Терпеть не могу дождь. Он у меня связан с самыми худшими моментами моей жизни. Когда были похороны матери был невероятный ливень, под которым промёрз и я, и Софи. Дождь символизирует собой страдания и слёзы, которые стекали по лицу моей младшей сестры без остановки в тот день.
В день похорон бабушки Лаура плакала без остановки. И тоже был мерзкий, проливной дождь. За последние дни я потерял все жизненные соки, видя, как моя единственная любимая девушка страдает. Ей очень тяжело и никакие слова или объятия, никакие успокоительные ей не помогали.
Я проводил с ней несколько дней подряд после похорон, почти не ел, не спал, едва хватало сил и времени на самый простой душ. Мы с Лаурой полностью выпали из школьной жизни, и я забил хер на подготовку к грядущим экзаменам.
В комнате Лауры горит ночник, который разбрасывает тусклый свет по маленькой комнате. Маленькое тело моей девочки лежит на кровати, повёрнутое к стене. Я осматриваю её с тягостным ощущением внутри — мне невероятно тяжело видеть любимую в таком состоянии.
А ещё я боюсь…
Боюсь того, что, если я сейчас уеду к себе домой — элементарно для того, чтобы принять душ и сменить грязную одежду, в которой хожу три дня, на новую, чистую, — Лаура может сорваться. Что, если, когда меня не будет рядом, она снова сойдёт с ума? Снова начнёт причинять себе боль. И, что, если это закончится летальным исходом?
Меня бросает в дрожь от одной подобной мысли. Снова приковываю взгляд к своей девушке и медленно подхожу к ней. Мне кажется, что Лаура дрожит, поэтому я накрываю её большим и тёплым одеялом. Она никак не реагирует на этот жест, будто не замечает меня. Это снова наносит по сердцу болезненный удар.
— Я поеду домой, родная, хорошо? — садясь на кровать рядом с ней, я наклоняюсь и шепчу, почти неощутимо касаясь губами её уха.
Лаура слабо мычит и так же слабо кивает головой. Она не поворачивает свою голову ко мне, чтобы я не видел её мокрого лица.
Не хочу заводить об этом тему, но не успокоюсь, если не поговорю.
— Пообещаешь мне, что с тобой всё будет хорошо? Я приеду к тебе завтра, с самого утра, — опускаю руку на её талию, поглаживая, чувствую, как она вздрагивает.
— Конечно, Аарон. Я в порядке.
«Я в порядке», — эту фразу я слышал от неё раз тридцать за последние три дня. И, я уверен, что ни один не был правдивым.
Мне очень страшно оставлять её одну. Боюсь непоправимого.
— Точно, Лаура?
— А ты чего боишься? — резко заданный вопрос ставит меня в тупик.
— То есть?
— Боишься, что я покончу с собой, да? Думаешь, что я всё ещё истеричка? Думаешь, мне снова надо будет ходить к психотерапевту, принимать таблетки?
Нападение с её стороны — это защита, я осознаю. Но неужели она думает, что я буду нападать на неё? Или осуждать, или читать нотации?
— Я ничего не думаю, Лаура. Лишь переживаю о тебе, понимаешь? Не нужно злиться и кутаться в свой кокон. Я с тобой, а не против тебя. Я никогда тебя не осужу.
Наконец, её голова разворачивается в мою сторону. Лаура бессильно поджала губы и с них сорвался беспомощный всхлип. Ей ещё тяжелее, чем я мог представить. С мокрых ресниц снова срывается слеза и бежит по влажной щеке, а за ней сразу же вторая и третья.
Как мне её оставить? Как бросить хотя бы на ночь в таком состоянии?
Я обнимаю Лауру, накрываю её всем своим телом. Если бы она только знала, насколько сильно я переживаю за неё. И, хоть мне не хочется признаваться в этом Лауре, я правда опасаюсь той мысли, что ей захочется совершить что-то страшное.
