Догоняя рассвет

Глава 19 Решающая битва

— … покровительством сохрани смиренного раба твоего, защити от сетей дьявола и дай сил противостоять испытанию. Во имя твое святое молюсь. Аминь.

Обратившись к богу вполголоса с молитвой о том, чтобы людям было даровано заступничество, и, раскаявшись в своих грехах в последний раз, Клайд осенил себя крестным знамением и, вставив кинжал в ножны на кожаной портупее, вышел из комнаты. Войдя в зал, он прежде всего увидел Амари, — девушка дожидалась его на стуле возле зажженного камина и отстраненно смотрела в огонь, словно взор ее приворожили призраки. Клайду показалось, что причина задумчивости Амари известна, во всяком случае, догадка, что ее мысли занимал Лирой, пришла сразу же.

Клайд и сам не хотел биться с братом, отказывался брать на душу еще один грех, но выбора не было. Если сражение столкнет его с Лироем, придется забыть о сострадании, и, что сложнее, — забыть о семейных узах, к которым Клайд проникся особыми любовью и доверием.

В зале появилась снарядившаяся клинками Изабель, что напрочь выбило из головы Клайда размышления о нравственности.

— Изабель, оставайся здесь, — остановил он девушку, мягко взяв за плечи, — запри окна и двери…

— Я умею владеть оружием, — с вызовом возразила она, изъявляя готовность броситься в бой наравне с остальными.

— Именно поэтому я и прошу тебя остаться, — ласково улыбнулся ей Клайд, — иначе, кто будет оберегать Джосет?

Изабель хоть и помрачнела лицом, но все же, недолго думая, согласно кивнула. Клайд успокоился, что девушка не восприняла такой расклад вещей как пренебрежение к ее навыкам обращения с клинками. В конце концов Изабель росла вместе с мальчишками, и проявленный с детства интерес к спаррингам не мог не разгореться в ней до желания однажды проявить себя в настоящем сражении.

— Я обязательно тебе обо всем расскажу во всех подробностях, — попытался ободрить девушку Клайд, точно в благодарность за ее здравомыслие.

— Обещаешь?

И здесь-то Клайд дрогнул в неуверенности. Он сомнительно поджал губы и чуть улыбнулся, не теряя перед Изабель видимости приподнятого расположения духа.

— Не я, так Амари, — пожал плечами Клайд.

— А ты-то, интересно, куда денешься? — включилась в разговор Амари, одаривая Клайда усмешкой из-за плеча. — Туда-сюда не набегаешься, — она указала подбородком вверх, как бы намекая на лучший мир.

Клайд ответил ей кривоватой ухмылкой, умолчав о причине, которая могла сделать эту ночь завершением его жизни. Если битва примет затруднительный оборот, Клайд не сможет не прибегнуть к магии в масштабах, заметных Академии. Совет незамедлительно приговорит его к смерти, но эту жертву Клайд готов был принести без страдания и страха. Возможно, вся его жизнь должна была свестись именно к этому моменту, дарующему шанс искупить все совершенное зло и уснуть последним сном с очищенной душой.

— Лошади готовы, — объявил Рэндалл.

— Вы вернетесь вместе и все расскажете, — приказной тон Изабель решительно исключал иной исход, — а я напишу о вашей победе пару-тройку стихов, которые украсят мою книгу.

Клайд утвердительно кивнул и отправился было к конюшне, как вдруг Изабель остановила его, схватив за рукав куртки.

— Отомсти им за Рю, — процедила она со всей ненавистью, которую только могло испытывать женское сердце, раненное потерей возлюбленного.

Клайд не мог обещать ей месть в том смысле, который подразумевала Изабель, но он точно знал, что в грядущую ночь сделает все, чтобы истребить врага.

Верхом на лошадях и с оружием наготове, Клайд, Рэндалл и Амари помчались к центру Иристэда. Чем темнее становилось небо над городом, тем все более приближался час нападения вампиров. На улицах постепенно зажигались фонари, как в самый обыкновенный вечер, но Клайд отчетливо ощущал тревожный трепет каждого рожденного огонька.

— Какой план? — спросил Рэн, несясь быстрым ходом на лошади.

— Нет никакого плана, — Амари хлестнула поводьями, обгоняя.

Отчего-то именно этому ответу, внушившему бы любому другому неудовлетворение, Клайд готов был довериться.

