Догоняя рассвет

Глава 11 Зеркальная комната

Убежище в пасти сырого угрюмого ущелья, где бежала река, было одним из нескольких вампирских убежищ, спрятанных в скалах, но именно это — заключенное между высоких крутых обрывов, заваленное давившими друг на друга каменными глыбами, закрепилось как центральное управление жизнью клана. По вырубленным внутри скалы коридорам шаги тяжелых сапог Лироя раздавались отчетливо, с эхом. Преследуемый тенью, он шел в освещении бледных рыжих факелов, явственно чувствуя устремленные на себя взгляды немало удивленных старых знакомых. Сердце билось неровно, Лирою предстояло объяснить свой побег, свое появление в логове и при этом держаться достойно, что было задачей не из простых, — ощущал он себя побитым псом.

Само убежище не доставляло ощущение уюта. Холодные каменные стены были совершенно пусты и бездушны, вампиры и уж тем более их слепо преданные слуги не требовали роскоши, не нуждались в удобствах и предметах мебели, не нуждались в тепле. Их жизнь застыла в неподдающихся времени ущельях скал, и эта суровая, неизменная среда словно тоже постепенно обращала своих темных обитателей в подобие камня. Однако, продолжая идти, Лирой начал замечать некоторые перемены, которые прежде не имели места в однообразных буднях убежища, — мрачные коридоры были увешаны изодранными красными материями, похожими на знамена. Об их значении Лирой достоверно судить не мог, хотя, возможно, вампиры не придавали значения тряпью вовсе.

Логово претерпело изменения в его отсутствие.

Перед входом в зал старейшины, Лироя остановили двое привратников, не имевших никаких отличительных знаков охраны, но определенно выполнявших роль местного караула.

— Я хочу встретиться с Альваром.

Вампиры переглянулись между собой, усмехаясь. Лирой был уверен, что их позабавило его появление, и других причин возникшей веселости не находил. Став объектом насмешливых взглядов, произнеся, судя по всему, невообразимую глупость, он смог сохранить осанку уверенного человека, служащего конкретной цели, и с тем же горделивым достоинством выждать, когда один из привратников вернется с разрешением на аудиенцию.

Зал старейшины был не менее безликим, чем логово за его пределами. Неотесанные стены обдавали кожу ледяным дыханием, в пустоте воздуха каждый шаг звенел, замирая под высоким сводом. Только не слишком умело высеченный в камне трон придавал помещению вид строгости и призрачного подобия торжественности — во всяком случае сомневаться в том, что именно здесь принимались важные решения, не приходилось.

Вот только на грубом троне восседал вовсе не Альвар.

На троне был Оберон.

Молодой, златовласый вампир раскинулся столь величественно, будто мнил себя по меньшей мере принцем. И хоть одежда его была далека от королевских, Оберона можно было запросто принять за человека аристократического происхождения. Покрытое смертельной бледностью лицо делали привлекательным выраженные скулы, пухлые губы, алые глаза, обличающие одновременно остроумие и решимость под смелыми изгибами бровей.

Увидев вампира, Лирой покрылся холодным потом и едва не позволил себе замереть в изумлении. Оберон был его другом, его спасением, его домом. Но он также стал его разрушением, его больной зависимостью. Воспоминания об Обероне сдавили грудь горьким, болезненным чувством, о котором Лирой предпочел бы забыть.

Но Оберон оказался не единственным злом среди медленно сжимающихся стен. На подлокотнике трона, возле вампира грациозно расположилась редкой красоты женщина в зеленом платье, не в духе времени подчеркивавшем изгибы ее груди, тонкой талии и округлых бедер. Венона не принадлежала вампирской расе, впрочем, впечатление, что она была совершенно обыкновенной смертной тоже ошибочно.

Венона владела даром сводить с ума. Сколько людей лишились рассудка под влиянием насланных ею видений, а сколько было до смерти замучено миражами, так страстно желанными, но не имевшими ничего общего с реальным положением вещей. Кроме того, Веноне ничего не стоило заманить в логово сраженных ее красотой смертных мужчин. Внешний облик женщины поистине опьянял — этот черный как смоль шелк волос, эти зеленые лисьи глаза с дьявольским, но оттого прельстительным коварством в свое время сразили Лироя любовью, полной ядовитой сладости. Венона была нередкой гостью в его постели, став проводником в мир любовных ласк.

Сколь чувственной и приятной казалась их связь прежде, столь и противной вспоминалась своей бестолковостью теперь.