— Я лучше останусь, родная…
— Нет, — выпаливает девушка, быстро вертя головой. — Не надо. Езжай. Тебе надо отдохнуть… от меня.
Прикрываю глаза от её предложения. Почему же она так думает?
— Я очень не хочу тебя оставлять, честное слово, моя девочка. Но мне просто необходимо нормально принять душ и переодеться в чистую одежду. Я вернусь. Клянусь. Тебе просто нужно немного подождать, и я снова окажусь рядом.
Приглаживая длинные тёмные волосы, я встаю с матраса и ухожу, кидая напоследок взгляд на неё. Хочу верить, что это скоро закончится и ко мне вернётся моя весёлая девочка.
♡♡♡
Несмотря на холодную погоду и снег, валяющийся в каждом районе Бруклина, на улице ярко светит солнце, однако, к сожалению, вовсе не согревает.
Я возвращаюсь со школы — сегодня нас на большое удивление отпустили на несколько часов пораньше.
Достаю телефон из кармана брюк и набираю Лауру, чтобы узнать, как она.
Прошла уже неделя с того момента, и моя девочка стала оправляться. Однако в школу выйти она не решилась, сказала, что пока не готова — это для неё точно будет лишним давлением.
— Привет, — снимая вызов, говорит девушка. Отвечает она слишком быстро, потому что почти всё время лежит в постели с телефоном и смотрит тик ток.
— Привет, родная. Как ты?
— Хорошо. Марк сегодня передал нам тортик, вот сижу и лопаю его. Приходи поскорее, если хочешь, чтобы тебе остался, — её задорный смех, после недели слёз, радует меня настолько сильно, что я сам смеюсь, хоть настроения до этого не было.
— Постараюсь успеть.
— Что нового в школе? — слышу стук ложки по блюдцу, а потом смачное и довольное чавканье Лауры.
— Знаешь, ничего такого… Элиза и Элай передавали тебе привет и говорили, что ждут, когда встретятся с тобой. Ещё они приглашали нас отметить Новый год с ними.
— И что ты ответил?
— Ничего. Хотел посоветоваться с тобой.
Лаура издаёт тяжёлый вздох и запивает чаем кусок торта.
— Если честно… я, конечно, тоже хочу поскорее их увидеть, я тоже скучаю, но… я планировала встретить Новый год только с тобой. Лили уже сказала, что планирует отметить его с Марком, и она звала меня с собой, но я отказалась, потому что хочу, чтобы ты был рядом со мной…
Её голос снова застенчивый. Снова ей неловко.
— Это честь отметить Новый год с тобой, моя девочка.
Жаль, что мы общаемся не по видео, и я не могу сказать, что она покраснела. Но по долгому молчанию, я всё же понимаю, что так оно и есть.
— Я тоже рада, — несколько секунд она молчит, сдерживая свои эмоции, а потом задаёт вопрос, и я улавливаю в её голосе игривость. — Как скоро ты приедешь?
— Мне нужно заехать домой, родная, забрать некоторые вещи, чтобы я смог побыть у тебя подольше. Затем приеду к тебе. Я напишу тебе, когда буду выезжать.
— Хорошо. Пока. Целую, — наскоро добавляет Лаура.
— Целую, — кидаю в ответ и слышу быстрый шорох, после которого девушка сразу кидает трубку.
Моя стеснительная девочка.
Спешу поскорее к своей машине, мечтая о том, чтобы прямо сейчас оказаться рядом с Лаурой и посмотреть на её пунцовые щёки, которые скрыть в моём присутствии она уже не сможет. Но, возвращаясь в реальность, обрываю глупые фантазии, снимая с машины сигнализацию.
Сажусь за руль, пристёгиваюсь — всё, как всегда. Только блеклая улыбка спадает с лица, когда я остаюсь один на один со своими мыслями в полной тишине. Несколько минут просто сижу за рулём, давая себе время.
