Дик с 12-й Нижней. На маленьком острове

Спичка в замке

Весь день Дик удивлялся, где пропадает Том, а когда увидел его выходящим из помещения с гудящим вентилятором, удивился еще больше: зачем моряк в подвале? Что он здесь делает?

Что сам он в подвале делает, Дик знал. Притаившись за какими-то ящиками, он ждал миссис Джен. Сиделка с минуты на минуту должна была пройти. Полчаса назад она понесла ужин наверх, в мягкую комнату, и скоро ее можно ждать обратно. Дик уже все высмотрел: миллионер с едой управляется быстро. Джен тогда сходит вниз и начинает разносить ужин по палатам. Это самое лучшее время, чтобы пробраться к сумасшедшему. Дику никто не помешает поговорить с ним.

Как пройти к миллионеру, Дику известно; он даже знает, что дверь, которая ведет с лестницы в комнаты сумасшедшего, особенная: со стороны лестничной площадки ее можно открыть, только нажав ручку, а изнутри дверь открывается ключом. Это сделано для того, чтобы мисс Сильвия, сиделка, врач могли заходить к миллионеру, но чтобы он выйти не мог.

И вот Дик сидит за ящиками и ждет миссис Джен.

Тома он не окликнул.

Прошло минут десять. Звякнула посуда, появилась сиделка. Она прошла по коридору, неслышно ступая в туфлях на фетровой подошве.

Дик подождал. Тихо. Пусто. Можно идти. Дик пошел наверх. О хитрой ручке в дверях он подумал заранее и запасся спичкой. Спичка нужна для того, чтобы зажать дверной замок - тот самый стальной косячок с пружинкой, который, когда защелкивается, держит дверь на запоре.

Поднявшись по лестнице, Дик дошел до площадки и тихонько нажал на ручку двери. Дверь подалась. Не заходя в переднюю, не выпуская ручку из руки, Дик засунул половинку спички в замок. Теперь косячок не сможет сработать; теперь, если понадобится, он выберется отсюда без промедления.

В передней все было как в первый раз, когда он попал сюда: блестели начисто протертые разводы узорчатого резинового ковра, светил старинный железный фонарь, скалил пасть медведь в углу.

Дверь из передней в мягкую комнату была открыта. Дик заглянул. Здесь тоже ничего не изменилось: те же кожаные, простеганные на манер пухового одеяла стены, та же мудреная мебель, каждым предметом которой можно перебрасываться, как футбольным мячом, тот же светящийся вырез в потолке. Но сейчас матовые стекла отсвечивали не дневным светом, сейчас светили спрятанные за стеклами электрические лампочки.

На резиновом круглом, застланном шелковой скатертью столе, как в первый раз, стояли цветы и фрукты; на резиновом квадратном столе, как в первый раз, лежали стопки книг в мягких обложках. Но миллионера за столом не было. Он лежал на диване и спал. Его красные, загнутые спереди восточные туфли были аккуратно поставлены носок к носку и напоминали двух собирающихся подраться петушков. Должно быть, миллионер, прежде чем уснуть, именно такой вид и старался им придать. Чтобы было похоже, он даже положил между дерущимися туфлями несколько зернышек от яблок и винограда.

Дик заранее обдумал, с чего начать разговор. Но он никак не предполагал, что миллионер будет спать. Такую возможность он упустил.

Дома, если мать днем ложится на полчасика, а он приходит с улицы голодный, он никогда ее не будит. Мать выбивается из сил, целыми днями вертится, как белка в колесе, - будить ее нехорошо. Так могут поступать эгоисты - те, кто думают только о себе. А он не такой. Он с матерью считается.

Но странное дело: в таких случаях его почему-то одолевает кашель. На голодный желудок его схватывает такой кашель, что просто деваться некуда.

И мать просыпается. Она встает и дает ему поесть.

Тут с Диком произошло то же самое: он закашлялся. Кашлял негромко, деликатно, даже прикрывал рот рукой, чтобы не слышно было.

Но миллионер услышал. Он испуганно вскочил руки его немедленно пришли в движение, стали ощупывать халат, поправлять кисти пояса, поглаживать седоватую миллионерскую бородку клинышком. Миллионер, видно, никак не мог сообразить, кто так неожиданно появился перед ним.

Дик еще раз кашлянул, но уже будто через силу. Этим давалось знать, что кашель хоть и разрывает ему грудь, однако он не хочет никого беспокоить, он сумеет пересилить себя. Пока Дик откашливался, сумасшедший собрался с мыслями.

- А, мальчик! - сказал он. - Ты снова здесь? Рад. Рад, что не забываешь. Заходи…

Бой петушков был прерван. Миллионер сунул ноги в туфли, заложил длинные, красивые пальцы с коротко подстриженными ногтями за шелковый шнур халата, прошелся из угла в угол. Похоже было, что о Дике он забыл.

