Джони, о-е! Или назад в СССР-4!

Глава 6

— Вы до какого отдыхаете? — спросил я Говорухина и тут вспомнил, что предлагал Высоцкому приехать сегодня в Театр.

— До старого нового года я распустил всех, кроме монтажёров. Те продолжат работу завтра.

— А я обещал Высоцкому сегодня показать студию.

— Ха! Так, сейчас похмелимся и поедем. Мы Марину встретили в дворе. Только ты много не пей. Тебя-то вряд ли остановят. А если остановят, отмажем, не боись. У меня милицейский «вездеход».

— У меня тоже, — подумал я. — Но пить я больше не буду.

Однако под пельмешки с капусточкой, пару рюмок французского коньяка я всё-таки «пропустил».

— Наш парень! — снова, как и вчера, одобрил Михалков и хитро улыбнулся, шевельнув усами. — Тебя где пить учили? Не в конторе глубокого бурения?

— А что это? — наивно спросил я.

— Ха! Молодец! Вот кого тебе снимать надо, Слава. Хороший типаж. Получше твоего Конкина будет.

— Не-е-е. У Пьера на лице выбито вот такими буквами «КАПИТАЛИСТ». Не наше у него лицо. Не советское. Вот соберусь когда-нибудь снять что-нибудь иностранное. Тогда, добро пожаловать.

— Ага. Разрешат тебе!

— Почему нет⁈ — удивился Говорухин. — Лица у наших артистов не те… Наряжай, не наряжай их, а!

Говорухин махнул рукой. Даже прибалты… Пойдёте ко мне сниматься, Пьер?

— Однозначно нет, Станислав, — покрутил головой я. — Это не моё призвание.

— А какое ваше?

— Я художник и музыкант.

— И поэт?

— Ну-у-у… И, немного, поэт, — усмехнулся я.

— И радиотехник? — улыбнулся Станислав Говорухин.

— Немного.

— Ага. И геолог? — усмехнулся Михалков.

— В смысле? — спросил я. — Почему — геолог?

— Ну, как говорят, «расходимся по одному, если что, мы — геологи…»

— А-а-а… Нет, не геолог — это точно. Хотя бардовские песни люблю. Одну мы даже исполнили позавчера. Александра Городницкого вашего… Э-э-э… «Тихо по веткам шуршит снегопад».

Мы ехали на моём мерседесе по заснеженной Москве. Ночью обильно выпал снег и на улицах, то тут, то там на обочинах стояли снегоуборочные машины с медленно двигавшимися за ними самосвалами, наполняющимися снегом.

— Так и эта песня у тебя такая же? — спросил Михалков.

— Какая? — спросил я.

— Ну… Хиповая?

— Фиг знает, что ты под этим словом понимаешь! Нормально так получилась.

— Не скромен, не скромен, — хохотнул Михалков.

— А кому нужна моя скромность? — спросил я, пожав плечами. — Кокетничать я не привык. Называю вещи своими именами. И, опять же, это моё субъективное мнение. У других может быть иное. Мне нравится то, что я делаю. Если я это показываю людям, значит уверен в качестве. У вас не так?

— Уе-е-е-е-л… Уел, он тебя, — рассмеялся Говорухиин. — Наш человек. Хе-хе!

— Да-а-а, уж, хе-хе! — согласился Михалков.

— Обалдеть! — воскликнул Михалков, войдя в студию. — Так тут настоящая студия звукозаписи, Слава! И инструменты, и пульт, и звукопоглощающие экраны. Тут окно было когда-то. Замуровал?

— Щитами закрыли, пеной, — успокоил я. — Хотя, хотел… Резонировало, пока не укрепил.

— Да-а-а… Хорошая студия, — пророкотал Высоцкий. — А ну, давай прямо сейчас. Получится?

— Всё настроено.

— Даже настроено? — удивился Высоцкий

Он спустился в зал и расчехлил гитару, которую оставил там, видимо ехал с прямым умыслом.

