Догоняя рассвет

Глава 12 Прощание

Нет ничего более мучительного, чем неизвестность. Покрытая мраком и преисполненная загадками судьба Клайда Моретта отравляла каждую мысль Амари ядом.

Его забрал огонь. Среди без конца сыпавшихся догадок, эта была самой прочной, неоспоримой, как факт. Клайд не оставил следов побега, отрезав основания полагать, что он уцелел. Руководствуясь лишь туманным представлением магии, Амари подозревала, что годами томившийся внутри священника жар всех кругов ада, вырвавшись наружу, испепелил своего хрупкого носителя. Ринувшееся на свободу пламя означало для человеческого существования Клайда настоящую гибель.

Один из немногих, кто искренне хотел нести в мир просветление, он не достоин был такой страшной участи.

Помимо очевидных причин для страданий, грусть Амари обострялась болью, которую причинял сокрушенный вид Лироя. Младший Моретт все чаще безмолвно обращался к кресту, не тая на лице следы скорби.

Посеребренные сиянием полной луны извивы реки безмятежным течением наполняли душу печальным сумраком. Мягкая гладь водной поверхности манила Амари вглубь ласковой темноты успокоить мысли, усыпить все тревоги.

Прячась внизу, под водой, девушка целиком отдалась ощущению легкости и свободы, словно тяготы ее пути оставили тело, и оно научилось летать. В ушах отдавалось биение пульса, — Амари не слушала ни плач сердца, ни голос совести, ни упрямых капризов бросить все и исчезнуть. Только бивший в голову такт. Она держалась до тех пор, пока легкие не вспыхнули огнем от потребности глотнуть воздуха, и вынырнула, всколыхнув тишину ночи.

С пирса на Амари смотрел Лирой, удивив ее несколько неожиданной встречей.

— Порой мне кажется, что я могу отыскать тебя всюду, — усмехнулся он с примесью горечи.

Увидев, как Лирой снимает через голову сорочку, Амари отвернулась. Он вошел в реку, но приблизиться к девушке не спешил. Изможденные чувствами страха, обнаженные, они стояли в отражении неба со звездами и долго молчали, глядя в разные стороны.

Девушка сдалась первой.

Под властью притяжения, имевшего название, но название всячески отрицаемого Амари, она прижалась к Лирою, обняв его со спины, и крепко сомкнула руки на его талии. Ощущение теплого тела поселило в душе чувство уюта.

Ее нежность пробудила в Лирое желание рассказать свою жизнь со всеми грехами и слабостями против соблазнов, без попыток солгать, как на исповеди.

— Когда я впервые добрался до логова, я был одинок. Я не знал вампирских устоев, их правил, обрядов и быта. Оберон взял меня под свое крыло, и тогда я считал день нашего знакомства лучшим днем моей жизни. Мы быстро стали друзьями, но чем дольше длилась дружба, тем все более извращенную форму она принимала. Оберон все настойчивее заявлял на меня свои права, в какой-то момент я стал его собственностью. А ведь я даже не был его отродьем — меня обратил не Оберон. Но он ослеп под жаждой власти, сделал из меня в готового на все раба. Мне потребовалось время, чтобы прозреть и понять: он не станет прежним заботливым другом. И это вынудило бежать обратно в Иристэд. Наверное, мне не следовало искать счастья среди демонских порождений, но я был молод и глуп. Признаюсь, мне сейчас не хватает Клайда. Он был отличной семьей.

— Мне так жаль.

— Знаю.

— Он спас меня.

— И я ему бесконечно благодарен за это.

Лирой развернулся лицом к Амари, бережно взяв ее руки в свои, и обратил на девушку взгляд, проникнутый совершенно трогательной симпатией и беспокойством.

— Амари, когда я нашел тебя в лесу без сознания, то на миг подумал, что потерял навсегда, и это был самый мучительный миг моей жизни.

— Было бы грустно потерять такого друга, как я, — скрывая легкой иронией то, как от его признания сердце забилось сильнее, Амари напомнила об установленной между ними дистанции.

— Верный друг — это большая удача, — Лирой склонил к ней лицо, бесповоротно разрушая намеченным ими границы, вопреки словам.

Они находились так близко и дышали одним воздухом. Вся трепеща перед ним, точно сияние луны на воде, Амари не могла больше сопротивляться чувствам.

— Выходит, познать настоящую дружбу — счастье, — она раскрыла свои губы навстречу его.

— Согласен, — Лирой обхватил девушку и поцеловал, не оставляя больше ни секунды для сомнений.

