Дик с 12-й Нижней. На маленьком острове

5. ЧТО ТАКОЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Солнце стояло в зените. Огибая западный берег Вихну, лодка повернула к молу. Среди деревьев замелькали домики. На пригорке показалось одноэтажное длинное, обшитое тесом здание школы.

Юло поискал глазами знакомое окно. Там помещался уголок природы, в котором он любил бывать и который называл звучным словом - «музей».

В «музее» было несколько чучел рыб местных пород, довольно искусно сделанных руками старшеклассников, образцы минералов, подобранных на берегу после штормовых дней, неведомо как попавший сюда зазубренный нос рыбы-пилы, несколько чучел птиц и, наконец, особенно волновавшая воображение Юло банка с осьминогом. Да-да, из большой стеклянной банки, наполненной желтоватым спиртом, таращил на всех выпуклые глаза настоящий осьминог, с птичьим клювом и скрюченными, переплетенными между собой щупальцами. Они заполняли собой всю банку. Какие-то присоски вылезали даже из спирта и упирались в самую крышку.

«Его неправильно называют осьминогом, - поддразнивая приятеля, говорил иногда Марти. - Это, должно быть, сороконог».

Но Юло только отмахивался: «Спрут, самый настоящий средиземноморский спрут».

Марти в таких случаях не спорил. Он не знал, что такое спрут, сколько у него должно быть ног и какие бывают другие спруты - не средиземноморские.

Сейчас рыжий представитель юных обитателей Вихну стоял на корме моторки, но думал не о заспиртованном осьминоге. Глядя на здание школы, он заново переживал ощущение свободы. Каникулы!.. Великое слово! Не надо готовить уроки, не надо ходить на занятия, не надо опасаться множества неожиданностей, которыми почему-то всегда полна школьная жизнь.

Они, эти неожиданности, как раз больше всего и удручали Марти. Ведь до чего странно все устроено в школе: никогда заранее нельзя сказать, как день начнется и как закончится. Иногда урок за уроком проходят - лучше не надо, а иногда ни с того ни с сего осечка получается: вдруг нежданно-негаданно двойку подхватываешь…

Марти немало рассуждал на эту тему. И в свое время пришел к выводу: двойки - вроде стихийного бедствия. Ну, к примеру, как градовая туча. Она может стороной пройти, а может все стекла перебить. Не угадаешь. То же самое, считал Марти, происходит с двойками. Иной раз о чем-нибудь заданном на дом даже не вспомнишь - и ничего, пронесет, Анне Райдару не вызовет. А бывает, все уроки приготовишь, только пустяковое правило грамматики пропустишь - и учительница, как назло, за весь день не спросит ничего, кроме этого правила! Ну не обидно?

Марти - упрямый. Он мог бы еще долго утверждать, что в школьных делах все зависит от везения и удачи, если бы с ним не случилась такая история. Было это совсем недавно, зимой. А до этого, осенью, он и Юло приметили одно замечательное место - яму на мелководье, полную ила и тины. В такие ямы любят забираться угри и залегать на зиму.

Вот приметили приятели это место и стали ждать мороза, крепкого льда. Окрепнет лед, тогда можно пойти к яме, прорубить лунку и бить угрей острогами. Люди, знающие толк в таких делах, понимают, как это увлекательно. Морозец бодрит, лед на солнце искрится, а ты стоишь и с размаху всаживаешь острогу в воду. И когда вытаскиваешь, чувствуешь, как на ней извивается большой, жирный сонный угорь. Они в этих ямах всегда большие и жирные. Вытащил, кинул на лед. Угорь такой: где бы ни был, в какую сторону головой его ни положить, он никогда не ошибается - повернет к открытой воде и ну ползти, ну извиваться, чтобы скорее добраться до нее. Летом надо следить в оба - удерет. А зимой не так: зимой его быстро морозом схватывает.

Словом, что говорить - все отдать можно ради двух-трех часов на льду у хорошей ямы с угрями!

Но, как на грех, зима выдалась мягкая. Уже январь подходил к концу, уже к весенней путине стали готовиться, а лед все не крепчал. Марти каждый вечер слушал сводку погоды, бегал в правление колхоза к счетоводу за долгосрочным прогнозом, приставал к старому Сейлеру, но ничто не помогало. Радио успокоительно заверяло, что теплые массы воздуха с юга страны не дают холодным из Арктики проникнуть в Прибалтику; счетовод сказал, что он последний прогноз не то получил, не то не получил - в общем, не помнит; а старый Сейлер каждый раз, когда забегал к нему Марти, кряхтя влезал в тяжелое пальто, обматывал шею длиннющим шарфом, выходил на крыльцо, смотрел из-под руки на горизонт, втягивал в себя воздух, приглядывался к инею на соснах и качал головой:

- Нет, милый, морозом что-то не пахнет.

