Дневники безработного

Глава 30. Сезоны души оживают

Выставочный зал галереи "Хамамори" представлял собой светлое помещение с высокими потолками и большими окнами, выходящими на океан. Стены, выкрашенные в нейтральный белый цвет, позволяли работам Мидори говорить самим за себя. Каждая картина серии "Сезоны души" была размещена таким образом, чтобы создать плавный переход от зимы к весне, от весны к лету, от лета к осени, и снова к зиме — бесконечный цикл, как сама жизнь.

Мидори нервно оглядывала зал в последний раз перед официальным открытием. Она поправила табличку с описанием под одной из картин, переместила цветочную композицию на несколько сантиметров вправо и в сотый раз проверила, ровно ли висят все работы.

— Всё идеально, — мягко сказал Хироши, наблюдая за её хлопотами. — Правда, Мидори. Это лучшая выставка, которую я когда-либо видел.

Она благодарно улыбнулась, но в её глазах всё ещё читалось беспокойство.

— Я знаю, что это глупо, но я не могу не волноваться. Вдруг никто не придёт? Или придут, но им не понравится? Или...

Хироши взял её за руки, останавливая поток тревожных мыслей.

— Послушай. Даже если придёт всего один человек, и этот человек — я, это уже будет успех. Потому что эти картины тронули мою душу так глубоко, как ничто другое.

Мидори сжала его руки и глубоко вздохнула.

— Ты прав. Я создавала эти работы не для публики или критиков, а потому что не могла не создавать их. Они — часть моего пути, моих переживаний. И если они найдут отклик хоть в одном сердце, значит, всё было не зря.

Часы показывали 17:55, до официального открытия оставалось пять минут. Куратор галереи, пожилая женщина с элегантно собранными в пучок седыми волосами, подошла к ним с тёплой улыбкой.

— Мидори-сан, всё готово. Мы можем открывать двери, как только вы будете готовы.

Мидори кивнула, делая ещё один глубокий вдох.

— Я готова.

Куратор удалилась к входу, а Хироши нежно поцеловал Мидори в щёку.

— Я буду рядом, — тихо сказал он. — Весь вечер.

Она благодарно улыбнулась и заняла своё место у центральной работы серии — "Лето души", яркого, полного жизни пейзажа, где переплетались оттенки синего, золотого и изумрудного, создавая ощущение полуденного зноя и бесконечных возможностей.

Двери открылись ровно в шесть часов вечера. Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Никто не входил. Хироши видел, как лицо Мидори постепенно теряет уверенность, хотя она и пыталась это скрыть, разговаривая с куратором о технических деталях экспозиции.

Двадцать минут. Всё ещё никого. Мидори украдкой бросила взгляд на часы, и Хироши заметил, как её плечи слегка опустились.

И вдруг входные двери распахнулись с таким шумом, что все вздрогнули. В галерею буквально ворвалась целая группа людей во главе с Кейтой и Акико.

— Извините за опоздание! — громогласно объявил Кейта. — Мы застряли на дороге, когда помогали старику Ямамото, у которого заглохла машина. А потом ещё пришлось заехать за Такеши-саном, который настоял на том, чтобы надеть свой лучший костюм!

За ними следовали Акира и Нао, одетые с безупречной элегантностью, Такео с корзиной, накрытой клетчатым полотенцем, Харука и Юки с букетами полевых цветов, Айко, энергично щёлкающая фотоаппаратом, и даже Изаму с Рей, несмотря на то, что они были заняты ремонтом гостевого дома.

Последним в зал степенно вошёл Такеши-сан, действительно одетый в старомодный, но идеально выглаженный тёмный костюм, который, казалось, помнил ещё эпоху Сёва.

Глаза Мидори расширились от удивления и немедленно наполнились слезами благодарности. Хироши почувствовал, как его собственное сердце переполняется теплом при виде всех этих людей, которые за такой короткий срок стали их настоящей семьёй.

— Вы все пришли, — выдохнула Мидори, не в силах скрыть волнение.

— Конечно, пришли! — воскликнула Акико, обнимая подругу. — Мы бы ни за что на свете это не пропустили!

