Джони, о-е! Или назад в СССР-4!

Глава 19

— Всё, что предсказывал ваш, кхе-кхе, «Хулиган», мать его так, свершилось, — проговорил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев.

Он выглядел бодрым, но недовольным. Его знаменитые брови клочком собрались над переносицей.

— Это что же получается? Китайцы променяли СССР на США, попытались захватить Вьетнам, лезут управлять мировым коммунистическим движением, пытаются влиять на Афганистан, а мы стоим и смотрим?

— Ну, почему, «смотрим»? — хмыкнув и криво улыбнувшись спросил Андропов. — Если бы мы не предупредили Вьетнам, китайцы бы захватили две северные провинции, как предсказывал наш сотрудник. Китай сконцентрировал на границе около шестисот тысяч военнослужащих, но сразу потеряв в огне «Градов» почти двести тысяч, армия КНР тут же откатилась обратно. Причём вьетнамские «Грады» били по своей первой линии обороны, где не было ни одного вьетнамского военнослужащего или жителя. При ином раскладе Вьетнам бы потерял около двадцати тысяч. Мы представили аналитику и статистику Вьетнамским товарищам и они, постфактум, с нами согласны и весьма благодарны.

— Шельф отдают? — спросил Брежнев.

— Отдают, Леонид Ильич.

— Так что с Афганистаном будем делать? Американцы уже заполнили его оружием, наверное?

— Как вам известно, Леонид Ильич, Хафизулу Амина сентябре возвели на «трон», после свержения Тараки, взяв под усиленную охрану его ставку Тадж-Бек. Спустя три месяца, после того, как Амин официально взял курс на построение социализма, аккуратно сместили по состоянию здоровья. Теперь, в Афганистане правит наш давний, э-э-э, товарищ Кемаль. Войска, как известно, вводить мы не будем, но количество «специалистов-советников» увеличили в разы. Так же ввели в вооружённые силы Афганистана группы «Каскад» и «Зенит», действующие на границе с Пакистаном. Американцы попытались поднять в прессе волну обвинений в скрытой интервенции, но мы сами вовремя вбросили информацию об их «Директиве о тайной помощи формированиям афганской оппозиции и секретной операции 'Циклон», чем вскрыли участие в ней Пакистанской разведывательной службы ISI. Особо не на что это не повлияло, но зато приграничные с Пакистаном провинции Афганистана поднялись протестные волнения шиитско-сунитских…

— Слушай, Юрий Владимирович! Вот на хрена мне это всё слушать? Я читаю ваши справки и сводки «с полей». Я тебя про американское оружие спросил…

— Много, Леонид Ильич. И китайских АКМ полно. Китай со своей стороны пытается залезть в Афганистан.

— Ну и пусть лезут, — махнул рукой генеральный секретарь. — Думаю, мы правильно сделали, что не полезли в Афганистан. Как-нибудь со своими маджахедами справимся. Усилили границу?

— Усилили, Леонид Ильич.

— Вот и ладно. А договор о дружбе с Афганистаном, подписанный в семьдесят восьмом, надо подновить. Пусть Пакистанцы почухаются. Кхе-кхе…

Был ли в «Сожитель» у меня в ментальной матрице, или всё это плод моего воспалённого разума, отягощённого переживаниями за Союз Советских Социалистических Республик, я не знал.

— Вполне возможно, что потребность в медитации и погружении в состояние дзен, сыграла со мной дурную шутку. Стремление раскрыть верхнюю чакру иногда доводит адептов и до сумасшествия, и до «банального» кровоизлияния мозга. Может и у меня случилось что-то подобное? Но тогда эти изменения были бы видны при сканировании, а срезы оказались чисты.

Думал я, попивая апельсиновый сок.

— Или это так обозначается тонкий мир? Но почему он давил на меня? Хренотень, какая-то!

Понятно, что говоря: «вижу внутренним взором», я не имею ввиду визуальное изображение. Скорее, это — ощущения, но когда медитируешь до трансцедентного состояния, там уже всё равно, глазами ты видишь, или просто чувствуешь. Этого не объяснить словами.

— Скорее всего, я просто перестарался с медитациями, — утешал я себя, подспудно понимая, что то, что случилось со мной, обычной медитацией не объяснить, ведь при отключении сознания я видел сон именно в картинках, где «Сожитель» имел чёткую форму пузыря. Да-а-а… И то проникновение его матрицы в мою… Хоть и краткое, но прокол точно был. И что-то точно проникло в меня. Вернее, в мою ментальную матрицу.

