Дневники безработного

Глава 21. Темный день

Кейта сидел неподвижно, пытаясь осмыслить услышанное. Хироши молчал, не зная, что сказать. Джин, всегда полный энергии и жизни, Джин, который казался таким несокрушимым... умирает? Это не укладывалось в голове.

— Можно к нему? — наконец спросил Кейта.

— Врачи сказали, что скоро позволят недолгие посещения, — ответила Мичи, вытирая слезы. — Он сейчас под действием лекарств, но в сознании.

Они сидели в тишине, погруженные каждый в свои мысли. Хироши вспоминал свою первую встречу с Джином — тот вечер у костра, когда растерянный городской парень приехал на побережье, не зная, что делать со своей жизнью. Дальше он жил у них в гостевом доме и он всегда был добр и приветлив. Угощал разными вкусностями. Рассказывал местные легенды по вечерам ,когда они сидели втроем вместе с Мичи, на улице и наблюдали за звездами.

Позже, когда Хироши решил остаться и построить собственное бунгало, именно Джин первым вызвался помочь. Научил его держать молоток и отвертку в руках.

— Дом должен быть построен руками друзей, — говорил он, прибивая доски для веранды. — Тогда в нем будет правильная энергия.

А те вечера у костра... Джин всегда приносил гитару, и его музыка становилась душой их посиделок. Он играл и пел — не для аплодисментов, а для того, чтобы создать настроение, связать всех невидимыми нитями мелодии. Хироши вспомнил, как однажды сказал ему, что никогда не умел играть на музыкальных инструментах.

— Это потому что тебе не показали правильный путь, — ответил тогда Джин и тут же начал учить его простым аккордам. — Музыка и океан имеют много общего. И то, и другое следует ритму, который старше нас самих. Мы можем только настроиться на этот ритм, стать его частью, позволить ему течь через нас...

Размышления Хироши прервал врач, вышедший из палаты.

— Госпожа Танака, — обратился он к Мичи, — ваш муж хочет видеть друзей. Но, пожалуйста, ненадолго. Ему нужен покой.

Они вошли в палату, где Джин лежал на больничной койке, окруженный мониторами и капельницами. Он выглядел бледным и осунувшимся, но в глазах все еще светилась знакомая искра.

— Мои спасители, — слабо улыбнулся он. — Извини, Кейта, что испортил сегодняшнее катание.

— Придурок, — Кейта пытался говорить сердито, но его голос дрогнул. — Почему ты не рассказал нам?

Джин вздохнул, осторожно приподнимаясь на подушках.

— Потому что тогда все изменилось бы. Вы бы смотрели на меня по-другому. Жалели бы. Говорили шепотом в моем присутствии. Я хотел быть просто Джином, как всегда. Не пациентом, не жертвой, а собой.

— Но мы могли бы помочь, — возразил Кейта.

— Вы и так помогали, — мягко ответил Джин. — Каждый раз, когда мы вместе ловили волны. Каждый вечер у костра. Каждый раз, когда вы заходили в наш дом и приносили с собой смех и истории. Это была лучшая помощь, какую я мог получить.

Хироши вспомнил, как две недели назад, во время шторма, крыша его бунгало начала протекать. Джин появился с инструментами и материалами прежде, чем Хироши успел кому-то позвонить.

— Дождь – это благословение для земли, но проклятие для деревянных крыш, — пошутил он тогда, забираясь по лестнице. — Давай покажу тебе, как это чинить, чтобы в следующий раз ты справился сам.

И они работали вместе под моросящим дождем, Такео и Джин, который терпеливо объяснял каждый шаг, делился секретами, которые узнал за годы жизни у океана. Теперь Хироши понимал, что Джин не просто чинил крышу — он передавал знания, готовил его к жизни здесь без своей поддержки.

— Джин, — Хироши подошел ближе к кровати, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, — я даже не успел как следует поблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал.

Джин покачал головой.

— Никаких благодарностей. Мы здесь друг для друга — вот как работает наше сообщество. Когда-нибудь ты сделаешь то же самое для кого-то другого, кто придет на этот берег в поисках нового начала. — Он помолчал и добавил: — Обещай мне одну вещь, Хироши.

— Всё, что угодно, — без колебаний ответил Хироши.

— Не позволяй этому месту потерять музыку. После... после меня кто-то должен приносить гитару к костру.

Хироши почувствовал, как слезы жгут глаза.

