Дождь в наших сердцах

21 глава. Усмири мой гнев

С каждым днём я понимал, что всё больше и больше теряю голову от Лауры. Мне тяжело оставаться с ней наедине, что бывает теперь постоянно. Я безмерно рад этому, но вместе с радостью приходит и другое чувство — огорчение. Мне тяжело пока что смириться с той мыслью, что Лауре я всего лишь друг. Я не привык быть во френдзоне, ведь почти всегда девушки сходили с ума, если я даже просто смотрел в их сторону. Но она другая. Не такая как все. Гномик особенная. Я не собираюсь опускать руки, конечно, нет. Я буду делать всё, чтобы её сердце билось быстрее рядом со мной. Однако ко мне приходит понимание, что сейчас всё, что я делаю, — буквально бесполезно. Лауре сейчас как никогда тяжело, и она явно не настроена на отношения. Мне нужно быть терпеливым. Я буду ждать своего часа.

Я: Встретимся перед школой?

Я всегда пишу ей с утра подобное. Иногда я меняю формулировку предложения, но суть остается одной и той же — я намерен встретиться с ней перед школой. Успеть застать её до уроков, успеть поговорить с ней, успеть насладиться хотя бы десятью минутами в её присутствии.

Иногда я её забираю, иногда мы встречаемся в парке и идём в кофейню, где о чём-то приятно беседуем.

Но сегодня я немного расстроен. Лаура написала, что у неё другие планы. Воспринимаю это всё как норму, она ведь не может каждый день встречаться со мной. Возможно, у неё появились дела или проблемы, о которых я узнаю от неё чуть позже.

Лаура стала меньше от меня скрывать что-либо. И мне стало казаться, что это означает лишь одно — мой Гномик стал привыкать ко мне. Бывает так, что она, не останавливаясь, рассказывает мне обо всём на свете: о том, как с утра чуть не вывернула на себя горячий чай; о том, как вечером им отключили свет, а в турецком сериале, что она смотрит, начался самый главный момент; о том, как она устала и не успела сделать уроки. Кто-то скажет, что это наскучивает, надоедает и даже раздражает. Но не я. Я скажу, что это приносит мне удовольствие, ведь она по-настоящему стала открываться мне. Её даже самые нелепые рассказы я слушаю с приоткрытым ртом, поглощая в себя всю информацию. Мне интересно всё, что она рассказывает мне. Нет ничего важнее этого.

Поскольку утром у меня произошли некие изменения, я согласился на предложение Элая. Он, словно почувствовав, написал с утра о том, чтобы я его подбросил, если мне не тяжело. Поэтому сегодня я еду с ним.

Софи, расположившаяся на заднем сидении, смотрит в окно на медленно падающий снег. Погода вправду очаровательна. Новогодняя. С нотками чуда и волшебства. У сестры на лице не часто можно встретить такую искреннюю улыбку. Но сегодня я застал её, и у меня радовалась душа.

— Не хочу в школу… — тихо говоря себе под нос, сказала Софи, будто не мне, а просто в воздух. Но я-то услышал, поэтому спросил:

— Почему это? Ваш карантин закончился.

— Мне не нравятся мои одноклассники.

— Чем? — руки на руле напряглись. — Они обижают тебя?

— Ну, нет… — неуверенно произнесла сестра, отчего моё напряжение удвоилось.

— Ну нет или нет?

— Да не важно, просто не нравятся они мне.

— Есть ведь причина, по которой тебе так резко перестали нравиться твои друзья?

— У меня нет друзей, — внезапно произносит она. — Лишь одноклассники.

— Почему нет?

— Аарон, что за допрос! Они дурочки, мне не нравится с ними дружить.

— Что они делают такого, что теперь стали дурачками?

— Говорят гадости.

— Про тебя? — эти слова даются мне с трудом. Я не знаю, что сделаю с ними, если сейчас выяснится, что они обижали мою девочку.

— Не только… Ещё про Кейт и про Генри… и про Майю…

— Я спросил: про тебя говорили?

— Было.