Перед глазами проносятся дни, проведённые с безжизненной Лаурой, и я снова чувствую эти тягостные эмоции. Снова становится не по себе. Тело бросает и в жар, и в холод одновременно.
Я так часто прокручивал в своей голове всевозможные последствия этого состояния девушки, что её несовершённые — слава богу — поступки мне снились.
Во сне я вернулся в квартиру Лауры, но дверь открыла мне Лили, чьё лицо было всё в слезах. Странно — как обычно бывает во снах — но вместо ковров на полу линолеум был застелен кровью. Интуитивно я шёл в ванную, в которой сидела Лаура — теперь уже точно безжизненная в прямом смысле этого слова. Одна её рука лежала в воде, которая уже была окрашена кровью, а вторая свисала с ванной, словно демонстрируя свой поступок. С руки на кафельный пол падали алые капли, которые почти сразу растворялись в той крови, что была на полу по всему дому.
Вздрагиваю и верчу головой, разминая шею, не давая себе впасть в тревожное состояние. Понимаю, что не должен об этом думать, тем более что — опять же слава богу — с Лаурой на данный момент уже всё намного лучше, но не могу. Из раза в раз, стараясь выкинуть эти дерьмовые мысли, они снова ебучим бумерангом возвращаются в голову, вцепляясь в кору головного мозга, не намериваясь когда-то отцепиться. Эти воспоминания из сна теперь всегда будут в голове, только у меня есть выбор: блокировать их либо же зацикливаться на них? Однозначно я выберу первое, но насколько легко это будет сделать?
Обхватываю рукой коробку передач, а второй провожу по лицу, несколько раз прихлопываю себя по щеке, заставляя прийти в себя. Обе руки кладу на руль и давлю на газ.
Еду по дороге без происшествий и без неутешительных мыслей. Чтобы отвлечься от накатившего, я прикидываю во сколько часов буду уже у Лауры. Час пока доеду к себе домой — это уже три. Час проведу дома — уже четыре. И полтора часа, может чуть больше или чуть меньше, чтобы доехать до Лауры — это уже пять или, может быть, шесть.
Разворачивая руль, сворачиваю на свою улицу и торможу через несколько минут. Расстёгиваю ремень безопасности и, захватывая телефон, который лежит на соседнем сидении, выхожу из салона автомобиля.
Воздух холодный и противный — такой, что лицо краснеет моментально, как и руки, и остальные части тела. Слушаю назойливый хруст снега под ногами, шагая по почти безлюдному двору.
На телефон приходит какое-то сообщение, но я почему-то не придаю этому значения — словно мысль об уведомлении вылетела так же быстро, как и влетела. Захожу в подъезд, открываю дверь квартиры и вхожу внутрь.
Я уже смирился с вечной тишиной в своей квартире, но всё так же не могу на долго оставаться в ней. Думаю, именно поэтому я торчу в квартире Лауры так, словно прописан там.
Снимаю грязную одежду — сегодня была тренировка. Теперь их становится больше, а свободного времени, которое я мог уделять бы подготовке к экзаменам и Лауре, меньше. Этой весной состоится первый матч в новом году, и наша школа определённо намеревается одержать победу над другой — менее успешной.
Захожу в ванную и минут пять стою под душем, проводя руками по волосам, шее, лицу, будто смывая с себя всё напряжение. Стараюсь схватиться за какую-то незначительную мысль — просто чтобы скоротать время в душе, — но получается думать только о Лауре.
Телом я дома, мозгами и сердцем рядом с Лаурой.
Минут через десять выхожу с душа, с обмотанным полотенцем на бёдрах, и подхожу к шкафу. Выбираю тёплую толстовку и обычные спортивные штаны. Сушу волосы, трушу головой — сами лягут так, каким им надо.
Хватаю телефон и сначала взгляд падает на время — немного я что-то не рассчитал, потому что сейчас уже полшестого и за окном темень. Терпеть не могу не только дожди, но и зиму. Только потом глаза бегут вниз по экрану к тому сообщению. Какой-то неизвестный номер.
