— Я ожидал от тебя чего-нибудь такого, — сказал трубка голосом Джона Сомерсета. — Ты готов к свадьбе?
— Деньги у меня есть. Сделку купли-продажи по Бадминтон-хаусу завершим, думаю, за неделю. Нужно разрешение королевского дома и заключение комиссии паров.
— Я поручу кому-нибудь заняться организацией, э-э-э, свадебных, э-э-э…
— Не стоит, дед. Этим займутся представители со стороны невесты и праздничная команда Бадминтон-хауса. Мне сказали, что они знают, как это делать. Не думай ни о чём.
— Ну, хорошо. Ты ужесовсем взрослый. Кхе! Такой взрослый, что мне иногда кажется, что ты старше меня.
— Это иллюзия, дед. И я сильно устал. Когда ты готов заглянуть в мой мозг?
— Вот пойму, что творится с твоим русским, и займусь тобой.
— А что с ним? — насторожился я.
— Он уже вторые сутки беспробудно спит.
— Кома? — испугался я.
— Нет, это не кома. Была бы кома, я бы тебе сразу сообщил. Просто спит. И, кажется, ему снятся хорошие сны. Он иногда улыбается.
— Так, может, я приеду? Мне очень надо, чтобы ты глянул меня.
— Давай завтра?
— Давай, — вздохнул я и положил телефонную трубку на аппарат.
— Вы больны? — встревоженно спросил меня Роберт Рассел.
— Думаю, ничего сложного. Стал плохо спать. Устал очень.
— Это понятно, — хмыкнул Лорд. — Столько событий. Говорят, вы даже в обморок грохнулись?
— Было дело, — тоже хмыкнул я. — Вот и хочу полностью обследоваться.
— Ну, ладно, Джонни. Поговорили с Мэри?
— Поговорили.
— Вижу, всё в порядке? Выпьешь с нами?
— Откажусь, лорд Рассел. Отправлюсь в Лондон.
— Хорошо, — с одобрением на лице и киванием головы сказал старик. — Тебя отвезут. И… Ты сделал правильный выбор, мой мальчик.
Мы пожали друг другу руки, и я вернулся в Лондон, думая, что надо бы и себе, если вдруг останусь в Британии, прикупить самолёт.
Свадьбу «сыграли» в октябре, пригласив на неё кучу родственников, коих у Сомерсетов вдруг оказалось очень много. А до этого я вряд ли встречался с десятком, и то в косметологической клинике своего деда Джона.
От него я узнал, что Моэма Сомерсета не любили и игнорировали, так как он был незаконнорожденным сыном главы их фамильной линии, по службе побывавшем в Париже и накоротке сошедшимся с «моей» прапрабабкой. Лорд оказался настоящим джентльменом и не только сына признал безусловно, но и обеспечил ему учёбу в королевском колледже и дальнейшую работу в разведке.
Джон Сомерсет оказался сыном другого отпрыска рода Сомерсетов, посетившим в двадцатых годах СССР с разведывательно-дипломатической целью и жившем в Москве под дипломатическим зонтиком аж до самой войны тридцать девятого года. В мае тридцать девятого года он вывез жену с сыном в Лондон и не известно от чего скончался. Вслед за ним скоропостижно скончалась и его жена. Семнадцатилетнего Джона усыновил Моэм. Никакой интимной близости меж ними не было. Об этом мне сказал с уверенностью сам Джон.
Советские спецслужбы вышли на Джона в сорок втором году и представили документальные доказательства того, что его родителей отравили по распоряжению руководителя Британской разведки. Джона склонили к сотрудничеству с СССР и пользовались его услугами до определённого времени. Потом о нём забыли. Но не все. Кхе-кхе…
Во мне Джон Сомерсет никаких мозговых патологий не нашёл, хотя пропустил меня через все возможные процедуры, анализы и новейшую аппаратуру. Я был, по его мнению, «здоров, как бык» и а анализы чисты «как слеза младенца». Про наличие в моей крови переизбытка полезных микроэлементов он, естественно, знал давно, и удивлён их количеством не был. Предоставив результаты обследования будущим родственникам из семейства Расселов и, получив их «одобрямс», я женился на Мэри и быстренько заделал себе наследника.