Суки. Иногда я не понимаю, почему эти маленькие дети до беспредела паршивцы? Мне очень хочется побеседовать и с ними, и с их родителями. Пусть получше воспитывают своих детей или мне придётся вырвать их язык.

— Что именно тебе говорили?

— Что я безмамная.

Безмамная — без мамы. Они это имеют в виду. Конечно, её это задевает, учитывая, что мама умерла этим летом. Какие же дети ублюдки.

— Я поговорю с ними. Вырву им языки и их родителям.

Я едва сдерживаю свой собственный язык, чтобы не сказать маты при сестре.

— Не смей, Аарон! — резко возражает Софи, и я выгибаю бровь.

— Я это просто так не оставлю, Софи. Они должны заплатить за это и подумать, что можно говорить, а что нельзя. Если их родители не научили хорошему поведению — научит жизнь. А я лишь подтолкну.

— Аарон, — уже хнычет она, жалея, что вообще поделилась со мной этим. — Не хочу, чтобы меня ещё и ябедой считали. Не нужно с ними говорить. Мне всё равно на их слова, честно. Я не обижаюсь. Только не говори с ними…

— Ладно. — Пообещал я. Не буду говорить с детьми — это без толку. Я буду разговаривать с родителями, когда они придут забирать их.

— Обещаешь? — Софи чуть привстаёт с заднего сидения и высовывает голову в свободное пространство между двумя передними.

— Ага. Ты чего не пристегнута? Быстро сядь обратно и пристегнись!

Сестра цокнула языком и улыбнулась.

Я подъезжаю к дому друга и останавливаю тачку, он почти сразу запрыгивает на переднее сиденье, параллельно здороваясь с моей младшей.

— Чего такая грустная, мелкая?

— Тебя увидела и расстроилась, — отвечает она, складывая руки на груди. Я усмехаюсь.

Я в последний раз проверяю телефон, прежде чем уехать, надеясь, что, возможно, у Лауры всё же изменились планы, и она попросит меня забрать её. Но никаких сообщений не было.

Я включил музыку, которая раздражала Софи, но нравилась другу. А ещё больше сестру раздражало то, что, как она выразилась, он воет как пёс резанный и у неё разболелась голова. Я же просто следил за дорогой, особо не обращая внимания на их перепалки.

Они вообще любят друг друга. Но иногда, словно брат и сестра, тоже могут поругаться. Элай знает Софи с рождения, так что она может считать его вторым братом. Он всегда постоит за неё, если меня не окажется рядом, поможет в любую минуту, и я благодарен ему за всё это.

— Аарон, почему с нами едет он, а не твоя девушка?

Элай, который пил воду с моей бутылки, поперхнулся и оплевал мне сиденье, за что я хотел его обматерить, но из-за Софи не мог.

— Какая девушка? — хохоча, спросил друг.

— Софи, о ком ты говоришь? — я сам не понимал, кого она имеет в виду.

— В смысле? — удивилась сестра. — О Лауре, конечно.

Элай удивился ещё больше, и дабы он не оплевал мне всю машину, я выхватил с его рук бутылку и кинул в бардачок.

— Софи, она моя подруга.

— Ну-ну, — хитрым тоном произнесла она.

— Я думал, что пропустил полжизни, — сказал Элай. — Уже хотел отматывать время вспять, чтобы понять, когда вы там мутить начали.

Промолчав, я продолжил вести машину. Боковым зрением я видел, как у друга чесался язык, чтобы спросить что-то. И через несколько минут он подтверждает мои мысли:

— Так, а что между вами-то? Она держит тебя во френдзоне?

— Отвали, — рыкнул я, не желая говорить об этом.

— Значит, держит.

— Я сказал: отвали. И закрой рот.

— Злюка. Софи, он всегда такой?

— Нет, у него просто аллергия на дураков.

Сестра вновь заливается смехом, а я улыбаюсь.

— У тебя-то не лучше, чувак, — говорю я. Торможу, потому что образовалась небольшая пробка, и перевожу на него взгляд, который он сразу отводит.

