Дожить до ноября

Глава 4. Ленор

По телу бежали струи горячей воды, оставляя на коже едва ощутимое покалывание. Пар заволок небольшую ванную комнату, и отражение в зеркале скрылось за мутной пленкой. Я стояла под душем, не замечая, как время утекает вместе с водой. Казалось, даже эти долгие минуты не способны принести мне спокойствие.

Уезжая от дома детектива, я разрыдалась, как ребенок. Словно только за пределами его территории меня накрыла вся ужасная реальность. Его особняк, окутанный густым мраком даже при свете электрических ламп, дышал чем-то зловещим. Высокие потолки, массивная мебель, тени, цепляющиеся за углы комнат. В гостиной царила гробовая тишина, и его бархатный, спокойный голос звучал пугающе громко, словно исходил откуда-то из самой тьмы.

Его холодный взгляд пробивал насквозь, заставляя мой разум блуждать и путаться. Я пыталась сосредоточиться, уговаривая его помочь. Убедить, что это важно не только для меня, но и для моей семьи. Но в глубине души уже тогда я знала — надежды почти не осталось. Вместо облегчения на меня накатила новая волна страха.

Я выключила душ и вышла, укутавшись в мягкий махровый халат. Холодный пол под босыми ногами напоминал, что я снова здесь, в своей привычной реальности, но дрожь внутри не уходила. Теперь мне как никогда раньше хотелось что-то вкусное, чтобы хоть немного отвлечься.

На кухне стоял еще горячий шоколадный кекс, от которого шел тонкий пар. Его запах — смесь шоколада, ванили и корицы — заполнил помещение, принося мимолетное чувство уюта. Я мысленно поблагодарила тетушку Леваль, которая всегда знала, как поддержать. Отрезав кусок и налив себе молока, я поднялась в свою комнату.

Там меня встретил великолепный вид из большого арочного окна. Снег крупными хлопьями медленно опускался на землю, белая пелена укрывала весь мир, придавая ему какое-то тихое величие. Казалось, даже время замерло.

Я уселась на широкий подоконник, обложившись мягкими подушками, поставила перед собой тарелку с кексом и стакан молока. Открыла ноутбук и первым делом проверила почту. Там было письмо, которое я давно ждала. Заголовок бросился в глаза, и я тут же его открыла.

Х: "Вчера ты так и не пришла… Что-то случилось, милая?"

От последнего слова внутри что-то екнуло. Нужно было ответить сразу.

Л: "Извини. Я все еще надеюсь найти сестру. Вчера была у друга отца, он дал контакты хорошего детектива. Сегодня была у него… Прости, что снова не получилось встретиться."

Ответ пришел почти моментально.

Х: "Жаль твою сестру. Не понимаю, почему расследованием не занимается твой отец…"

Л: "Его сильно подкосило. Сейчас он в больнице, его лучше не трогать."

Х: "Надеюсь, все наладится. Когда теперь сможем встретиться? Я хотел показать тебе кое-что:)"

Л: "Давай не будем загадывать. Не хочу, чтобы все сорвалось в последний момент."

Мой собеседник перестал отвечать. Я еще минуту смотрела в экран, размышляя, как сильно мне хочется встретиться с ним. Но сейчас не время. Я надеялась, что он это понимает.

Чтобы отвлечься, я включила первый попавшийся фильм. Смакуя мягкий, влажный кекс, старалась погрузиться в сюжет, но мысли ускользали. Через полчаса я все же спустилась за добавкой.

На обратном пути, проходя мимо гостиной, я остановилась. Тетушка Леваль сидела на диване и смотрела новости. На экране женщина с серьезным лицом рассказывала о последних происшествиях в нашем городе. В углу экрана мелькали заблюренные фотографии тел. "Мы убедительно просим родителей следить за своими детьми. Пока что мы не знаем, появятся ли новые жертвы и как скоро преступника найдут. До тех пор, отцы, не выпускайте из виду своих дочерей. И помните — ни один взрослый не попросит помощи у ребенка."

Мой желудок сжался. Аппетит мгновенно пропал.

Я вернулась в свою комнату. Репортаж снова напомнил о реальности, о том, что где-то в этом городе может быть и моя сестра. Что, если она сейчас страдает так же, как эти девушки? Что, если я все это время искала ее не там?

