Джони, о-е! Или назад в СССР-4!

Глава 7

— Можете сегодня. Я думаю, мы сейчас переместимся туда, да, друзья? — спросил я Говорухина.

— Правильное решение! — улыбнулся во всё лицо Михалков.

— О, Володя! Ты тогда и Галину мою захвати. Она у…

— Я знаю, Слава! Конечно захвачу!

— О, как, — подумал я. — Говорухин ещё и с женой.

Видимо что-то в моих глазах Станислав увидел, что сказал усмехаясь:

— Да-да, моя Галина всегда со мной. Я её дома в Одессе не оставляю, когда уезжаю. Первую жену так оставил и потерял, теперь учёный. Хе-хе! Не против, если с женой перееду к тебе в особнячок?

— Абсолютно. Устраивайтесь. Мне «особнячок» великоват.

— А мы тебе грелку нашу электрическую отдадим.

— Спасибо! У меня автомобильный электро-вентилятор для домов на колёсах. Так дует, что ого-го! И потребляет электричества через адаптер двенадцати-вольтовый совсем ерунду.

— Ты ценнейший кадр, Пьер! Нам такая штука очень для съёмок нужна. Может привезёшь ещё? — попросил Говорухин. — Сейчас холодно будет в вагончиках.

— Хорошо. Чем расплачиваться будешь? — спросил я Говорухина.

— Хе-хе… Подумаем! Хе-хе…

— А что тут думать? — пожал плечами я. — Разрешение на коммерческий прокат.

— Ну… Это уже не наша прерогатива. Это тебе в Гостелерадио надо обращаться. Мы — Одесская киностудия. Только снимаем. Прокатывают другие.

— Тогда, с вас и взять, получается, не чего? — усмехнулся я.

— Получается, что так, — улыбнулся, затягиваясь дымом, Говорухин. — Мы, киношники, народ бедный и бесправный.

— Ладно-ладно тебе прибедняться, — подмигнул мне, почему-то, Михалков. — Зато двери в любой кабинет открываешь легко. Не с ноги, правда, как Гайдай, но тоже. Тебе в Москву перебираться надо, Слава.

— Мне и в Одессе хорошо. Там море, а я море люблю.

— Ха, море! Тогда езжай во Владивосток! Вот где настоящее море!

— Ага… Там такие туманы, что бельё постельное промокает. Был я там. Правильно Володя поёт: Открыт закрытый порт Владивосток, но мне туда не надо. В Одессе хорошо… Там особый колорит. Там мен все знают, а здесь?

Мы уже вышли, сели в мою машину и отъехали от южного входа МГУ, когда у меня звякнул телефон.

— Э-э-э… Это что? — спросил Михалков.

— Радио-телефон, — сказал я, доставая из «бардачка» коробку с кнопками. — Слушаю, товарищ генерал… Еду в особняк… Да, с Говорухиным и Михалковым… Поговорить? Мне подъехать? Вы сами приедете? Коньяк? Конечно есть! Мясо? Да, легко! Не наелись в Новый год? А… Понятно! Хорошо.

Я положил трубку. Пассажиры молчали метров пятьсот. Молчал и я.

— Что за генерал? — не выдержал Михалков.

— Куратор из КГБ, — спокойно произнёс я, зная, что этим словом удивить творческую интеллигенцию — особенно московскую — было невозможно. Кураторы были у всех. Пятое управление работало активно.

— Мы не помешаем? — спросил Говорухин, не выпуская потухшую трубку из зубов.

— Не думаю. Особых указаний кроме коньяка и шашлыка не поступило, значит всё нормально.

— Шашлык — это хорошо, но мясо мариновать надо…

— Мясо всегда стоит маринованное. Мне его по моему рецепту маринует Самвел с рынка в Лужниках и сам привозит.

— Интер-е-е-сно, — протянул Михалков. — Наверное, дорого стоит?

— Не-е-е… Я ему посоветовал готовые наборы для шашлыка продавать и пластиковую пищевую тару поставляю: контейнера, ведёрки, вот он и рад стараться.

— Пластиковую пищевую тару? Интере-е-е-сно, — снова протянул Михалков, а Говорухин лишь дёрнул бровями.