— Я и не говорю, что лучше. Я же не меряюсь с тобой письками, у кого лучше и круче, а просто интересуюсь, чисто по-дружески.

Софи вновь засмеялась, услышав от Элая смешное выражение. Я понимаю, что он фильтрует свою речь с моей сестрой, иначе он бы сказал по-другому. Ему просто захотелось рассмешить её.

— Ладно. Так и что же у тебя с Элизой?

— Ничего. Даже хуже, чем у вас, наверное.

— Хуже? — переспрашиваю я. — Что у вас произошло?

— Да в том-то и дело, что ничего. Знаешь, мы реально друзья. На большее, кажется, никто из нас не рассчитывает. Меня она не привлекает как девушка, я не хочу её так, как хочешь ты Лауру. И Элиза, кажется, тоже воспринимает меня как друга.

— То есть, ты бы и не хотел, чтобы у вас что-то было?

— Нет. Она для меня серьёзно только подруга.

Пробка рассасывается, и я вновь давлю на газ. Софи прервала недолгую тишину:

— Значит, Аарону нравится Лаура? — спросила она у Элая.

Блядь. Я и забыл, что здесь Софи и такие разговоры при ней лучше не вести. Тем более учитывая то, что я сказал ей, что мы с Лаурой всего лишь друзья. Не дай бог эта маленькая вредина расскажет что-то Лауре.

— Ну да, — ответил друг, и я ударил его кулаком по колену.

— Ай, — пискнул он. — За что?

— Другая Лаура, Софи, — оправдываюсь я, надеясь, что она поверит. — Не та, которую ты знаешь.

— Да? — с печалью спросила сестра. — Жаль…

Кажется, поверила. Это меня успокоило.

Подъезжая к парковке возле школы, я почему-то сразу осматриваю местность, ища глазами брюнетку. Лауры ещё нет. И, припарковавшись, выхожу из машины, отстёгиваю Софи и помогаю ей вылезти.

Элай смотрит куда-то вдаль. Я смотрю туда же. Там Элиза. С каким-то парнем. Заметив нас, она сразу помахала и улыбнулась. А я взглянул на Элая, чьё лицо выражало непонятные эмоции, но вот челюсть была сжата, словно он злился. Наверное, он и вправду злится.

— Чего ты? — подначиваю я. — Она же просто подруга.

— Отвали, — теперь Элай посылает меня и уходит к крыльцу школы.

Софи берёт меня за руку, пока я несу её ранец. Мне бы хотелось поговорить с её классным руководителем, но, боюсь, что перед уроком уже не успею. Так что я просто завожу её в класс и выхожу на улицу, чтобы встретить Лауру, которая, по моим подсчётам, должна скоро подходить к школе.

Я заметил девушку издалека: её голова была опущена, а тёмные волосы закрывали лицо. Лаура шла неспеша, вечно поправляя спадающую с плеч чёрную сумку. Иногда она спотыкалась о плиты, почти засыпая на ходу. И она часто зевала. А я улыбался, наблюдая за ней, пока она не видит.

Но стоило её глазам поймать мой взгляд, как она тут же улыбнулась. Да так искренне и широко, что по телу растеклась приятная дрожь удовольствия. Переходя дорогу, она уже машет мне. А потом бежит ко мне. Это смешно. Это мило.

— Ты меня ждал? — интересуется Лаура, явно желая, чтобы это было так.

— Конечно. Ты же не захотела, чтобы я тебя подвозил, вот я и встречаю тебя возле школы, чтобы всё равно застать тебя с утра.

— Как мило, — смеётся она. Её смех заразительный и звонкий проникает под кожу.

Я стягиваю с хрупких женских плеч сумку и накидываю на своё, что ещё больше веселит Лауру. Она не отказывает себе в комментариях:

— Ты такой смешной с женской сумкой. Типа знаешь, весь такой брутальный и серьёзный, а на плечах чёрная сумочка.

— Ничего, я побуду не брутальным. Не могу смотреть на то, как ты постоянно дёргаешь её.