— А ну, вот эту давай. Её ещё не писали. Включено? — спросил он в микрофон.

Я, показал пальцами букву «о».

— А нам куда? — спросил удивлённо Михалков.

Я закрыл дверь аппаратной в которую уже превратил бывшую сцену, показал на кресла, включил запись и сказал в микрофон: «Начали!».

— Шёл я, брёл я[1], наступал то с пятки, то с носка. Чувствую — дышу и хорошею… Вдруг тоска змеиная, зелёная тоска, изловчась, мне прыгнула на шею. Я её и знать не знал, меняя города, —

А она мне шепчет: «Так ждала я!..» Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда? Сам связался с нею, не желая.

Одному идти — куда ни шло, ещё могу, сам себе судья, хозяин-барин. Впрягся сам я вместо коренного под дугу, с виду прост, а изнутри — коварен.

Я не клевещу, подобно вредному клещу, впился сам в себя, трясу за плечи. Сам себя бичую я и сам себя хлещу, так что — никаких противоречий.

Одари, судьба, или за деньги отоварь! Буду дань платить тебе до гроба. Грусть моя, тоска моя — чахоточная тварь! До чего ж живучая хвороба!

Поутру не пикнет — как бичами ни бичуй. Ночью — бац! — со мной на боковую. С кем-нибудь другим хотя бы ночь переночуй! Гадом буду, я не приревную!

Высоцкий зажал гитарные струны.

— Записал?

Я кивнул.

— Включи пожалуйста. Давай послушаем.

Отмотал на начало, включил, послушали от начала до конца. Владимир внимательно вслушивался в свой голос.

— Хороший звук, — одобрил Говорухин. — Очень плотный и объёмный.

— Там ещё четыре микрофона включены, — я показал пальцем, а потом включил микрофон и сказал:

— Могу включить ударную установку. Есть желание послушать, как с ней звучать будет?

— Э-э-э… Давай ещё одну и потом послушаем с ударными?

— Давай. Готов?

— Готов.

Я включил запись и сказал:

— Начали!

— Ах, время — как махорочка: всё тянешь, тянешь, Жорочка![2] А помнишь — кепка, чёлочка, да кабаки до трёх?.. А чёренькая Норочка с подъезда пять — айсорочка, глядишь — всего пятёрочка, а — вдоль и поперёк…

А вся братва одесская… Два тридцать — время детское. Куда, ребята, деться, а? К цыганам в «поплавок»! Пойдёмте с нами, Верочка!.. Цыганская венгерочка! Пригладь виски, Валерочка, Да чуть примни сапог!..

А помнишь вечериночки у Солиной Мариночки — Две бывших балериночки в гостях у пацанов?.. Сплошная безотцовщина: война да и ежовщина, а значит — поножовщина и годы до обнов…

На всех клифты казённые — и флотские, и зонные, и братья заблатнённые имеются у всех. Потом отцы появятся, да очень не понравятся, кой с кем, конечно, справятся, и то — от сих до сех… Дворы полны — ну надо же! Танго хватает за души, хоть этому, да рады же, да вот ещё — нагул. С Малюшенки — богатые, там «шпанцири» подснятые, там и червонцы мятые, там Клещ меня пырнул…

А у Толяна Рваного братан пришёл с Желанного, и жить задумал наново, а был хитёр и смел. Да хоть и в этом возрасте — а были позанозистей, помыкался он в гордости — и снова «загремел»…

А всё же брали «соточку» и бацали чечёточку, а ночью взял обмоточку и чтой-то завернул… У матери бессонница. Все сутки книзу клонится. Спи! Вдруг чего обломится, небось не в Барнаул…

Гитара и голос смолкли. Высоцкий немного постоял, опустив голову, а потом тряхнул её, словно сбрасывая морок и поднял взгляд на нас, смотрящих на него сверху.

— Послушаем, что получилось? — прохрипел Высоцкий.

— Послушаем, — сказал я и, перемотав до отметки, включил воспроизведение.