Достигнув Асиденской площади, Амари соскочила на землю и стремительно двинулась в сторону фонтана. С чрезвычайным недоумением, а вместе с тем и любопытством Клайд наблюдал, как девушка бесцеремонно взобралась на мраморного льва и, схватившись за венчающую его корону, вытянулась во весь рост, чтобы громко провозгласить:

— Слушайте все! Бейте тревогу, разнесите весть, что вот-вот на Иристэд хлынет полчище вампиров!..

Вероятно, в Иристэде только так и следовало поднимать всеобщий переполох. Клайд заметил, как на шум к площади начали стягиваться гвардейцы и тоже поторопился спешиться.

— А ну слезай! — прикрикнул на Амари страж порядка, но девушка будто не замечала его.

— Заприте двери и окна, готовьтесь защищать свои дома! Или выходите сражаться!

— Почему мы должны верить тебе? — донесся чей-то возмущенный голос из открытого окна дома.

— Потому что я из клана «Алая сталь», который защищает вас испокон веков!

Прозвучавшие слова были настолько преисполнены гордости, что Клайд и сам ощутил себя частью чего-то большего, чем просто одним из последних Мореттов. Видя, что пылкие речи Амари по-прежнему не расположили гвардейцев, Клайд словил одного из них с требованием, не допускавшим возражений:

— Пошлите за капитаном де Бо, он нужен мне срочно.

Сквозь поднявшийся над площадью гул встревоженных голосов, — надо отдать должное: Амари удалось быстро навести панику, которая, вероятно, уже разрасталась по городу со скоростью пожара, — внезапно загремел такой властный голос, что все тут же притихли:

— Что здесь происходит?

Капитан гвардии де Бо направлялся к Клайду с позолоченной шпагой наперевес; его грозный взгляд не предвещал любезных бесед.

— Господин, девчонка беснует, что на город готовится атака вампиров, — сообщил ему подчиненный.

Де Бо всмотрелся в лицо Клайда, сохранившее всю серьезность. Капитану хватило меньше минуты, чтобы прочесть по упрямым серым глазам то опасное положение, в котором все они оказались. Де Бо развернулся к гвардейцам, и вид его в мгновение исказился яростным негодованием:

— Так какого рожна вы все еще здесь стоите? Вам Ночи дьявола было недостаточно недоумки? Срочно звоните в тревожный колокол, все должны быть предупреждены! Сообщите бургомистру. Всю гвардию привести в боевую готовность.

Как только гвардейцы разбежались выполнять поручения, Амари спрыгнула с фонтана и присоединилась к разговору с капитаном.

— Как будем действовать? — обратился к ним де Бо уже с рассудительным спокойствием.

— Мы не знаем, с какой из застав они зайдут, — отвечал Клайд, — но атака будет быстрой. Лирой должен подозревать, что в городе есть тот, кто сможет восстановить охранный купол и отрезать шанс на успех.

— Верно, должен. — Мрачно подтвердил внезапно приблизившийся Рэн.

— Ждать их со стороны главных ворот не стоит, предсказуемо. С севера тоже — там отвесные скалы, — рассуждала Амари, — но в любом случае весь гарнизон должен быть наготове. Предлагаю рассредоточить основную часть войска недалеко от центра Иристэда. Когда станет известно, с какой стороны происходит нападение, люди на заставе подадут знак колокольной башне, по условному числу ударов станет ясно, куда бросить все силы. Так мы не потерям время и сможем быстро сгруппировать гвардию в нужном направлении.

— Значит, надо как можно скорее увести людей с окраин на север, — добавил Клайд.

Де Бо щелкнул пальцами, призвав к себе подчиненного. Едва капитан успел отдать распоряжение, как разбивающий воздух звон колокола начал извещать горожан о близившейся беде. Клайд в это время думал о том, что огнем в руках смог бы сделать бой менее изнурительным и все более воодушевлялся желанием отправится по пути искупления.

— Пусть так, — согласился с Амари де Бо, вынужденный говорить громче. — Как вскрываются эти ваши печати? Возможно, мы смогли бы устранить Лироя еще на подступах к воротам.

— Он сможет воспользоваться заклятьем с небольшого расстояния…

— Но мы ничего не увидим, — закончила за Клайда Амари. — Давайте не тешить себя пустой надеждой, Лирой опытный вор, он шныряет по теням, будто благословленный самой Амалеей, и умеет подкрадываться без единого шороха. Мне это хорошо известно.

— Этот парень ускользнет от самого дьявола, — согласился де Бо. — Он сбегал из-за решетки бесчисленное множество раз, и каждый был для него игрой.

— Разумеется, если кто-то сможет уловить его, то необходимо прикончить на месте, — сухо подытожила Амари, даже не моргнув от произносимых ей ужасных слов.