И действительно, ниже трех-четырех градусов ртуть в термометре не опускалась. При такой жалкой, никчемной температуре где льду окрепнуть!

В конце концов, как всегда бывает, Марти пропустил то, из-за чего столько времени терзался. Холодные массы воздуха все-таки прорвались сквозь теплый заслон. Радио сообщило о наступлении похолодания, а он именно этой сводки не слышал… Как ни в чем не бывало шагал он под вечер в кооператив за спичками и встретил Петера Маала, который шел туда же за солью. Пошли вместе. Один, по обыкновению, говорил, другой, по обыкновению, молчал и слушал. Но когда Марти сел на конька, с которым в последнее время не расставался, - стал укорять зиму за то, что она перестала быть зимой, Петер все же высказался.

- Наступил перелом, - произнес он.

- Какой перелом? - не понял Марти.

- Ночью - мороз. Восемнадцать градусов.

- Ну-у! Откуда ты знаешь?

- По радио.

- Да? Я не слыхал. Завтра утром тоже мороз?

- Тоже.

- Сильный?

- Сильный.

Марти потерял терпение:

- Да ты не повторяй, что я говорю! Ты скажи, какая температура завтра?

- Десять-двенадцать.

- Ниже нуля?

- Ага.

Петер почувствовал вдруг в своей руке руку Марти.

- Слушай, Петер, вот тебе деньги, купи десять коробок спичек и на обратном пути зайди к нам - отдашь матери. Я пошел.

- Куда?

- Надо. Дело есть.

Дело Марти заключалось в том, что он, запыхавшись, прибежал к Юло:

- Юло, слышал?

Юло читал какую-то очень толстую и очень потрепанную книгу. Он с трудом оторвал глаза от нее и рассеянно спросил:

- О чем?

- Обещают мороз. Ночью - до восемнадцати, утром - десять-двенадцать.

- Слышал, по радио передавали.

- И не пришел, не сказал!

- Так чего же говорить? Это ведь завтра будет, а не сегодня.

- Да ты понимаешь, что за ночь лед окрепнет и мы сможем пойти к яме?

- И пойдем. Из школы вернемся, уроки сделаем и пойдем. Я думаю, часа в три примерно. Времени до вечера хватит.

Так и условились.

Нечего говорить, как сложился для Марти остаток того дня. Раз десять он выбегал проверить, действительно ли крепчает мороз. Верно, дело шло к этому. Снег под ногами скрипел, на небе вызвездило. Марти выскочил бы и в одиннадцатый раз, но мать прикрикнула. Она заявила, что с ним сладу не стало, что он решил схватить простуду, выстудить дом и добиться того, что она пожалуется на него отцу.

Последняя угроза подействовала. Разведку погоды пришлось прекратить.

Тогда Марти занялся острогой. Пошел в дальний, темноватый угол комнаты, стал тренироваться. Не выпуская из рук длинной тонкой палки с пятью наконечниками в ряд, он замахивался, делал броски. Один раз случайно ткнул в пол, другой раз - в стену. Мать, услышав возню, спросила:

- Марти, как у тебя с уроками?

- Сделал, - ответил Марти.

Это была правда, но не вся, а только часть ее. Марти сказал про уроки «сделал», имея в виду те, которые он действительно сделал, про те же, что не приготовил, умолчал. Нерешенным остался один столбик примеров из задачника, неповторенным - стихотворение. После того как он узнал о завтрашнем похолодании, было не до них.

Потренировавшись с острогой, Марти почистил ее наждачной шкуркой, подточил напильником, подправил точильным бруском. Зубцы заблестели, стали острыми-острыми. Отличная острога! У Юло тоже хорошая, но эта лучше. Она перешла к нему от отца. И отец в молодости ходил бить ею угрей. А он, Марти, пойдет за угрями завтра. Он их столько набьет, что все только ахнут. Кто знает… может быть, их даже унести будет трудно. Не захватить ли с собой салазки?

Марти зажег фонарь «летучая мышь» и пошел в сарай смотреть, в порядке ли салазки. Почему фонарь называется «летучая мышь», неизвестно, но устроен он очень умно. С ним можно выйти на улицу, и никакой ветер его не задует. С ним можно не опасаясь идти на сеновал - если и опрокинется, не воспламенится. Здорово сделан!

На опыт с опрокидыванием фонаря Марти не решился, а на улице, дожидаясь порыва ветра, постоял. «Летучая мышь» отлично выдержала испытание. Ветер дул на нее вовсю - и ничего! Язычок пламени только слегка колебался.

Удостоверившись сразу в двух вещах - что салазки исправны и что фонарь на открытом воздухе не тухнет, - Марти вернулся домой. Там вдруг возник спор с матерью из-за шерстяных носков. Мать считала, что если он отправится завтра на лед, то без двух пар носков ему не обойтись. Марти же полагал, что достаточно одной. Иначе будет тяжело, жарко, он не сможет шагу сделать, весь лов пойдет насмарку.

