не обнаружили ни кусочка. Никакая ткань не успела бы сгореть дотла.

— А кто сказал, что одеяние сделали из ткани? — спросила сестра Урсула.

— Но… ей-богу, сестра…

— Не забывайте, его не предполагалось носить. Одеяние нужно было всего лишь показать зрителям через стекло. Бумага для этих целей подходит не хуже, и ее гораздо легче уничтожить. Позвольте мне подвести итог. Где-то между без пяти минут шесть и тринадцатью минутами седьмого мистер Харриган впустил убийцу в кабинет и получил пулю. Затем преступник нарядил труп в желтое одеяние и поставил стоймя, как я уже описала, чтобы его заметили на закате. Затем к бумажному одеянию привязали длинную проволоку, которую соединили веревочкой с деревянной подпоркой. Другой конец пропустили сквозь дыру в задней стенке камина. Все подготовив, убийца вышел через дверь в молельню и запер ее за собой. Когда началась суматоха, преступник успел забежать за камин и потянуть за проволоку, стащив с убитого одеяние и выдернув подпорку. В результате труп упал на пол и превратился из загадочного гостя в убитого Вулфа Харригана. Дернув за проволоку еще раз, убийца втащил бумагу и подпорку в огонь. Одеяние и веревочка немедленно сгорели, а палочка в камине бросается в глаза ничуть не больше, чем труп на поле битвы, цитируя Честертона. Это заняло лишь несколько секунд. В дальнейшей суматохе проволоку можно было выбросить на заднем дворе, где она тоже не привлекла бы внимания.

Маршалл фыркнул.

— Ей-богу, пока что ваша версия — единственная, которая объясняет ситуацию. Должен признать, сестра, мне нравится. Когда вы до этого додумались?

— Когда мистер Дункан рассказал об отсутствии перчаток.

— Перчатки? Но как… нет, подождите. Я тоже хочу блеснуть умом. В конце концов, я детектив. На убийце таки были перчатки — мы это знаем, поскольку он не оставил отпечатков пальцев, а отпечатки Харригана на дротике оказались смазаны, но не стерты. Но всякий, кто переоделся бы Агасфером, надел бы перчатки. Они — часть образа. Следовательно, фигура в желтом — не убийца и не человек, наряженный Агасфером. Отсюда делаем вывод…

— Именно, лейтенант. От одеяния легко избавиться, от перчаток — нет. Поэтому убитому их надевать не стали.

— Ловко, — сказал Маршалл. — Очень ловко. Но, полагаю, теперь вы остановитесь и не назовете имя убийцы?

Слушатели нетерпеливо заерзали. Даже Артур оживился.

— О господи. — Сестра Урсула вздохнула. — Вы так и не поняли, при чем тут Вильгельм Второй?

Зазвонил телефон.

— Я отвечу, — сказал лейтенант. — Маршалл слушает. Привет, Краутер. Да. Да. Не-ет! Бог ты мой. Да. Так. Приеду… сейчас скажу… через двадцать минут. Держи все под контролем. — Он повесил трубку и повернулся к сестре Урсуле. — Мурашки меня не обманули. Я должен ехать. Ну же, при чем тут Вильгельм Второй?

Сестра Урсула заколебалась и смутилась. Она не сводила глаз с телефона.

— Он не…

— Купер жив, если вы об этом. Говорите.

— Слава богу! — Она коснулась четок на поясе и беззвучно зашевелила губами, после чего продолжала: — Итак, вы согласны, что отметина от дротика была не случайной? Что Вулф Харриган указал на убийцу с помощью книги, а вовсе не одной из папок?

— Да.

— Мэри, у тебя история еще не успела вылететь из головы. Кто такой Вильгельм Второй?

— Сын Вильгельма Завоевателя, да? Правил в Англии в конце одиннадцатого века и был убит стрелой в лесу. Больше ничего не помню.

— Как его звали? Полностью, включая прозвище?

— О! — Конча замерла и ответила чуть слышно: — Вильгельм Руфус.

