Глава 8 Вовлечение в заговор

В уродливом мире, затянутом тьмою,

Где искры надежды погасли,

Любовь родилась путеводной звездою,

Ведя обездоленных к счастью.

Как ветер свободный, как яркое солнце,

Она проведет через тучи.

Но есть ли смельчак, что с пути не собьется,

И бросится в чувств лес дремучий?


Сон Лироя длился недолго. Проснувшись через пару часов от ослепительного света за окнами, он медленно возвращался в чувства и урывками вспоминал события минувшей ночи. Все казалось каким-то сумбурным, странным, выбивающимся из реальности, как если бы он пережил горячечный сон.

В голове прояснилось, и голос вампира вновь произнес имя — Оберон. Лирой вскочил с кровати и принялся бешено мерять комнату шагами, будто гонимый этим злосчастным, неумолимо преследовавшим его именем. В конце концов не найдя себе места в пустой спальне, Лирой выбежал на улицу, где панику прочь унес ветер.

Солнце с безоблачного неба залило зеленый двор, царившая в округе тишина диссонировала с восставшим воспоминанием о прошлой битве. Тепло утра окутало Лироя невесомым покрывалом, успокаивая. Сев на ступени парадной лестницы дворца, он смог предаться безмятежности.

Оберон все никак не выходил из головы, но его образ — налитые кровью глаза, золотистую волну волос, коварно-развратное выражение в лице Лирой развеивал, как дым, пока мысль не привела к более животрепещущему вопросу.

Непосредственно связанному с ссадиной на сердце…

— У-у-у, покайся, Лирой, а то демоны за задницу схватят и унесут тебя в а-а-ад!

Лирой рассмеялся появлению Рэна. Дядюшка опустился рядом и закурил скрученную из листьев сигару, развевая вокруг себя запах тлеющего табака.

— Спасибо, что не оставил меня им на растерзание.

— О чем разговор, разве я мог дать тебя в обиду? Мы — паскудное отродье должны держаться вместе, — Рэн предложил сигару племяннику, и тот не отказался.

Тайну принадлежности к вампирской расе Рэндалл доверил одному Лирою, и Лирой в свою очередь бережно хранил ее от братьев, которые и без прочих сомнительных поводов настороженно относились к возвращению дяди.

Или им попросту досаждал тот, кто оказывал поддержку Лирою — паскудному, как выразился Рэн, отродью.

В любом случае, будучи единственным знавшим секрет дяди и оттого способным усомниться в его непричастности к набегу вампиров, Лирой не бросил на Рэна и бледной тени подозрения. Кровь добычи Рю они тайно делили вместе, Рэндалл лишен был мотивов убийств. Не говоря уже о том, что вампиров — своих прародителей и убийц полноценной человеческой жизни — он с Лироем единодушно презирал.

Рэн не распространялся о своей истории, но по призрачным намекам и вскользь брошенным фразам Лирой со временем догадался, что судьба выстелила перед ними похожие дороги. Вероятно, непринятие его сущности семьей вынудило Рэндалла так долго скитаться вдали от дома, что вернуться он отважился лишь спустя не один десяток лет.

— Где ты был прошлой ночью? — без задней мысли поинтересовался у него Лирой.

Рэн провел ладонью по коротко бритой голове и устремил взгляд на широкий зеленый двор.

— Взял ящик вина, устроился в гостиной, играл в карты со старухой.

Лирой усмехнулся, представив себе эту картину, в достоверности которой был уверен. Рэн перехватил у него из пальцев сигару и затянулся с тихим треском табака.

— Она может подтвердить алиби. В отличие от твоей подружки.

В жуткой оторопи, пробравшей с головы до пят, Лирой ощутил, как к лицу хлынула кровь.

— С чего ты взял…

— Я же не дурак, сразу все понял. Готов поспорить, она не устояла перед твоим истинным лицом, ты ведь у меня такой красавчик, — Рэн улыбнулся ему и весело потрепал по голове. Даже как-то по-отечески.

Лирой не отказался бы от такого отца, как Рэндалл, будь тот хоть отродьем, хоть человеком, хоть самим господом богом.

Под влиянием слов дяди Лирою пришлось гнать осознание, что в сердце его зародилась любовь, способная погубить все, оттолкнуть от себя девушку, в обществе которой стояла нужда сродни вампирскому голоду.

Он дышал одной Амари с тех пор, как увидел ее. И он вспомнил ее холодность после битвы, которую мог объяснить только развеиванием симпатии в глазах девушки.

— И что планируешь делать с ней дальше?

— Ничего.

— Это твой окончательный ответ?

— А что я могу сделать, Рэн? — раздраженно отозвался Лирой. — Ей нужен такой, как Рю, — ответственный, серьезный, знающий, чего он хочет. Уж всяко без клыков и тяги к крови.