— Хорошо гитара звучит, — сказал Владимир. — Сочно.

— Через модулятор добавляет немного нужных тембров. А в компьютерной обработке как звучит музыка хочешь послушать?

— В компьютерной? Это через куда? — усмехнулся Высоцкий.

— А это через вот эту машину, — показал я пальцем на башню системного блока моего музыкального компьютера. — Я сейчас писал одновременно и на плёнку и на него. Вот иди сюда, посмотри.

Высоцкий поднялся в «аппаратную», я показал ему на плоский жидкокристаллический семнадцати-дюймовый монитор, собранный из шести кремниевых пластин.

— Вот твоя музыка, разложенная по нотам, — показал я на табулатуру. — Её можно распечатать на бумагу. Нет желания издать песенник? У меня есть разрешение на печать учебно-просветительской литературы. Скоро придёт полиграфическое и книгосшивное оборудование, которое мы установим в местное издательство. Примерно в июне начнём печать песенников. Дунаевский уже в плане.

— Песенник? С моими песнями? — удивился Высоцкий и сокрушённо вздохнул. — Не разрешат.

— Разрешат. Я уже согласовал и утвердил списки авторов. От тебя, Владимир Семёнович, нужны только оригинальные записи музыки. Я, конечно, могу и сам наиграть, но хотелось бы в архиве иметь тобой сыгранную музыку. Для потомков, так сказать.

— Для потомков? — удивился Высоцкий и криво улыбнулся. — Думаешь им нужны будут мои песни?

— Конечно нужны. А поэтому мне хотелось бы записать все-все. Даже те, которые ты, Владимир, не поёшь на концертах. Типа той, что ты спел только что. Про «чёрненькую Норочку с подъезда пять». Кхе-кхе! За пять рублей…

Я улыбнулся.

— Кхе-кхе! — посмеялся Высоцкий. — Ну, да. Просёк смысл?

Я пожал плечами.

— Записать сейчас времени не будет. С фильмом работаем. Съёмки напряжённые. Но иногда хочется душу отвести, — он оглянулся на Марину. — А Мариночка не разрешает.

— Так ты сюда приходи, Владимир Семёнович. Песня, она ведь тоже душу чистит и сердце лечит.

— Душу чистит и сердце лечит? Это ты здорово сказал… Так я могу и в два часа ночи завалиться. Ночью меня часто корёжит. Чувствую, что не написано ещё столько… Мысли путаются.

— Да я тебе покажу, как что включается и приезжай когда хочешь. Я и инструмент тебе приготовлю. Тут просто всё. Плёнка всегда стоит чистая и готовая к записи. Тут включил, тут нажал, и пошла поехала писать шарманка.

— Даже так? Ты мне на столько доверяешь? — удивился Высоцкий.

— Владимир Семёнович, — сказал я тоном милиционера из «Брильянтовой руки», который обращался к Горбункову.

Высоцкий понял мою интонацию и рассмеялся.

— Что ещё твой компьютер может? — спросил Говорухин.

— Я сейчас могу воспроизвести эту табулатуру, через синтезатор, как фортепиано, как… Ну, скажем так, любым инструментом. И в разном темпе, хоть ускоренном, хоть замедленном. Показать?

Кивнули все.

Я нажал на клавиатуре нужные кнопки и голос Высоцкого зазвучал под аккомпонимент рояля.

— Могу добавить другие инструменты, но они сейчас будут звучать в унисон с основной темой. Чтобы стало красиво, надо измсенить табулатуру для каждого инструмента.

— А ну давай ударные, ты обещал, и гитару оставь, — попросил Высоцкий.

Я включил ритм ударных, немного подправив акценты и поубирав лишние звуки.

— Хорошо, а, ребята? — обернулся к Говорухину и Михалкову Высоцкий.

— Звучит, — кивнул головой Станислав.

— А вот — с басовой гитарой, — сказал я и добавил инструмент и немного ускорил темп.