Сделав робкий шаг от порога в глубь мягкой комнаты, Дик сказал самое легкое, самое простое из всего, что заранее придумал:

- Добрый вечер, сэр!

Миллионер повел себя так, будто только сейчас увидел Дика.

- А, мальчик! - опять слово в слово повторил он свою первую фразу. - Ты снова здесь? Рад. Рад, что не забываешь. Заходи…

Дик оторопел. Глядя на красные туфли шагавшего по комнате миллионера, он сказал:

- Да, я снова здесь, сэр… Да, я уже зашел… Я знаете зачем? Я насчет тысячи долларов… Я подумал: может быть, вы не забыли про ту тысячу? Помните? Я сказал про «ничего» и про «пусто», а вы сказали, что я поймал настоящие слова и что дадите мне за них тысячу долларов. Это здесь было, помните? Вы сказали, что даже больше дали бы, если бы я заранее договорился. А потому, что я заранее не договорился, вы сказали, что дадите только тысячу… Так знаете что, сэр? Мне тысячи не нужно. Я решил шестьсот пятьдесят взять. Мне шестьсот пятьдесят хватит, мне как раз шестьсот пятьдесят нужно. Так нужно!.. Очень, очень нужно. Я, если их не получу, без глаза останусь. А вам я за них еще много других слов буду ловить. Какие нужно, такие поймаю. Только бы мне шестьсот пятьдесят долларов получить… - Дик всхлипнул. Больше говорить он не мог, да и не о чем было - все сказал.

Миллионер остановился перед Диком, взмахнул руками, будто собрался полететь, и закричал:

- Мальчик!.. Не говори, мальчик! Я всё знаю. Болтушка Джен мне все рассказала. Она про всех рассказывает, и мне это неинтересно. Но про тебя я слушал: про тебя мне интересно. Спрашивается, почему? Не знаю. Тысячу раз не знаю! Может быть, потому, что ты для меня уже не звук, не слово? Я тебя видел и теперь верю: ты - это ты. Ты не дым, не воздух, не колебание волн в эфире. Ведь до тебя можно дотронуться, да? Ведь руки не упрутся в пустоту?

Широкие шелковые рукава халата мелькнули в воздухе. Руки - длинные, подвижные, ни минуты не знающие покоя, - протянулись и действительно уперлись не в пустоту, а в плечи Дика.

- Ага! - обрадовался миллионер. - Я не ошибся, я знал, я был уверен: ты это ты! Что, нет?

- Как же, как же! - поспешно подтвердил Дик. То, что он - это он, у него сомнений не было, а вот то, что его разговор с сумасшедшим приведет к чему-нибудь, начинало казаться сомнительным. Сумасшедший о тысяче долларов будто не слышал.

Но Дик ошибся. Миллионер разговора о деньгах не заминал. Потыкав в Дика вздрагивающими пальцами, он стремительно, словно обжегся, отдернул руки и снова закричал:

- Мальчик, не говори!.. Тебе плохо, мальчик, да? Я знаю, болтушка Джен мне все рассказала. Но плохо - это ничего. Человек становится лучше, когда ему плохо. А ты, мальчик, не понимаешь этого, ты говорил сейчас не те слова. Неужели и тебя притягивают деньги? Не надо. Тысячу раз не надо! Деньги дрянь, деньги - мерзость, деньги - грязь, деньги - несчастье рода человеческого! Не тянись к ним, мальчик! Руки, руки подальше!.. Истинно счастливые счастливы без денег.

С этим Дик согласиться не мог. Конечно, миллионеру легко рассуждать - не тянись к деньгам… Его кормят, лечат, за ним ухаживают. А без денег? Без денег бегал бы заросший и оборванный вроде дурачка Джонни с их улицы. Тот тоже любит громкие слова, выкрикивает какую-то ерунду об атомах, а потом делает вид, будто выбирает их из головы и давит ногтем. Ну, ребята, конечно, смеются. И над тем, как миллионер ловит слова, тоже смеялись бы. Но ему, Дику, сейчас не смешно. Неужели ничего не получится и миллионер не поймет, зачем он пришел к нему?

Тем временем миллионер сделал новую попытку поднять халатом бурю в воздухе. Руки в широких рукавах снова заработали с бешеной быстротой.

- Мальчик!.. Не говори, мальчик!.. Говорить буду я. Сегодня хорошо! Слова сегодня не прячутся, они послушны, они льнут ко мне. И какие слова, какие великолепные слова!.. Постой… одну минуту… не говори… Боже, неужели забыл?! - Миллионер обеими руками стал мучительно тереть высокий, красивый лоб. - Забыл, опять забыл!..

- Вы сказали: деньги - грязь, деньги - дрянь и еще как-то насчет рода человеческого, - напомнил Дик.