— Я не умею играть как ты.

— Никто не играет как кто-то другой, — мягко улыбнулся Джин. — Каждый находит свою мелодию. Обещай, что продолжишь музыку.

— Обещаю, — тихо сказал Хироши.

***

Следующие несколько дней Джин провел в больнице. Его состояние стабилизировалось, но врачи были осторожны в прогнозах. Вся община собралась вокруг него и Мичи, оказывая поддержку. Акико приносила домашнюю еду, зная, как Джин ненавидел больничную пищу. Такеши-сан часами сидел у его кровати, рассказывая старые истории о городке и его жителях, словно передавая эстафету памяти. Харука и Юки украсили его палату поделками и рисунками, чтобы создать более домашнюю атмосферу.

Кейта закрыл школу серфинга на неделю и практически переселился в больницу, возвращаясь домой только для сна. Мидори приносила свои акварели и рисовала прямо в палате — пейзажи побережья, чтобы Джин не чувствовал себя оторванным от любимого океана.

Хироши тоже приходил каждый день. Иногда они просто молча сидели рядом, иногда Джин рассказывал истории из своей жизни — о путешествиях по миру в поисках идеальной волны, о том, как встретил Мичи в маленьком прибрежном городке на Гавайях, о друзьях, которых обрел и потерял за долгие годы.

— Знаешь, что самое важное я понял в жизни? — сказал он однажды, глядя в окно на кусочек неба, видневшийся между зданиями. — Что всё это — одно большое путешествие. Не важно, как долго ты в пути, важно, с кем ты идешь и что видишь по дороге.

А потом, на пятнадцатый день после происшествия на воде, Джин тихо ушел во сне. Мичи была рядом, держала его за руку. Она потом рассказала, что перед тем, как заснуть в последний раз, он улыбнулся и прошептал: "Какая волна... Я вижу идеальную волну".

***

Похороны Джина прошли по местной традиции, о которой Хироши раньше не слышал. После обычной кремации и церемонии в храме, вещи Джина, были положены в специальную лодку, украшенную цветами — его любимая гитара, серфинг, браслеты, которые он носил на запястье.

Такеши-сан объяснил Хироши смысл этого ритуала.

— В старые времена рыбаки верили, что океан — это не просто вода, а живое существо, великий дух, который принимает обратно тех, кто провел жизнь в гармонии с ним. Когда умирал уважаемый человек, связанный с морем, его вещи возвращали волнам — чтобы душа обрела целостность и покой там, где была счастлива при жизни. Ведь частички души, находятся в любимых вещах.

— Понимаешь, Хироши, — продолжил старик, когда они сидели на деревянной скамье, глядя на приготовления к церемонии, — наши предки не отделяли себя от природы так, как это делает современный человек. Для них не существовало строгих границ между живым и неживым, между человеческим и нечеловеческим. Всё было взаимосвязано в великой сети бытия, которую мы называем 'иноти' — жизнь, существование во всех его проявлениях. — Старик указал на прибрежные скалы, о которые разбивались волны. — Видишь, как волны непрестанно бьются о камни? Так же и человеческая жизнь — постоянное взаимодействие с миром. Мы оставляем свой след во всём, к чему прикасаемся, и всё, к чему прикасаемся, оставляет след в нас. Джин понимал это как никто другой. Он чувствовал океан, слушал его, разговаривал с ним. И океан отвечал ему, даря лучшие волны для сёрфинга, лучшие закаты, лучшие моменты единения с природой.

На закате все собрались на пляже. Лодка Джина, усыпанная цветами, стояла у кромки воды. Мичи, одетая в белое — цвет траура в традиционной Японии, но также цвет морской пены — выглядела удивительно спокойной. Её глаза были сухими, но в них читалась глубокая, безграничная печаль.

Каждый из присутствующих положил в лодку что-то от себя — цветок, письмо, маленький подарок. Хироши положил нефритовую подвеску в форме волны, которую купил специально для этого случая.

Такеши-сан произнес древнюю молитву, прося океан принять своего сына обратно в объятия. Затем несколько мужчин, включая Кейту и Хироши, осторожно столкнули лодку в воду.

Вечерний прилив подхватил её, медленно унося от берега. Никто не плакал громко, не причитал — только стояли молча, провожая взглядом удаляющуюся лодку, которая в лучах заходящего солнца казалась объятой золотым светом.