— Она просто тяжёлая, — объясняется девушка. — Бесят эти учебники…

— Ты позволишь мне забрать тебя после школы?

— Не-а, — мотает головой Лаура, и я оборачиваюсь к ней со сведёнными бровями и возмущающимся взглядом.

— Чего?

— Тётя хочет зайти за мной. Нам надо кое-куда сходить.

— Куда? Может, я вас отвезу?

— Нет. Это женские дела, не нужно тебе никуда отвозить.

— И что? Я же не собираюсь идти с вами туда, куда вам надо. Просто подвезу, чтобы вы не тратились на маршрутку.

— Я спрошу у неё, если она захочет… — Лаура испускает смешок с губ, и я вновь оборачиваюсь.

— Чего ты смеёшься, Гномик?

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты стал моим личным таксистом. Теперь ещё и моей тёти!

— Нет, — улыбаюсь я. — Просто мне не тяжело помочь вам.

Когда мы доходим до кабинета, в котором у неё будет урок, я стягиваю с плеч сумку и вручаю ей в руки. Мне пора уходить на свой этаж, иначе я опоздаю, и мне может влететь. Но я остаюсь с ней. Так хочется побыть ещё немного…

— Спасибо, — лукаво, шепчет она, и я едва сдерживаю свои порывы нежности, чтобы не погладить её по щеке.

— Не за что.

Лаура оборачивается на проходящих мимо людей, замечая взгляды на себе. Её до сих пор это тревожит. А когда рядом я — взглядов ещё больше. Её взгляд притупляется, а улыбка сползает с губ, и мне автоматически становится больно.

— Лаура, — зову я, чтобы она посмотрела на меня. Но её взгляд всё так же опущен мне в ноги, будто она провинилась в чем-то.

— Иди на урок…

— Не обращай внимание.

— Они все до сих пор думают, что я сумасшедшая дура. А ты возишься со мной.

— Никто так не думает.

— Никто — это ты, Элиза и Элай?

— Скажи, если тебе кто-то что-то скажет, я пропишу им в голову, — твёрдо говорю я.

— Не нужно решать всё через силу, Аарон. Мнение общества не изменить. Я просто боюсь, что твоя репутация из-за меня испортится.

— Не испортится. И я не шутил, Лаура. Если тебе кто-то скажет, что ты не такая, я ударю ему или ей в морду.

Звонок на урок завершил наш разговор. Я глажу её плечо, прощаюсь и ухожу на урок.

Возможно, Лаура и права в какой-то степени. Решать всё кулаками — не выход. Но я не могу позволить кому-то обижать её. А не позволить этого сделать поможет лишь сила, ведь простыми словами эти уроды не понимают.

Я покалечу каждого, кто только посмеет подумать о ней в плохом ключе. Она не заслуживает этого. Лаура самая добрая и милая девушка, которую я только встречал. И эти уроды не должны вызывать у неё слёзы. В принципе никто и ничто не должно вызывать её слёзы. А если такое и случится — я хочу быть рядом, чтобы стереть их и успокоить её.

♡⁠♡⁠♡

На следующей перемене я снова увидел её, и она была уже не расстроенная, а наоборот — смеялась во весь голос вместе с Элизой. Её улыбка и смех греют мне сердце. Я чувствую умиротворение.

Я думал, что перехвачу девочек в столовой, и мы вчетвером пообедаем, пообщаемся. Хотелось ощутить эту лёгкость, да и сбавить злость, которая на протяжении всего времени была у Элая. Я знаю его двенадцать лет, и уверен на сто процентов, что он мне напиздел. Его злость при виде того, как его Элиза была с другим, всё доказывает. Ему неприятно. Он бы хотел, чтобы она смеялась только рядом с ним.

Его убеждения самому себе о том, что он хочет быть с ней только друзьями, смешат меня. Не понимаю, почему Элай так отчаянно доказывает себе это.

В столовой мы их не застали. Они решили не обедать, и мне это не нравится. Лаура собралась целый день ходить голодная? Нет, так не пойдёт.

