Джони, о-е! Или назад в СССР-4!

Глава 13

— И тебе не жалко денег⁈ — спросил Высоцкий тоном Жеглова. — Ведь и поездка, и клиника, они же денег стоят. А мы тебе никто… Как это понимать?

— Понимай, как мою заботу о перспективном бизнес-партнёре. Некоторые фирмы за границей оплачивают сотрудникам медицинскую страховку, а высшему управленческому персоналу помимо медицины даже спа, другие косметологические процедуры и санатории. В СССР этим профсоюзы занимаются, а там — сами хозяева компаний. Вот и я озаботился.

Я сказал это так серьёзно, что Высоцкий нахмурился.

— А я думал, ты по дружески…

Я улыбнулся.

— И это тоже. Но, что это я тебе буду в дружбе признаваться, — сказал я тоже тоном Жеглова, только «жёсткого». — Ещё подумаешь, что «французишка» скабрезные цели преследует.

Высоцкий растянул губы в улыбке и восхищённо вскинул брови.

— Да ты артист, Пьер! Совсем меня скопировал, когда я Груздева допрашивал в «Месте встречи». Тебе сниматься надо. На сцене не потянешь, а вот эпизод сыграть ты сможешь.

— Кстати, про сцену и съёмки… Может быть кино про «Степана Разина» снимешь? То, что Шукшину не дали снимать. Не видел твой спектакль, но Разин, — это твой типаж.

— Нет ещё спектакля, Пьер, — скривился и потупил взгляд Высоцкий. — Пробуем только, с художниками работаем. Кстати… Нам бы денег…

— Пиши план и формируй бюджет, — пожал плечами я. — Как раз еду и за тем, чтобы денег добавить на наши проекты. Мне конкретная цифра нужна.

— Нарисуем! — снова «расцвёл» Высоцкий.

Я мысленно усмехнулся.

— А что это ты про съёмку кино сказал? Это, друг мой, не спектакль. Кино — это оборудование, павильоны…

Он встретился своим взглядом с моими глазами и остановился на полуслове. Яулыбался.

— Слушай, Саша! — Высоцкий снова оглянулся на Кутикова. — Ну, это просто невозможно! Я сейчас просто заплачу! Он говорит о съемке кино, как о простом концерте.

— Ты, Владимир Семёнович, видел, как мы снимаем кино? Тфу, млять! Как мы снимаем концерты? Какие у нас видеокамеры? И как мы потом монтируем видеоряд?

— Это не то кино. Другой жанр. Могу не справиться. Я попробовал, когда Слава Говорухин уезжал, поснимать «Место встречи». Эпизод когда «Векшина» убили… Ну, ты знаешь… Так артисты чуть не разбежались. Ха-ха…

Высоцкий говорил, вроде смеясь, но лицо его было напряжено и на лбу собрались глубокие складки.

— Вот ведь озадачил меня, паршивец, — дёрнул головой Высоцкий. — Это ведь! Снять если такой фильм, так и, считай, жизнь не зря прожил.

— Ты, Владимир Семёнович, и так жизнь не зря прожил, — хмыкнув, сказал я. — И хотелось бы, чтобы ты и «Разина» снял и ещё что-нибудь, такое же стоящее. А когда ты будешь снимать кино про Разина, мы будем снимать кино, как ты снимаешь кино про Разина. И наше кино, я тебя уверяю, будет котироваться не хуже твоего. Хе-хе!

Высоцкий взглянул на меня несколько снизу вверх и, вроде как, исподлобья и искоса с прищуром. Колоритно так взглянул…

— Вот такой взгляд должен быть у Разина, — подумал я. — С недоверием и надеждой.

— Кхэм! — кашлянул он. — Не могу отказаться от такого предложения. Тогда там и оборудование присмотрим. Кхе-кхе… В Париже.

А я подумал, что место на бывшем танковом полигоне как раз на киностудию. Да и места для батальных сцен предостаточно. Наши с Высоцким взгляды снова встретились и я понял, что и он подумал про те земли, но опередил его я.