На улице было зябко и шашлык я делал в камине гостиной. Генерал всё рассчитал верно и когда он часа через полтора приехал, мои гости уже дремали в разных спальнях. На Малой Грузинской было и вправду холодно, а когда холодно спиться плохо. Мы с генералом сели возле тлеющего камина и пообедали хорошо промаринованным и обжаренным мясом.

— Нравится мне, как ты, Женя, шашлык жаришь. И коньяк у тебя вкусный. Но почему ты, я заметил, предпочитаешь его малой выдержки?

— Не знаю. Мне он кажется мягче чем старый. Если виноградный спирт качественный, а не шмурдяк, то его аромат и прятать не надо. Пил когда-нибудь хороший виноградный спирт, товарищ генерал?

— Конечно пил. Но он всегда разный. Это же как самогон. Его же не просто перегнал и всё, а температуру выдержать надо, хвосты и головы отбросить… Там сложный процесс… Ну, тебе ли не знать? Сам мне рассказывал. Кхе-кхе! Как у тебя настроение?

— Настроение? Нормальное настроение. Пока всё идёт по плану. Никто рогатки не расставляет. Оборудование поступает без задержек. Таможня даёт добро. Что ещё нужно для того чтобы встретить старость. С землёй что?

— Проект твоей фабрики грампластинок утверждён, решаем вопрос с землеотводом. Тут недалеко воинскую часть расформировали, а земли Минобороны не отдавало. Появился повод на них надавить. В любом случае, можешь уже вызывать своих французских подрядчиков.

— Автосервис ещё поставлю.

— Что за автосервис? — напрягся генерал.

— По установке автосигнализации.

Генерал сначала нахмурился, а потом лицо его просветлело.

— Так это потом можно будет любую машину вскрыть без ковыряния замков? Нормально!

— И заблокировать её дистанционно, между прочим, — добавил я.

— Хорошо! — потёр руки генерал. — Считай, что одобрено.

— Ну и автосервис иностранных автомашин: масло поменять, резину, ходовую часть подшаманить, тормозные колодки. Импортных машин всё больше и больше, а с запчастями всё сложнее и сложнее.

— Тоже верно. Ставь. Там территория большая. Я пришлю тебе документы.

— Слушай, товарищ генерал, мне бы аэродром, где можно было бы строительную технику выгрузить…

— Это не проблема. Даёшь данные транспондера, идентификатор самолёта, далее не твоё дело. Технику тебе погрузят на трейлеры и подгонят на территорию. Охрану мы тебе обеспечим из кадрового резерва. Возьмёшь на баланс?

— Конечно возьму! — искренне обрадовался я. — Мне бы ещё начальника службы безопасности…

— Будет. Из девятки подберём.

— Но не выше майора, пожалуйста, — попросил я.

— Соображаешь, — одобрительно хмыкнул генерал.

— Тогда, может и строители у вас среди ветеранов есть и радиомеханики с автослесарями?

— У нас, как в Греции, всё есть.

— Так может поможете с кадрами. А я их на стажировку отправлю на зарубежные автозаводы…

— Хм! Интересное предложение. Надо с руководством обсудить. Но, думаю, Юрий Владимирович одобрит. Он к тебе, почему-то, особо расположен.

Ещё бы ему не быть ко мне расположенным, когда я ему дал полностью расклад по его судьбе. И предостерёг от складывания полномочий руководителя КГБ. В моём мире Юрий Владимирович «повёлся» на посулы Леонида Ильича и перешёл на партийную работу. Однако потом «переиграл» своё решение и приемником сделал Шербицкого, оставив Андропова вообще без властных рычагов. Щербицкого, как одного из лидеров так называемой «Днепропетровской мафии» пришлось убирать… Да-а-а… А следовало больше думать о своём здоровье, о теневом правительстве и о здоровье Леонида Ильича, основательно подсевшего на снотворное.

А сейчас Юрий Владимирович волевым решением приказал сделать себе пересадку сначала одной почки, а через пол года и второй. И сразу почувствовал себя значительно лучше. Даже подагра, куда-то делась, которая, что оказалось неожиданным для лечащих врачей, была не причиной заболевания почек, а наоборот. Честно говоря, у меня к Чазову и всей «околопрестольной» медицинской братии было очень много вопросов ещё в той моей жизни. Просто не понятно было, на кого они работали? Судя по результатам, хе-хе, на масонские организации, ха-ха… Да-а-а…

— С тобой хочет пообщаться Леонид Ильич, — вдруг сказал генерал.