От озвученной вслух жестокости, — все-таки речь шла о том, кто своими решениями все еще селил в сердца близких боль, — Клайд напряженно переглянулся с Рэндаллом и готов был держать пари, что лицом выражает ту же горечь отчаянья, что и дядюшка.

— Что-то еще нужно знать? — уточнил капитан напоследок.

— Как и сказал Клайд, на долгую осаду не рассчитываем, атака будет стремительной. Они готовились заранее и будут свирепее, чем в Ночь греха и пламени.

— Тогда пора разделиться, чтобы подать знак колоколу, — заключил Клайд.

— Отправишься на восток, Рэндалл на запад, к главным воротам, я останусь на юге.

На том они сошлись. Однако, Клайда поразила мысль, которую он спешил обсудить, прежде чем собравшиеся начнут занимать посты.

— Капитан, когда начнется нападение на западе либо на юге, от ваших людей потребуется сдерживать врага до моего прибытия, но после — каждый беспрекословно должен будет отступить.

— Что ты задумал, Клайд? — нахмурился де Бо, предчувствуя что-то недоброе.

— Послушайте меня все, это важно…

— Колокол смолк, — тихо прошелестел Лирой, когда окрестности Иристэда вдруг объяла глухая тишина, сквозь которую не сразу даже прорезался щебет ночных птиц.

Притаившись в черной тени скалы, Лирой лежал совершенно недвижим и наблюдал за заставой. В его голове строился план своих действий, в основном сводившийся к тому, как незаметно подобраться к воротам и избежать внимания засевших на аванпосте гвардейцев. К счастью, ночь была на его стороне и, покровительствуя Лирою, даровала возможность раствориться во тьме с ужасающей неразличимостью, стать призраком, мелькающим словно в пылу разыгравшейся фантазии. Лирой готов был выдвинуться вперед, не отступая от своей решимости.

— Значит, они ждут нас.

По правое плечо сидел Оберон. Сунув руку за пазуху плаща, он вынул предмет, напоминавший металлический шар, небольшой, но удобно вмещавшийся в ладонь, и протянул Лирою со злорадной улыбкой на губах.

— Чуть не забыл, привет от Альвара.

Шар оказался неожиданно тяжелее, чем Лирой рассчитывал, и, лишь повернув в руке, парень обнаружил вкрученный фитиль.

— Что это за потешная малышка? — усмехнулся Лирой.

— Эта малышка разнесет ворота в щеки, ты уж поаккуратней с ней. В свободное от обязательств время, иначе говоря, неприлично продолжительный срок Альвар изобретал адский порох; взрывная мощь немыслима. Хоть что-то полезное он оставил после себя.

Покрытые лесом скалы вновь погрузились в безмолвие. Ветер шелестел листвой деревьев, будто создавая обманчивое впечатление безмятежной ночи, усыпляя бдительность врага и позволяя застать его врасплох. Еще несколько минут Лирой сверлил взглядом заставу в поисках признаков чего-то необычного и, не найдя себе препятствий, поднялся.

— Сначала печать, затем порох, — в последний раз суммировал Оберон. — Пока все будут оглушены взрывом, врываетесь стремительно. В первую очередь займетесь выжившими и можно двигаться далее. Времени у нас до рассвета, после — дело за Веноной. Я предупредил ее еще три ночи назад.

— А если не успеем?

— Значит, в следующий раз наберем побольше пороха, — пожал плечами Оберон, не сменяя приподнятого настроения. — Но я все же рассчитываю завершить бой сегодня. И Лирой… — вдруг спохватился он, — нам не нужны те, кто знают охранное заклятье. Ну, ты понимаешь.

Раздавшийся в ответ смешок прозвучал зловеще. Убить Рю, Рэна и, возможно, Клайда, если тот не вздумает пропустить столь значимую заварушку, не представлялось Лирою невыполнимой задачей, когда все вышеперечисленные готовы были сделать с ним ровно то же самое.

— Надеюсь, ты будешь осторожен, — голос Оберона зазвучал неподдельной озабоченностью, — мне не хотелось бы терять тебя, особенно после нашего воссоединения. Впереди еще столько радости, которую нам предстоит пронести через годы этой удивительной дружбы.

Лирой остался впечатлен его искренностью, более того — крайне одухотворен тем, что являлся для Оберона не орудием достижения желаемого, а тем, кого ждут дома с трепетом и беспокойством.

Это чувство Лирой испытал впервые на своей памяти.

Однако нельзя больше терять крупицы драгоценного времени, когда каждая секунда приближала губительный рассвет. Лирой кивнул Оберону и, неся в руках адский порох, вышел на дело.