— Мне кажется или я слышу ревность? Считаешь, есть идеальные и достойные любви? В таком случае, никто не достоин любви, Лирой. Все мы не без греха.

Закончив курить сигару, Рэндалл оставил Лироя подумать над сказанным, но тот не поколебался в своем мнении. Страх потерять Амари, потребовав от нее большего, ввергал едва ли не в панику, настолько она была дорога сердцу Лироя, и пока их связывали какие-никакие приятельские отношения, следовало сохранить хотя бы это.

* * *

Прозрачная тень роковой ночи легла на город скорбью и гнетущим страхом неизвестности. Траурный мерный звон колокола разносился с башни храма Святого Зазриела над рекой, скалами, окрестными сопками, задевая каждым ударом безутешные души.

Та ночь похитила много жизней. Ее обходили молчанием, ибо лишь один человек во всем городе знал слова, выражавшие одновременно и сочувствие, и решимость, и надежду на спасение. Служа панихиду по умершим, Клайд молился за упокой душ, за защитников Иристэда, за весь людской род. Просил у неба сил справиться с обрушившимся горем, пока скорбящие смотрели на него в ожидании исполнения молитв, заполнивших своды храма.

Тем временем Амари, примостившись между зубцов башни старой ратуши, не сводила глаз с горизонта. Ветер играл в ее темных волосах, навевал задумчивость и прохладу, и даже сквозь его шумный напор Амари услыхала, как кто-то прокрался на башню и остановился позади. Его тихое присутствие всколыхнуло сердце, но, отнюдь, не волнением.

Этот шаг, это дыхание, эти манеры, считывающиеся по звукам, она знала до мельчайших тонкостей и могла определить их владельца вслепую.

— Знаешь, у меня никогда не было рядом человека, с которым я чувствовал бы себя совершенно свободно, — вкрадчиво заговорил Лирой.

— Каждому нужен друг, — отозвалась Амари, не находя в себе храбрости обратить на него взгляд.

— Тогда я рад, что нашел такого друга, как ты. Я в этом нуждался.

Его слова поселили в душе радость того, как просто они пришли к пониманию и не стали обременять друг друга грузом романтических отношений, казавшихся совершенно не к месту.

— Я тоже, — уже более охотно подхватила разговор Амари. — Я росла в месте, где не было места дружбе, только соперничество, — она обернулась на Лироя, — и я рада, что у меня появился ты.

Он сел на каменный пол, прислонившись спиной к парапету. Оказавшись рядом, Амари привалилась к Лирою и опустила голову ему на плечо. Он приобнял ее одной рукой и прижал к себе ближе.

— Я как будто знаком с тобой всю жизнь, но не знаю о тебе ничего, — усмехнулся Лирой. — Как такое возможно?

— Что ж, — начала излагать Амари с нехарактерной рассказу легкостью, — я родилась, как ни странно, в империи. Наш портовый городок располагался на берегу Малого моря, разделяющего Аклэртон и Балисарду на севере. Когда мне исполнилось десять, город атаковали варвары-скитальцы из племен, не имевших своей родины. Они прибыли с морскими волнами на наш берег и разграбили все. Не уверена, что кто-то выжил после налета. Я бежала, но насколько далеко может уйти девчонка от взрослых, разъяренных воинов? — столкновение с разбойниками Амари припоминала крайне смутно, словно память заботливо скрывала от нее события, способные нарушить душевное равновесие. — Вскоре после этого я оказалась на рынке работорговли, где меня еще нескольких детей моего возраста приобрел себе в обучение таинственный и чертовски богатый господин. Нас перевезли в Балисарду, в город Блэ́кпорт. Там я была зачислена в пансион, где обучалась всему, что знаю теперь. А что случилось дальше, ты и сам знаешь: побег к уличным артистам, пересечение границы, тюрьма, чудной парень с белым лицом напротив меня, и вот мы сидим здесь — говорим о моей жизни.

С минуту Лирой молчал, будто ожидал услышать от Амари более прозаичную историю, после чего улыбнулся ей такой странной, сочувственной улыбкой без присущей ему иронии, что сердце Амари невольно запротестовало решению закрыться от чувств.

— И после всего пережитого ты не утратила способности смеяться.

— Пережить компанию парня с белым лицом было сложнее всего.

Лирой захохотал, запрокинув голову. Его искренний смех с обнаженными клыками был так очарователен, что в ту минуту слова Амари показались ей не такой уж и шуткой.

Знакомство с Лироем действительно стало самым нелегким испытанием.

Прекратив смеяться, он повернулся к Амари и задержался взглядом на ее губах. Обаянию и естественной привлекательности Лироя, носившей неуловимый оттиск хищности, так легко было поддаться, что для сопротивления ему стоило иметь какое-то достаточно сильное внутреннее убеждение. Амари, имев то самое убеждение, прервала их молчание, с каждой секундой становившееся все более интимным, внезапным вопросом:

— Ты совсем не общаешься с Рю?