Честно говоря, я считал свою миссию законченной. Вернее, э-э-э, считал, что программу минимум я кое как, но выполнил. Уже сейчас по модемной связи я принимаю отчёты о состоянии британских стратегических ракетных систем шахтного базирования. Пока только Британских, но известно, что и Соединенные штаты, и другие страны НАТО переходят на оборудование, собранное из блоков на моих процессорах, работающих на моём программном обеспечении.

А запустят спутники, связь станет не модемная, а «космическо-бомбическая». И по этой связи можно будет таких делов натворить! Или не натворить, а просто контролировать запуск ядерных ракет. Весь мир в труху? Эхе-хе-е-е… Даже перенастраивать, э-э-э, вернее, перепрограммировать, ничего не надо. Всё уже запрограммированно. Осталось только вложить эти программы и отдать команду, и Британские ракеты полетят через Атлантический океан.

Сейчас Великобритания обладает двумястами ядерными боеголовками, нотолько сто из них находятся в активном состоянии. Часть боеголовок находится в ракетах «Trident» морского базирования, размещённых на четырёх подводных лодках. Вот эти сорок ракет я ещё не контролирую на прямую. Но скоро и они через спутники станут мне подвластны.

Отдам ли я «ту команду»? Не знаю. Честно говоря, я бы отдал, только вряд ли получится отправить ракеты простой командой извне. Наверняка у них там есть физические тумблеры, кнопки, несколько ключей, наконец, поворачиваемых одновременно. А вот если они сами вдруг решат нажать кнопку, то эти ракеты полетят совсем не туда, куда их нацеливали НАТОвские ястребы. Только наши ребята об этом ещё не знают, и, наверное, не узнают. Не хочу, чтобы информация «утекла». А вот спровоцировать боевой запуск ракет я могу. Да-а-а… Но не сейчас.

Я представил, как отправляю зашифрованный файл на ничего не значащий почтовый адрес на сервер Британской библиотеки, как этот файл раскрывается и пересылается… И как кто-то в НАТО принимает решение об ответном пуске, как щёлкают тумблеры, проворачиваются ключи и нажимаются кнопки. И как ракеты пересекают Атлантику и рвутся над Вашингтоном, Ньюйрком, Лос-Анджелесом… Только ведь Американские ракеты не полетят в сторону Британии. Они нацелены на СССР и полетят туда же. А в США более пяти тысяч ядерных боеголовок. И вот они падают, падают, падают… И распускаются огненными шарами…

— Я, что, уже сплю, что ли? — подумал я, открывая глаза. — Присниться же такой кошмар! Свят-свят-свят!

В Лондоне, слава Богу, всё было по прежнему. Мэри не пылала ко мне чувствами, как и я к ней, и не требовала особого к ней внимания. При условии достойного денежного содержания. По контракту, условия которого мы согласовали сразу после помолвки, я обязался выплачивать жене и будущему ребёнку не менее миллиона фунтов в год, а она не претендовала на моё имущество. Наши отношения с семейством Расселов тоже определились, как индифферентные. Я обещал им не докучать, они обещали мне не надоедать.

Поэтому, прибыв в Лондон, я сразу из аэропорта позвонил Мэри, поинтересовался о её здоровье и поехал по объектам. В самолёте мне удалось прекрасно выспаться. Почему-то с какого-то момента «сожителя» я опасаться перестал совсем. Да и был ли он, этот «ментальный пузырь»?

Осмотрев все цеха и заводы в Лондоне, и пообщавшись с Джоном Сомерсетом, я переночевал в школе его имени и утром вылетел самолётом на телекоммуникационный завод, а к вечеру вернулся в Лондон. Предположив, что засветился в Британии достаточно, я снова позвонил жене и сообщил, что снова улетаю на Тайвань и пробуду там несколько месяцев, пока фабрика не зафункционирует в полную мощь. Мэри пожелала мне хорошего полёта и борт «Бритишайрлайнс» унёс меня по указанному мной маршруту. В Тайване Джон Сомерсет, зарегистрировавшись в гостинице, растворился.