— Вот именно. Мисс Харриган, как звучит полное имя вашего брата?

Голос Элен дрожал:

— Руфус Джозеф Харриган.

— Вы могли бы и догадаться, лейтенант, — продолжала сестра Урсула. — Вполне естественно, что первенца Руфуса Харригана также назвали Руфусом. И столь же естественно, что он сократил это имя до инициала “Р”, чтобы утвердиться в глазах общества за счет собственных достоинств, а не только как тезка знаменитого отца.

Артур присвистнул. Конча, не говоря ни слова, взяла тетю за руку и крепко сжала.

— Но он… — начал Мэтт и замолк.

— Да, мистер Дункан. Он был с вами. И это тоже доказательство вины. В основе плана лежало то, что у убийцы будет алиби на шесть часов тринадцать минут. Из всех находившихся в доме оно было только у Джозефа Харригана и у Мэри, и алиби Мэри не подлежало сомнению, поскольку покрывало время с шести тринадцати до шести пятнадцати, когда убийца потянул за проволоку.

— Но с шести тринадцати до шести пятнадцати Джозеф находился со мной! Каким образом он мог потянуть за проволоку?

— А разве он не споткнулся и не упал, когда вы спешили в дом? Причем в точности за камином? Даже не будь книги, это доказало бы его виновность. Он — единственный, кому была выгодна ошибка при расчете времени и у кого была возможность дернуть проволоку.

— Я так понимаю, — задумчиво произнес Мэтт, — именно поэтому вы спросили, кто играет в крокет. Если бы на крокетной лужайке не было свидетелей, ему пришлось бы изыскать предлог, чтобы вывести туда кого-нибудь до заката.

— Но если вы разгадали тайну, сестра, — спросил Маршалл, — то зачем забрасывали удочки насчет рыжеволосого убийцы?

— Прозвище Вильгельма — Руфус — означает просто “рыжий”. Будь у нас еще один рыжий подозреваемый, возможно, дротик указывал бы на него — или на нее. Но поскольку из всех людей, имеющих отношение к этому делу, рыжие только ваши жена и ребенок…

— Похоже на какой-то чудовищный розыгрыш, — сказала Конча. — Вроде дурацких выходок Артура.

И тетя Элен часто рассказывала, что дядя Джозеф в молодости был точно таким же. Вечно придумывал всякие механические приспособления для жестоких шуток… а теперь…

— Очень показательно, — признала монахиня. — Напрасно я об этом не задумалась.

— Нет! Я не верю, сестра Урсула. — Голос Элен Харриган вдруг зазвучал по-старушечьи. — Мой родной брат убил другого родного брата… зачем?

В ее “зачем” прозвучали мольба, недоверие и отчаяние.

— Потому что он стоял за Агасфером. Или, точнее говоря, за Робином Купером. Здесь я могу только догадываться, но мои догадки подтверждаются фактами. Я уже доказала вам, что Джозеф убил брата. У него не было ни личных, ни финансовых мотивов совершать преступление. Мы знаем, что Вулф Харриган имел некоторые подозрения относительно того, кто покровительствует Агасферу, — подозрения слишком страшные, чтобы озвучить их даже доверенному помощнику. Есть и некоторые другие указания. Вы, мистер Дункан, сказали, что Робин Купер был потрясен, когда вы втроем появились в Храме. Лейтенант был в штатском, а ваш шрам не настолько ужасен. Купер, вероятно, испытал шок, неожиданно увидев, как в Храм Света входит его закулисный покровитель. И слишком трудно поверить, что призвание Девятью Девяти вечером накануне убийства — чистое совпадение. Эта церемония, разумеется, была заказана — заказана человеком, который знал, что угроза будет исполнена. А потом произошло покушение на Робина Купера.

— Что?! — воскликнул Мэтт. — Когда?..

— Первую попытку предприняли в тот вечер, когда вы с лейтенантом нанесли Куперу визит. Объяснения Джозефа звучали очень неубедительно. Когда вы вошли в комнату Купера, то обнаружили, что Джозеф разлил кофе и что кто-то оставил в пепельнице окурки, бросающие подозрение на Артура. Но в гневе Джозеф обычно кричит — не в его духе топать ногами и опрокидывать кружки. Я подозреваю, что кофе вылили, поскольку он был отравлен.