Как одержимые, они предавались наслаждению взаимной любви. Этот поцелуй был таким сладостным и пьянящим, что сопутствующая ему горечь становилась Амари еще более отвратительной от знания того, что ей с Лироем придется расстаться.

Наконец, настал тот самый день, который Амари предвкушала с первой минуты прибытия в Иристэд. О том, что он настал именно сегодня, девушка поняла сразу же, как только с высоты ратуши заметила тянущуюся из-за горизонта темную ленту походной колонны; в четвертом часу ворота Иристэда пересекли солдаты верхом на лошадях. Легкие доспехи прибывшей вереницы украшали красные гербы Аклэртона, и, хотя никто из всадников не имел особых знаков отличия, Амари знала: среди них едет агент императора — Годард де Рокар.

Делегация остановилась в чертогах бургомистра и была тепло принята со всеми почестями, полагающимися знатным путникам, преодолевшим сложную дорогу из Атроса от порога самого императора. До захода солнца Амари пристально следила за павильонами дворца в ожидании наступления сумерек. От одной мысли о неограниченных возможностях подобраться к агенту, ее охватывал профессиональный азарт. Все зависело от того, как решит повести себя Годард: укроется в защищенных гвардией стенах или не стерпит компании бургомистра и отправится в город — ни что из этого не ставило препятствий Амари на пути к цели. Однако с наступлением темноты Годард де Рокар таки сбросил с себя имперские гербы и покинул дворец в сопровождении двух крепких воинов. Тут-то Амари и оживилась.

Выбирая улицы, где ночь сгущалась в самую беспросветную тьму, Годард тенью проскочил в кабак «Тро́мэри» — не самое престижное заведение, но от того, кто стремился к предельной анонимности, иного ожидать и не следовало. Выбор Годарда был Амари совершенно понятен, и даже принят с большой радостью; девушка призраком скользнула вслед за агентом, заняв удобную для слежки позицию.

Амари притулилась в углу, которого практически не касалось тусклое освещение зала, и продолжила слежку за де Рокаром, требующую пристального внимания. Агент занял неприметный столик у стены и схватился за дубовую кружку. Тем лучше — в хмельном забытье он даже не успеет понять, что с ним случилось. Кинжал в руке Амари нетерпеливо просился завершить миссию, конец которой означал бы возвращение в Блэкпорт, но разум стал холоден с велел ждать более удобного случая.

Амари вновь обрела способность владеть собой и хладнокровие, утраченное за дни, проведенные в Иристэде. Вернувшись к работе, она готова была избавиться от агента с профессиональным самообладанием, и бровью не пошевелив…

— Пока люди боятся одних монстров, другие уже ходят среди них, — только один человек мог подобраться к Амари со спины, не издав ни единого шороха, — вампиры убивают из чувства голода, ради выживания, а люди?.. Сколько тебе пообещали за голову Годарда де Рокара?

Тихий баритон Лироя звучал с заметным самодовольством и даже некоторым наслаждением от того, что, по всей видимости, он знал тайну возлюбленной.

Амари замерла, ощущая, как острые клыки едва царапали ее шею, а горячее дыхание овевало кожу. Не успела она задать вопрос об осведомленности Лироя, как он сам принялся раскладывать все по порядку:

— Я прочел тебя сразу: поразительная ловкость и сила, твои навыки впечатляют; костюм из дорогих материалов, противоречащий истории бродяги. Позволь угадаю, история об уличном театре тебе была навеяна Рю. Как он сказал в день вашего знакомства: это тебе не цирк, девочка? Очень находчиво, Амари. Ты пересекла границу неслучайно, ты проникла сюда как шпион Балисарды, и здесь у тебя есть конкретная цель. Довольно крупная, раз отправили такого подготовленного человека. Одного я понять не мог — какая? Что за задача может стоять в этом проклятом городе? Но ты постоянно следила за горизонтом с башни, кого-то ждала. Кто же такой значимый в военное время мог посетить Иристэд? Не иначе важный представитель императора. Тебе заказали убить агента и, скорее всего, скомпрометировать. Это бы объяснило, почему ты ждала его именно в Иристэде, когда агент должен объехать весь Аклэртон, чтобы составить отчет о готовности и вооружении войск. Полагаю, заказчик придерживается легенды, что в этом отдаленном, но не самом захолустном крае располагается штаб политических заговорщиков против власти. И, должен признать, легенда довольно убедительна. Так сколько тебе пообещали?

Амари и прежде знала, что за саркастическими ужимками Лироя прятался незаурядный ум, но сейчас Моретт показал себя столь сообразительным, что не мог не вызвать у нее восхищения.