Московская олимпиада прошла весело и красочно. По понятным причинам бойкота не случилось и праздник ничем не омрачился. Мои «бандформирования», как называл рок-группы Юрий Владимирович, «взрывали шаблоны» на множественных площадках Москвы: в парках, домах культуры, ресторанах и концертных залах. Пели и играли всё, что имелось в моём арсенале: от Ламбады, до Хэви Металла.

Мы с Сашей Кутиковым и четырьмя девчонками: бас-гитаристкой, ритм гитарой, барабанщицей и пианисткой ежедневно с девятнадцатого июля по третье августа «рубились» на танцевальной площадке «Олимпийской деревни» и за две недели ни разу не повторились по собственной инициативе. Просили нас сыграть ту или иную песню, мы играли, а так, ни-ни.

Иногда мы с Сашей отдыхали в зале, танцуя и развлекаясь со спортсменками. Иногда девчонки, по двое, уходили «в народ». Приехали из Франции мои «пловчихи» и Джонни Холлидей, который тоже поучаствовал в шоу перед участниками олимпиады.

Короче, было шумно и весело. Мой «резиновый вездеход» в вип ложу стадиона «Олимпийский» не пролёживал на прикроватной тумбочке, а работал по максимуму. Мы сдружились с Кутиковым и почти везде были вдвоём, если не брать во внимание Холлидея и девчонок, а «вездеход» потому и назывался резиновый, что предусматривал со мной ещё семерых гостей. Правда иногда вместо ложи мы рассаживались среди обычных болельщиков на трибунах, получая у администратора ложи заветные билеты. Надо было обязательно согласовывать с ней своё посещение, так как иногда в ложу приходили и очень высокопоставленные лица.

За четырнадцать дней наша банд-группа заработала пятнадцать тысяч рублей, которые я распределил по справедливости: себе забрал половину, остальные разделил поровну на пятерых.

После Олимпиады рок-группы нашего клуба разъехались по стране, неся доброе и вечное, и катались по необъятной Родине до самых заморозков. Мы же с Холлидеем, Сашей Кутиковым и ещё несколькими музыкантами, поехали с гастролями по Европе, представляя советскую культуру и, в частности, советский рок. Тоже было хоть и напряжённо, но весело.

Новый восемьдесят первый год по уже установившейся традиции мы отметили в театре МГУ и вокруг театра МГУ с хороводом вокруг разряженной игрушками и гирляндами ёлкой, карнавалом, катком с прокатом, фейерверком и хорошей музыкой.

Почему-то мне было грустно расставаться с восьмидесятым годом. Так и сказал, поднимая бокал.

— Этот год был очень насыщенным. И мы с вами много сделали для того, чтобы он был именно таким: светлым, радостным, по олимпийски напряжённым, но победным. И такого года у нас с вами уже никогда не будет. От этого мне жаль расставаться с восьмидесятым годом.

Кто-то из девчонок всхлипнул.

— Но представляете, сколько мы ещё сможем сделать в нашей жизни, имея такой опыт и память о таком хорошем старом годе? Проводим его товарищи и, смело глядя в лицо Деду Морозу, встретим новый восемьдесят первый год такими же трудовыми успехами. Ура, товарищи!

Эту «речь» я толкал на улице со сцены перед памятником Ломоносову перед много-сотенной толпой студентов и гостей Университетской Горки, как называли мы это место. Всем было налито шампанское и все, выслушав мою пафосную глупость, с удовольствием выпили, а знающие, прослезились.

Мне было вдвойне грустно, потому что я заканчивал активную фазу Рок-клуба. Нет, я не закрывал его и не собирался прекращать участвовать в нём. Но он уже начал жить сам по себе. Уже учредили рок-клубы в Ленинграде, Новосибирске, Киеве, Иркутске и Владивостоке. При нашем участии, конечно, патронаже и спонсорстве, но работали они уже самостоятельно. Как, впрочем, и Московский рок-клуб, с которым хорошо справлялись Романов, Никольский и Кутиков.

Саша четко понял мою концепцию звукозаписи и следуя в её русле, создавал музыкальные, э-э-э… Шедевры — слово громкое, но иначе ту музыку, которую он писал, и не назовёшь. У Саши был дар и я с удовольствием передал ему свою студию в безраздельное пользование.