Город затаился в ожидании атаки и замолк, настороженно прислушиваясь к замершей округе; казалось, что каждая хвоинка кипарисов опасливо подрагивала в напряженном воздухе.

Рэн примостился на крепостной стене у главных ворот и с тихой грустью размышлял о том, как так получилось, что он стал сам себе врагом? Рэндалл или, как уже теперь известно, Лирой другой судьбы, порождение страшного колдовства, сомневавшееся в справедливости собственного существования, впервые не принял сторону настоящего прообраза. Совершивший достаточно преступлений, причинивший боль множеству людей и подглядевший в ведьмовских зеркалах, как могло быть иначе, он не хотел больше причинять горе, сбегать из тюрем и томиться в них снова или вовсе погибнуть за идею, полностью им отрицаемую.

Рэндалл не выступил бы против семьи ради господства расы, к которой принадлежал более, чем к человеческой. Он понимал, какой ценный дар обрел, покинув зазеркалье, и планировал распорядиться вторым шансом по совести. Поэтому теперь сидел на крепостной стене, весь обратившись в слух, и предвкушал вот-вот внимать сигнальному звону колокола.

Рэн отчетливо помнил, как доверие разгорелось в его сердце, когда он наедине с Рю увидел призрак заботливого чувства, так тщательно скрываемого старшим братом за внешней отчужденностью. Ненависть Рю была направлена ни столько на самого Лироя, сколько на свою неспособностью занять место отца и добиться тех же результатов, признания, вселяющего трепет уважения. И осознав эту злобу, порожденную отчаяньем, Рэн готов был негласно простить Рю и в знак отпущения вины решил открыть брату свою тайну.

— Что бы со мной ни произошло, обещай, что не оставишь его. Не бросишь скитаться по улицам. Натолкнешь на верный путь.

— Хорошо, обещаю. — Рэндалл замолк в нерешительности сказать правду, однако все же собрался с силами, чтобы исполнить задуманное. — Рю, я должен тебе признаться. Но это останется только между нами.

Увидев в суровых голубых глазах, что Рю готов отнестись к разговору со всей ответственностью, Рэн продолжил:

— Попытайся поверить мне. Это будет непросто, но… я и есть Лирой. Сразу отвечу: всему виной колдовство ведьмы, с которой он связался, скитаясь среди скал.

Рэн пытался объяснить ситуацию Рю настолько, насколько понимал сам, и наблюдал, как с каждым новым словом лицо брата темнело в хмурой задумчивости. Рю не готов был верить в столь невероятные, — справедливее даже сказать — дикие вещи, но и отрицать не спешил, что вселяло в сердце отрадную надежду.

— У Лироя есть шрам на правой ноге… — наконец заговорил Рю, не выказывая видом ни беспокойства, ни возмущения.

— На левой, — мигом поправил Рэн. — Ниже подколенной ямки.

Рю недоверчиво прищурился в ответ на неудачную попытку провести Рэндалла.

— И где он его получил?

Рэн принялся продираться через воспоминания, хранящиеся словно под слоем многолетней пыли.

— Мы с тобой воровали виноград во дворе мадам Сорель, когда мне было пять лет, а тебе, соответственно, десять. Возвращаясь, ты помогал перелезть через ограду, там-то я и зацепился за гвоздь, поранив ногу…

— Дьявол меня раздери, Рэн! Ты шутишь? Это невозможно! — взревел Рю в эмоциях, которых, вероятно, не ожидал от самого себя, ведь о той вылазке было известно лишь двоим. И Рэн знал почему: перепугавшись, Рю уговаривал маленького Лироя молчать о ране и всячески скрывать, иначе им обоим пришлось бы сознаться требовательному отцу в воровстве и подвергнуться беспощадной порке.

— Тише! — шикнул Рэндалл, опасаясь, что кто-нибудь может услышать их.

— Проклятье, Рэн или как там тебя? — понизив голос, прорычал Рю. — Как я могу доверять тебе? Ты даже не член семьи. Да что ты вообще такое?

— Не член семьи? А кто я по-твоему? В сущности, я даже ближе того, кем представился, но оставим для других все, как было. Ты хотел, чтобы я присмотрел за Лироем? Я сделаю это! И после всего, что тебе стало известно, Рю, ты не должен сомневаться в моем обещании.

Похоже, все сказанное Рэндаллом в совокупности заставило Рю успокоиться.

