Догоняя рассвет

Глава 14 Тайны являют себя наружу

Если бы обыкновенные смертные узрели Небесную академию во всем ее великолепии, то — какими бы разными они ни были в своей сущности — абсолютно все сошлись бы во мнении, что подобное можно пережить только во сне. Хотя, справедливее было бы уточнить, что каждый видевший Академию взгляд мог оценить только убранство внутренних помещений и невероятный вид на пылающие розовым бархатом облака за высокими окнами; каков был внешний фасад не ведал даже Клайд — новоиспеченный ученик, решительно посвятивший жизнь обители магов.

Под высокими стеклянными сводами коридоров, залов, спальных комнат Академии простиралось столько пространства, воздуха и света, отражавшегося от белых мраморных стен, что невольно вызывало ощущение какой-то совершенно иной, блаженной свободы. Возможно, именно такой и следовало быть свободе в небытие — во всяком случае, Клайд рассудил, что небесная обитель находилась нигде иначе, как на недоступном познанию эфирном уровне мира.

Воистину, как сон. Порождение воображения.

Клайд чувствовал, как магия расходилась по его телу теплой волной, и учился становиться с ней единым целым. Наставник — уже взрослый магистр колдовского искусства, тем не менее сохранивший свежесть и энергию молодости, представлял собой классический образ мага Академии: исполненный тайных знаний взгляд, одежда, расшитая жемчугом и золотыми нитями. Маг вписывался в класс с золоченной мебелью, словно был неотъемлемой его частью.

Справедливости ради, всю роскошь, которую можно представить при описании Небесной академии следовало поделить до «сдержанной».

Клайд тем временем приходил к осознанности. Бушующая прежде внутри него сила начала демонстрировать удивительно уживчивый характер, оказавшись в стенах магического заведения. Клайд прислушивался к наставникам со всем вниманием и показывал себя старательным учеником. Вряд ли тот, кто всю жизнь искал возможность узнать загадку своей природы, вел бы себя как-то иначе. И хотя к сложным техникам колдовства Клайд еще не был готов, он оставался горд тем, что смог приручить неутомимую энергию и заставить ее медленно растекаться до легкого покалывания на кончиках пальцев.

Он проходил азы владения магией и даже представить не мог, на что будет способен через год.

Дверь в класс бесшумно отворилась. На пороге появился покровительствовавший Клайду старец — магистр Эймери в ярком шелковом балахоне цвета закатного солнца. Увидев, как протеже усердно устанавливает связи с самим собой, Эймери виновато кивнул:

— Прошу прощения, что прервал урок.

— Мы как раз заканчиваем, — ободряюще улыбнулся ему маг-наставник. — Клайд сегодня достаточно потрудился.

Выйдя из состояния транса, Клайд отправился следом за Эймери, верно ощущая, что тот искал с ним разговора. Маг шел по белокаменному коридору, заложив руки за спину, и являл собой олицетворение спокойствия и порядка. Клайд не решался заговорить первым.

— Как занятие?

— Весьма плодотворно.

— Что-то гложет тебя? — с прозорливостью, свойственной умудренному опытом старцу, Эймери быстро распознал в его лице зачатки смятенного чувства.

— Почему вы заметили меня только сейчас?

— Мы следим за порядком в мире, — все в той же спокойной манере отвечал Эймери, — за течением жизни и развитием цивилизации, но мало внимания обращаем на людей, как на отдельно взятые единицы. Носителей магии не земле крайне мело, и все проявляют себя в разных возрастах. Тебе долго удавалось подавлять силу либо же прибегать к ней столь неумело и незначительно, что это никак не грозило миру. Однако последний выброс пламени не мог не остаться незамеченным. К слову, очень мощный выброс, могу с уверенностью предрекать тебе судьбу великого мага, Клайд, но у рождения такой силы есть конкретная причина. И она заключена в твоем отце.

Клайд недоуменно свел брови, сраженный искренним замешательством:

— Я родился в семье бедного рыбака, мой отец был обыкновенным человеком.

— Твой настоящий отец — глава совета Небесной академии, огненная стихия передалась тебе по наследству от него, — губы Эймери слегка дрогнули в улыбке. — Спустившись однажды с миссией на землю, он не смог избежать соблазна перед простой смертной, но не знал, что та сразу понесет.

Клайд замер в немой оторопи, не веря семейной тайне, которую открыл ему магистр Эймери. Разве возможно было сходу принять за истину существование живого кровного родственника, да не абы какого, а занимающего высокий пост в обители магов.

— Если мой отец здесь, — неуверенно заговорил Клайд, — могу ли я увидеться с ним?

— Не сейчас, он занят. Когда ты обучишься простейшим вещам, я назначу тебе с ним встречу.

— Но чем же он так занят, что не может встретить своего сына?

— Наблюдает за балансом в земном мире.