Когда лодка превратилась в маленькую точку на горизонте, Мичи наконец заговорила:

— Джин любил это место больше всего на свете, — её голос был тихим, но удивительно твердым. — Он говорил, что здесь нашел свое сердце. И свою душу. Он не хотел бы, чтобы мы горевали слишком долго. Он хотел бы, чтобы мы продолжали жить полной жизнью, как он сам жил до последнего дня.

После этого друзья поднялись на гору с прахом Джина.

Хироши заметил, что по пути они проходили мимо маленьких святилищ, и Такеши-сан каждый раз останавливался, чтобы сделать короткий поклон.

— Это подношения духам горы, — объяснил он. — Мы просим разрешения подняться и провести священный ритуал.

Когда они достигли вершины, небо на востоке уже начинало светлеть. Они расположились на небольшой площадке, с которой открывался захватывающий вид на океан. Здесь стоял небольшой каменный алтарь, перед которым Мичи бережно поставила урну с прахом Джина.

Такеши-сан достал из своей сумки маленький свиток и небольшой деревянный барабан.

— В этот момент перехода, — начал он, ударяя в барабан в особом ритме, напоминавшем биение сердца, — мы обращаемся к пяти великим стихиям: земле, которая была опорой, воде, которая была жизнью, огню, который был страстью, воздуху, который был дыханием, и пустоте, которая есть начало и конец всего сущего.

Он развернул свиток и начал читать древнюю сутру. Звуки незнакомых Хироши слов словно вплетались в шум ветра и далёкий рокот океана.

Когда , Такеши-сан замолчал и кивнул Мичи. Она подняла урну и сделала шаг вперёд.

— Джин, — произнесла она, голос её звучал ясно и спокойно, — ты был как океан — иногда бурный, иногда спокойный, но всегда глубокий и настоящий. Ты учил меня не бояться глубины — ни в море, ни в жизни, ни в любви. Ты говорил, что мы не просто наблюдаем закат — мы становимся его частью, как и он становится частью нас.

Она открыла урну и посмотрела на прах своего мужа.

— Сегодня ты становишься частью всего, что любил. Твоя сущность вернётся к стихиям, из которых возникла. Каждая волна будет нести частицу тебя, каждый закат будет окрашен твоими красками, каждый порыв ветра будет петь твою песню.

С этими словами она начала медленно высыпать прах, позволяя ветру подхватывать его и уносить над океаном. Серебристые частицы сверкали в первых лучах солнца, создавая впечатление, будто они превращаются в свет.

— Из воды в воздух, из воздуха в землю, из земли в огонь, из огня в пустоту, из пустоты в новую жизнь, — нараспев произнёс Такеши-сан, ударяя в барабан при каждом переходе.

— В древней философии говорится, что смерть — это не конец, а преображение, — наконец произнёс Такеши-сан. — Капля возвращается в океан и становится им. Джин теперь везде — в солнечных бликах на воде, в шуме прибоя, в дуновении ветра, в песке под ногами. И всякий раз, когда мы будем приходить сюда, мы будем встречаться с ним.

Мичи закрыла пустую урну и прижала её к груди.

— В буддизме есть понятие 'ансин' — спокойное сердце. Это состояние, когда человек принимает непостоянство всего сущего и находит покой в самом потоке изменений. Джин достиг этого состояния при жизни. Он понимал, что всё преходяще — и находил в этом не страх, а свободу. «Всё течёт, всё меняется, — часто говорил он, — и именно поэтому каждый момент бесценен».

Она повернулась к группе и слабо улыбнулась сквозь слезы.

— Сегодня вечером мы соберемся у костра. Как всегда. Принесите свои истории и воспоминания о Джине. И музыку. Особенно музыку.

***

Вечером на пляже горел костер — больше и ярче, чем обычно. Вокруг него собрались все, кто знал и любил Джина. Были и местные жители, и приезжие серферы, которым он когда-то помог или дал совет. Даже несколько рыбаков, обычно державшихся особняком от "этих сумасшедших с досками", пришли отдать дань уважения.

Началось с тишины — все просто сидели, глядя на огонь и слушая океан. Потом Такеши-сан начал говорить о том, как впервые встретил молодого Джина тридцать лет назад, когда тот приехал в их городок в поисках легендарных волн.

— Он был как вихрь, — улыбнулся старик воспоминаниям. — Полон энергии, идей, музыки. Некоторым местным это не нравилось — слишком шумный, слишком другой. Но постепенно он стал частью этого места, его душой. Он понимал океан как никто другой.