— У меня даже кафе сегодня закрыто раньше обычного, — добавила она с улыбкой.

— А я отложил важный звонок с инвесторами, — подмигнул Акира.

— А мы с сестрой перенесли занятия йогой, — сказала Харука, протягивая Мидори свой букет.

Такео торжественно снял полотенце с корзины, демонстрируя изысканные закуски, специально приготовленные для этого вечера.

— Я сделал эти маленькие канапе с морскими водорослями, вдохновившись цветами на твоих картинах, Мидори, — гордо объявил он.

— А я принёс саке, — добавил Такеши-сан, доставая из внутреннего кармана пиджака небольшую, но явно дорогую бутылку. — Это особый сорт, который мой отец обычно подавал только в самых торжественных случаях.

Мидори была настолько тронута, что не могла произнести ни слова. Она просто стояла, окружённая друзьями, и её глаза говорили громче любых слов.

Куратор галереи, мягко улыбаясь, подошла к группе.

— Может быть, художница проведёт для своих друзей небольшую экскурсию по выставке?

Мидори кивнула, быстро вытирая непрошеную слезу, и жестом пригласила всех следовать за собой.

Они начали с "Зимы души" — тёмной, штормовой картины, где огромные волны вздымались к небу, грозя поглотить маленькую лодку, едва различимую среди бушующей стихии. Но в самом центре композиции, сквозь разрыв в тучах, пробивался тонкий луч света, обещая, что даже самая суровая зима не длится вечно.

— Это было моё состояние после смерти Джина, — тихо объяснила Мидори. — Когда кажется, что вокруг только тьма и холод, но где-то глубоко внутри знаешь, что свет всё ещё существует.

Все молча стояли перед картиной, и Хироши заметил, как Кейта незаметно вытер глаза. Акико крепко держала его за руку, словно давая понять, что она рядом, что он не один в своей лодке посреди шторма.

Следующей была "Весна души" — нежная, прозрачная акварель, где первые робкие ростки пробивались сквозь тающий снег, а на горизонте занимался рассвет, окрашивая небо и море в розовые и персиковые тона.

— Здесь я думала о новых начинаниях, — сказала Мидори. — О том, как после периода скорби мы начинаем замечать красоту вокруг, делать первые шаги к новой жизни, хотя ещё не совсем понимаем, куда идём.

Такеши-сан задумчиво кивал, вглядываясь в картину так, словно она рассказывала его собственную историю.

— Я узнаю этот берег, — пробормотал он. — Северная бухта, где в марте расцветают первые прибрежные цветы.

— Именно, — улыбнулась Мидори. — Я писала этюд именно там, в то утро, когда мы с Хироши впервые...

Она запнулась, слегка покраснев, и Харука с Юки обменялись понимающими улыбками.

"Лето души" вызвало общий восторг — это была самая яркая, самая динамичная работа серии. Мидори использовала смелые мазки и насыщенные цвета, чтобы передать энергию и полноту жизни. На этой картине, если присмотреться, можно было различить силуэты людей на берегу — маленькие фигурки, наслаждающиеся океаном, солнцем, друг другом.

— Я начала работать над этой картиной в день моего рождения, — объяснила Мидори. — Когда вы все устроили для меня тот удивительный пикник на пляже. Я хотела запечатлеть это чувство — когда ты окружён любовью и поддержкой, когда жизнь кажется бесконечным летним днём, полным возможностей.

Айко, которая до этого непрерывно фотографировала, вдруг застыла, вглядываясь в картину.

— Подождите, — воскликнула она, указывая на одну из фигурок. — Это же я! С моей синей прядью! Я узнаю эту шляпу, которую ношу на пляже!

Все начали всматриваться в картину, обнаруживая себя среди крошечных, но узнаваемых силуэтов.

— А вот Кейта на доске для сёрфинга!

— А это Акира с его вечным ноутбуком!

— Смотрите, даже старый пёс Ханзо есть, видите, вон там, у кромки воды!

Мидори смущённо улыбалась, наблюдая за их реакцией.