Путь, что вбирал тайны их откровенного разговора, завел в стеклянный зал, за стенами которого неизменные облака, освещенные розовым золотом, скользили сквозь вечность и таяли где-то далеко-далеко в безграничном пространстве этого неведомого мира. Магистр Эймери сел среди подушек на полу, скрестив согнутые ноги, и жестом пригласил Клайда присоединиться.

— Известно ли тебе, почему мы пытаемся оградить земной мир от магии? — поинтересовался старец, как только протеже опустился напротив него.

— Баланс? — предположил Клайд на основе недавно услышанного.

— Именно. Представь, что твоя сила достанется во власть, например, императора Аклэртона. Если он не сожжет мир дотла, то начнет успешно манипулировать им, подминать под себя. Баланс же заключается в естественном ходе вещей, понимаешь? Захватив все государства самостоятельно, без магии, император спровоцирует последствия, которые не позволят ему долго удержаться на троне, и мир снова начнет меняться. Но если у него будет такой союзник, как ты, мир неизбежно погрузится в хаос. Здесь, в Небесной академии, нам важно донести до всех магов простую истину: роняя лишь небольшие зерна в историю, мы делаем больше. Нам не нужно кому-то что-то доказывать в земном мире, находясь намного выше.

— Но в земном мире тоже есть маги, — возразил Клайд.

Поглаживая белую бороду, Эймери усмехнулся:

— И они скрываются, верно? Не привлекают внимания Академии своими мелкими фокусами. На земле остаются либо те, кто недостоин обучения, и совет не чувствует в них угрозы, либо отступники, которым известны последствия вмешательства в судьбу земного мира. Стоит им серьезно ошибиться только раз — кара настигнет мгновенно. Потому что мы неустанно следим за ходом событий.

— А если я захочу уйти навсегда? — голос Клайда зазвучал с неожиданным вызовом.

На что Эймери всего-то пожал плечами.

— Тогда двери Академии закроются. Ты можешь попытаться жить, как простой смертный, но, если начнешь жить, как маг, кем ты, впрочем, и являешься, тебя приговорят. Подумай, стоит ли скрывать такой потенциал? Повторюсь: ты можешь стать великим.

Клайд не ответил. Он крепко задумался о том, что будущее великого мага не было лишено удовольствия. Особенно когда оно подразумевало важную цель.

Но еще больше он загорелся идеей встретиться наконец-то с настоящим отцом, единственной родной кровью, которая осталась во всех мирах — небесных и земных.

Когда до Лироя впервые дошел расползающийся по Иристэду слух о том, что делегации императора пришлось задержаться в городе из-за покушения на одного из членов, молодому вампирскому отпрыску ничего не осталось, кроме как досадно усмехнуться. На де Рокара ему было в общем-то плевать, куда более удручал тот факт, что смерть поджидала агента если не от руки Амари, то от чьей бы то ни было другой при любом раскладе событий.

Следовало на вставать у Амари на пути, не навлекать на нее ужас преследования.

Или гордиться тем, что гильдия убийц лишилась такой талантливой марионетки.

Бедный Лирой совсем извел себя разными умозаключениями и разными сопровождавшими их чувствами. Он засел в кабаке «Тромэри» до глубокой ночи, выпивкой усыпляя внутри себя спорившие в унисон голоса, а, возвращаясь домой по темени и в хмельном тумане, вдруг подумал о том, что ему мало, и ворвался в паб «У Рэндалла».

Обстановка здесь выгодно отличалась от тех заведений, в которых Лирой считался завсегдатаем, но именно из-за светлой отделки, безукоризненной чистоты и присутствующих, одетых не беднее бургомистра, Лирой не прикипел к этому месту симпатией, пусть и носившему имя одного из Мореттов.

Он был уже изрядно пьян, когда вскинул рассеянный взгляд на гордо вывешенный портрет человека в годах и кивнул хозяину паба с вопросом, вызванном, скорее, нетрезвым желанием потрепать языком, нежели искренним любопытством:

— Кто это?

Хозяин бегло проследил за жестом Лироя, чтобы понять, о ком речь, и усмехнулся так, словно ответ должен быть широко известен.

— Рэндалл — основатель заведения, названного в его честь.

Лирой слепо прищурился, как будто в изображении лысоватого мужчины с редкими клочками седых волос на голове пытался найти кого-то другого, и даже знал кого именно, но портрет оставался неизменен.

— Нет, это ненастоящий Рэн, — заключил по итогу Лирой, убедившись, что картина в его пьяных глазах так и не обзаведется новыми лицами.

— Разумеется, ненастоящий, — к его радости, подтвердил хозяин, и тут же продолжил: — настоящий уже в могиле лет как сто.

Все складывалось так, что правда оставалась за хозяином: ее подкрепляли и уверенный тон, и дерзкая усмешка и проклятый портрет со стариком в нелепых зеленых подштанниках, представленный на всеобщее обозрение если не потехи ради, то из чувства личного уважения.

