Дик с 12-й Нижней. На маленьком острове

Система берет верх

В сопровождении сиделки он вернулся в вестибюль. Миссис Джен усадила его в кресло, принесла журнал с картинками, чтобы не скучал, и ушла.

- Ты можешь даже поспать немного, если хочешь, - сказала она. - В кресле удобно.

Но Дику было не до сна.

Невеселое это дело - сидеть в больничном холле, рядом с дверью, откуда тянет холодом, и чувствовать, что глаз у тебя разбаливается все сильнее и сильнее. Сначала его покалывало, а потом стало жечь огнем, совсем как утром, когда Дик чуть не потерял сознание.

Дик вертелся в кресле, прижимал больной глаз рукой, пил воду из прикрепленного к стене стеклянного бака, но ничего не помогало. Очень хотелось стонать. От этого наверняка стало бы легче. Но стонать Дик стеснялся. Мрачный Грейди и так уж посматривал на него из-за своей полированной перегородки, хотя за все время не произнес ни слова.

А ма все не шла и не шла.

Раза два наведывалась миссис Джен, вздыхала, сочувственно гладила Дика по плечу, предлагала капли. Но от капель Дик отказывался, и сиделка отходила, шепча про себя: «Ребенок ведь… Как же это можно, господи!»

После ее второго посещения в холле промелькнула рослая фигура доктора Паркера. Он, видно, очень торопился, а может быть, только делал вид, что торопится; может быть, он просто не знал, как ему держаться с Диком, о чем говорить? Во всяком случае, толстяк сначала хотел пройти мимо кресла, в котором скорчилась маленькая фигурка с перевязанной головой, но потом передумал, остановился и окликнул с нотками смущения в голосе:

- Ну, Дик!..

Дик обрадовался Паркеру. Как-никак, он свой, с их улицы; он его привез сюда, он и забрать его может. Глядя снизу вверх на большой свисающий подбородок доктора, Дик ждал, что тот скажет.

А тот, по обыкновению, сказал нечто неожиданное:

- Ты слышал, Дик, чем отличается март от всех других месяцев в году?

- Март?.. - Дик не знал, куда толстый доктор клонит.

- Ага. Есть поговорка про март. Она относится к нам с тобой…

- К нам? - Дик совсем запутался.

- Ну да, про март говорят так: он приходит, как лев, а уходит, как ягненок. То же самое мы: пришли, нашумели, а уйти, кажется, придется ягнятами… Да, подвела нас твоя милейшая ма, очень подвела.

- Ма не подвела! - тверда сказал Дик. - Она знает, что я здесь, она возьмет меня отсюда.

Доктор пренебрежительно махнул пухлой рукой:

- Ну, то, что ты из подкидышей вырос, я догадываюсь. Но не могу понять другое: не могу понять, зачем нужно было разогревать сковородку для яичницы, не посмотрев, есть ли в шкафу яйца? Можешь ты мне ответить?

Дик мог ответить. Он понимал, о чем идет речь. Паркер сердится на то, что ма обещала привезти деньги и не привезла. Он, может быть, по-своему прав, но ведь он не знает, почему у матери так получилось. А Дик знает. Должно быть, ма прибежала домой, дождалась отца и сказала ему про несчастье с глазом и про сто двадцать долларов, и про полис. А отец, должно быть, схватился за голову, и у него началось сердцебиение, и он сказал, что легче с жизнью проститься, чем полис отдать. И мать сначала плакала и спорила с ним, а потом согласилась. И правильно сделала. Сдать полис - шутка ли!..

Все это Дик мог рассказать толстому доктору, но не рассказал. Он считал, что Паркеру и так должно быть все понятно: ма пообещала принести деньги, потому что испугалась за его, Дика, глаз, потому что ему было больно.

Так он и ответил Паркеру.

- Глаз болел, - тихо сказал Дик. - Он у меня и сейчас болит.

- Хм, причина веская, - согласился толстый доктор и засопел, будто в холодную воду полез. - Мне лично кажется, что против этого возразить трудно, но, понимаешь, система возражает. Она с твоей ма не согласна.

- Какая система? - не понял Дик.

- Ну та, что принята у нас. Твоя ма говорит:

«Моему сыну больно, моему сыну нужно помочь, лечите его». А система отвечает: «Извините, миссис Гордон, у нас дело поставлено иначе, у нас полагается так: есть деньги - есть лечение, нет денег - нет лечения». Это до того понятная, до того простая система, что с нею спорить трудно. Во всяком случае, я, при всем моем расположении к тебе, изменить ее не возьмусь. Мне это кажется не-воз-можным.