— Я хотела, чтобы это была не просто абстрактная картина, а портрет нашего сообщества, нашей маленькой семьи у океана.

Хироши с нежностью смотрел на неё, вновь поражаясь её способности видеть и запечатлевать не только внешнюю красоту мира, но и те невидимые связи, которые соединяют людей.

"Осень души" была, возможно, самой сложной работой серии. Золотистые и бронзовые тона смешивались с глубокими багряными и пурпурными, создавая ощущение заката — не только дня, но и целого сезона жизни. Море на этой картине было спокойным, почти зеркальным, отражающим небо так, что грань между ними становилась почти неразличимой.

— Здесь я размышляла о принятии, — голос Мидори стал тише, интимнее. — О том, как важно уметь отпускать, завершать циклы, чтобы могли начаться новые. О мудрости, которая приходит с опытом, с переживанием и радости, и горя.

На переднем плане картины, на берегу, сидела одинокая фигура с гитарой. Хотя лица не было видно, все сразу узнали силуэт Джина.

— Я начала эту картину ещё при его жизни, — пояснила Мидори. — Он сам позировал мне однажды вечером, когда мы все собрались на пляже. А закончила я её уже после...

Она не договорила, но и не нужно было. Все молча стояли перед картиной, каждый в своих мыслях, но объединённые общей памятью, общей любовью к человеку, который свёл их всех вместе.

Такеши-сан подошёл ближе к картине, внимательно вглядываясь в фигуру Джина.

— Ты уловила его сущность, — сказал он тихо. — Не просто внешность, а то, кем он был. Его душу.

Мидори благодарно кивнула, тронутая этими словами.

В этот момент двери галереи снова открылись, и вошли несколько незнакомцев — пара средних лет, молодая женщина с блокнотом и пожилой мужчина в дорогом костюме. Они остановились у входа, оглядывая зал.

Куратор галереи немедленно направилась к ним, приветствуя новых посетителей. Мидори напряглась, но Хироши ободряюще сжал её руку.

— Давай продолжим наш тур, — шепнул он. — Пусть они сами знакомятся с твоими работами.

Группа друзей переместилась к последней картине цикла, которая замыкала круг, возвращая зрителя к "Зиме души", но с важным отличием. Эта работа, названная просто "Цикл", объединяла элементы всех четырех сезонов в единую композицию, показывая их не как отдельные состояния, а как непрерывный поток, где каждая часть перетекала в следующую.

— Эта картина появилась последней, — объяснила Мидори. — Я закончила её всего неделю назад. Она о том, что все сезоны души существуют в нас одновременно. Что даже в самой глубокой зиме мы носим в себе семена весны, память о лете и мудрость осени.

Хироши заметил, как новые посетители постепенно продвигались по залу, останавливаясь перед каждой картиной на долгое время. Женщина с блокнотом что-то быстро записывала, иногда делая фотографии на телефон. Пожилой мужчина в дорогом костюме задумчиво изучал каждую работу, склонив голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, что могли услышать только он и картина.

— Твои работы производят впечатление, — шепнул Хироши Мидори. — Смотри, как они увлечены.

Мидори нервно кивнула, стараясь не смотреть слишком явно на незнакомцев. Вместо этого она продолжила объяснять друзьям символизм и технику своей последней работы.

Тем временем Такео начал раскладывать свои кулинарные творения на небольшом столике, который предусмотрительно установила куратор галереи. Акико помогала ему, расставляя бокалы для саке, которое принёс Такеши-сан.

Женщина с блокнотом, закончив осмотр выставки, направилась прямо к Мидори.

— Простите за вторжение, — сказала она с вежливой улыбкой. — Вы ведь художница? Мидори Кобаяши?

Мидори выпрямилась, стараясь выглядеть профессионально, хотя Хироши видел, как она нервно сжала кулаки.

— Да, это я.

— Меня зовут Ямада Эрико, я из журнала "Современное искусство Японии". Ваши работы привлекли моё внимание, когда я просматривала анонсы местных выставок. Особенно интересен ваш подход к абстрактному пейзажу как метафоре эмоциональных состояний. Могу я задать вам несколько вопросов для статьи?