Задумавшись, я не сразу понял, о чём генерал сказал, и ответил:

— Да-да, конечно!

Потом выпучил глаза, и спросил:

— Кто-кто? Леонид Ильич — это Брежнев, в смысле⁈

— Да! Генеральный секретарь ЦК КПСС. И скорее всего сегодня в пятнадцать ноль-ноль.

— Скорее всего⁈ — ещё больше округлил я глаза. — Ха-ха! Скорее всего!

Я посмотрел на часы.

— Так уже почти три! — почти крикнул я, вскакивая со стула, на которых мы сидели за круглым столом, пили коньяк и ели мясо.

— Да, сиди ты. Он сказал, что сюда приедет, — махнул рукой генерал. — Они втроём приедут.

— Кто, втроём? — опешил я.

— Э-э-э… Брежнев, Андропов, Цвигун. Хотел Цинёв, его не взяли. В тихой опале Георгий Карпович, пока, но выкрутится, чертяка… Хе-хе… Выкрутится…

— Х*я себе! — вырвалось у меня. — Так у меня же эти спят… И Высоцкий с минуты на минуту может приехать.

— Может, но не приедет, пока тут всё не разблокируют. О! А вот и ребята из девятки. Значит приехали уже.

В гостиную вошли двое в чёрных пальто.

— Ты, кхе-кхе, Пьер, так и не сказал, почему решил помогать нам, а не своему французскому правительству, англичанам, или американцам? Чем мы лучше? Или ты, кхе-кхе, не патриот своей Франции? — спросил Леонид Ильич, отрезая ножом кусочек хорошо прожаренной баранины, удерживаемый вилкой.

— Скурвятся они все к двадцатым годам третьего тысячелетия. Станут работать не на свои государства, а на Англичан и Американцев, во вред своему народу. Доведут до военного кризиса на Украине, а потом и до ядерного противостояния с Россией. СССРа тогда уже не будет.

— Кхе-кхе… Юрий Владимирович докладывал мне, о том, что Совеский Союз развалится в девяносто первом году, а в четырнадцатом начнётся война России с Украиной. Но, как же так? Ведь мы же всё делаем для этих, чёртовых, советских республик! Я сам столько лет проработал в Молдавии и сам из Днепропетровска. У нас в правительстве много моих бывших, кхе-кхе, соратников. Там настоящая кузница кадров. Все — производственники, инженеры. Как же так?

— Не знаю, Леонид Ильич. Я не вижу причин. Вижу только последствия. Не знаю, кто виноват, а кто прав. Вижу только результат.

— Говоришь, Польша в девяностом году станет капиталистической?

— Вроде, как да. Там же работает группа ученых, разрабатывающая альтернативный проект экономических реформ в Польше, под руководством экономиста Бальцеровича? С этого года и работает. Я докладывал. Вот они и разработали «новый путь». Не зря же он ездил учиться в семьдесят втором году в универстет в Нью Йорке.

— И тоже самое грозит нам? — Леонид Ильич посмотрел на меня не отрывая взгляд.

— Если ничего не изменить, то да. Ваши экономисты же тоже ищут новый путь. Хрущёвский, Косыгинский, какой ещё вы надумаете путь? Ленинский вас уже не устраивает?

— Кхе-кхе. Да-а-а… Сбил Никитка с пути истинного. Хоз-расчёт, мать его… План по валу… Нда-а-а… Чита… Читал я твои записки аж с семьдесят шестого года. Твои предсказания ждал. Поначалу даже ставки делали против Юры. Столько коньяка ему проиграли… Ой-йой-йой… Потом просто следили… Да-а-а…сейчас вот решил повстречаться с тобой. Ты ещё и денги привёз большие. Оборудование… Технологии… Не пойму, зачем?

— Всё просто, Леонид Ильич. Мир подойдёт к ядерной войне в 2024 году и дальше того года я больше ничего не вижу. А это значит что?

Я посмотрел прямо в глаза Леониду Ильичу.