Длинный, как дирижерская палочка, миллионерский палец нацелился на Дика:

- Молодец! У тебя ясная голова и слова пасутся в памяти, как овцы в загоне, а у меня разбредаются… - Миллионер притих, устало потер лоб и, собираясь с мыслями, произнес: - Да, так что же тебе все-таки надо? Ты, кажется, зачем-то пришел ко мне?

Дик обрадовался: наконец наступила та минута, из-за которой он здесь. Но надо спешить, надо, пока миллионер слушает, быстрее выложить свое дело.

То ли от спешки, то ли от волнения, то ли от позднего времени и усталости, Дик заговорил так бессвязно, что через две минуты сам себя перестал понимать. Слова: тысяча долларов… шестьсот пятьдесят долларов… пусто… операция… глаз… деньги на лечение… - смешались в одну беспорядочную кучу. Разобраться в них не было никакой возможности. Более или менее внятно Дик сумел выдавить из себя лишь то, что шестьсот пятьдесят долларов ему нужны не насовсем, не навсегда. Он вернет их. Не сразу, но вернет. Он сам зарабатывает, и па зарабатывает, и ма будет экономить. И деньги будут возвращены. Частями, каждую неделю…

Миллионер ходил по комнате. Слушал или нет, сказать было трудно, но, когда Дик умолк, он остановился в противоположном от двери углу, усмехнулся:

- Мелко… Ничтожно… Какая разница - есть глаз, нет глаза! Люди все равно слепы, жизнь все равно пройдет… Крылья! Крылья надо иметь! К солнцу надо стремиться! А ты, мальчик, - червячок. Ты копошишься в навозе забот. Зачем? Умей презирать жизнь. Она ничего не стоит. Она вся из мелочей - из сплошных гнусных мелочей. Не давайся, отвернись, оттолкни!.. О крыльях, о крыльях думай! Ты понял? Согласен?

Дик слушал и отмалчивался. Только иногда пошмыгивал носом. Шмыгал осторожно, так, чтобы его ни в чем нельзя было попрекнуть. Однако чуткое ухо миллионера уловило, должно быть, нотки сомнения в доносившихся до него носовых звуках. Посмотрев сверху вниз на Дика, он зевнул и устало произнес:

- Впрочем, к чему? Наивно было думать, что до тебя дойдут мысли высокого взлета… А что развлек меня - хорошо. Очень хорошо! Это многого стоит. За это стоит уплатить. Так и сделаю. Тебе ведь как будто деньги нужны, да? Тебе как будто лечиться нужно? Ладно, что ж… Напишу записку к Гарольду, брату. Он выдаст одну тысячу по моему указанию. Этого достаточно. На большее не рассчитывай.

От волнения у Дика подогнулись коленки, он присел на краешек дивана. Ну, всё!.. Деньги будут.

Миллионер толкнул в сторону квадратного стола мягкий кожаный куб, заменявший стул. Куб перевернулся сначала на один бок, потом на другой, но это не имело значения. Садиться на него можно было не глядя: все шесть сторон выглядели одинаково.

Достав из зеленой кожаной папки лист великолепной сиреневой бумаги с тисненой монограммой в углу, миллионер взял ручку, обмакнул в чернильницу.

И ручка и чернильница выглядели так же необыкновенно, как всё здесь: чернильница была резиновая, похожая на большую школьную невыливайку, а ручка тоже резиновая - представляла собою тоненькую палочку с витым наконечником. В витках набирались чернила, и это позволяло писать.

В комнате стало тихо. Мягкая ручка легко скользила по бумаге. На сиреневый лист ложились ровные строчки. Миллионер писал уверенно, крупно, размашисто. Странице подходил конец. Дело оставалось за подписью. И тут вдруг миллионер оторвался от бумаги, задумался, пронзительно посмотрел на Дика. В глазах под седоватыми бровями блеснул страшный огонек. Длинный палец напоминал сейчас не дирижерскую палочку, а дуло пистолета, нацеленного на врага.

- Мальчик, я понял, - громким шепотом сказал миллионер. - Я все понял: это Гарольд! Это похоже на него: подослать ребенка… выманить записку… переделать тысячу долларов на миллион, на десять миллионов, на двадцать, на сколько нужно!.. Подлец, он весь капитал себе хочет! Но я разгадал! Я всё разгадал!.. Вот, вот, вот!..

Клочья сиреневой бумаги полетели на пол. Миллионер поднимал обрывки и мелкие куски рвал на еще более мелкие. Когда рвать было нечего, он поднялся, сделал шаг к Дику: лицо искажено, глаза вытаращены, на холеной бородке клинышком - струйка слюны. Не помня себя от страха, Дик кинулся в переднюю. Мысль была только одна: дверь, дверь, не захлопнулась ли дверь на замок?

Нет, открыта. Дик рванул ручку, трясущимися руками вытащил половинку спички из замка, выскочил на площадку. Дверь захлопнулась за ним со звуком выстрела.