— Сара… — прошептала я, чувствуя, как снова на глаза наворачиваются слезы. — Как же я скучаю…

Как я уснула, не помню. Сон подкрался незаметно, оставив лишь воспоминания о странных образах, которые сковали мой разум.

Мне снился невероятно красивый мужчина с точеными чертами лица и холодными серыми глазами. В его облике сочетались утонченность и ледяная отстраненность, от которой пробирал озноб. Этот мужчина был мне знаком — я видела его совсем недавно, чтобы забыть.

Меня зовут Август фон Клейв.

Его голос эхом отозвался в голове, как будто отвечая на мой немой вопрос. Во сне я видела вспышки воспоминаний. Август стоял рядом, звал меня за собой. Я не сопротивлялась, не могла. Его взгляд, словно цепи, связывал меня, парализуя каждое движение. Мое дыхание перехватило, и я старалась не дышать, чтобы не нарушить эту жуткую тишину.

Внезапно он исчез. Меня окружила плотная тьма, настолько густая, что казалось, я потерялась навсегда. И тут я услышала звук. Звук, как будто кто-то разрезал плоть, и что-то вязкое капало на пол. Тело отказало, ноги подогнулись, и я начала оседать на пол.

Но он снова был там, подхватив меня прежде, чем я упала. Его руки были холодными, как лед, а глаза — пугающе безжизненными. Я хотела позвать его, но горло сдавило, и вместо слов вырвался лишь слабый хрип. Он взглянул на меня с мрачной решимостью, а затем я ощутила резкую боль в спине.

Нож… Он вытащил нож, холодный и острый, из моей плоти. Его лицо, непроницаемое как мрамор, внезапно оживилось. Август провел пальцем по окровавленному лезвию, поднес его к губам и медленно слизнул кровь. Затем впервые улыбнулся.

Эта улыбка была пугающей, словно раскат грома перед бурей. Она переросла в смех — глухой, зловещий, который эхом разносился в моем сознании. Его фигура становилась все дальше, а смех звучал все громче, заполняя собой весь мир.

Я очнулась, захваченная дрожью, в холодном поту. Темнота за окном казалась особенно угнетающей, будто сон продолжал преследовать меня даже в реальности. Взгляд упал на электронные часы — 8 вечера.

Черт. Я снова забыла про экзамены.

Собравшись с мыслями, я села на кровати, пытаясь унять дрожь. Наконец, включила настольную лампу и раскрыла учебник. Мягкий свет заполнил комнату, придавая ей иллюзию уюта, но это чувство было мимолетным.

Словно чувствуя, что я проснулась, в дверь постучали.

— Войдите, — голос звучал слегка хрипло, будто сон все еще не отпускал.

Дверь отворилась тихо, как в замедленной съемке. В комнату вошла тетушка Леваль, как всегда аккуратная, с идеально уложенными седыми волосами и теплотой в глазах. В руках у нее был поднос.

— Я подумала, что ты могла проголодаться, дорогая, — сказала она своим нежным, обволакивающим голосом, в котором всегда была искорка бодрости, несмотря на ее возраст.

— Спасибо, тетушка.

Она поставила поднос на стол. На нем стоял стакан горячего шоколада, от которого поднимался легкий пар, и вазочка с безе, такими хрупкими, что, казалось, они могли растаять при малейшем прикосновении.

— Не сиди допоздна, — продолжила она, внимательно глядя на меня. — Не забывай, что завтра у тебя итоговый экзамен, дорогая.

Я кивнула, стараясь улыбнуться в ответ.

— Спасибо за заботу.

Ее присутствие напомнило мне о детстве: о том, как она играла с нами, когда мама была занята, как решала наши детские споры, как утешала меня после первой неразделенной любви. Тетушка Леваль стала для нас с сестрой настоящей матерью, и даже сейчас, в эти темные времена, она оставалась воплощением тепла и поддержки.

Но я знала: ей нелегко. Я видела, как она старается быть сильной, но каждую ночь, проходя мимо ее спальни, слышала приглушенные рыдания. Это знание посеяло во мне новую силу, непреклонную уверенность.

Я найду Сару.

Август.

Выйдя из кухни с бокалом в руке, я замер у входа в гостиную. На журнальном столике, аккуратно выложенная, словно случайно оставленная, лежала фотография Сары Морэй. Ее взгляд с черно-белого снимка, полный жизни и надежд, казался почти живым, и в нем таилась болезненная ирония: сейчас она была в неизвестности, возможно, в опасности.