— Там, где фабрику грамзаписи ставим, там и киностудию построим, и снимать будем. Там какую хочешь площадку для съёмок можно найти. И речка тебе, и лес, и чисто поле. Крепость построить можно.

Высоцкий всё больше и больше расплывался в мечтательной улыбке.

— И снимать надо полноценный западный формат, — задумчиво сказал я. — И диалоги адаптировать сразу под английский язык. Можно, кстати, и кого-нибудь из зарубежных артистов пригласить. Керка Дугласа, например. Он всё равно уже не снимается.

— Хм! А оно нам надо? Ведь он, наверное, дорого стоит⁈ Слышал, что за Спартака Керку заплатили полмиллиона долларов.

Я пожал плечами.

— Наверное, вы правы, Владимир Семёнович. Вам решать.

— Да, как же мне-то? Если ты говоришь — под западный стандарт… А я не знаю, как это, «под западный стандарт».

— Ничего, — махнул я рукой. — Марина ваша знает. Я подскажу.

— Ты что-то знаешь про то, как за рубежом снимают кино?

— Знаю немного, — поморщился я и почти не соврал. — Ходил на курсы. Летом, когда студенты уходят на каникулы, некоторые творческие вузы Франции организуют школы и резиденции. Это интенсивные курсы, где участники со всего света в течение одного-двух месяцев слушают лекции и отрабатывают практические навыки, встречаются с мэтрами своего дела и с нуля создают собственные проекты. Эти программы поддерживает министерство Европы и иностранных дел Франции: вуз организует учебный процесс, а министерство предоставляет стипендии, которые покрывают стоимость обучения, дороги и аренды жилья.

— Мне Марина что-то рассказывала про эти школы. Она говорила, что такие программы организуют для режиссеров, художников, саунд-артистов и представителей других творческих профессий — в зависимости от того, какие вузы участвуют в конкретном сезоне.

Я, действительно, посещал эти курсы в Высшей национальной школе аудиовизуальных искусств «La Femis», когда погрузился в живопись, но это было в том мире. И они мне не понравились, так как сильно отличались от того, чему меня учили в Японии. А поэтому я перевёлся на писательский курс, где и получил представление о том, как правильно, по меркам запада, писать сценарии. Тогда я, на старости лет, тоже пытался писать книжки. Да-а-а… Как давно это было…

— Так, ты, вроде не иностранец, для Парижу-то, — удивился Высоцкий.

— Так, мне и стипендия была не нужна и место нашлось. Туда ограниченное количество желающих принимают. Ограниченный бюджет.

— Понятно. И какие ты курсы посетил?

— Художественные, сценарные и режиссёрские. Я тогда хотел научиться снимать концерты, — немного приврал я.

— И ты считаешь, хм, что у нас сценарии пишут и фильмы снимают неправильно? — спросил, криво ухмыляясь, Высоцкий.

— Ну, почему? Для России — очень даже хорошо. А для того, чтобы смотрели за рубежом, формат надо изменить. И, если коротко, то — да. Считаю. По крайней мере, те сценарии, которые я читал, мне кажутся не сценариями, а обычными художественными произведениями. Краткими переложениями романов.

— А какие сценарии ты читал? — удивился Высоцкий.

Я дёрнул плечами.

— Да, хотя бы, того же Разина. Он же публиковался.

— А-а-а… Так это литературный сценарий, — рассмеялся. — Кинематографический — он совсем другой. Эх ты, Пьерушка. А ещё курсы оканчивал… В самом городе Парижу… Хе-хе-хе…

Высоцкий расслабился, и на его лице проявилось снисхождение. Он не терпел, когда ему перечили, доминировали в чём-то или пытались поучать. Вот потому я и «подставился».

— И всё равно. Слишком много в том сценарии пустых фраз, размытых образов, не передающих окружающую историческую атмосферу. Хотя… Давно читал, может чего и не понял.

— Какая же там атмосфера была? — снисходительно, но как-то сразу подобравшись, спросил Высоцкий.

Я посмотрел на него и снова дёрнул плечами.