Верх взяла мать. Даже поспорить как следует не дала! Просто отрезала: или он оденется как надо, или завтра после уроков носа на улицу не высунет.

Пришлось подчиниться. Лег спать, делая вид, что обижен, хотя внутри все ликовало и пело: завтра будет чудесный день! Завтра он набьет уйму угрей. Мама увидит, какая от него польза в доме!

Заснул, блаженно улыбаясь. О столбике примеров, о невыученном стихотворении даже не вспомнил.

Не вспомнил он о них и утром, шагая в школу. День был как по заказу: голубое небо, опушенные инеем деревья, крепкий, по приятный морозец без ветра, далеко ушедшая от берега кромка льда. Море темнело где-то совсем вдали. От того места, где находится яма с угрями, до чистой воды сегодня, вероятно, километра два будет, не меньше. И лед толстый, хоть из пушки бей - не прошибешь.

Марти явился в школу сияющий. Ему казалось, что пять уроков пролетят, как миг, а потом до самого вечера он будет орудовать острогой, будет жить теми чудесными мгновениями, которые дает охота и с которыми не многое может сравниться.

Однако Марти забыл, что учеба из-за охоты страдать не должна. Воображая себя ловцом, он не подумал, что спрос с него будет не как с ловца, а как с ученика.

И спрос был. Неприятности посыпались с первого урока. Вернее, даже с первых минут первого урока. Хотя фамилия у него удачная - одна из последних в классном журнале, - Анне Райдару почему-то начала в тот день именно с него.

- Уад Мартин, - сказала она, заглянув в журнал, - прочти нам стихотворение, которое было задано на дом.

Марти встал, покраснел, взъерошил и без того взъерошенные волосы, помолчал с минуту и решил, что надо признаться:

- Я его не знаю.

- Совсем не знаешь или только начало забыл? Может, тебе напомнить?

- Совсем не знаю.

- Так ты что, дома даже не брал учебника в руки?

- Нет, брать-то брал, но.

- Но испугался и быстро положил обратно?

В классе засмеялись. Марти послышалось, что он различает голос Иви.

- Плохо, Марти, совсем плохо, - продолжала учительница. - Я была о тебе лучшего мнения. Садись.

Второй урок прошел, в общем, спокойно, если не считать того, что Марти, расстроенный неудачей со стихотворением и все еще увлеченный мыслями о предстоящей вылазке на лед, не слушал учительницу и получил за это замечание.

А на третьем разразилась гроза. Третий урок был урок арифметики. Анне Райдару отобрала у всех ребят тетради с домашними работами и опять поступила так, как обычно не поступала: из стопки, лежащей на ее столе, вынула одну только тетрадь Марти, развернула, стала просматривать. Марти похолодел. Он узнал свою тетрадь по оранжевой глянцевой обложке. Ни у кого не было такой яркой. Еще вчера он очень гордился ею, а сегодня глаза бы его не смотрели!.. Как хотелось ему, чтобы тетрадь сейчас спалило огнем или чтобы ворвался в класс ураган и унес ее в море!.. Но нет, этого не произошло. Учительница полистала-полистала страницы в яркоапельсиновой обложке и резко вызвала:

- Мартин Уад!

Марти встал.

- Подойди сюда.

Марти подошел к столику.

- Почему ты не сделал того, что я задала?

Марти молчал.

- Отвечай, когда тебя спрашивают.

- Я не успел, - сказал Марти.

- А чем ты был занят?

Ответа не последовало. Чем он был занят? Странный вопрос! Тренировался с острогой, возился с «летучей мышью», проверял салазки, готовился к тому, чтобы идти сегодня бить угрей… Но ведь этого не скажешь! А другого тоже ничего не скажешь. Уж лучше молчать. И Марти молчал. Зато Анне Райдару говорила. На этот раз она не пожалела суровых слов. Марти получил сполна все, что ему причиталось.

Он готов был сквозь землю провалиться. Анне Райдару еще никогда не разговаривала с ним подобным образом. И все только потому, что сегодня немного нескладно получилось с уроками. Ведь это просто случайность! Не вызови его с утра учительница, не догадайся она, что Он вчера лодырничал, ничего бы не было. Все обошлось бы благополучно.

Так рассуждал Марти. Он попрежнему упорствовал и считал, что получить плохую отметку - все равно что пострадать от стихийного бедствия. Дескать, градовая туча могла пройти мимо него, но не прошла и вот натворила бед, набила стекол… Плохо!..

Хуже всего было то, что туча не рассеивалась. Перед началом последнего урока вошла в класс семиклассница Аннемай Соос, вожатая отряда, и сказала, чтобы пионеры не расходились, будет сбор.