Лишь две вещи теперь терзали сердце Рэндалла в мучительном сожалении: гибель Рю и невыполненное обещание…

Из гнетущей печали его возвратил донесшийся грохот. По городу прокатился столь мощный раскат, что невольно произвел впечатление взрыва уничтожающей силы. Рэн подскочил на ноги, как ужаленный, и развернулся в сторону Иристэда. Медь колокола заговорила оглушительным звоном: один удар, второй.

Вторжение началось на юге.

Рэн немедленно бросился со стены, вскочил в седло и помчался во весь дух.

Амари взбегала на южную крепостную стену, когда землю сотряс всесокрушающий взрыв и

волна страшной силы снесла девушку с ног против ее воли. Амари отбросило в сторону от разломанных в щепки ворот, и болезненный удар о камни, простреливший все тело, погрузил ее сознание в мучительный зыбкий полусон, напоминавший приступ горячечного бреда: Амари не понимала, где находится, не могла нашарить в памяти события, которым должна принадлежать; сквозь вязкий морок до нее глухо доносились звуки яростного сражения и вопль раненых, но прийти к ясности и прорваться к ним у Амари никак не получалось.

Вскоре тьма объяла ее. Стихла боль, исчезли грохот пальбы, лязг металла и отвратительный писк в ушах. Амари полностью погрузилась в забытье.

Пробуждение стало чудовищным. В будто налитом свинцом теле все еще отзывалась боль, легкие забила каменная пыль. В голове вовсю разгоралось жжение, Амари коснулась пальцами чуть выше лба и ощутила на коже влагу.

Попытавшись вдохнуть воздуха, Амари закашляла от покрывшего ее сухого песка. Постепенно возвратившийся слух дал знать, что битва сместилась в другую часть города, — до Амари доносился рокот огнестрелов, перезвон мечей и взрывы, но рядом с ней царила мертвецкая тишина. Все, кто страдали от увечий, уже уснули последним сном, кто мог еще сражаться у крепости — пал жертвой вампирской ярости.

Амари с трудом поднялась с земли на нетвердые ноги. С одежды шумно посыпались камни и песок. Отстегивая с себя ремни портупеи, девушка шла через обломки разнесенной почти до фундамента стены; надо ли говорить, что от ворот не осталось совсем ничего. Разлетевшиеся щепки разгорались огнем, а за спиной Амари полыхал густо-алым пламенем юг Иристэда. Над городом клубился серый дым, наполняя воздух удушливым запахом.

Но пожар не возбудил паники. Амари целиком сосредоточилась на светловолосом вампире, вошедшим в город с важной неторопливостью. Он осматривался, как в своих новых владениях, и его надменная величавость натолкнула на мысль, что вампир был тем самым Обероном. Амари обнажила меч, во второй руке крепко сжала верный кинжал и, сбросив ножны с кожаной перевязью на груду камней, вышла перед Обероном, пошатываясь в слабом головокружении.

Такое сопротивление определенно позабавило вампира, он усмехнулся, завидев Амари, и выпустил напоминавшие лезвия длинные когти. Без лишних речей Оберон кинулся в бой, и каждый приближавший вампира шаг все более отрезвлял Амари, наливая ее тело силой.

Оберон напал, метя когтями в грудь, Амари мощно парировала его выпад, вынудив вампира непроизвольно отшатнуться. Он вновь попытался яростно атаковать, Амари отбивалась от натиска, не имея возможности перенять инициативу сражения. Другое нападение Оберона последовало высоким замахом сбоку, Амари пригнулась к земле, и в следующее мгновение когти со свистом разрезали воздух над ее головой. Молниеносным росчерком меча девушка полоснула вампира по ногам и, стремительно вскочив, как пружина, косым взмахом кинжала стегнула Оберона по скуле. Человек не смог бы устоять после такого маневра, но Оберон, выдержав удары Амари, возбудился лишь большим азартом к их противостоянию. Девушка и вампир выжидательно ступали по кругу, готовые сорваться с места и сцепиться в любую секунду. В неотрывном взгляде Оберона читалась жажда ни столько крови, сколько повергнуть неожиданно докучливую противницу, склонить ее на колени и, злобно торжествуя, отнять жизнь. Лишая его права на инициативу, Амари ринулась с быстрой атакой. Она стремилась достать Оберона резкими выпадами, но вампир оставался проворен, несмотря на кровоточащие раны.

Дыхание Амари хоть и становилось все затруднительнее, однако по-прежнему отвечало темпу ее выверенных действий. Ей стоило быть точнее, чтобы настичь Оберона, пока тот не заставил окончательно выбиться из сил, но и вампир не сдавался. Оберон отразил отчаянный удар Амари с таким свирепством, что аж высек между ними искры, и занес когти. Острые орудия вампира пролетели в считанных сантиметрах от лица девушки. Не тратя ни секунды на вздох облегчения, Амари прочертила широкий взмах мечом снизу, отсекая Оберону кисть.