Тем временем губы Оберона изогнулись в улыбке, обнажившей белые клыки.

— Кого я вижу? Не иначе блудный сын истосковался по дому. — С деланой радостью протянул он. — Ты пришел не один, от тебя пахнет женщиной. Где же она, Лирой? Почему ты не привел ее познакомиться со своим другом? — в недобром прищуре Оберона отчетливо проскочила тень ревности.

— Перед тобой стою только я.

Оберон повелительно махнул рукой кому-то позади Лироя, заставив Моретта обернуться себе за спину. У выхода из зала находился вампир с ниспадающими до талии огненно-рыжими волосами, при первом же взгляде на которого Лирой неприязненно сморщился. Викто́р — отец интриг всего клана понимающе кивнул в ответ немому приказу и немедленно покинул зал.

— Стоило Альвару выйти воздухом подышать, как ты уже втиснул зад в его трон, — с легкой усмешкой произнес Лирой.

— Альвар здесь больше не имеет право голоса, — беспечно ответил Оберон. — Боюсь, мы его уже никогда не услышим.

Эти гордые слова, произнесенные вкупе с какой-то беглой веселостью, поселили в душе Лироя свинцовую тяжесть.

— Что происходит? — насупившись, потребовал он объяснений самым грозным тоном, на который только был способен, будучи страшно неуверенным внутри.

— Клан ждет изменений к лучшему, — по залу медленным потоком меда растекся голос Веноны. — А радикальные перемены, как и любая борьба, нуждаются в большой отваге, которой располагает не каждый лидер.

— Иначе говоря, Альвару не место на этом троне, — подвел черту Оберон. — Видишь эти красные знамена? Это знамена тех, кто стремится к свободе. Тех, кто желает прекратить прятаться по темным углам, как крысы, и начать брать свое. Альвар заключил сделку с твоим братом, поставив нас в еще более унизительное положение. Это стало последней каплей. Мы — столетние вампиры должны подчиняться воле Моретта? Брать столько, сколько позволит какой-то поганый человек? Я не согласен. А потому настоял на том, что мы можем взять больше. И я приведу нас к большему. — Оберон говорил воодушевленно и искренне, как подобало главе повстанческого движения. — Как видишь, у моих идей нашлись последователи. Я стал тем, кем Альвар никогда не был. И вот где теперь я, — вампир похлопал ладонью по подлокотнику трона, — и где он, — после чего многозначительно бросил взгляд вниз.

Несмотря на объединение в себе самых разных гнусных черт от собственнических замашек до изощренного садизма, Оберон внушал уважение смелостью своих мыслей, умением убеждать и имеющейся твердостью характера, поэтому Лирой легко поверил в то, что вампиру дался переворот.

Но беспокоило совсем иное.

— Что с Рю?

Наконец Оберон поднялся с трона во весь немалый рост и приблизился так тесно, что у Лироя дыхание волнительно застопорилось в легких. Этот шаг всколыхнул забытое чувство сильной, но болезненной привязанности, напомнил о длительной привычке быть с Обероном неразлучным.

— Ты ведь не думаешь, что я убил брата своего лучшего друга? — медленно ведя рукой по щеке Лироя, вампир смотрел на него взглядом, полным милости и обманчивого бескорыстия. — Останься, и я отпущу Рю, простив обиды.

— Я не на настолько сильно его люблю, — Лирой отпрянул от прикосновения.

— Мне следовало ожидать подобный ответ после всех историй, которые ты поведал мне в одну из самых дивных ночей моей жизни, — Оберон не преминул вновь растревожить душу делами прошлых лет.

Отвлеченный давящим на грудь змеем презрения, Лирой не заметил, как на запястья вдруг опустилась тяжесть металлических кандалов. Схватив под руки бедного Моретта, привратники тьмы потащили его из зала.

— В зеркальную комнату, — приказ Веноны эхом разлетелся под каменным сводом, прежде чем за спиной запахнулись двери.

Лирой оказался не в том положении, чтобы сопротивляться двум превосходящим по силе вампирам. Он следовал в покои Веноны, предвкушая оказаться в знакомой, некогда располагающей к отдыху обстановке, обустроенной капризной женской рукой, а кроме того — представлял плен своих отражений.

Зеркала висели на стенах комнаты, стояли возле комода и напротив кровати, но едва ли говорили о чрезмерном себялюбии хозяйки, ведь уверенной в своей притягательности Веноне не требовалось столько подтверждений ее красоты.