Глаза Мидори расширились от удивления.

— Для статьи? В "Современном искусстве Японии"? Конечно, я... я была бы рада.

Пока Мидори беседовала с журналисткой, пожилой мужчина в костюме подошёл к "Осени души", картине с силуэтом Джина, и долго стоял перед ней, не двигаясь. Затем он медленно повернулся и поймал взгляд куратора галереи.

— Эта работа, — произнёс он глубоким, размеренным голосом. — Она продаётся?

Куратор быстро подошла к нему.

— Да, господин Ватанабэ. Все работы на выставке доступны для приобретения.

Мужчина кивнул, словно принимая важное решение.

— Я хотел бы приобрести её. И, пожалуй, ещё "Зиму души". Они удивительно... созвучны моему собственному опыту.

Хироши, услышав это, почувствовал, как его сердце подпрыгнуло от радости за Мидори. Он бросил взгляд в её сторону, но она была полностью поглощена разговором с журналисткой и пока не знала о своей первой продаже.

Куратор с лёгкой улыбкой кивнула.

— Прекрасный выбор, господин Ватанабэ. Я оформлю документы немедленно.

Тем временем пара, пришедшая вместе с журналисткой, заинтересовалась "Летом души". Женщина наклонилась ближе, разглядывая крошечные фигурки на пляже.

— Смотри, дорогой, — сказала она своему спутнику. — Как это напоминает наше первое лето вместе, помнишь? Ту маленькую бухту к северу от Камакуры...

Мужчина обнял её за плечи, и они оба с нежностью вглядывались в картину, словно видя в ней отражение своих собственных воспоминаний.

Айко, заметив интерес посетителей, незаметно включила свой режим PR-менеджера, который она так успешно применяла в "Умиюки".

— Художница создала эту серию, вдохновляясь местными пейзажами и своим личным опытом переживания различных эмоциональных состояний, — непринуждённо сказала она, словно случайно оказавшись рядом с парой. — Она использует традиционные японские техники в сочетании с современными подходами, создавая своеобразный мост между прошлым и настоящим.

Пара заинтересованно повернулась к ней, и Айко продолжила с энтузиазмом:

— Эта картина, например, о моменте полноты жизни, о радости общности. Художница рисовала её, вдохновляясь реальными людьми — нашим маленьким сообществом здесь, у океана.

— Это так... аутентично, — заметила женщина. — Не похоже на те вылизанные галерейные работы, которые мы обычно видим в Токио. Здесь есть настоящее чувство.

Её спутник кивнул.

— Я хотел бы узнать цену, — сказал он, оглядываясь в поисках куратора.

К тому времени, как Мидори закончила интервью с журналисткой, атмосфера в галерее полностью изменилась. Незнакомцы смешались с друзьями, все оживлённо обсуждали картины, наслаждались закусками Такео и саке Такеши-сана. Куратор едва успевала оформлять документы на продажи — к двум картинам, которые выбрал господин Ватанабэ, добавилось "Лето души", купленное парой, и "Весна души", которую приобрела сама журналистка, признавшись, что "не может уйти без этого кусочка надежды".

Когда Хироши наконец смог отвести Мидори в сторону и сообщить ей новости, она сначала не поверила.

— Четыре картины? За один вечер? — переспросила она, широко раскрыв глаза. — Но... но я думала, что хорошо, если хоть одну продам за весь период выставки!

— Твоё искусство трогает людей, Мидори, — просто сказал Хироши. — Оно настоящее, честное. Люди это чувствуют.

Не успела она ответить, как к ним подошёл господин Ватанабэ, представившийся коллекционером и меценатом.

— Мисс Мидори, ваши работы выдают редкий талант — способность передавать эмоции через пейзаж так, чтобы зритель не просто видел, но чувствовал. Особенно меня тронула "Осень души". Эта фигура с гитарой... она вызывает странное ощущение знакомости, хотя я уверен, что никогда не встречал этого человека.

Мидори мягко улыбнулась.

— Это был особенный человек. Кто-то, кто умел видеть красоту в простых вещах и помогал другим её видеть.