Сквозь сжатые зубы Оберон рычал, бешено втягивал воздух и пытался подавить крик, чтобы не позволить Амари услышать свою боль. Бешенство вампира достигло пика, застилая глаза алой пеленой. Порывисто бросившись на Амари в слепом гневе, он сшиб ее с ног и навис сверху, прижав к земле весом своего тела.

Амари не сразу осознала его натиска, а когда пришла в себя, увидела перед лицом длинные сверкающие роковым блеском клыки.

Завидев гущу ожесточенного сражения, Рэндалл соскочил с лошади и с готовностью бывалого воина схватился за мечи. Сердце вдруг подпрыгнуло в нем: две оглушительные вспышки погремели одна за другой, ударяя небо столпами красного пламени; вампиры вторглись, неся при себе взрывчатый порох, что добавляло перевеса врагу. Особенно, если брать во внимание, что на одного вампира приходилось по два и более гвардейца.

Бьющие демонов ружейные залпы не тормозили, и уж тем более не прекращали разгар битвы. Вампиры дрались в полную силу, успешно подавляя оказанное сопротивление. В картине алого огня и крови Рэн всюду наблюдал тела, погибших страшной насильственной смертью. Те, кто еще имели способность и отвагу сражаться, полностью отдавали себя хаосу боя, и город звучал бушевавшей резней, разнося пение пламени, стали и мучительной смерти. А в первых рядах этой жуткой баталии дрался Лирой, и, как только сразил гвардейца парой кинжалов, развернулся к Рэндаллу с твердым намерением схлестнуться на смерть.

— Здесь есть место только одному Лирою Моретту, что скажешь? — оскалился Лирой, ликуя возможности избавиться от предавшей его копии.

— Тогда это место не твое, — яростно пробасил Рэн подобно громовому раскату, — мальчишка, наделавший глупостей сполна.

В черных глазах Лироя сверкнул голод, и вот уже в следующее мгновение Рэндалл крестом развел перед собой мечи, с силой парируя атаку. Оттолкнув противника на пару шагов, Рэн перешел в ожесточенное наступление, не дожидаясь, пока Лирой сам ринется в бой. Вращаясь вихрем атаками с двух рук, Рэндалл притеснил Лироя к стене каменной ограды, — отступать стало некуда. В загнанном положении противник предпринял попытку нанести урон сбоку, но Рэн, отразив удар, легким взмахом рассек бровь Лироя и тут же совершил внезапную подсечку с разворота, повалив его с ног.

— Не умеешь выбирать ни друзей, ни противников, сопляк, — пророкотал Рэндалл, громко харкнув на землю, — за мной солидная фора и бо́льший опыт.

Лирой торопливо поднялся и, раззадоренный поражением, устремился в атаку. Рэндалл успешно отражал его выпады, словно предугадывая каждое действие, а затем так мощно саданул по клинкам Лироя, что лишил того равновесия.

— Отступаем! — в пылу сражения и шуме закипавшей крови Рэн не сразу распознал крики. — Всем отступать!

Гвардейцы разбегались в стороны, не прекращая оглядываться на врага, которого застигло секундное замешательство.

Вампиры готовы были праздновать триумф, но Рэндалл беспокоился не о том, — он знал, что предвещало отступление и не на шутку заволновался. Ушей достиг стук лошадиных копыт по брусчатке, чем ближе он становился, тем меньше у Рэна оставалось времени уйти. Поддавшись какому-то неведомому инстинкту, он схватил Лироя за плечи и незамедлительно отпрыгнул вглубь переулка за секунду до того, как все вокруг возгорелось огнем.

По дороге на лошади мчался Клайд, неся за собой хвост всепоглощающего пламени.

Вероятно, огонь, не знавший ни зла, ни добра, настиг раненых, отрезая для них все шансы спастись, но Клайд летел с твердой верой, что должен был предотвратить бо́льшее число жертв, застав вампиров врасплох своим появлением. Он не думал о подстерегавшей его каре, о грехе, что несла уничтожающая магия. Клайд молился, чтобы скорее рассеялся мрак, все закончилось и сгинуло в прошлом.

Кто-то среди врага, хранивший при себе алхимический порох, канул в пламени и произвел чудовищный гром; взрывная волна догнала Клайда и сбросила с лошади. Божьим покровительством не убившись на месте, Клайд только повредил себе ногу, однако боль затерялась среди страха, нахлынувшего с внезапным падением, и ярого стремления избавить людей от натиска тьмы.

