Догоняя рассвет

Часть 2 Глава 13. Одиночество

Забудь печаль, обиды и страданья,

Мой милый друг, мой ангел во плоти.

Когда настанет новое свиданье,

Ты сможешь вновь душою расцвести.

Зачем терзаешь сердце так жестоко?

О, одиночество, прошу, отринь меня!

Или коснись рукой волны высокой,

Губи раба свирепостью огня!

Огненная стихия рвалась неудержимо и безостановочно. Неподконтрольная ни телу, ни рассудку магия отнимала связь с миром по мере того, как покидала Клайда вместе с жизненной энергией. Все затмил собой жар, мышцы горели от натуги. За болью и бившим изнутри пламенем Клайд едва ощущал прижавшуюся к нему Амари. Огонь не касался ни хозяина, ни девушки, которую пастор стремился защитить, как только почувствовал в груди давление губительной силы.

Но скольких он убил в пожаре, не избиравшем врагов и друзей. Сколько жизней унесла его злая магия, поглотившая лес непреоборимой волной…

Она истощила и выжгла Клайда. Казалось, от его человеческого существования осталась только оболочка, а на месте души — тлеющие угли. Клайд безжизненно рухнул на землю, утягивая Амари за собой.

Опустошенный и измученный недостатком сил, он бездумно смотрел на витающий в воздухе пепел и готовился к встрече с дьяволом в Аду. И встрече, в самом деле, суждено было сбыться. Однако не той, на которую надеялся Клайд.

Над ним вдруг навис человек в летах с изрезанным глубокими морщинами лицом. Клайд решил было, что тронулся умом: откуда здесь взяться живой душе? Но старец протянул ему руку, позволив притронуться, убедиться в реальности своего существования.

— Ты должен отправиться со мной, — пристальный взгляд водянистых глаз соответствовал серьезности прозвучавшего тона.

— Куда? — одними губами прошептал Клайд, все еще не доверяя тому, что видел перед собой.

— В Академию, место для подобных тебе.

Клайд начал ощущать себя возвращающимся из долгой летаргии. Растерявшийся разум постепенно пробуждался, в теле вновь разгонялась жизнь, а голос обрел звучание:

— Я не уверен, что… — Клайд собирался возразить старцу и получить от него хотя бы мизерную долю объяснений, но тот заставил его замолкнуть одним своим пронзительным взглядом, недвусмысленно таившем недовольство.

— Ты хочешь обрести власть над магией или нести разрушение? — спросил старец, с нотой какой-то родительской строгости. — Должен предупредить: долго сеять хаос тебе не позволят, — усмехнулся он в белоснежную бороду.

Упоминание хаоса взбудоражило Клайда до нервного содрогания и разом отбросило сомнения.

Хаос — это то, от чего он в страхе бежал всю свою жизнь.

Клайд схватился за руку старика, которая несмотря на внешнюю хилость оказалась не лишенной сил, и отправился с ним в засиявшую неизвестность.

Вот уже минул почти месяц с той злополучной ночи, оставившей Лироя в беспросветном одиночестве, а он все не мог смириться с тем, как чудовищно и беспощадно судьба отняла у него все. Амари зажгла его чуждое любви сердце, не знавшее прежде искренних чувств, сразу, как только ворвалась в жизнь Лироя цветущей весной; а затем окончательно и неумолимо смахнула тепло одним взмахом ножа безразличия. И эта резкость перемен казалась сродни внезапному толчку в бесконечную ледяную бездну, где невозможно повернуть назад. Где не за что было цепляться.

Лирой не знал, в чем искать бальзам утешения. Лишь изредка он обнаруживал в себе силы пообщаться с Рэндаллом, однако долго говорить не мог и предоставлял слово дяде. Рэн не позволял напрочь кануть в отчаянии и хоть немного, но поддерживал дух.

Небо обволокло звездной ночью. В отражении спокойной глади реки чудилось, будто тьма поднималась с глубокого дна вод, готовая ползти по низу отвесной скалы. Лирой сидел на краю утеса, стараясь найти исцеление души в природном умиротворении, но все его существо трепетало в предвкушении, не унимавшем щекочущего беспокойства.

— Это место было моим любимым, — произнес знакомый голос за спиной, окончив ожидание.

Когда Клайд объявился впервые после своей «гибели», Лирой решил, что наблюдает злое наваждение, насланное самим дьяволом. Сомнительнее живого образа брата отзывалась только его история, граничившая с бредом сумасшедшего человека: Клайд с упоением предавался рассказам про Небесную академию магов, что витает над облаками, сокрытая от глаз простых смертных, и не находил в своих словах нелепости. Понадобилось время, прежде чем Лирой убедился в том, что брат — не жуткое видение, и смог, наконец, встретить его со счастливым сердцем.

Но счастье длилось недолго.

Клайд отрекся от семьи и от службы Всевышнему, целиком посвятив себя Академии. Сколько бы сей факт ни омрачал, нельзя было сказать, что это решение не пошло ему на пользу: брат заметно похорошел. Он приобрел здоровый и свежий вид, а красота его расцвела, как задремавший цветок, дожидавшийся нежного рассвета. Сутану Клайд обменял на дорогой черный костюм, расшитый золотыми нитями; повисший на плече тяжелый алый плащ около шеи был покрыт соболиным мехом, необходимым ни столько ради того, чтобы греть в прохладную ночь, сколько для обозначения совсем иного статуса. Лирой не знал, как уж там выглядели маги в Небесной академии, но Клайд создавал впечатление герцога, а то и вовсе особы королевских кровей. Новые одежды безоговорочно шли его утонченному, но строгому лицу, однако совсем не располагали Лироя.