Зеркала, в которых Лирой всюду видел закованное в кандалы вампирское отродье, служили инструментом воплощения магических чар.

— Помнишь это место? — неспешным шагом вошла Венона, отпустив вампиров легким взмахом руки. — Что мы видели с тобой в этих зеркалах, предаваясь неудержимому желанию? Ты, я, Оберон, — мечтательная усмешка пробежала по алым губам женщины, — признайся, нам было хорошо.

Лирой не хотел даже допускать мыслей об этом, поскольку с содроганием вспоминал, чем обернулись для него эта долгая тесная связь. Он стоял посреди зеркальных покоев, бросая исподлобья взгляд на Венону, и думал о том, что предпочел бы быть вечно гонимым семьей, чем вернуться хоть на минуту во времена, о которых женщина говорила с улыбкой.

— В вампирах мне больше всего привлекательна похоть. Потворство голоду и желанию своего тела, — вслух размышляла Венона. — Оберон обратит меня, когда моя красота достигнет пика расцвета, и я смогу запечатлеть в вечности свой лучший возраст. А пока я недостаточно хороша для тебя, Лирой, верно? Как быстро ты успел обзавестись подругой и забыть, кто облегчил твое одиночество, — остановившись у зеркала, ведьма взглянула на отражение, в котором возник образ Амари, — мне притвориться ей, чтобы воззвать тебя к тем первобытным чувствам, которые ты испытывал рядом со мной?

— Только если не побоишься спрыгнуть с высокой башни, — ироничным намеком, понятным ему одному, Лирой подсказал, что Веноне не воссоздать ту лихую бесшабашность, что была присуще девушке, сразившей его сердце.

Очевидно, не разобравшись в высказывании, Венона высокомерно задрала нос.

— В этих зеркалах таится прошлое, настоящее и множество вариантов будущего. Тебе интересно, что ждет впереди?

— Надеюсь, бочонок вина и любимая женщина на шелковых простынях.

Венона надула губы. Ее темные брови приподнялись с надменным недоумением.

— Оставлю тебя подумать над другим развитием событий.

И на этом она покинула комнату, двигаясь с неизменной грацией королевской особы. По ту сторону дверей раздался двойной щелчок, заперев Лироя в компании собственных отражений.

Убедившись, что Венона не намеревалась более возвращаться, он нырнул лицом под куртку, чтобы зубами стянуть с ворота сорочки приколотую самодельную отмычку, ношение которой обязывал статус вора, и вставил острым концом в замочную скважину кандалов. Прощупав стержнем внутренний механизм, Лирой начал постепенно поворачивать заколку, повидавшую разных преград и препятствий, пока не услышал звонкий лязг. И хоть звук был обыденностью для вора, умевшего орудовать отмычками, мысленно Лирой все же поздравил себя с очередной победой над запертым замком, как впервые.

Освободив обе руки, он прошелся по комнате в какой-то смутной надежде застать у Веноны что-то полезное и компрометирующее, и то, что Лирой увидел чуть погодя, заставило его прийти в глубокий панический ступор.

В зеркале величиной во всю стену предстала картина с измученным узником в тяжелых цепях. Избитый до синяков, посеревший в неволе, он хрипло дышал, словно каждый вздох, каждый сорвавшийся болезненный стон могли стать последними. Узник медленно повернулся лицом, обнажив утратившие блеск, потухшие глаза, и Лирой не сдержал крика:

— Рэндалл! — в ужасе он не отдавал себе отчета в том, что, бросившись к дядюшке, прошел сквозь зеркальную гладь. — Рэн, что они с тобой сделали? Как это произошло? — Лирой сыпал вопросами и одновременно с этим пытался угомонить дрожь непослушных пальцев, вскрывая замки на цепях.

Должно быть, Рэндалл не слышал его, утомленный пленением. Дядюшка блуждал по лицу Лироя невидящим взглядом, не в силах проронить даже самый короткий ответ. Казалось, что только в ленивом движении глаз еще теплилась жизнь; когда с грузным звоном цепей кандалы приземлились на пол, Рэн лишь немощно дернул руками, как в судороге.

Не покидая возбужденного состояния, Лирой спешил освободиться из покоев, медленно сводивших его с ума. Держа наготове отмычку, он двинулся к двери со злостью и решимостью, с которыми напирал бы на врага, и вдруг поймал себя на том, что не слышит шагов за спиной.

— Скорее, мы должны отыскать Рю, — Лирой обернулся в надежде увидеть, как Рэндалл идет вслед за ним, но вместо дяди застал лишь свой скованный страхом и мрачным смятением образ.