Клайд бросал потоки пламени до изнеможения. Усталость сковала его конечности и даже мысли, но Клайд готов был израсходовать всего себя до последней капли магии.

Где-то вновь зазвенела сталь, вселяя в тело приток мощи. Гвардейцы вступили в бой с выжившими вампирами, зародив в душе Клайда новую надежду и силы.

Оберон навис над Амари, опираясь на уцелевшую руку, и жадно вдыхал возле нее воздух, уловив нечто, достойное внимания больше, чем собственное увечье.

— Мне знаком этот запах, Лирой смердит им насквозь, — с ненавистью прохрипел Оберон. — Ты и представить себе не можешь, как сильно меня это бесит.

— Кажется, наши чувства взаимны.

Амари взяла Оберона за затылок плотным обхватом и нанесла ошеломляющий удар головой в лицо. Цепляя с земли оружие, она лихо сбросила с себя вампира и, перевернув его на спину, оказалась сверху. Оберон попробовал ударить Амари когтями, но смог только порезать плечо. Острое жжение, поразившее тело, взбудоражило в сердце гнев, и Амари с силой самозабвенного бешенства пригвоздила руку Оберона кинжалом к земле. Поднявшись над поверженным вампиром, занесла меч.

— Я всего лишь хотел лучшего для своего народа, неужели ты на моем месте не сделала бы того же? — захрипел Оберон с холодившей душу злобой. — Ты не луч света во тьме, маленькая убийца. Я по запаху чую, что твои руки по локоть в крови, от которой тебе не отмыться.

Амари крепко сжала рукоять меча обеими руками, готовая бесповоротно вонзить клинок. Ее разум накрыло затмение, не подпуская слова Оберона; возможно, в них таилась хитрая уловка, способная подорвать уверенность.

— Моя смерть ничего не изменит, ты будешь жить, пожираемая ненавистью к возлюбленному предателю, медленно угасая от мук разбитого сердца…

— Еще чего, — презрительно процедила Амари и всадила лезвие меча в грудь вампира.

Только после того, как ужас на лице Оберона сменился вечным покоем, Амари ощутила усталость, будто на нее навалился вес целого мира. Слабость в ногах подкосила ее, девушка повалилась рядом с убитым вампиром. Каждый вдох отдавался тупой болью в груди, мышцы подергивались и ныли сильнее горящей раны в плече. Не позволив себе лежать ни секунды больше, Амари поднялась, усилием воли превозмогая тяжесть тела, и поплелась дрожащей в изнеможении походкой.

Никогда еще приближение рассвета не было столь долгим. Ночь оказалась длиной, а битва жестокой и изнуряющей. Тот огонь, что ревел из-под рук Клайда исчез, оставив после себя сероватый пепел, но бушевал и другой, вызванный взрывчатым порохом. Все, кто способен был сопротивляться удушающему смраду, тушили пожар общими силами. Среди них Амари нашла взглядом Клайда, — пастор Моретт опирался на палку, точно на трость, и магией разгонял пламя в небытие.

Амари двинулась к нему через усеянную трупами улицу. Не нужно было обладать отменной наблюдательностью, чтобы заметить, как значительно число убитых людей превосходило павших в бою демонов. Возможно, не выпади на долю Амари гордый Оберон, рассчитывавший не пачкать руки, выжить в схватке стало бы по-настоящему нелегкой задачей.

Увидев возле себя Амари, лицо Клайда просветлело в облегчении. Он прижал ее к груди свободной рукой и некоторое время не отпускал, словно опасаясь, что девушка растает, как видение.

— Терпимо? — от ее взгляда не ушло повреждение Клайда.

— Эта боль сведет меня с ума, — вымученно усмехнулся он, — но я справляюсь.

К тому моменту Амари успела позабыть про свои собственные раны. Голову внезапно засаднило. Клайд аккуратно взял девушку за подбородок и повернул ее лицо к отсветам полыхающего пламени.

— Тебе тоже досталось, — негромко проговорил он, осматривая рассеченную голову.

— Я была у заставы во время взрыва, легко отделалась.

В глазах Клайда возникло нечто, сродни щемящему чувству жалости. Он собирался ответить, но заметил кого-то за спиной Амари и выпрямился в суровом молчании.

Уверенным победным шагом к ним направлялась группа гвардейцев во главе с Рэндаллом, ведя в железных наручниках плененного Лироя. Сердце Амари предательски вздрогнуло в груди. Приблизившись, Рэндалл грубо пихнул Лироя в спину, заставив его ноги подогнуться в коленях.