— Польская аристократия в Руси в семнадцатом веке включала в себя представителей различных крупных дворянских семей, например Чарторыйских, Сангушко, Сапег, Вишневецких, Заславских, Збараских и семьи Острожских. Они потребовали царя закабалить всех крестьян, прикрепив их к земле, и отменить «Юрьев день», когда крестьянам можно было переходить с места на место. Вольных крестьян не стало. Вот эту волю хотел дать народу Разин, а не свергнуть царя. Крестьян тогда ещё не продавали, как скот за деньги, но уже меняли на другие полезные вещи. Нет в сценарии о Разине этого. Нет сути конфликта с властью. Вроде как у него одни бояре и воеводы-взяточники виноваты, а царь-душка. И другого царя Алексея-Алексеевича ставить на трон шёл. Так чем другой царь лучше первого? Не сказано.

— Ну, ты задвинул! — Высоцкий почесал в затылке. — Конфликт с властью, говоришь? Кхе-кхе… От того и не разрешили Шукшину снимать кино, что побоялись разбудить народный бунт. Конфликт с властью, кхе-кхе…

— С ханской дочкой тоже… Штамп же! — хмыкнул я. — Свалено всё в кучу, честное слово, а подноготная казачества не раскрыта. Да там ничего не раскрыто. Грабитель, разбойник и пират Степан Разин. И не он один. И до него были разбойники, и после него. Ведь власти на него ополчились, когда Разин ограбил струги царские и митрополичьи. И до него на Москву ходили пограбить города и веси. И не жалели ведь никого. Ни крестьян, ни горожан, ни жён, ни детей. А до этого смута на Руси была. Смута! Потом Поляки Москву захватили. В шестьсот тринадцатом году поляков «выгнали» из Москвы, но на самом деле, допустили шляхту до кормушки. И продолжился грабёж России. Оттого народ стал то там, то сям бунтовать. С семнадцатого года по Столбовскому договору выплачивали шведам двадцать тысяч рублей и снабжали хлебом. В связи с чем подняли налоги и иные поборы. От того возникли первые бунты. В сорок шестом — соляной бунт, сожгли Москву, в шестьсот сорок девятом году соборным уложением закрепостили крестьян, и началось их бегство на юг. Вот эти-то крестьяне и стали основной силой армии Степана Разина. Крестьяне и на Дону оставались голытьбой. Им просто не куда было податься. И они считали, что царь их продал полякам. Вот такое было времечко, Владимир Семёнович, о котором ты кино снимать хочешь.

Высоцкий долго смотрел на меня ошалелыми глазами, потом потряс головой, словно сбрасывая морок, и провёл руками по лицу, словно умываясь.

— Ничего себе ты картину нарисовал, — прохрипел Высоцкий. — Тогда всё понятно. А то я, честно говоря, никогда не понимал причину народного бунта.

— Хуже всего то, что царь отменил правило: «с Дона выдачи нет». Крестьянам просто не куда было бежать, вот они и влились в ватагу Разина.

— Но как же теперь снимать-то? Мне уже не по нраву тот сценарий. Да и образ Разина распался. Как теперь Разина играть, если он бандит и разбойник, а не народный герой?

— А он же не дурак был, Разин. Он с детства видел тех крестьян, что приходили на Дон. Его отец пришёл из Воронежа, примкнул к казакам и был такой же голытьбой, пока пару раз не сходил на разбой на Волгу, да в Персию. И Степан сызмальства ходил с отцом и братьями в набеги. Оттого Разины и «поднялись» по финансам, но не стали казакам своими. Оттого и предали его оседлые казаки, схватив в плен. С самого детства Разина надо снимать картину, а не последний год. В его детстве формировался характер, ненависть к царизму и желание свободы и воли.

Высоцкий некоторое время смотрел в пол и хмурился, плотно сжав губы.

— Теперь понимаю я тебя, Пьер, почему тебе не нравится сценарий Васи Шукшина. Всем он хорош, но, действительно, прост, как азбука Буратино. Хе-хе! Скартинками, хе-хе.

Высоцкий разулыбался.

— Спасибо, Пьерушка! — он хитро прищурился. — Ты же мне напишешь новый сценарий?