— Много, — Амари развернулась к Лирою, чтобы лицом к лицу расставить финальные точки в его рассказе. — Ты прав, только я не шпион. Я ассасин. Разница в том, что меня не волнует политика и, кто выиграет от моих действий, я просто делаю свою работу. У меня заказ на де Рокара. Убить агента и очернить ближайшее окружение императора: генерала, канцелярию, но главное — герцога Ларесского из Ларесса. В письме, запечатанном герцогским гербом, которое сейчас находится при мне, говорится о заговоре с врагами Аклэртона. Это письмо будет найдено на теле де Рокара, иные обнаруженные при агенте документы мне приказано изъять. Балисарде сейчас выгодно исключить из грядущей войны фигуру герцога — он сильный политик, стратег и владелец шпионской сети, его выход из игры ослабит империю. Возможно, не стерпев рядом с собой предателей, работавших на Балисарду, император объявит войну первым и станет агрессором, что развяжет руки другим королевствам; они займут сторону обороняющейся стороны.

— И ты готова обострить военный конфликт за мешок золотых? — Лирой презрительно сощурил глаза. — Скомпрометировать единственного, кто может сдержать кровопролитие? Готова стать свидетельницей затяжной войны, которая будет длиться благодаря тебе? Разве недостаточно боли мы пережили, потеряв Клайда? А теперь представь, как возрастет количество вдов, и сколько детей лишится отцов по одному взмаху твоего клинка.

Лирой положил ладонь на грудь, где под одеждой к телу прилегал крест, как бы ища поддержки у того, что осталось от Клайда, и призывая Амари, обраться к призрачному голосу пастора тоже.

Смерть брата заметно подкосила Лироя, и что-то перевернула в его голове.

Прежде Амари не думала о последствиях. Последствия разгребали ее покровители. Но прежде Амари не знала ужаса потери, ценности дружбы, искры сострадания и радости любви. Нельзя было отрицать очевидного: мир Амари изменился.

Став свидетельницей кровавой бойни в Ночь греха и пламени, и лично ощутив боль утраты, она не готова была стать причиной огромного горя, которое несло собой лицо войны.

Что-то колебалось, требовало остаться и исполнить предначертанное, но, пока внутри говорила обретенная человечность, Амари бросилась прочь из «Тромэри», закрывая за собой дверь в будущее, которым грозил ей Лирой.

Стремглав она неслась до самого дворца Мореттов. Беззастенчиво снарядив в конюшне хозяйскую лошадь, Амари подвела ее к воротам, готовая отправиться в путь, но настигший голос остановил намерение:

— И теперь ты просто сбежишь? — недоумевал подоспевший Лирой.

— Я не выполнила контракт, мне нужно убираться отсюда. Бежать от гнева своей гильдии.

— Останься, — с обреченным стоном выдохнул он.

— За мной придут, я не могу подвергать вас опасности.

— Тогда я отправлюсь с тобой.

— Ты нужен Рю, — начинала раздражаться Амари, — теперь, когда лекарства больше нет, он умирает. Не бросай его в одиночестве.

— Не оставляй меня! — почти взмолился Лирой.

Показавшиеся на его лице страдания, заставили Амари пойти на радикальные меры.

— Очнись уже! Нам не быть вместе, мы из враждующих государств.

— Тебя никогда не интересовала политика.

— Ты вампирское отродье! — вскричала девушка, доведенная до злобы настойчивостью Лироя.

— Раньше тебя это не тревожило!

— Ты правда рассчитывал, что я свяжу свою жизнь с монстром? — выпалила она, в гневном запале не подумав о том, что прибегать к подобным словам не следовало даже из желания вызвать к себе ненависть. — Я испытываю извращенное удовольствие от твоего уродства, но не более. Так что развлеклись и довольно.

Он смотрел на нее без негодования, голубые глаза не тронул отблеск разочарования. Лирой как будто был задет ее словами и в то же время ни на секунду не поверил Амари.

— Можешь сколько угодно убеждать в своем презрении, — серьезно заговорил он, как только смятение покинуло его лицо, — но невозможно отрицать, что тогда, в Ночь греха и пламени, ты любила меня.

Амари вскочила верхом на лошадь, не дав себе времени, задуматься над словами Лироя, и в следующий миг исчезла в облаке пыли.

Пути назад отрезаны. Она не вернется в Иристэд, не распахнет дверей дворца Мореттов. Не скажет Лирою о том, что не любила его в Ночь греха и пламени, и что сейчас, уносясь в бескрайнюю ночь, ее сердце принадлежало только ему одному.