— Ор-р-р-игинально, — произнёс Михалков.

— А вот соло гитару надо играть самолично. И тогда получится эстрадная музыка. Можно много чего сюда навставлять.

Высоцкий слушал свою песню с закрытыми глазами.

— Это всё наскоро. На живую, так сказать. Но ведь это всё можно поправить. Что-то убрать, что-то добавить.

— Э-э-э… — вдруг «ожил» Высоцкий. — А этому научиться долго?

Он ткнул пальцем в экран.

— Компьютеру твоему?

Я покрутил головой.

— Всё понятно визуально. Посидишь денёк, потыкаешь в клавиши. И всё. Дело в том, что синтезатор такой я тебе сейчас сделать не смогу. Это эксклюзивная вещь, исполненная в единственном экземпляре. Могк=у дать сильно попроще, но и его хватит, чтобы поколдовать с музыкой.

— Поколдовать с музыкой, — проговорил Высоцкий, пробуя на вкус мои слова. — Ты, точно, поэт Пьер!

— Но тут нужен чистый разум, — улыбнулся я. — А то можно такого наколдовать. Ха-ха!

Все разулыбались.

— Понятно, — отсмеявшись, посмурнел Высоцкий. — Попытка не пытка, как говорил товарищ Сталин. Только у нас дома на помузицируешь с барабанами и целым оркестром, как у тебя.

— Так вы переезжате ко мне на Воробьёвское шоссе. У меня там особнячок двухэтажный напротив бывшей дачи Хрущёва. Мне там скучно одному, а студия там почти такая же.

— Особнячок на Воробьёвском шоссе шестьдесят семь⁈ — спросил, утвердительно, Михалков и раскрыл от удивления рот. — Ни фига себе квартирка!

— Так это же рядом с «Мосфильмом»! — воскликнул Высоцкий и обратился к Говорухину. — Мы же так и будем оттуда выезжать?

— База там в этом году будет, да, — согласился Станислав и вытащил трубку. — А тут у тебя курят?

— Курят, — я кивнул. — Тут хорошая вентиляция. Правда отремонтировать пришлось.

— Примем приглашение? — обратился Высоцкий к Влади. — Мне, и впрямь, захотелось немного проколдовать с музыкой.

— Да, я с удовольствием. Если у нас дома будет такой же холод, как в прошлом году, я просто умру. Только будет ли это удобно? Мы же не бесприютные какие…

— Не думайте ни о чём. Я поживу пока на Малой Грузинской. Мне так будет удобнее. Оттуда к МФТИ ближе. У меня там сейчас новый проект развернётся. С пятнадцатого числа я вообще перееду к ним в общежитие в Долгопрудный дней на пять, чтобы не мотаться. Потом в Ленинской библиотеке сеть тянуть будут… Сюда на Воробьёвы горы буду заскакивать изредка.

— А кто тут будет в студии? — спросил Высоцкий.

— Константин Никольский и Алексей Романов.

— Э-э-э… Хотел спросить… Так может быть и мне лучше будет в особнячок перебраться? — спросил Говорухин часто-часто прикладываясь, распаляя табак, к трубке. Может мы там все и расположимся?

Я улыбнулся.

— Не думаю, что это будет правильно, там располагаться всем. А вы, Спанислав, конечно живите, где вам удобно.

— Молодец, кхе-кхе! — засмеялся Михалков. — Как он тебя, а⁈

— Отши-и-и-л… Молоде-е-е-ц…

— Правильно сделал, — сказала Марина Влади. — К вам по-человечески, а вы сразу готовы на голову сесть.

— Москва, Мариночка! Это — Москва. Тут палец в рот никому не клади, откусят, — нравоучительно сказал Михалков.

— Хамы вы! — сказала она. — И это не оскорбление, заметьте, а констатация фактов.

— А вдруг бы согласился? — спросил Говорухин спокойно. — Грех не узнать. А он — молодец. Может сказать нет. Это не каждому дано. Значит — сильная личность. Уважаю!