— Что? — спргосил он.

— Я так думаю, что всё. Мару «всё». Раз я до этого года вижу будущее, а после — нет, то, как-то само собой напрашивается простой логичный вывод.

— Ядерная война? — спросил Брежнев сощурив глаза и онемев лицом.

Я пожал плечами.

— И кто победил?

Я снова пожал плечами.

— Полагаю, весь мир в труху, — просто сказал я. — Хотя… Может быть меня просто не станет? Не знаю, Леонид Ильич.

— Вы по мне никаких предсказаний не давали, специально? Или не знаете обо мне ничего?

— По людям трудно давать прогнозы если им о них говорить. Раньше я видел вашу смерть в восемьдесят втором, но вам перестали давать вредные препараты…

— Да-да… Юрий Владимирович, выявил одного, кхе-кхе, доброжелателя. Собака! Из ближнего круга был, сволоч!

— Вот и я о том. Сейчас, наверное, кризис власти состоится чуть позже. Так же и с Юрием Владимировичем. Он предан вам и четко следует правилам аппаратной игры, потому я и ему сказал о причинах его смерти. Он изменил сценарий своей жизни. Что будет дальше — не знаю. Я не виху изменённое будущее.

— А моё окружение видишь?

Вижу, Леонид Ильич и сочувствую вам. Понятно, что вы, чтобы уберечь себя от «москвичей», заполнили аппарат «иногородними», но, честно говоря, они уже давно ведут свою, а не вашу игру. И защищают не вас, а себя и свой ближний круг.

— Да-а-а… Все обросли шерстью.

— И многие метят на ваше место. И даже подталкивают вас к кончине. Ну, вы сами сказали. Там много желающх. Но самое главное — троцкисты и масоны. Первые во благо коммунизма хотят развалить СССР, а вторые просто кушать не могут когда кто-то имеет суверенитет и торгует так как сам хочет, защищая свои рынки сбыта.

— Да-да… Ты прав. Рынки сбыта… Масоны… Мало мы по ним работаем. Мало. Да и троцкисты — Суть та же.

— Масоны сами себе выбирают религию, но идут к одной цели — мировому правительству.

— Да-а-а… Не боишься?

— Масонов? Конечно боюсь. Потому и тороплюсь как можно больше сделать.

— Кхе-кхе… Спасибо тебе, Пьер… Или как там тебя? Торопись. Сделай как можно больше. Я тоже постараюсь. Мы все стараемся. Юру, значит, оставить в КГБ?

Я дёрнул плечами.

— Мне кажется, вы сейчас в одной лодке в бушующем море на разных вёслах.

— Правильное, кхм-кхм, сравнение. Насыпай. Хороший у тебя коньячок.

— Так, это кто у тебя был? — спросил, спускаясь в гостиную, Михалков. — Заперли нас как Бобиков. Еле поссать выйти выпросил. Так ещё и сопроводили, как на прогоне.

— Ты, Никитка, по фене ботаешь? — спросил раскуривая трубку Говорухин. — Прого-он…

— В Крестах на экскурсии были вместе. Забыл, что ли? Дубак рассказывал, как что называется.

— Не дубак, Никита, а товарищ милиционер нас водил. Аж целый полковник — начальник УВД города Москвы. Дубаки — это надзератели.

— Да, насрать! Кто был-то⁈

— Он сейчас скажет, и нас придётся убить, хе-хе. Оно тебе надо, такое любопытство. Масо ещё осталось?

— Осталось, но надо жарить. Я уже замаялся жарить. Сами, хорошо.

— Бр-р-р… — Михалкова передёрнуло. — Не хочу мяса. Икра есть?

— Икры во Франции нет, — усмехнулся я.

— Надо Володе звякнуть, пусть захватит.

— Володя, — прорычал бас, — тоже, как Бобик целый час стоял перед пикетом в ста метрах от ворот. А потом видел, как из оных выехал кортеж с синими ведёрками на крышах и удалился, крича сиренами. Кто это у тебя был, любезный Пьер?

Голос в конце спича Высоцкого звучал бархатными раскатами.

— Кхе-кхе… Брежнев, Андропов, Цвигун…

— Занавес, — сказал Михалков и рухнул в кресло.