До моей свадьбы мы с Высоцким и Мариной Влади вернулись в Союз, куда буквально через неделю прилетел и Джонни Холлидей. Мы записали с ним диск баллад, откатали его на фабрике грамзаписи, напечатав пробные пятьдесят тысяч экземпляров, и продали их буквально за месяц, через магазины «Мелодии». После этого, я продал фирме лицензию и, передав несколько формовочных матриц, сбросил сию обузу со своих плеч.
Москва и её окрестности постепенно заполнялась хорошей музыкой. Качественные группы возникали и в крупных городах Союза. Рок-клуб продолжал оказывать помощь в организации концертов, продюсировании и звукозаписи, и хорошая музыка стала распространяться по городам и сёлам.
Приезжавших по нашим «путёвкам» из закоулков СССР музыкантов, мы обучали и наставляли. Одарённых и перспективных мы «затаривали» оборудованием, готовили им программу, делали аудиозапись и отпускали в свободное плавание.
Большего я для культуры Союза сделать не мог и успокоился. И главное, что, почувствовав, что они кому-то важны и интересны, успокоились бунтующие «рокеры». На концертах стало сразу понятно «ху из ху». Идут на тебя зрители — ты молодец, не идут — работай и расти над собой. С такими группами я работал особенно тщательно и аккуратно, разбирая их композиции по «косточкам», и рекомендуя поправки в тексты и мелодии.
Высоцкий по приезду в Москву из моего поля зрения пропал примерно на месяц и появился к моменту моего отъезда в Лондон. Он практически молча обнял меня и подарил отпечатанные на моей фабрике пластинки со своим автографом на двойном конверте. Внутри альбома было несколько листов с фотографиями Владимира Семёновича и вкладыш с плакатом. Я не знал, поможет ли ему переливание моей плазмы крови и решил сделать ему подарок при жизни, так сказать.
Надо сказать, что конверты для дисков печатались и клеились на типографии МГУ на «фирменном» оборудовании и получались конверты очень качественными. После укладки пластинки в конверт, он запечатывался прозрачной плёнкой, что предохраняло пластинки от фальсификации.
После свадьбы мы с Мэри почти на месяц исчезли, прокатившись сначала по Британии, потом по Европе, а потом улетев в Сингапур. Ни Мэри, ни я в прошлом и будущем, не были на этом острове, а потому получили прекрасное развлечение и отдых. Однако вскоре мы перелетели на остров Борнео, который я знал, как свои пять пальцев, так как любил нырять с аквалангом.
Так как при поездке на Борнео нас интересовал дайвинг, мы решили ехать в Малазийскую часть острова, штат Сабах, где можно понырять прямо в столице штата городе Кота Кинабалу и на остров Сипадан тоже ездят отсюда.
Летели мы в Кота Кинабалу из столицы Малайзии Куала Лумпур, куда из Сингапура доехали автобусом, aвиа-компанией Air Asia. Билеты нам обошлись примерно 100 американских долларов на человека.
Никаких достопримечательностей в Кота Кинабалу не было, и мы сразу отправились на остров Сипадан, где для нас было на неделю заказано бунгало. Что интересно, когда ездил сюда я, это было два раза: в две тысячи тринадцатом и две тысячи пятнадцатом годах, на Сипадане туристам останавливаться было нельзя. Мы с друзьями жили на острове Мабула в шикарном шале.
Сейчас же мы остановились прямо на Сипадене. Наверное потому, что Жаак Ив Кусто, который разрекламировал остров в восьмидесятых, сняв здесь свой фильм про черепах, ещё до этого места не добрался. Остров Сипаден ещё был мало кому известен, как Мекка дайвинга, а поэтому мы взяли с собой разрешение на профессиональную подводную киносъёмку, специальные боксы и телекамеры.
Кроме кинокамер у нас имелись и цифровые короткофокусные видеокамеры, которые пока продавались почему-то не очень хорошо и которым я, с помощью отснятых подводных кадров, хотел сделать рекламу, украв пальму первенства у Жак Ива.