Говорухин подал мне для рукопожатия ладонь. Я, пожал ладонь и пожал плечами. Мне от них ничего не было нужно. Об этом и сказала Влади.

— Да ему просто ничего от вас не нужно. Он и сам может дать такое, что у вас нет и никогда не будет! — запальчиво сказала она.

— Ну, ладно тебе, Мариночка. Я Понимаю, что ты злишься на меня, что я Володю сблатовал на роль Жеглова, но без него этот сериал был бы просто детектив, а сейчас получается характерный фильм. Мы с Володей полностью переделали сценарий Вайнеров. Полностью, понимаешь.

— Да, болен он! — крикнула Влади. — Как вы не понимаете⁈ Что ты, что Любимов! Вам бы только выжать его, как тряпку и выбросить потом! Он умирает, а вам всё равно! Вы так и приходите к нему пьянствовать!

Она уже кричала. Слёзы лились из глаз Влади, и она их даже не вытирала.

— Тихо, тихо, Мариночка, — проговорил Высоцкий и подойдя, прижал её к себе. — Слава и так мне бархатные условия создал.

— Ага, бархатные! По десять дублей. Все пашут, а он ходит, как барин, и трубку свою сосет.

— Ну, тут ты не права, Марина, — спокойно проговорил Говорухин. — Володя, когда в июне за меня оставался, так замучил актёров порядком и организацией, что они потом еле дышали. И жаловались потом на него. Кхе-кхе! Так что, у меня они и Володя отдыхают, а не работают.

— Тихо, моя хорошая. Успокойся, — просил, гладя Марину по голове, Владимир. — Мы точно не перенапрягаемся. Там, вообще-то, нет трудных сцен. Топ-топ, топ-топ. Думаю, за год закончим, да, Слава?

— К дню милиции должны уложиться. Там-то осталось… — Он затянулся и выпустил дым. — Э-э-э… Совсем немного осталось.

Влади уже почти успокоилась. Плечи её вздрагивали всё реже и реже. Михалков посмотрел на меня, скрчил какую-то рожу и развёл руки, дескать: «Хрен его знает, что с ней?» и показал пальцем на шею. Я показал пальцем на холодильник. Высоцкий увидел наши жесты и обратился к жене:

— Поехали, родная, домой?

— Поехали, — глухо раздался её голос и она шмыгнула носом. — У тебя есть платок?

— Конечно, моя голубушка.

Высоцкий достал из заднего кармана джинсов носовой платок и аккуратно промокнул жене глаза.

— И всё равно, я сказала всё правильно, — сказала она.

— Конечно правильно, — спокойно согласился Говорухин. — По своему правильно. И я тебя прекрасно понимаю и поверь, также осторожно отношусь к здоровью Володи. Про Любимова не скажу, а про себя — да. Ему бы по концертам ездить поменьше надо.

— Я тут полностью согласен со Станиславом, — влез в разговор я. — Мы вам, Владимир Семёнович, и тут, в Москве обеспечим аншлаги. И оплату соразмерную и без всяких махинаций. Слышал я, ваш ОБХСС собирается гайки закручивать. Сейчас фактуру собирают. А я вам вполне официально из фонда платить могу так же, как вы зарабатываете на «левых» концертах.

— Я в денежные дела не влажу. У меня администратор занимается, Виталик, этим.

— Вот и возьмут за жопу твоего Виталика и тебя притянут, — сказал Михалков. — Если можно законно бабки зарабатывать, послушай Пьера.

— Ладно! Потом поговорим, — недовольно нахмурившись и скривившись, как от зубной боли, — произнёс Высоцкий и спросил меня. — Когда переезжать будем?

[1] Шел я, брел я — https://vk.com/video-50031359_164605221?ref_domain=yastatic.net

[2] «Ах время как махорочка» — https://rutube.ru/video/ce8fee46613773dcf302e6c2f38a8481/?r=plwd