— Если перестанешь так меня называть, напишу.

— Но это получится большой сценарий, — проговорил Высоцкий вкрадчиво. — И с большим бюджетом.

— На самом деле, в имеющийся сценарий надо добавить сцены Разинских воспоминаний и некоторое количество дворцовых сцен с «новыми русскими» в шляхетских, британских и голландских камзолах. Из них зрителю станет многое понятно, кому на Руси жить хорошо.

— Поляки — понятно, а откуда британцы и голландцы взялись в московском дворце? — удивился Высоцкий.

— А ты думаешь, у кого цари Михаил Фёдорович и Алексей Михайлович деньги на выплату шведам взяли? Это английские и голландские кредиты, за которые ещё долго Русь расплачивалась.

— Здорово ты в нашей истории разбираешься. Это в каких таких университетах её так учат? Не у нас — точно.

— Зря ты так думаешь. Это вполне известные не только зарубежными, но и советскими историками факты. Просто никто этим глубоко не интересуется. Это же надо специальную литературу читать в архивы погружаться. Я имею ввиду — обычный народ. А вот если ты тему разжуёшь, расскажешь и покажешь, народ тебе в ножки поклонится и спасибо скажет. Вона как «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень» идут. Сколько уже лет? С семьдесят шестого? И края ещё не видать.

— Так, то телефильмы. Совсем другой формат, — вздохнул Высоцкий.

— Да, про формат… Надо снимать на широкую плёнку. На широкий формат и стереозвук ставить.

— Но это другое оборудование, кинокамеры. Я не знаю их.

Высоцкий разволновался.

— Ничего страшного. Подберём толковых операторов, а киносъемочные аппараты уже заказаны в НИКФИ: четыре «Берёзка» 1СШН, и три «Маска-70» — аппараты для комбинированных съёмок 70КСК.

— Как «уже заказаны»? — остолбенело посмотрел на меня Высоцкий. — Когда заказаны?

— Э-э-э… Ещё в январе.

— Кхм! — кашлянул Высоцкий. — Может и киностудия уже готова?

Я рассмеялся.

— Нет! Киностудия ещё не готова, но щитов из которых её можно начать собирать, предостаточно. И коммуникации разведены по участку. Ставь свайные опоры и собирай конструктор.

Пока мы рассуждали о кино, Кутиков отвлёкся на сведение какой-то записи нашего очередного концерта. Кажется, приезжали две рок-группы из Свердловска и одна из Иркутска. Мы приглашали всех, оплачивая проезд, проживание и гонорар со сборов. Тут уж сколько соберём с билетов. Но ребята на малую мзду не обижались. Они были рады и качественной звукозаписи. Я прослушивал каждую рок-группу и, если они хотели записаться, давал советы. Записаться хотели все, а потому, кхе-кхе, прислушивались и потом удивлялись, как «клёво звучит».

Увидев, что Саша морщится, я потянул Высоцкого за рукав, показав глазами на звукооператора. Мы вышли из студии.

— Едешь в Париж? — спросил я.

Высоцкий рассмеялся.

— Из твоих уст это вопрос звучит банально, Пьер. Конечно еду. Пойду, позвоню Марине, чтобы собиралась. А ты утрясай нашу поездку, чтобы не было мучительно больно на границе. Кхе-кхе…

— Не нравится мне твой кашель, Владимир Семёнович, — крутнул головой я. — Хорошо. Пошёл утрясать. Пошли ко мне в кабинет.

Высоцкий уехал за Влади, когда услышал от меня, что вопрос с поездкой решён. Он радостно стукнул меня по плечу и убежал. Я вернулся в студию звукозаписи и сообщил о том же Кутикову.

— Собираться поедешь? — спросил я.

— А что мне собираться. Сменка у меня здесь. Чистая сорочка, штаны запасные… Денег местных ты мне там выдашь, куплю себе что-нибудь: трусов, футболок, штаны, рубашку… Выдашь ведь валюту? — настороженно спросил Кутиков.

— Конечно, Саша. Там у тебя прилично скопилось.