Я протянул руку, и фотография, повинуясь моему ментальному приказу, плавно поднялась в воздух, закрутившись, будто подхваченная невидимым ветром. Она подлетела ко мне, и я с легкостью схватил ее, зажав между пальцами, как хрупкое напоминание о той, кого мы ищем.

Снимок отправился в карман моего жилета, а я продолжил путь в библиотеку.

Этот уголок дома всегда был моим убежищем. Когда-то библиотека была гордостью моего семейства, хранилищем знаний, которые мы собирали веками. Витражный потолок, переливающийся мягкими оттенками алого, синего и золотого, наполнял пространство рассеянным светом днем. Вечером, когда солнечные лучи уступали место ночи, загорался мягкий свет настенных ламп с резными бронзовыми абажурами.

Книжные шкафы стояли полукругом, их ряды тянулись ввысь, скрываясь почти под самым потолком. За столетия книг становилось так много, что мы достроили дополнительный этаж, обрамленный коваными перилами. Посредине библиотеки, на мягком ковре, стояло старинное кресло, обтянутое красным бархатом. Оно всегда было повернуто лицом к камину, в котором вот уже 50 лет не разжигали огонь.

Над камином висел портрет. Мой портрет. Молодой мужчина с высокими скулами, строгими чертами лица и ледяным взглядом, который, казалось, следил за каждым, кто входил в это помещение.

Я прошелся вдоль шкафов, выбирая книги, одну за другой. Все, что могло хоть косвенно намекать на разгадку символов, вырезанных на телах девушек, попадало в мою руку: трактаты по магическим рунам, исследования культур разных народов, дневники и заметки древних путешественников. Порой с полок летела пыль, но это лишь добавляло месту ощущение древности и веса истории.

Набрав целую стопку книг, я вернулся к креслу. Разложил тома на мягком ковре рядом с бокалом. Усевшись, я взял бокал в левую руку и сделал глоток, стараясь сосредоточиться, но что-то мешало.

Это чувство было странным, новым. Истории Ленор было недостаточно. Я хотел большего: продолжения, деталей, ответов на вопросы, которые роились в голове.

Я медленно достал из кармана фотографию Сары, глядя на нее так, будто мог увидеть больше, чем видно на первый взгляд. Затем закрыл глаза.

Где ты, Сара? Какова правда, которая скрывается за этими рунами?

Комната замерла, воздух стал густым, почти осязаемым. В голове начали мелькать образы, размытые и неясные, как далекие тени. Я сосредоточился, чувствуя, как внутренний голод к истине заставляет меня копать глубже. Ответы близко. Я это знал.

За обеденным столом повисла тягучая, невыносимая тишина. Воздух казался настолько густым, что его можно было резать ножом, но никто не решался даже вздохнуть, чтобы не потревожить напряжение, которое, казалось, вот-вот взорвется. Мужчина во главе стола, высокий, широкоплечий, с суровым выражением лица, нервно постукивал пальцами по холодной каменной столешнице. Его взгляд — тяжелый, обвиняющий — был устремлен на одну из дочерей. Сара сидела напротив, сутулясь, словно пытаясь спрятаться в себе, ее лицо отливало бледностью, а пальцы нервно крутили вилку.

Ленор, старшая сестра, наблюдала за этой сценой с беспокойством. Она знала, что ужины в их доме редко проходили мирно, но сегодня ситуация, казалось, зашла слишком далеко.

Она откашлялась, пытаясь разрядить обстановку:

— Я сдала экзамен по французскому… — Ее голос прозвучал натянуто, слишком неестественно в тишине. Она сделала паузу, но, не получив реакции, продолжила: — Сдала на отлично, поэтому, возможно, смогу поехать по обмену в Париж.

Отец, однако, даже не повернул головы. Его внимание было полностью сосредоточено на Саре. Наконец, он заговорил, медленно, с нарастающим раздражением:

— Сара, скажи мне, мозгов у тебя совсем нет?

Сара сжалась, как будто от удара. Она все еще смотрела в тарелку, изо всех сил стараясь не поднимать глаз.

— Пап… — начала она, но ее голос прозвучал так тихо, что почти слился с шумом за окном.