Хотя последнее слово доктор произнес по слогам, смысл его речи яснее не стал. Разобраться в рассуждениях толстяка было не так просто. Да Дик и не очень пытался. Он уловил только основное: раз изменить систему невозможно, значит, ему, Дику, ждать нечего, ему бы сейчас домой добраться.

Паркер тем временем надел с помощью Грейди пальто, поправил перед зеркалом шляпу и взял в руки палку с серебряным набалдашником в виде шара. Паркер, видно, к себе собрался; у него, видно, часы приема подходили. А ведь его кабинет, где он принимает больных, на 12-й Нижней, рядом с аптекой.

От аптеки добежать до дому Дику ничего не стоит.

Дик вскочил с кресла, подошел к толстяку, закинул, глядя на него, голову вверх и просительно произнес:

- Док, пожалуйста, я домой хочу. Возьмите меня с собой…

Паркер поднял палку к лицу, постучал набалдашником о зубы:

- Ты сегодня в форме, Дик: который раз припираешь меня к стенке. Оставить тебя и уехать действительно не годится.

Посмотрев на серебряный шар трости, будто спрашивая у него совета, доктор обратился к гардеробщику:

- Грейди, выдайте юному джентльмену его верхнее одеяние и подловите, пожалуйста, такси для нас.

Положив на барьер куртку Дика, Грейди, волоча ноги, вышел на улицу. Доктор и Дик - за ним. Гардеробщик вынул из кармана свисток. Он ждал, не покажется ли такси.

На тихой улице движение было небольшое. Проехал пестро раскрашенный фургон с надписью: «Объединенная фруктовая компания»; проехал, тоже раскрашенный, но в другие цвета, грузовик с надписью: «Кока-кола»; проехало несколько легковых машин, а такси все не было. Наконец издали показалась машина с фонариками на крыше кузова. Грейди собрался дать свисток, чтобы остановить такси, но машина сама затормозила у крыльца. Дверца открылась. Из автомобиля вышла… Дик глазам своим не поверил: из автомобиля вышла ма.

- Дик, мальчик мой! - бросилась она к сыну. - Я так спешила… Ну, как ты? Как глаз, болит? Почему ты здесь?

Дик ничего не ответил, он боялся расплакаться от волнения.

Мать увидела, как дрожат губы Дика, как наливается влагой незавязанный глаз, и поняла: сейчас его лучше не трогать.

- Доктор, - обернулась она к Паркеру, - что случилось, куда вы собрались с Диком?

- Домой, миссис Гордон. Лицо матери просветлело:

- Домой? Значит, лечебница не нужна, можно без лечебницы обойтись?

- Я бы этого не сказал… - пожал широкими, как диванные валики, плечами доктор. - Просто Дика пока не приняли в лечебницу.

- Почему же? Неужели места нет? Ведь вы созванивались.

- Нет, место есть, но нет этого… - Пальцами правой руки Паркер сделал движение, каким пересчитывают деньги.

Миссис Гордон смутилась:

- Да-да… Я не могла раньше. Сдать полис оказалось вовсе не просто.

- И вы сдали? - Паркер наклонил голову в широкополой шляпе.

- И ты сдала? - поднял Дик голову в повязке.

- Сдала… Куда пройти, чтобы внести деньги? Услышав слово «деньги», Грейди, ни слова не говоря, распахнул дверь. Все вступили в холл. Мать сняла пальто и шляпку, Паркер снял пальто и шляпу, Дик снял куртку.

Мать и доктор ушли куда-то. Дик снова сел в кресло. На этот раз ждать пришлось недолго. Скоро появилась довольная, улыбающаяся миссис Джен:

- Ну вот, Дик, теперь всё в порядке. Пойдем, надо тебя скорее в постель уложить. Ты, должно быть, совсем замучился, бедняжка.

Дик действительно еле держался на ногах. Ничего не говоря, он покорно поплелся за сиделкой.

Они снова пошли по коридору с дорожкой. Дик не заметил, как сзади кто-то нагнал его, обнял за плечи, привлек к себе. Он даже не сделал попытки обернуться, он и так совершенно точно знал: это ма.

И не ошибся. Взволнованный голос матери раздался над его ухом:

- До свиданья, Дик, родной! Скорей выздоравливай, мой мальчик!

- До свиданья, ма… - Дик помолчал с минуту. - Ма, скажи: па очень жаль было сдавать полис?

- Вот глупенький! - сказала мать. - Что значит - жаль? Когда нужно для здоровья, тогда ничего не жаль. Ты выздоравливай скорее.

- Ладно, - пообещал Дик. - А ты будешь приходить?

- Конечно.

- И па тоже?

- Непременно.

- И Майку скажи.