И он состоялся, этот сбор пионерского отряда четвертого класса вихнувской школы. И единственный вопрос, который обсуждался на нем, был вопрос о пионере Мартине Уаде, об его отношении к учебе. Вожатая сказала, что уже давно собиралась поговорить о Марти, и вот сейчас время подошло, надо, как она выразилась, поставить точки над «и».

И вот началось. Пионеры выступали и говорили много обидных, но справедливых слов. А Марти молча слушал. На сердце у него было очень нехорошо.

Когда слово взял Юло, Марти несколько приободрился. Он решил: кто-кто, а уж приятель поддержит.

Он все еще думал, Марти, что с ним произошел несчастный случай, что должен же кто-нибудь посочувствовать ему. И поэтому речь Юло потрясла его. Ему казалось, что он на всю жизнь потерял веру в людей. Юло выдал его! Юло оказался предателем!

А Юло сказал:

- Я знаю, почему у Марти так получилось. Мы с ним нашли яму. Очень хорошую яму. И собирались идти бить угрей. Но не было мороза, лед не держал, и Марти все время думал о погоде, а об уроках не думал. А вчера по радио передали, что восемнадцать градусов ночью будет, и он вовсе голову потерял и уже ничего не делал. И вот…

Юло скорбно мотнул головой в сторону Марти, как бы приглашая всех посмотреть, что произошло из-за ночного мороза с его другом.

- И вот потому, что он забил себе голову не тем, чем нужно, у него получилось так, что он тянет класс назад. Я как его товарищ и как пионер тоже считаю себя виноватым в этом. Я должен был влиять на него, а я не влиял. И сейчас я перед всем отрядом говорю: Марти, до тех пор пока ты не исправишься, пока не начнешь как следует заниматься, я с тобой к яме не пойду и угрей ловить с тобой не буду. Так и знай! Ты можешь учиться хорошо, а учишься плохо. Это не по-пионерски. Ленинские пионеры так не поступают. Если тебе нужна помощь - пожалуйста, будем учить уроки вместе. А об угрях пока не думай…

После сбора Марти нарочно замешкался в классе, дождался, пока все разошлись, и пошел домой один. Много разных мыслей роилось у него в голове. Временами ему казалось, будто он слышит внутри себя два голоса. Первый говорил:

«Правильно досталось, поделом. Подумаешь, трудность: выучить стихотворение и решить один столбик! Разболтался, разленился, вот и опозорился перед классом. А ведь все могло быть так хорошо!.. Приготовил бы вчера уроки - ответил бы учительнице, получил бы четверку, а может, пятерку и с чистым сердцем мог бы сегодня отправиться на лед».

Другой же вслед за первым зудел:

«Ну и пусть! Вот надо взять острогу и назло всем пойти к яме. Пусть Юло не идет. Это даже лучше. Друг называется! От таких друзей через залив убегать надо».

Зудящий голос пересилил. Марти пришел домой, воспользовался тем, что мать возилась на кухне, и, ничего ей не сказав, не надев второй пары теплых носков, захватил мешок, острогу, топорик и отправился на лед.

День попрежнему отличный - солнечный, с крепким морозцем, с голубым сияющим небом, с белым сверкающим снегом, с зелеными, словно переложенными ватой соснами. Но Марти казалось, будто он смотрит на мир сквозь закопченное стеклышко: все на месте - и солнце, и снег, и сосны, - а вид какой-то тусклый, скучный, серый… Если бы можно было это мрачное стеклышко отшвырнуть подальше! Если бы можно было сделать так, чтобы мир снова стал ярким, праздничным, веселым!

Марти с размаху проткнул острогой сугроб, засвистел, пошел бодрым шагом. Вот уж он на льду, вот по приметным знакам дошел до ямы с угрями. Начертил зубцом остроги круг, стал топориком пробивать лунку. Он делал все, о чем мечтал, что должно было доставить ему такое большое удовольствие. Но нет, не отодвинуть стеклышка от глаз. Тускло, серо, скучно!..

Даже не вырубил лунку. Тихо побрел домой.

Пришел и сел за уроки. На следующий день Анне Райдару вызвала его - пять! Еще через день вызвала - снова пять! За контрольную по арифметике - хорошая отметка! За контрольный диктант - тоже хорошая!.. Мир стал выглядеть иначе. Серый налет исчез. Солнце снова засверкало на голубом небе…

С тех пор прошло несколько недель. История с угрями отошла в прошлое. Но Марти нет-нет, да и вспоминал о ней. Переживания того зимнего дня надолго оставили след в его памяти. Пожалуй, он тогда впервые почувствовал, что такое ответственность. Жизнь, оказывается, не такая простая вещь. За свои промахи, ошибки, упущения приходится, оказывается, отвечать. И это иногда бывает очень неприятно.