Сейчас не хочу разбираться, кто это и что это, поэтому блокирую смартфон и кладу в карман чёрных штанов. Сейчас мне хочется лишь поскорее оказаться рядом с Лаурой.
Выйдя из квартиры, я на ходу застёгиваю куртку и спускаюсь.
Уже в машине, когда я её даже завёл, мой настрой обрывает телефонный звонок. Достаю телефон из кармана, потому что думаю, что это Лаура.
Ошибся.
Я пиздец как ошибся. Лучше бы я не брал трубку.
Этот номер не был в моей телефонной книжке и, если моя зрительная память не подводит меня, мне кажется, это тот же номер, чьё сообщение так и осталось висеть непрочитанным. Хуево. Что за номер? Кто это?
Поднимаю трубку.
Хмурю лицо в недовольстве, когда по ту сторону не слышу ничего, кроме шума. Человек, звонящий мне, находится в каком-то людном месте, где играет музыка. Что-то типа клуба или паба, или, быть может, это какая-то вечеринка. А, понял! Может, это у кого-то задание позвонить на незнакомый номер?
— Кто это, приём?
Тишина уже напрягает, и я отстранил телефон, чтобы сбросить вызов. Но, когда я почти коснулся красной кнопки, услышал женский голос:
— Аарон? Это твой номер? — спрашивает меня девушка. Её голос кажется мне знакомым, но пока не до конца.
— Мой номер. А кто, собственно, мне звонит?
— Это я… Эрика.
Эрика. Вот это эврика.
На языке крутятся одни маты. Сказать, что я потерял дар речи, — это ничего не сказать, потому что я, мать твою, понятия не имею, что мне ответить, как себя вести и что ей вообще понадобилось от меня? Тем более вечером.
— Ладно, понял, — выговариваю я с комом в горле спустя несколько секунд тишины. — И зачем ты звонишь мне?
— Мне очень плохо и нужна чья-то помощь… — у неё странный голос, заплетающийся язык.
Не нужно быть вундеркиндом, чтобы сложить два плюс два. Шумный фон, заплетающийся язык — девушка напилась, по всей видимости.
— Почему именно мне ты звонишь? И вообще, откуда у тебя мой номер телефона, Эрика?
— Мне больше некому звонить, — всё так же с заплетающимся языком отвечала мне Эрика. — А твой номер телефона я как-то у Лауры увидела. Извини, если отвлекаю, но мне правда больше некому звонить…
Конечно, ты меня, блядь, отвлекаешь. Я собираюсь к своей девушке.
— Ты поможешь мне? Пожалуйста, Аарон, я очень тебя прошу. Я сама не доберусь, такси вызывать боюсь… вдруг мною воспользуются?
Не знаю, не понимаю почему меня тронул её вопрос? На меня всегда влияли эмоции девушек — особенно слёзы. Негативно влияли, разумеется. Я сразу терялся и хотел помочь. Все мужчины так делают. Не мальчики, не дураки, мужчины. Мужчины всегда помогут, если девушка в беде — так мне говорил папа, так он меня воспитывал. Это единственное хорошее в нём и в его воспитании.
Сейчас это, возможно, негативно скажется на мне. Эта ситуация становится ещё дерьмовее. Но я не могу отказать в помощи. Она и вправду, похоже, в беде.
Замечая мое молчаливое обдумывание, Эрика добавляет:
— Я бы позвонила Лауре, но не хочу её втягивать в это. Знаю, что сейчас она в ситуации похуже моей, — должно быть, Эрике известно о трагедии.
— Ладно. Назови адрес, где ты сейчас находишься?
Девушка мычит, будто пытаясь вспомнить, а потом резко выпаливает:
— Я в «Le Boudoir».
— Хорошо. Выйди на улицу и, пожалуйста, Эрика, не создай мне неприятностей…
Хотя нутром чувствую, что этих неприятностей будет сполна.