А что же оставалось делать мне? Честно говоря, я не знал. Моя миссия, действительно, как то вдруг подошла к финалу. Словно компьютерная игра. Стратегия, мать её. Миссия выполнена. Гэйм овер! Кхе-кхе!

Можно было бы и дальше развивать тему, самому участвуя в ней, но я вдруг понял, что вырос из Рок-клуба. У меня теперь имелась фабрика по выпуску грампластинок, которая уже давала неплохой доход, типография, где мы выпускали полезную и интересную литературу и строился завод по изготовлению процессоров, которые, как я понял, без моего, хотя бы временного участия, зачахнут быстро. То есть надолго бросать их было нельзя, а, честно говоря, хотелось. Но пока, время, чтобы определиться, чего мне хочется, ещё было. Но мне точно не хотелось самолично заниматься печатанием микросхем.

Завод микропроцессоров, как и граммофонная фабрика, был учреждён как совместное предприятие и в перестройку должен был выжить. А вот, придёт она или нет, это надо посмотреть. И осталось всего-то десять лет. А здесь я уже шесть. Да-а-а…

Я так и «мотался» по четырёхугольнику: Москва, Париж, Лондон, Париж, Тайвань, Лондон, Париж, Москва. Я менял имена, я менял города… Да-а-а…

У Мэри родился сын и я сразу передал ему герцогский титул. Меня он угнетал. А так, мало ли, что случись со мной… Да и мало ли с кем замучу ещё. Ведь мотаюсь по свету. А семья и королева должны быть спокойны. Зато после этого королева Елизавета Вторая позволила «заходить к ней, не стесняясь». Кхе-кхе… И ускорила мою космическую программу, заложив в бюджет постройку аж ста спутников. И американскому президенту Картеру королева «насыпала перца под хвост», чтобы и они поторопились. А я продолжил крутить колесо сансары, зарабатывая бонусы на карму для следующего перерождения.

Однажды меня случайно занесло во Владивосток и я прошёлся по местам, хе-хе, «боевой славы». Зашёл во двор на улице Космонавтов и даже увидел Федосеева Славку, стоящего у своего подъезда. Он тоже повзрослел, но меня, сидящего в синих жигулях, предоставленных мне на прокат цыганским бароном, не узнал.

Женькину мать я тревожить не стал, а вот к Мишке зашёл, но того не оказалось дома. Оказалось, что он женился, поросёнок этакий. В двадцать лет решил себе испортить жизнь. Хе-хе… Ну, ничего… Раньше сядешь, как говорится, раньше выйдешь.

Семёныч, я знал от генерала, уже не работал и проживал с матерью. В свою старую квартиру на Семёновской, 1, даже «нос не казал», как узнал, что она «под колпаком у Мюллера», то есть КГБ. Поэтому в свой старый адрес я поехал спокойно и открыл дверь квартиры уверенно.

Было прибрано и даже пахло жилым, хоть и чужим запахом. Посещают, вероятно, — подумал я. В шкафах обнаружилась и мужская, и женская одежда, на трельяже и в ванной парфюмерия. Ну, да…Не стоять же квартире пустой столько лет?

Квартира была хороша. За ней явно ухаживали. И подвал со спортзалом тоже функционировал. По стенам стояли макивары, с потолка свисали мешки и гимнастические кольца, имелись другие снаряды: штанги, гантели, шведская стенка с турниками, как в школьном спортзале.

Я позвонил Рамзину.

— Привет, Сан Саныч, — поздоровался я.

— Привет, Женёк, — просто, словно мы только что вчера виделись, поздоровался Рамзин.

— Как живёте-можете?

— Твоими, говорят, молитвами, живём.

— Да, ну вас, Сан Саныч. Скажете тоже! Простая работа.

— Молчи-молчи, Женёк. И слышать ничего не хочу. И так теперь после нашего разговора, хоть и пишут, а всё равно в подвал потащат. Знал, не знал, когда встречались?

— Так давай усугубим, раз всё одно пытать будут. Семь бед — один ответ. Приезжай. У меня с собой есть.

— У тебя с собой всегда есть. Генерал рассказывал. Тьфу, блять. Теперь генерала сдал!

Рамзин рассмеялся.

— Расслабился я с этими ментами. А ведь ты прав был. Перевели меня под их крышу и группу создали.

— Вот и приезжай. Хочу у тебя кое что уточнить.