Мне в своё время нравились его фильмы и все мы считали его защитником животных, но оказалось, что ради хороших кадров, Жак Ив Кусто не гнушался некоторыми, кхм-кхм, злоупотреблениями, мало отвечавшими его положительному имиджу. А поэтому я посчитал, что фильм про черепах сниму я. Ну… Вернее, не я, а съёмочная группа ВВС, которую мы привезли вместе с собой и с которой у меня был подписан контракт на съёмку нашего с Мэри свадебного путешествия.
Мы с Мэри даже не прикасались к профессиональным кинокамерам. Нам хватало простых в использовании гигабайтных «Гоу Про», прикреплённых на наши маски и на компенсационные жилеты.
Мэри раньше не занималась дайвингом и мы не сразу нырнули на глубину. Сначала, пока она не привыкла, мы плавали не глубже десяти метров и с нами рядом всегда плыли два опытных инструктора и два кинооператора BBC, которые, в том числе и инструкторы, снимали нас на кино и видеокамеры.
Другие участники съёмочной группы осматривали и делали пробные съёмки на других участках акватории острова: Мысе Барракуд, Коралловом саде, Логове Омаров, Среднем рифе, Северном и Южном мысах, Черепашьей пещере и Черепашьем пятачке.
На третий день мы с Мэри перебрались на Коралловый сад, где погружались до двадцати метров. Течение почти отсутствовало, видимость была приличной, метров до тридцати. Обширные коралловые поля снова поразили меня, а Мэри просто пищала бы от восторга, если бы позволял воздушный редуктор.
На следующий день нас снимали у логова Омаров, на глубинах до пятнадцати метров, где я позволил себе понырять без акваланга, но с гарпунным ружьём, правда, ничего не добыв. Не стрелять же рыб попугаев? Где-нибудь подстрелю барракуду, и кадры склеим.
Следующим днём мы посетили черепашью пещеру, очень понравившуюся кинооператорам, которые практически не вылезали из неё уже пять дней. Тем более, что пещера находилась прямо под нашими хижинами. Древняя легенда гласила, что черепахи приплывают сюда умирать. На самом деле — это их излюбленное место для отдыха, но из-за обилия лазеек, поворотов и ниш, они просто теряются и гибнут. Вход в пещеру расположен на уровне 18 м. Разрешено спускаться только до отметки 20 м. Мэри была поражена увиденными на дне пещеры останками черепах и скелетом дельфина. В пещере попадаются «воздушные мешки», но мы в них не дышали. Так как были заранее предупреждены, что это смертельно опасно.
Проведя на Сипадене великолепные десять дней, мы перебрались на Борнео и немного попутешествовали по джунглям, но кроме, центра реабилитации орангутанов, Мэри ничего на Борнео не понравилось. Там мы и нас тоже поснимали, и мы все вернулись в Лондон. Причём я полностью изъял весь отснятый материал, потратил месяц на монтаж и продал пять фильмов за пять миллионов фунтов. Той же ВВС и продал. А поездка и аренда съёмочной группы мне обошлась в двадцать тысяч фунтов. Одновременно с показом первой части по Британскому телевидению мы запустили рекламу наших цифровых видеокамер и к концу месяца подняли продажи на триста процентов. Японские производители плёночных видеокамер «кусали локти». Ха-ха-ха…
Рождество я встретил с семьёй, а на новый год уехал «в Индию» через Париж, «вынырнув» в Москве в облике Пьера Делаваля. На новогоднем шоу мы повторили прошлогодний рок-марафон, снова прерванный в полночь фейерверком, ещё более мощным и красочным. Перед университетом залили каток, построили две разнонаправленные горки и организовали прокат коньков и санок. Несмотря, что рядом шло строительство «олимпийской деревни», стройка празднику не помешала.
Мэри меня не беспокоила. Мы сразу с ней договорились, что мой бизнес требует постоянных отлучек, так как рынок руда Индокитая и Юго-восточной Азии, позволяет открывать производства с меньшими затратами и получением большей прибыли. Чем я там, в принципе и занимался, через нанятых мной местных предпринимателей.