Отец, не слушая, повысил голос:

— Нет, объясни мне! Ты пропустила важное собеседование в Гарварде ради какого-то… какого-то конкурса в жалкой художественной школе?! — Его рука ударила по столу, серебряные приборы гулко звякнули.

Сара, вся сжавшись, наконец подняла голову. В ее глазах блестели слезы, но в них был и вызов:

— Хватит! — Вилка с громким звуком ударилась об стол, когда она бросила ее. — Как ты не можешь понять, что я не хочу быть юристом?! Не хочу продолжать твое дело, не хочу становиться мировым судьей!

— Конечно, — отец ухмыльнулся, его голос стал саркастичным, пропитанным презрением. — Конечно, лучше рисовать картинки за копейки, чем получить профессию, которая тебя прокормит.

Сара вскочила из-за стола, сжимая кулаки. Ее лицо покраснело от гнева.

— Да если бы ты не брал взятки на каждом удобном случае, мы бы сейчас ели один рис! — закричала она. — Я не такая, как ты! Я хочу жить честно!

Эти слова обрушились, как молот. Отец резко ударил кулаком по столу, и Ленор, испуганная, вздрогнула. На мгновение ей показалось, что он ударит Сару, но вместо этого его голос стал опасно тихим, почти ледяным:

— Жить честно, говоришь? Отлично. Тогда слушай. — Он наклонился вперед, глядя ей прямо в глаза — Забудь про наши "коррумпированные машины". Отныне ты будешь ходить пешком, потому что это "честно". Забудь про интернет — только книги, потому что это тоже "честно". Все твои карманные деньги пойдут на благотворительность. И можешь забыть о моей помощи в выборе профессии. Раз хочешь честной жизни, живи ее сама.

Он откинулся на спинку стула, наблюдая, как его слова достигли цели. Сара стояла на месте, дрожа от гнева, но ничего не сказала. Затем резко развернулась и вышла из комнаты.

— Я дам тебе возможность самой выбрать благотворительный фонд, — бросил он ей вслед. — Думаю, это будет честно.

После ее ухода за столом вновь воцарилось гробовое молчание. Ленор нервно скользнула взглядом по тарелке, пытаясь прийти в себя, но еда больше не казалась аппетитной. Где-то за окном гулко скрипнула ветка под напором ветра, и этот звук разрядил напряжение лишь чуть-чуть.

В сердце Ленор поселилось глухое чувство безысходности. Она знала, что в этой семье не бывает победителей.

Я открыл глаза спустя десять секунд. В голове крутилась одна мысль: Ленор солгала. Всё, что она рассказывала о своей семье, трещало по швам. Какое-то время я сидел неподвижно, пытаясь связать детали. Ссора между Сарой и отцом явно оставила глубокий след. Но насколько? Как давно это было? Накануне исчезновения? И если так, то почему Ленор утверждает, что отец отвез Сару на машине в школу? Разве он не лишил её этого привилегии в порыве гнева?

Ситуация становилась всё запутаннее. Семейная идиллия, которую описывала Ленор, начала напоминать тщательно выстроенную ширму. Меня не покидало чувство, что за этой ссорой скрывается что-то большее. Вопросы множились: могла ли эта сцена как-то подтолкнуть Сару к решению уйти? Или же она стала последней каплей для кого-то другого?

Книги, которые я собрал в библиотеке, потеряли своё значение. Символы на телах жертв подождут. Сейчас было важнее другое — очистить голову, упорядочить хаос мыслей и попытаться взглянуть на всё с другой стороны. Я поднялся с кресла, оставив пустой бокал на ковре.

Выходя из библиотеки, я почувствовал, как витражный потолок давит своим холодным светом. Пройдя по длинному коридору, я остановился у двери ванной комнаты. Открывая кран, я услышал, как вода начала бежать с монотонным журчанием, размывая мысли. Я медленно умыл лицо прохладной водой, чувствуя, как напряжение слегка отпускает.

В зеркале передо мной отразился человек, который не должен был ошибаться, но внезапно оказался втянут в эмоциональную паутину этой семьи. Моё отражение изучало меня так, словно оно тоже задавало вопросы. "Ложь, недосказанность, тайны," — пробормотал я себе под нос.

Проведя рукой по мокрому лицу, я принял решение: завтра первым делом я встречусь с Ленор. Мы поговорим еще раз. Но на этот раз без масок.