Зеркало приняло обыкновенный вид, отображая то, что было в самом деле — одинокого Лироя Моретта с искаженным растерянностью лицом. Никакого Рэндалла здесь не присутствовало и в помине.

Сколько ни изучай уловки Веноны, никто и никогда не подготовится к тому, что ведьма исполнит на этот раз. Пообещав себе впредь оставаться внимательным, Лирой сосредоточился на вскрытии двери.

По вершинам деревьев гулял ветер. В воздухе ощущалась свежесть ночи и тягучий смолистый аромат молодых сосен. Дремотная природа с монотонным сочетанием звуков наполняла сердце тревожными образами, — затянувшееся ожидание Лироя все ярче рождало в голове мрачные картины его судьбы.

— Как думаешь, у него получится решить все мирно? — за шумом несущейся внизу реки слабоватый голос Амари был едва слышен.

— Я не знаю, — Клайд пощипывал пальцами траву, изобличая поведением не менее тревожное состояние. — Вероятно, у него остались в логове друзья.

Сидя на поваленном дереве с вывороченными наружу корнями, они проводили время за разговором, чтобы унять напряжение.

— Почему он бежал из логова?

— Лирой не любит распространяться о том периоде жизни, — ответил Клайд, — похоже, ссора с каким-то вампиром вынудила его укрыться за стенами Иристэда.

Наверняка Амари удалось бы выведать у Лироя больше о темных страницах его прошлого, озаботься она вопросом чуть раньше. Лирой был так открыт с ней в Ночь греха и пламени, обнаженный целиком до затененных уголков души, что девушка не сомневалась: он бы выдал ей все свои постыдные секреты.

Правда, воспользоваться доверием, чтобы утолить любопытство, стало бы подлой низостью для той, кто обрела себя в дружбе.

— Крест защитит его?

— Главное верить.

— Еще скажи, что освященное оружие наносит не больше урона, чем обычное, — клинок в руке Амари закачался, привлекая внимание пастора.

Клайд красноречиво поджал губы в виде неловкой улыбки.

— Да быть не может! — Амари обожгло возмущение, в котором осталась некоторая доля надежды, что Клайд все-таки умел шутить.

— Ты верила? — в чуть виноватом лице Клайда осторожная усмешка выражала сомнение в том, что девушка серьезно относилась к обряду со святой водой.

— Это было до того, как ты убил мою веру, самый никудышный пастор их всех.

— А ты много их знала?

Клайд переглянулся с Амари, и оба тихо усмехнулись, отведя взгляды в стороны.

Неизвестно, какая сила заставила Амари именно в ту минуту напрячь слух — может, шестое чувство, или выработанная привычка держаться настороже, но шорох, сопровождающийся хрустящими под ногами ветками, доносился до ее ушей все отчетливее.

Амари подскочила на ноги, крепче обхватывая рукоять кинжала.

— Здесь кто-то есть.

Из-за деревьев неспешно, как звери на охоте, к Клайду и Амари стягивались вампиры, рождая внутри боязливую дрожь. Сколько бы Амари ни храбрилась, она оценивала численное, впрочем, и физическое превосходство противников не в свою пользу, помня о силе, которой проиграла, что в пьяном, что в абсолютно трезвом состоянии.

— Пахнет Мореттом, но его здесь нет, — вампир с подобранными в хвост рыжими волосами вышел вперед, объявляя себя лидером компании, — как же так получилось? — бархат его голоса ласкал слух опасным касанием, будто таил в себе острые лезвия.

Амари вертелась кругом, всюду замечая горящие рубинами глаза, возникшие как из самого ада. Крепко стиснув челюсти, она продумывала отражение атаки, но момент готовности неожиданно спугнул Клайд. Схватив девушку за руку, он бросился бежать по наставлению Лироя через заросли кустов, через поваленные деревья, не ища удобной тропы.

Сердце бешено стучало в груди, Амари неслась без оглядки, доверив себя Клайду; за ними с рыком и воинственным воем гналась стая вампиров. Легкие горели огнем, ноги спотыкались о кочки и корни и вновь набирали бег, пока путь впереди на преградило еще множество голодных алых глаз. Вампиры напирали на жертв их зверских инстинктов со всех сторон, заключая беглецов в плотное кольцо.

Задыхаясь, Амари в припадке ажитации судорожно осматривалась, не зная, от кого ждать нападения. Сердце чуть не выскочило от ужаса, когда рука Клайда внезапно и грубо обхватила за талию, рывком прижав девушку к широкой груди.