Лирой закатил глаза и склонил голову набок.

— Стараюсь обходить его стороной. А что?

Интересно, смягчился бы он, узнав о смертельной болезни брата? Амари хоть и задалась этим вопросом, все еще обеспокоенная проклятьем Рю, но искать ответ не стала.

— Ничего.

— Вот и славно, — прошептал Лирой, удовлетворенный тем, что тема не получила развития.

А между тем звон колокола не смолкал, напоминая о том, сколько смертей допустил всего один человек. И этот человек жил во дворце Мореттов. Возможно, обнимал Амари.

Она могла построить десяток догадок, но не найти подтверждения ни единой. Вопрос оставался открытым: кто же из братьев мог пойти на сделку с совестью и предать своих?

* * *

К вечеру Амари бессильно валилась с ног от свинцовой усталости и всего, что рухнуло на ее плечи тяжелой поклажей.

Внутренняя борьба, несущая опасность перемен. Борьба с тьмой, которую Амари представляла собой сама.

Борьба с демоном, и не тем, что убил десятки людей, а тем, что ворвался к Мореттам, спутав все карты, и теперь, вероятно, обдумывал свой следующий ход в этой подлой игре.

Закатное солнце красными лучами зажигало окна дворца, озаряло оранжевыми лучами стены коридора. Чудилось, что в высоком небе над городом янтарные облака горели огнем, знаменуя битву на совсем иной, недосягаемой ступени мира. Отстукивая размеренный шаг по мраморному полу, Амари направлялась к своей спальне, однако распахнутые по пути двери библиотеки заставили ее остановиться. Заглянув в помещение, полное книг, она заметила Клайда и затаила дыхание в тихом наблюдении за ним.

Пастор суетливо перебирал на столе какие-то бумаги и создавал впечатление человека, боявшегося быть уличенным в своих торопливых поисках. С некоторых пор чувство настороженности так плотно въелось в стены этого дома, что Амари ожидала бесшумным присутствием уличить Клайда в чем-то нечестном, сомнительном и, возможно, даже преступном. Но, ощутив за своей спиной Амари, Клайд обернулся к ней без тени смущения и, кажется, напротив, только воспарил духом.

— Амари, хорошо, что ты здесь. Я хочу тебе кое-что показать.

Подойдя к пастору, она увидела вблизи его измученное бессонницей лицо и впервые подумала о том, что Клайд выглядел совсем плохо. Тени залегли под его глазами, лишенными былого блеска, в болезненной худобе проглядывали кости скул. Клайд протянул Амари листы, исчерченные, несомненно, женской рукой.

— Посмотри, — он встал рядом с девушкой, пробегая взглядом по заметкам одновременно с ней, — Изабель достала больше информации чем мы, она вела хронику с первого убийства. В том числе, где и когда были найдены тела. Знаешь, что объединяет эти места? — Амари отрицательно качнула головой, не видя связи в неизвестных ей названиях улиц. — Они все находятся на западе. Абсолютно все. А обнаруженные в других частях города трупы были кем-то перенесены туда.

Амари вскинула на Клайда глаза, требуя от него готовых выводов.

— Запад патрулирует Рю.

— Но один вампир выпал и на наш с тобой дозор.

— И где же мы его встретили? — спросил Клайд с интонацией, призывающей Амари окунуться в события глубже.

— За площадью, — мрачно ответила она. — Они всегда появлялись там.

Клайд долго смотрел на Амари, пытаясь понять, солидарна ли она с ним в невысказанном подозрении.

— Нет, Клайд, — возразила Амари, — Рю не может быть предателем, он убил вампира у меня на глазах в ночь, когда мы впервые встретились. Почему он спас меня, если находится, по-твоему, на другой стороне?

— Очевидно, потому что с ним была я, — из-за высокого книжного шкафа показалась кудрявая голова Изабель. — Иначе мы обе стали бы свидетельницами бездействия Моретта. Рю удобно было поступить правильно, чтобы не вызывать вопросов. Кто вообще позволил вам прикасаться к моим бумагам?

— Сколько тебе известно? — с грозным напором обратился к ней Клайд.

— Теперь не больше вашего, — вздохнула Изабель. — Я подозревала Рю, пока собирала информацию, но прежде это были только мои подозрения.

В сказанном ею Амари услышала явное нежелание изобличать Рю. Вероятно, не выйди они на эту догадку сами, Изабель предпочла бы молчать и впредь.

— Ты должна была видеть, как он вскрывает печать, — глаза Амари недоверчиво сощурились в сторону девушки.

— Я ничего об этом не знаю, — уверенно ответила Изабель. — В ночь, когда Рю спас тебя, я присоединилась к нему в аккурат перед столкновением с вампиром.