Возможно, я и вправду веду себя уже как её потенциальный парень, которым пока не являюсь. Но мне нравится ухаживать за ней в качестве друга. Вскоре это изменится. Я просто даю нам время. Лаура никуда от меня не убежит, а её моральное состояние важнее всего.

У Софи уроки закончились на два часа раньше, чем у меня. И мне пришлось отпроситься у класухи, чтобы забрать сестру. Однако придя на первый этаж, к её кабинету, мои ноги вросли в пол, а сердце бешено заколотилось. На диванчике сидел отец, а рядом с ним одевалась Софи.

Я не видел отца… не помню сколько. Но много. Он часто забирает Софи на выходных, но я его не видел всё это время, Софи сама к нему выходила, потому что я не намерен был смотреть ему в глаза. Я не намерен его видеть. Этот ублюдок ведёт себя так, словно ничего не произошло. Словно у него не умерла жена. Словно он не бухал долгое время, позабыв про детей. Он улыбается учительнице Софи и мило общается с дочкой. Мудак. Проще всего кинуть своих детей на произвол судьбы, а потом вернуться и делать вид перед всеми, что всё ок.

Я похаю с утра до ночи, каждый день, без выходных, чтобы содержать себя и сестру, потому что отец не выполняет своих обязанностей! А он возвращается сейчас и делает вид, что он клёвый папаша!

Блядь, как же мне хочется сломать ему табло. Я наплюю на то, что он отец. Мне похуй. Он потерял звание отца ещё летом.

Быстрым шагом я направляюсь к ним. А когда подошёл, даже не знал, что и сказать. Во мне было столько злости, детской обиды, что мои мысли все спутались. Я сумел лишь отдёрнуть Софи от него за руку.

— Что ты вытворяешь? — спокойным, присущим ему, тоном спросил отец.

— Это ты что вытворяешь? — я сжимал капюшон сестры, пытаясь не выходить из себя. — Думаешь, такой хороший папаша, можешь явиться спустя… сколько? Полгода? Тебя, блядь, не было с нами полгода! Ровно столько же, сколько нет мамы! Мы потеряли тебя, тебе было похуй на нас. Я, блядь, стал работать, чтобы обеспечивать нас, пока ты, сука, бухал сутками! Ты забыл о своих отцовских обязанностях. И сейчас, когда ты вдруг вспомнил о нас, мы больше не нуждаемся в тебе.

Мне было трудно сдерживать себя и маты, что вылезали с меня.

— Мне было плохо, Аарон, — тупым образом решил оправдываться отец. — Моя жена умерла, ты этого не понимаешь?

Я рассмеялся во весь голос. Так громко, что по коридору разлетелось эхо.

— А нам, блядь, не было плохо? Ты сейчас на полном серьёзе думаешь, что это классная отговорка? У нас умерла мать, а единственного близкого человека, отца, не оказалось рядом! Ты тупо кинул нас, ты, блядь, отец года! — я отошёл от Софи и толкнул его в грудную клетку, отчего отец пошатнулся. Он не убирал мои руки, не кричал, лишь принимал всю мою злость. Он знает, что не прав. Знает, что виноват. И он знает, что ничего уже не вернуть и не исправить.

— Аарон… — хныкала Софи. Я не останавливался. Не мог.

— Ты, — вновь тыкал я пальцем в отца. — Оставил нас. Тебе было похуй, как твои дети, куда они пошли, на что они живут. ТЕБЕ БЫЛО ПОХУЙ! — у меня жгло в глазах, в груди. Костяшки пальцев побелели оттого, с какой силой я сжимал кулаки. — Я пошёл работать. Я работаю каждый день, без выходных, потому мне и моей сестре нужно на что-то жить! А что сделал ты? Ты бухал. Тебе было похуй на нас.

Я повторялся множество раз, уже забывая, что я говорил. Я не контролировал сейчас ни себя, ни свои слова. Воздух вокруг нас сгущался. Моя грудная клетка часто вздымалась, и мне было тяжело дышать. Сзади себя я слышал тихое хныканье Софи, но не мог остановить себя.