Один за другим люди делились историями. Кейта рассказал, как Джин научил его не просто кататься на доске, а чувствовать волну, быть её частью.

— Он говорил: "Не борись с волной — танцуй с ней". И это изменило не только мой серфинг, но и всю мою жизнь.

Акико вспомнила, как Джин помог ей с открытием кафе, когда все говорили, что это безумная затея.

— Он просто пришел однажды утром с ящиком инструментов и сказал: "Давай сделаем этот мир немного вкуснее". И целую неделю работал, помогая обустраивать помещение, не взяв ни йены.

Хироши тоже рассказал свою историю — о том, как Джин фактически спас его, дав не только крышу над головой, но и новый смысл жизни.

— Когда я приехал сюда, я был потерянным человеком, — говорил Хироши, глядя на пламя костра. — Джин не спросил, откуда я и что за неудачи привели меня сюда. Он просто сказал: "Добро пожаловать домой". И показал, что значит жить по-настоящему.

Когда все истории были рассказаны, наступила тишина. Затем Мичи достала одну из гитар Джина.

— Кто-нибудь умеет играть? — спросила она, и её голос слегка дрогнул.

Взгляды всех обратились к Хироши. Он вспомнил обещание, данное Джину, и, хотя сердце колотилось от страха, кивнул и взял гитару.

Хироши не был музыкантом, но за последние месяцы Джин научил его нескольким простым аккордам и мелодиям. Он начал играть неуверенно, спотыкаясь на переходах, но постепенно нашел ритм. Это была песня, которую Джин часто играл у костра — простая мелодия о море, звездах и доме, который всегда ждет.

Постепенно другие подхватили песню — кто-то тихо подпевал, кто-то отбивал ритм на импровизированных барабанах из пустых коробок. Музыка, неровная и несовершенная, но исполненная искренних чувств, поднималась над пляжем, сливаясь с шумом волн.

В эту ночь многие плакали, но это были не только слезы горя. В них была и благодарность за то, что Джин был в их жизни, и понимание того, как хрупка и прекрасна жизнь.

Когда костер начал угасать, и большинство людей разошлись, Мичи подозвала Хироши, Кейту и Мидори к себе.

— Джин хотел, чтобы вы были первыми, кто узнает, — тихо сказала она. — Я закрываю гостевой дом.

— Что? — Кейта выглядел потрясенным. — Но почему? Это ведь ваша жизнь, ваше дело...

— Было, — мягко поправила Мичи. — Это было нашей жизнью с Джином. Но теперь... теперь я хочу быть ближе к нашим детям и внукам. — Она улыбнулась, заметив удивленные взгляды. — Да, у нас есть дети. Сын и дочь. Они давно выросли и живут своей жизнью в Токио и Киото. У них свои семьи, свои заботы. Мы с Джином решили не обременять их нашими проблемами, особенно когда узнали о его болезни.

— Но почему вы никогда не говорили о них? — спросил Хироши.

— Джин считал, что каждая часть жизни должна быть самодостаточной, — объяснила Мичи. — Он говорил: "Здесь мы серферы и хозяева гостевого дома. Это наша роль в этом месте, в этом сообществе. А в Токио и Киото мы родители и бабушка с дедушкой. Разные роли, разные жизни, и все они прекрасны".

Она посмотрела на океан, темную массу под звездным небом.

— Но теперь пришло время стать более ответственной, как сказал бы ваш отец, Хироши. Наши внуки растут. Я хочу быть частью их жизни, пока еще есть время.

Хироши вспомнил слова отца о приоритетах, ответственности, семье. Все это вдруг предстало в новом свете. Может быть, отец был не так уж неправ? Может, его забота, пусть и выраженная в упреках, исходила из собственного опыта, из понимания быстротечности жизни?

— Что будет с домом? — спросил Кейта.

— Продам, — просто ответила Мичи. — Уже есть покупатель — молодая пара из Токио, мечтающая о своем маленьком бизнесе у океана. Они хорошие люди. Джин их одобрил бы.

— Когда ты уезжаешь? — тихо спросила Мидори.

— В конце месяца. Нужно уладить все формальности, собрать вещи... — Мичи посмотрела на каждого из них с теплой улыбкой. — Но я не прощаюсь навсегда. Буду приезжать. Этот пляж, этот океан — часть меня, как и Джина.