Или Лирою проще было поверить в то, что дядюшка солгал ему.

Потому что верить в то, что хоть кто-то остался по-доброму искренен уже не получалось.

Время перевалило далеко за полночь, но в библиотеке дворца Мореттов все еще горели свечи, испуская свет на объятые полумраком книжные полки. Склонив голову над рукописью, Изабель предавалась сомнениям: прельщал ли ее нелегкий и продолжительный труд с долей вымысла столь же сильно, сколь все то, что происходило в самом деле? Изложенная на бумаге фантазия привораживала свой помпезностью и красочностью образов, но вместе с тем в ней напрочь отсутствовала жизнь; лишения и страхи, которые заставили бы колотиться сердца читателей так трепетно и часто, как колотилось сердце Изабель, когда Рю признавался в роковом выборе, или когда Клайд мужественно принес себя в жертву, спасая Амари.

Амари… Ее решимость и бойкий огонь в глазах разожгли в Изабель уверенность, что именно таким должен быть герой ее рукописи: отважным без прикрас, храбрым дать отпор не только врагу, но и запутавшемуся в противоречии чувств другу. Если бы Амари не подстегнула братьев отправиться за Рю, вероятно, с главой семейства пришлось бы расстаться навсегда. А вспоминая робкий поцелуй, Изабель не готова была прощаться.

Она занесла перо над чистым листом, намереваясь вывести строки другой, на сей раз правдивой истории о надеждах, за которыми герои гнались с каждым новым рассветом, и о том, как все светлые чаянья обращались в прах, стоило только приблизиться. Однако, вместо мысли девушка посадила лишь чернильную кляксу, услышав в коридоре звуки громкой ссоры.

— Лирой, подожди! — гремел голос Рэндалла на фоне четких шагов.

Сраженная любопытством — чертой, доставшейся ей от природы, Изабель чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы понаблюдать за развернувшейся сценой. Лирой с налитым яростью лицом стоял напротив Рэндалла и сбивчиво дышал, крепко держась за крест на груди, словно ощущал с ним присутствие Клайда.

— Как ты мог лгать мне? — заходился неистовым криком Лирой. — Как ты вообще мог скрывать от меня такое? У меня остался единственный человек, которому я мог доверять, но, оказалось… Ты… Я… — в переполнившем все существо гневе он не находил слов. И когда попытки говорить в очередной раз обрекли себя на провал, Лирой бессильно всплеснул руками и умчался прочь.

Не успела Изабель вдаться в рассуждение об истоках их ругани, как посреди повисшей тишины зазвучал ленивый скрип дверных петель. Комната Рю отворилась, и Рэндалл обратил на племянника взгляд, в котором вина мешалась с усталостью.

— Я все ему рассказал.

— Что? — не понял Рю.

— Ты знаешь.

Рэндалл развернулся и напряженной походкой двинулся по направлению к своим покоям. Изабель отважилась выйти и расспросить подробности, но Рю обдал ее столь ледяным презрением, отразившимся на его лице, что желания приблизиться тут же поубавилось.

— О чем это он? — выдерживая пренебрежительный взгляд, Изабель вытянулась в уверенную струну, чтобы не выдать, как оскорбительно ей было находиться под волной явственной неприязни.

— Понятия не имею, — пожал плечами Рю и захлопнул перед Изабель дверь.

Он изменился. Рю и прежде не выказывал ярких эмоций, флегматичный характер даже шел его суровому лицу, однако теперь он совершенно замкнулся и только хмуро взирал на всех со стороны, будто ожидал какого-то подвоха. Вернувшись из вампирского логова, Рю стал холоден и неприступен, что никак не уживалось с оставленным на губах Изабель поцелуем.

Лирой покинул дворец, повесив в воздухе ожидание своего скорого возвращения, но он не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Рэндалл молчал. Он совсем поник после ссоры и из уверенного мужчины, не гнушавшимся прибегать к иронии и сарказму, враз превратился в унылого и ослабленного страданиями мученика.

Все в доме перевернулось, и Изабель не знала, что стало тому причиной.

Когда поиски Лироя по кабакам, тюрьмам и бойцовским ямам не увенчались успехом, она всерьез забеспокоилась.

— Что же этот Рэн сказал ему такого, что заставил удариться в бегство? — задумчиво проговорил Рю в ответ на высказанные опасения Изабель, после чего с тем же прибитым раздумьями видом скрылся в своей спальне.

И вновь оставшись на пороге закрытой двери и отчаянья, Изабель впала в безнадежную тоску, еще более ничего не понимая.

— Что происходит? — металась она перед бабушкой. — Лирой исчез, а Рю и Рэндалл до сих пор что-то скрывают!

— С доверием в этой семье всегда было тяжело, — будничным тоном отозвалась Джосет, не поднимая глаз от вяжущих спиц.