Открытые в Индии и Тайване фабрики по производству микропроцессоров уже начали давать первую продукцию.
Буквально сразу, как только мы выпустили первые процессоры с моей архитектурой, я обратился в Тайваньский Национальный университет Цинхуа с предложением прочитать лекции по микропроцесингу. А так как я уже читал лекции в школе Сомерсета и, естественно, имел отличные рекомендации не только школы, но и Королевского колледжа Англии, то они меня пригласили. По окончании недельного курса, где я подробно описывал физические и химические процессы производства микрочипов, они попросили помочь им в создании лаборатории, на что я упорно намекал в процессе лекций.
Я задумчиво почесал затылок и предложил им организовать настоящее производство, на котором студенты университета смогут проходить настоящую производственную практику. Я обещал вложиться в бизнес проект не только технологиями, но и своим капиталом.
Руководство университета взяло себе время на «подумать» и оценить риски и прислало мне приглашение на обсуждение деталей соглашения. Третьим участником проекта стало правительство Тайваня, а я стал основным инвестором, имеющим пятьдесят один процент акций.
Я ничего не придумывал, а лишь реализовал идею, предложенную этому университету американцем китайского происхождения Чжаном Чжунгмоу, сделавшем свою карьеру от простого инженера в маленькой фирме до вице-президента группы «Texas Instruments» известнейшего производителя транзисторов.
Сун Юньсюань — премьер-министр Тайваня, или как она называлась Китайская Республика Тайвань — лично пожал мне руку после подписания контракта и познакомил с президентом «Научно-исследовательского института промышленных технологий», который по задумке Сунь Юньсюаня, должен был сопровождать производство своими изысканиями.
Пройдясь по лабораториям НИИ, я дал несколько полезных советов, направив исследование несколько в иную сторону, и уехал. Вместо меня в Тайвань стали наезжать мои «научные специалисты» из лабораторного состава, которые изучили возможности НИИ и дали определённые рекомендации по нужным нам исследованиям. Работа закрутилась так, что теперь, через два года построенный завод «чистого производства» выпустил пробную партию микрочипов, а на основании отработанной технологии и в СССР теперь строится такое же производство, для которого оборудование изготавливалось по всему миру. Вроде как для тайваньских заводов.
Хорошо встретив новый тысяча девятьсот восьмидесятый год, я снова вернулся в Париж. А из Парижа улетел в Тайвань, где как председатель правления провёл годовое совещание инвесторов, где мы заслушали отчёты руководителей проекта. Я продолжал владеть пятьдесят одним процентом акций, правительство Тайваня тридцатью процентами, остальные акции были раскуплены по свободной подписке. Основным руководителем проекта был тот же самый Чжан Чжунг, которому я ещё год назад предложил должность директора компании, объяснив, что организация бизнеса в Юго-Восточной Азии перспективна своей кадровой стабильностью и качеством сборки.
Я специально предоставил Чжан Чжунгу возможность попутешествовать по Японии, Малайзии и Тайваню, и он самостоятельно пришёл к тому же выводу, что текучесть кадров в этих регионах значительно ниже, чем на Западе. И теперь он докладывал о том, что за два года производственные кадры прошли качественное обучение и приступили к сборке микрочипов, а лаборатории продвинулись в сторону ультрафиолета и готовы ставить задачи производителям ламп.
Уставший, но удовлетворённый тем, что процесс не стопорится, а движется и будет теперь двигаться самостоятельно, так как эта фирма и в другом времени совершенно самостоятельно стала второй крупнейшей в мире компанией по производству микропроцессоров, а я ей ещё и придал ускорение. И по условиям контракта в лабораториях тайваньской компании и НИИ будут работать учёные моей Британской фирмы, то есть — советские разведчики.
— Кхк-кхе! Что ещё нужно для счастья? — думал я, развалясь в кресле вип-класса и поглядывая внутренним взором на моего мозгового «сожителя», сильно сдувшегося за эти месяцы и не беспокоящего меня.