Сложно представить, что в таком возбужденном состоянии его объятие подействовало успокаивающе, хотя вряд ли Клайд преследовал цель утешить.

— Что за трогательная сцена, — глухо смеялся рыжеволосый вампир, нисколько не запыхавшись в погоне, — даже не хочется разлучать вас. Лирой умилился бы, будь он сейчас с нами.

Не понимая, как толковать слова вампира, Амари старалась не подпустить мысли о худшем. Разумеется, о мирном исходе, на который уповал Лирой, речи не шло.

— А как умирал его брат… это нужно было слышать, — продолжал надвигаться вампир, — я жил ради того, чтобы насладиться криками Моретта.

Клайд крепче стиснул Амари в объятии, безмолвно прося ее не доверять услышанному. Она чувствовала его учащенное биение сердца, точно в груди кто-то бил молотом.

И как из глубин его существа поднимается гнев.

Тем временем кольцо врага постепенно сужалось, упрочняя безвыходность положения.

— Расправиться с вами быстро стало бы расточительством, у нас не так часто появляются гости… — этот выпад стал для вампира решающим.

Не стерпев мерзости его слов, прикрытых ласковой речью, Клайд весь задрожал от ярости. Копившаяся внутри ненависть, которую безошибочно распознавала Амари, вырвалась наружу неудержимым магическим выплеском, опалив округу горячим жаром.

Рыжее, беспощадное пламя в считанные секунды охватило лес, жадно пожирая все на своем пути. Слепящая вспышка огня повергла Амари в ужас, отчего она безотчетно вжалась в Клайда и зарыла лицо в его груди, ища в пасторе спасения от ада на земле.

В небо поднялись истошные вопли. Не менее безумно им вторил ревущий огонь. Находясь в самом пекле пожара, несравнимого с теми, что могли быть в природе, Амари не дышала, не пускала в легкие жалящий воздух. Горячий вихрь пламени и крики вампиров навалились на ее изможденное тело жутким головокружением. Взор начинал мутнеть, и какая-то неизвестная сила потянула Амари вниз, к земле. Ноги подкосились, отправляя девушку в черное бескрайнее забытье.

Логово существенно опустело. Вот что первым делом заметил Лирой, покинув зеркальную комнату ведьмы.

Он не соблюдал осторожности, продвигаясь по тусклым помещениям, сообщавшимся друг с другом коридором. Шаги отстукивали звонкую дробь под гулкими сводами, а биение сердца, казалось звучным и четким в зловещей тишине. К Лирою возвратилось спокойствие, обычно чуждое тому, кто совершал побег, и лишь изредка он вжимался в стену, чтобы убедиться в отсутствии препятствий на пути. Впрочем, расслабленность не лишила его скорости шага, отчего Лирой немедленно достиг здешней темницы, где, по всей вероятности, Рю дожидался смерти.

Как таковой темницей в классическом ее представлении логово не располагало, — в содержании пленных не стояло нужды. Но для внезапных забав томить жертву мучительным ожиданием приговора здесь была предусмотрена клетка из крепких металлических прутьев, способных сдержать свирепого медведя. Ухватившись обеими руками за решетку, Лирой пристально вгляделся в царившую внутри полутьму.

В тяжких побоях, нанесенных с бессердечной жестокостью, Рю забился в углу под покровом теней там, где мрак слегка скрадывал ссадины разбитого лица. Брат поднял на Лироя уставшие глаза, в которых беспомощность боролась с усердием воспрять духом, и покрытые кровью губы дернулись в вымученной улыбке.

— Не ожидал увидеть тебя… — слабый голос оборвался, как натянутая до предела струна.

— Сам от себя на ожидал, — раздраженно сдувая со лба свисавшую прядь, Лирой бился с закрытым замком, пока тишину не разрезал пронзительный визг петель.

Лирой застыл в распахнутой дверце, не решаясь помочь Рю подняться.

— Ранен? Идти можешь? — удостоверился он, скорее, из вежливости к изувеченному брату.

— Справлюсь, — прохрипел Рю, задыхаясь от усилия встать на ноги.

С той же натугой он шел за Лироем, налегая на стены плечом. В каждом шаге отчетливо слышалась боль.

Лирой почти поверил тому, что стечением обстоятельств или каким-то злобным пророчеством свершилась всевышняя казнь, и вампиров разом не стало, но он тут же развеял плоды фантазии, как только посреди всеобъемлющей пустоты навстречу повстречался старый приятель. Бастиан — молодой человек с похожей судьбой нести на себе бремя отродья сверкнул белозубой улыбкой.