— Тогда мне ещё больше хочется иметь эту картину, — кивнул Ватанабэ. — Чтобы сохранить память о таком человеке. — Он помолчал, затем добавил: — Я бы хотел обсудить возможность организации вашей персональной выставки в моей галерее в Токио в следующем сезоне. Если вы заинтересованы, конечно.

Мидори ошеломлённо посмотрела на Хироши, который ободряюще кивнул.

— Я... я была бы очень заинтересована, — наконец сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Спасибо вам за такую возможность.

После ухода Ватанабэ Мидори буквально рухнула на ближайший стул.

— Я не могу поверить, что это происходит, — прошептала она. — Это как сон.

Кейта, заметив её состояние, подошёл с бокалом саке.

— За нашу талантливую Мидори! — провозгласил он, поднимая собственный бокал. — И за то, чтобы её "Сезоны души" согревали сердца людей по всей Японии!

Все подняли бокалы, и Мидори, окружённая друзьями, с успешной выставкой и перспективами, о которых она и не мечтала, выглядела одновременно счастливой и немного потерянной, словно не до конца верила в реальность происходящего.

Ближе к концу вечера, когда большинство посетителей уже разошлись, а остались только самые близкие друзья, Мидори наконец смогла расслабиться. Они сидели небольшим кругом среди её картин, допивая остатки саке и делясь впечатлениями.

— Кто бы мог подумать, что наша тихая Мидори станет сенсацией в мире искусства, — поддразнивала Акико, но её глаза светились искренней гордостью за подругу.

— Я всегда знал, что так и будет, — сказал Такеши-сан с важным видом. — У этой девочки особый взгляд на мир. Она видит то, что другие пропускают.

— А помните, как она стеснялась показывать свои работы, когда только приехала? — вспомнила Харука. — Джин буквально заставил её принести альбом с набросками на один из вечеров у костра.

При упоминании имени Джина все на мгновение затихли, но это была не тяжёлая тишина горя, а спокойная пауза уважения и памяти.

— Он бы так гордился тобой сегодня, — тихо сказал Кейта, глядя на Мидори. — Видел бы, как твои картины трогают людей, как они узнают в них что-то своё...

— Я чувствовала его присутствие весь вечер, — призналась Мидори. — Особенно когда все вы ворвались сюда шумной толпой. Это было так... по-джиновски. Он всегда умел создавать атмосферу праздника из простых моментов.

— За Джина, — сказал Хироши, поднимая бокал. — Который научил нас видеть красоту в простых вещах и ценить каждый момент.

— За Джина, — эхом отозвались все.

Когда куратор галереи мягко намекнула, что пора закрываться, друзья начали собираться, помогая привести зал в порядок после импровизированного фуршета.

Хироши заметил, что Мидори стоит одна перед "Циклом", последней картиной серии, которая не была продана.

— О чём думаешь? — спросил он, подходя к ней.

— О том, как всё взаимосвязано, — ответила она, не отрывая взгляда от картины. — Эта выставка, наш Центр океанской культуры, "Умиюки", все мы... Как из маленьких, отдельных элементов складывается что-то большее, целое. Как зима сменяется весной, весна — летом, и так по кругу.

Хироши обнял её за плечи, и они некоторое время стояли молча, созерцая картину, которая словно рассказывала историю их собственных жизней.

— Знаешь, — наконец сказала Мидори, поворачиваясь к нему, — сегодняшний вечер прошёл намного лучше, чем я могла ожидать. Не из-за продаж или предложения выставки в Токио, хотя это, конечно, замечательно. Но потому что вы все были здесь, со мной. Потому что эти картины нашли отклик в сердцах людей, которых я люблю.

Её глаза сияли искренней радостью, и Хироши понял, что это и есть настоящий успех — не деньги, не признание, а возможность делиться своим видением мира и находить понимание.

— Идём домой? — предложил он, протягивая ей руку.

Мидори кивнула, в последний раз оглядывая зал, который на ближайшие две недели станет домом для её "Сезонов души".

— Идём. День был долгим.

Уже у выхода их ждали друзья, готовые продолжить праздник.