— Мне жаль, сынок. Правда жаль. Ты не знаешь, что такое потерять любимого человека, и не дай бог тебе познать это. Ты не представляешь, какого это. Я не знал, что делать. Я потерялся.

— Это не оправдание. И не называй меня, блядь, сынком, — с пренебрежением крикнул я, скривив лицо. — Мы потеряли маму. И тебя, хотя ты был жив. Просто ты решил запить горе водкой, виски, коньяком, чем там ещё, добавляй?! Решил забить на нас хуй. Думаешь, нам не было тяжело? Думаешь, мне не было тяжело? — я вновь разгораюсь.

— Аарон… — с сожалением произнес он.

— Молчи, когда я говорю, — грубо заткнул его я. — Ты хоть знаешь, какого мне работать каждый день, не спать сутками, а потом идти в ебучую школу? Ты знаешь вообще, через что прошла Софи после всего? Знаешь?

Я толкаю сестру в плечо, подталкивая к тому, чтобы она сказала. Но Софи молчит. Кусает губу, плачет, но молчит. Она сдерживает всю боль в себе. Софи хочет забыть всё, что сделал отец и продолжить любить его. Но не я.

— Ладно, — говорю я. — Скажу я. Она теперь ходит к психологам, ты в курсе? Нет, конечно же ты не в курсе, — истерически заливаюсь смехом. — Ты же не интересовался даже. Ну что, папа, что скажешь?

Он молчит. Его глаза красные. Так же, как и мои, так же, как и Софи.

— Конечно. Молчание — это всё, что ты можешь.

Я думал, что вспышка гнева прошла. Но нет, она снова усиливается. Он молчит. Даже не говорит ничего. Мне вообще кажется, что всё, что я только что ему говорил, нахуй не надо. Ему реально похуй на всё.

— Ты можешь не прощать меня, — холодно говорит отец и тогда я понял: ему всё равно. Он ни капли не сожалеет о своём поступке. — Но я вернулся, хочешь ты этого или нет.

— И как надолго ты вернулся? — крича, смеюсь я.

— Аарон, прекрати. Заканчивай этот цирк. Ты покричал, отругал меня, молодец.

— Какой же ты гандон, — без капли сожаления или стеснения, говорю я, сжимая губы. — Тебе плевать на нас. Не понимаю, зачем ты вернулся.

— Если ты не хочешь видеть меня, то этого хочет Софи. Так что заканчивай, Аарон.

Я больше не могу. Я налетаю на него, впечатывая его в стену. Он этого не ожидал, не смог мне помешать и ударился головой. Но мне так похуй. Софи дёргает меня за курточку сзади, она плачет, просит отпустить его.

Не могу. Софи, прости.

— Аарон, — меня зовёт другой голос. Не Софи, не отца.

Лаура.

В испуге я оборачиваюсь и вижу то, каким взглядом она смотрит на меня. Испуганным. Растерянным.

Только тогда я отпустил отца и отошёл. Гнев притупился. Мне больше не хотелось его прикончить.

— Довези Софи хотя бы целой, — кидаю ему я, прежде чем собираясь уйти. — Если ты на это, конечно, ещё способен.

Я покидаю ноющую сестру и отца. Лаура спешит за мной. Я иду прочь. Сейчас мне даже не хочется быть с ней. Я боюсь сорваться на ней.

Лаура добегает до меня и берёт за руку — крепко, нежно. Я сжимаю наши руки, молча идя по коридору.

— Скажи хотя бы что-то… — тихо просит Лаура, вечно смотря на меня.

— Что я должен сказать?

— Это твой отец был? Что у вас произошло?

— Не хочу говорить об этом. По крайней мере сейчас.

— Ты всё ещё напряжен, Аарон. Мне это не нравится.

— Ну извини, Гномик, иногда мужчине тяжело сдерживать свой гнев.

Лаура ищет глазами диван и ведёт меня к нему. Буквально толкает и усаживается рядом.