— Ты искала Рю по ночному городу? Одна?

— Я была вооружена.

— Такой риск ради пары строк?

— Удивлена? — Изабель приподняла бровь и по-деловому скрестила руки на груди.

Нет, Амари совсем не была удивлена. Внушительная стопка бумаг подкрепляла примером то, как Изабель отдавала всю себя любви к писательскому труду. Амари общалась с ней впервые, но уже узнавала волевую, неукротимую натуру, что делало совершенно явственным следующий факт: как только в городе поползли разговоры о возвращении вампиров, Изабель, скорей, одушевилась интересом, нежели чувством самосохранения.

— И я бы с удовольствием сопроводила его снова, — увидев ответ на свой вопрос в лице Амари, продолжила говорить Изабель, — но Рю дал мне понять, что в дозоре я для него обуза.

— И, кажется, сделал это неспроста, — подхватил Клайд.

— Не вижу в этом умысла, — возразила ему Амари, — он переживает за Изабель.

Амари заметила, как по лицу девушки бегло скользнула смущенность.

— Рэндалл может что-то знать, — задумчиво произнес Клайд. — В один день я случайно застал их вместе, когда дядя в чем-то признавался Рю, и Рю это очень не понравилось. Не исключено, что они прикрывают друг друга.

— Если в дело замешан Рэн, значит, и Лирой, — Изабель схватила чистый лист бумаги и начала скоропалительно вносить заметки. — В Ночь греха и пламени их никто не видел.

— Нет, все не так, — тихо, едва слышно пробормотала Амари, каждое упоминание Ночи греха и пламени нестерпимо резало ее слух, — все это время, с первого дня, как я здесь, Рю пытался склонить Лироя нести дозор. Для чего, если ему куда выгоднее уменьшить потенциальное число свидетелей?

— Потому что… — начал Клайд и запнулся, сомневаясь, стоит ли раскрывать то, что Рю, очевидно, сказал ему лично, — потому что у Рю еще осталась совесть.

Изабель оторвалась от записей, чтобы саркастично окинуть Клайда.

— Какое исчерпывающее замечание.

— Он хотел быть уверен, что в клане останется достойный преемник, — сдался Клайд.

Амари переглянулась с Изабель, обе они посмотрели на смятенного пастора и одновременно нахмурили брови.

— Я понял, — прошептал Клайд, на его лице возникло осознание чего-то важного, — вот о каком преступлении пытался сообщить мне Рю…

Но в минуту его прозрения вторгся раздавшийся со стороны входа голос:

— Заговор и без меня? — прислонившись плечом к дверному проему, за их спинами стоял Лирой. Амари догадывалась, что его вампирский слух не пропустил ни слова их беседы.

— С голубиным пометом на лице тебе было лучше, — издевательски усмехнулась Изабель.

— Необязательно пытаться задеть меня, чтобы я пригласил тебя на свидание, милая, — он приблизился с грацией охотившейся пантеры и, уперев руки в стол по обе стороны от талии Изабель, заключил ее во власть своей напористости, — могла бы просто сказать, что я неотразим.

— Что ж, ты неотразим, Лирой Моретт, — ответила она ему с дерзостью, которая трактовалась как «такой мой ход, и что ты будешь теперь делать?»

— Наконец-то, — криво улыбнулся тот и, взяв за подбородок Изабель, склонился к девушке, вот-вот готовый слить свои губы с ее, — долго же ты сопротивлялась моему шарму.

Качая головой, Амари опустила глаза в бумаги, чтобы не смущать присутствующих возникшей в лице пасмурностью, но прочитать, увы, не смогла ни строчки.

— Амари.

В тщетном старании поймать убегавшие буквы, она не слышала голоса Клайда.

— Амари, — уже тверже повторил Клайд, призвав ее внимание, — соберись, ты нужна мне сейчас.

Она снова перевела взгляд на записи Изабель и растерянно прошептала:

— Я уже ничего не понимаю.

Клайд внезапно накрыл ее руку своей с такой нежностью и теплотой, с какой люди желали в первый раз испытать сладость любовного чувства, и ободряюще сжал кисть.

— Мне тоже не хотелось бы верить в вину Рю, но нам важно добиться правды как можно раньше.

— Ладно, умники, — Лирой резко оторвался от Изабель, отведя в сторону ее лицо пренебрежительным жестом, — тогда объясните, что вообще могло заставить Рю связаться с вампирами? Назовите хотя бы одну причину? Хоть одно уязвимое место Рю, которое могло толкнуть его на такую сделку?

Клайд все еще не убрал свою руку с руки Амари и наверняка почувствовал, как девушка дрогнула в приступе волнения. Он должен был ощущать кожей то, что она знала больше. Все переглянулись между собой и Амари промолвила:

— Рю болен.

Загрузка...