— Я понимаю, — сказал Маршалл, — отчего Джозефу пришло в голову убрать Робина. В этом есть логика. Но зачем отравлять, а затем выливать кофе? Нелепо.

— Вовсе нет. План, я так думаю, заключался в том, чтобы Купера нашли мертвым и чтобы обстановка указывала, что он приготовил кофе на двоих и что его гостем был Артур. Но тут Джозеф увидел, как вы подъехали (вы упоминали, что окна комнаты выходят на улицу). Он понял, что его вот-вот застигнут на месте преступления, и перевернул кружку.

— Но мой брат не мог быть основателем секты, сестра Урсула. Он порядочный человек и верующий католик.

— К сожалению, — сказала сестра Урсула, — принадлежность к церкви не гарантирует благочестия.

— Но как можно оставить истинную церковь ради…

— Сомневаюсь, что Джозефа заботили религиозные аспекты. Храм Света был просто необходимым предлогом. Дети Света медленно, но верно превращались в мощную политическую силу. Я не рискну называть Джозефа фашистом — сейчас это слово употребляется слишком широко, чтобы иметь конкретный смысл. Но он демагог, рвущийся к власти. Доведись ему встретиться со священником вроде Кофлина[25], и он бы, возможно, попытался завербовать соратников в преде- лах католической церкви. Но, к счастью, такие священники попадаются реже, чем внушают нам клеветники.

— О господи, — сказал Артур. — Дядя Джо пробирал меня насчет азартных игр и в то же время хотел подставить! Но как вы сумеете это доказать, сестра? Хотел бы я посмотреть, как вы загоните дядю в угол, но на руках у вас одни догадки.

— Вовсе нет. Есть улики, подтверждающие мою теорию. Например, одна небольшая подсказка кроется в словах, которые Вулф Харриган заметил в Евангелии от Иосифа — “богатство беззаконное”.

— И что они значат? — спросил Мэтт. — Они мне покоя не дают.

— Это фраза из притчи, если не ошибаюсь, — сказал Баньян. — К сожалению, безбожное молодое поколение ее не помнит. Правда, на самом деле она звучит как “богатство неправедное”.

— Именно. Так сказано в Библии короля Иакова. “Богатство беззаконное” сказано в Дуэйско-Реймской Библии, то есть в католической версии. Протестанту это бы в голову не пришло. Таким образом, ясно, что в сочинении Евангелия от Иосифа, которое лежит в основе учения Агасфера, принимал участие католик. Еще показательнее скорость, с какой Агасфер подхватил подсказки и сделал свое фальшивое признание: видимо, Джозеф, публично клеймивший убийцу брата, на самом деле выдавал информацию Агасферу, чтобы тот мог выступить. И самое главное — из комнаты ничего не пропало, кроме секретных заметок Вулфа Харригана, касавшихся покровителя Агасфера, и приписки к завещанию, в которой мистер Дункан назначался литературным душеприказчиком. Никто, кроме убийцы, не стал бы забирать то и другое, а я уже доказала, что убийцей был Джозеф Харриган. Он забрал бумаги, поскольку они напрямую касались его. Если бы он просто хотел пустить следствие по ложному следу, папка подошла бы лучше. Пропажа приписки поставила мистера Дункана в непосредственное подчинение Джозефу Харригану, он мог воспрепятствовать обнародованию любого материала, который счел бы опасным.

— Минуту, — сказал Мэтт. — Давайте, пожалуйста, вернемся к покушению на жизнь херувима. Вы сказали, это была первая попытка.

Сестра Урсула взглянула на телефон и перевела взгляд на лейтенанта.

— Вы угадали, сестра, — сказал Маршалл. — Или знали? Да, звонил Краутер. Они только что поймали Р. Джозефа Харригана при вторичном покушении на Купера.