— Лирой, неужели вернулся?

— Именно так, — не сбавляя торопливого темпа, Лирой обрушил четкий удар в его голову. От вложенной силы бедняга Бастиан не удержался на ногах и повалился без чувств.

Доносившийся до ушей плеск реки вел из пристанища древнего зла. С ощущением свежего воздуха на лице Лирой выбрался на поверхность скалистого ущелья и на миг позволил себе остановиться, прислушаться к природе, предаться свободе, мечтам, не стесненным влиянием Оберона. Но наслаждение оказалось недолгим — не обнаружив в окрестностях Клайда и Амари, Лирой впал в тревогу; он с ходу не мог взять в голову причин их отсутствия и в панике заметался по округе.

— В чем дело? — Рю смотрел на него, как на человека, лишенного ума.

Лирой присел, коснулся кончиками пальцев выжженной земли, и не находя увиденному объяснений устремился вглубь леса. Рю остался далеко позади, но его существование отныне не беспокоило Лироя и в самой малой степени. Куда больше пугали устремленные в небо черные пики, еще в недавнем прошлом являвшие собой раскидистые сосны, и жуткий пустырь, дымящийся на месте густой чащи. Сожженный дотла в ненасытном огне, отрезок леса, несомненно, захлестнула магия, не оставившая после себя даже подобия сверкающей искры.

— Амари! Клайд!

Лирой не помнил себя от нарастающего до безумия ужаса. Сердце испуганно сжалось, когда под ногами раздался хруст, пробудивший легион мурашек. На Лироя смотрели черные глазницы обугленных останков, вызывая в голове всевозможные картины произошедшего и образы конкретных людей.

Весь дрожа от удержанных слез, Лирой не разрешил себе сдаться. Движимый еще теплившейся внутри верой, что раскиданные по пустырю кости никак не относились к Клайду и Амари, он продолжил искать признаки жизни. А потому возникшее в поле зрения тело, окруженное черными трупами, мгновенно подняло упадший дух.

Амари лежала на земле без движения, почти без дыхания. Бледная, измученная, она чудилось такой маленькой, что хотелось прижать ее к себе со всей любовью, на которую только способно зачерствелое сердце отродья, и качать в объятьях. Лирой опустился рядом с Амари на колени, обвил ее тело руками. Исполненный нежной заботы, он гладил безжизненное лицо, роняя слезы, проступившие не то от облегчения, что поиски были не напрасны, не то от страха за девушку, чувства к которой не мог больше унять.

Веки Амари дрогнули, и на Лироя мутно взглянули голубые глаза.

— Лирой?.. — имя просвистело обессилевшим голосом, словно призрак, но всколыхнуло мужчину до дрожи.

— Да, дева моя, я рядом, — отрезвленный ее пробуждением, Лирой привлек Амари к груди.

— Все закончилось?

— Не знаю, о чем ты говоришь, но похоже на то.

— Нас окружили, — тихо вспоминала Амари, — Клайд выпустил пламя…

— И где же Клайд теперь?

Лирой явственно ощутил, как она вздрогнула. Глаза Амари широко распахнулись в стремительном возвращении сознания, и девушка тут же засуетилась, вырываясь из рук.

На ее лице возникло выражение беспомощной растерянности — состояния, мгновенно передавшееся и Лирою.

— Нужно уходить, — пробасил за спиной голос подоспевшего Рю.

— Но Клайд… неужели он?.. — Амари собрала ладонями горсть пепла, недвусмысленно предполагая смерть пастора.

Лирой, не находивший оправданий исчезновению Клайда, склонялся к тому же.

— Его больше нет, — скорбь сдавила горло петлей, сделав признание гибели брата невыносимым страданием.

Душу сковало холодом от еще не вполне ясного осознания навеки утраченного. Клайд был достойным мужчиной, не менее достойным пастором. И даже более достойным Мореттом. Но если они останутся здесь оплакивать утрату, потери рисковали возрасти.

Оберон не простит поражения.

— Нам следует скрыться в Иристэде, — Лирой взял Амари за плечи и заглянул в ее отражавшие горе глаза, так повелительно и серьезно, что она не могла не прислушаться.

Забрав лошадей, они возвращались домой в безутешном отчаянии. Лирой сжимал в ладони подаренный крест и не верил в то, что близкие сердцу люди могли умирать.