— Успокойся, Аарон. Всё будет хорошо.

Какая банальная фраза. Чаще всего мне хочется плюнуть в лицо человеку, который говорит мне подобное. Но с уст Лауры эта фраза звучит лучше, будто вселяет надежду.

— Не будет, Лаура.

— Не знаю, что у вас произошло… — её рука накрывает мою. Она такая маленькая, что накрывает мою всего на половину. — Но ты не должен был накидываться на него, Аарон. Он твой отец, как никак.

Я усмехаюсь, почти скалюсь. Знала бы Лаура, о чём говорит.

— Ты не знаешь, что он натворил, так что не защищай его.

— Я и не защищаю! Просто хочу, чтобы ты не злился. Меня это расстраивает.

Стоило мне услышать о том, что её это расстраивает, как меня сразу же отпустило. Почти до конца, без осадка. Её ладонь медленно скользила от моей руки к моей груди — к сердцу. И я превратился в сталь. Я выжидающе наблюдал за ней. За её робкими движениями.

— Что ты делаешь, Гномик? — улыбаюсь я, и она смущённо усмехается.

— Усмиряю твоего внутреннего зверя.

О нет, ты лишь пробуждаешь во мне другое желание, которое ты пока не готова принять.

— Думаешь, работает?

— Ну, ты уже улыбаешься, а не злишься, значит работает!

Я позволяю себе по-настоящему расслабиться, пока она гладит мою грудь. Её тонкие пальчики подрагивают от неуверенности, робости. Мне кажется, ей хочется лечь мне на грудь вдобавок к своим движениям, но она не позволяет себе этого, хотя я был бы не против.

— А ты чего делала в детском крыле?

— Я спускалась на выход, хотела там тебя ждать, — я улыбаюсь, когда понимаю, что она всё же приняла моё предложение. — А слышу отсюда крики. Твои крики. Ну, пошла смотреть…

— Ты испугалась? — почему-то предположил я.

— Немного.

— Не стоило.

Мы ещё немного сидим на диване, а потом встаём и направляемся на выход. Оказалось, что у Лауры закончились уроки пораньше из-за отсутствия учителей, потому что те заболели.

— Твоя тётя уже приехала?

— Нет. Она приедет только через час. Думала, что мы сможем погулять?

Ветер бьёт нам в лицо, как только мы вышли на улицу. Лаура ждёт от меня соглашения, потому что я всегда соглашаюсь на прогулки с ней, но в этот раз я отрицательно машу головой.

— А почему? Ты не в настроении? — расстроено спрашивает девушка.

— Для тебя я всегда в настроении, Гномик, — и я вновь вызываю её улыбку, которая только для меня. — Просто гулять не пойдём.

— Ты что-то придумал, — заглядывая мне в лицо, констатирует она.

— Мы поедем в пиццерию, хочешь?

— Не-е-ет, — смеясь, отвечает она.

— Почему нет?

— Я соблюдаю диету!

Я нахмуриваю брови и с наигранным гневом, но тем не менее с серьёзностью, гляжу на неё.

— Никакой диеты. Ты и так очень похудела с сентября.

И это было правдой, а не моим комплиментом, чтобы она чувствовала себя спокойнее. Но я бы в любом случае сказал бы, что ей не нужны диеты. Её худение на фоне стрессов не нравилось мне, поэтому я собирался откармливать эту девочку. Я буду следить за её питанием, если она этого не делает.

— Аарон…

— Я всё сказал. Мы едем в пиццерию откармливать тебя.

— Я не хочу. Я ела сегодня.

Её щёчки краснеют от вранья.

— Тебя не было сегодня в столовой, Лаура. Я был там и тебя не было. За своё враньё ты получишь двойную порцию.

— О нет…

Мы смеёмся и проходим к моей машине. Я открываю ей дверцу, помогаю сесть и застёгиваю на ней ремень безопасности. И меня интересует один вопрос, который крутится в моей голове достаточно долго: неужели Лаура не замечает, как сильно я в неё влюблён? Или она просто предпочитает держать меня во френдзоне?