У него оставались поводы относится к Клайду с некой толикой негодования.

— Принес?

Клайд с готовностью протянул флакон с сияющим янтарным содержимым. Сколько бы Лирой ни злился на брата, отрицание выгоды от его приобщения к магам стало бы настоящим свинством. В Академии — где бы та ни находилась в самом деле — могучие ученые умы вывели совершенное лекарство от черного проклятья почти сразу, как только болезнь начала заползать в человеческие тела.

Очевидно, делиться им маги не торопились из каких-то эгоистических соображений.

Дабы не расставаться в тяжелом молчании, Лирой неловко обронил вопрос:

— Как твое обучение?

— Первые уроки скучны, но я уже чувствую связь магии со своим телом.

Лирой угрюмо кивнул, дав понимать, что услышал.

— Все еще злишься на меня?

— Помоги Амари, — Лирой порывисто сделал шаг к брату, — ты ведь можешь уничтожить ее треклятую гильдию! Избавь от преследования…

— Мы это уже обсуждали, я не могу, — сурово осадил его Клайд. — Я теперь принадлежу Академии и должен подчиняться правилам: вторжение магов в земные дела недопустимы. Если я истреблю такой значимый орган, как гильдию ассасинов, то потеряю все, — он печально склонил голову и продолжил тоном, требовавшим проявить понимание: — у меня появился шанс узнать, кто я такой, кем были мои предшественники, и что делать с той силой, которая ввергала меня в страх на протяжении всей жизни. Не заставляй меня.

— А я на протяжении всей жизни просто пустое место, — Лирой пронзил его острым взглядом, в которым одновременно схлестнулись ненависть и печать. — Единственный человек, рядом с которым я мог не стесняться себя, находится в бегах, а может, и вовсе мертв. Мои братья отвернулись. А я какого-то дьявола прикован к Иристэду и сопротивляюсь своей темной стороне. Я совсем забыл вкус человеческой крови, Клайд, но, говорят, он прекраснее всех вин, когда-либо касавшихся губ смертных…

— Прошу тебя, прекрати, — между бровей Клайда прорезалась глубокая морщина.

— С чего бы? Я разве не вампирское отродье?

— Лирой, — с виноватым видом обратился Клайд, — я и без того делаю больше допустимого, приношу лекарство, которое еще пока не должно попасть в руки человечества. Ты не представляешь, как я рискую.

В ответ Лирой громко расхохотался, и смех его переливался искрами безумия.

— Так ты у нас занял место бога? Вы решаете, куда затянет нас течение жизни, и какое время лучше для появления лекарств?

— Люди должны искать лекарства сами, — спокойно возразил Клайд, очевидно, говоря словами какого-то мага, но не своими собственными.

Лирой бессильно взмахнул руками, поняв, что беседовать здесь больше не о чем.

— Ты предатель, Клайд.

— Мне жаль, что так вышло с Амари, — не нарушая прежнего спокойствия, ответил тот, — она призывала нас не судить, возможно, однажды ты последуешь ее совету.

Холодно распрощавшись с Клайдом, Лирой вернулся во дворец с неприятным осадком на душе. Стараясь не отягощать себя состоявшимся разговором, он сразу же отправился к Рю. Стуком уведомив о появлении, Лирой вошел в комнату.

Рю не спал. Брат лежал в кровати при куцем свете зажженной свечи и смотрел на Лироя изможденным в болезни лицом. Немощность, свалившаяся на Рю, приковала его к постели и лишила дом значимой части дохода — стоит ли говорить, что охоте пришлось положить конец.

Обремененный долгом ухаживать за старшим братом, Лирой оставался в Иристэде вопреки ярому желанию ринуться из города прочь. Бросить Рю бороться с тяготами проклятья без опоры на плечо родного человека — или пусть даже не совсем человека — виделось Лирою жестоким даже после всех пережитых разногласий.

Страдая от разлуки, Лирой осознавал, как мучительно одиночество, и не хотел бы оказаться на месте Рю.

Он поставил пузырек на прикроватный столик и без особой радости в лице помог взбить подушку. О здравии Клайда и его жизни в Академии как обычно не обмолвился ни словом — это оставалось секретом исключительно двоих.

— Лекарство помогает?

— Как видишь, я все еще здесь, — сухо отозвался Рю.

Он глядел на Лироя с напряженным любопытством, будто собирался о чем-то расспросить его, но размышлял — стоит ли. Заметив к себе повышенный интерес, Лирой сделал первый шаг:

— В чем дело?

— Мне ненавистно твое унылое лицо. Все еще убиваешься из-за девчонки?

— Это не твое дело, — резко отчеканил Лирой, возмущенный высокомерием в тоне Рю.

— Веришь, что она сбежала из-за преследования? — хрипло рассмеялся тот, казалось, из последних сил. — Такие, как она, преследования не бояться. Девчонка сбежала, только потому что ей было противно находиться рядом с тобой — нелепой насмешкой природы.

Лирой весь задрожал от ярости и с силой сжал кулаки, чтобы подавить поднявшийся внутри жар. Нанесенное оскорбление поразило жестокой правотой, и более того — правотой, звучавшей устами Рю.

— Закрой рот, — угрожающе зарычал Лирой.

— Признай, она слишком хороша для мерзкого кровососа…

— Ублюдок! — вскричал Лирой. — Ненавижу тебя!

Он готов был всадить кулак по насмехавшейся физиономии Рю, но вовремя остановил себя силой воли и вылетел из комнаты в гневе, вызванном тем, что в словах брата определенно было сокрыто зерно истины.

Лирой — монстр, а в сказках, что так поучительны, у монстров единый конец. И вовсе не тот, что гласил о долгом и счастливом будущем.