Лирой безвольно упал перед Амари и даже не пытался исправить свое положение.

— Что делать с ним? — пренебрежительно спросил гвардеец.

— Не убивайте, — в тревожном порыве Клайд отреагировал раньше Амари, — есть участь хуже смерти, — уже спокойнее добавил он.

При виде поверженного Лироя в голове девушки зазвучали слова Оберона. Вампир мог нанести Амари серьезную травму, укусить, обратив в проклятое отродье, но совершил самую пакостную вещь — поселил в ней свой голос, отныне ставший бессмертным.

«Ты будешь жить, пожираемая ненавистью к возлюбленному предателю», — Амари заскрежетала зубами в бессильном гневе на неспособность избавиться от чувства, принуждавшее рассудок молчать. Измена и причинение людям огромного горя никак не могло выровнять вторую чашу весов, на которой располагалось любящее сердце.

Тем временем Лирой поднял на нее взгляд, не оттененный раскаяньем, но серьезный и даже какой-то глубоко мыслящий. Кому как не Амари знать, что Лирой мог сбежать у нее из-под носа прямо сейчас, однако он все еще стоял перед ней на коленях совершенно недвижимо.

— Жизнь даст тебе случаи искупить свою вину, — холодно бросила ему Амари, удаляясь прочь.

Клайд не желал брату ни смерти, ни чего похуже, хоть брат определенно заслуживал наказания. Вид побежденного Лироя пробудил в сердце пастора жалость неожиданно, поскольку прежде Клайд порицал вероломность, как порицал когда-то Рю. Но не травя больше душу проявленным милосердием, пастор Моретт быстро распорядился, чтобы Лироя доставили в крепость О́криддейл под пристальный надзор.

За долгие годы существования Иристэда в городе возникло несколько тюрем; в основном они представляли собой тесные узилища для сдерживания излишне буйных выпивох и мелких воров, кои были не редким явлением в этом крае. Но вырубленная в скале крепость Окриддейл являлась тюрьмой самой что ни на есть настоящей, леденящей сердце ужасом одним своим наименованием.

Разумеется, Лирой уже был с ней знаком.

Возможно, Клайду даже стало бы легче, если бы брат смог сбежать и сам решить свою дальнейшую судьбу, хотя рассчитывать на подобное было бы опрометчиво и довольно эгоистично.

Пребывая в невеселых мыслях, Клайд собирался вернуться к тушению пожара, однако заметил в шагах тридцати от себя фигуру, завернутую в неприметный серый балахон, и замер на месте. Сердце похолодело, когда взгляд столкнулся с лицом старца, — видеть Эймери, облаченного не в яркие шелка, оказалось непривычно. Клайд ощутил угрозу от прибывшего мага, невзирая на то, что к казни готовил себя загодя и считал ее справедливой.

Хромая, Клайд шел, опираясь на палку, и боль в бедре, сопровождавшая каждый его шаг, напоминала о скором облегчении. Эймери глядел на бывшего протеже сухо и неподвижно, словно прежде не знал с ним знакомства. Клайд предстал в некотором волнении от снедавшей его неизвестности: позволит ли старец ему объясниться или каждый следующий миг мог оказаться конечным?

— Ты знал о последствиях, — низко промолвил Эймери, сгущая тучу на душе Клайда.

— Да. И нисколько не жалею о содеянном.

— Совет вынес приговор.

— Понимаю, — кивнул Клайд, внешне сохраняя непоколебимое спокойствие.

Эймери замолк. В рыжем сиянии пламени лицо старца выглядело устрашающе, либо таковым его видел Клайд в ожидании кары.

— Но кое-кто воспользовался правом вето.

Услышанное поразило Клайда до секундного умопомрачения. Он совершенно ничего не слышал и не замечал вокруг себя, пытаясь осмыслить слова старца, произнесенные с такой обыденностью, будто подобные исключения имели место быть на постоянной основе.

— Эймери… — Клайд не мог вернуть дар речи в изумлении, — благодарю…

— Не я, Клайд, — строго отрезал тот.

Перед мысленным взором возник образ отца и его неприветливый взгляд серых глаз, не смягчившийся ни на минуту во время судьбоносного возражения.

— Теперь вы в расчете, — подвел черту Эймери. — Он сохранил тебе жизнь, но лишь раз. Цени этот дар.

Клайд будто помутился рассудком, он не был уверен, что все происходило взаправду. А когда не обнаружил рядом с собой старца, еще больше засомневался в умственном здравии.

Но все случилось именно так, как он увидел и услышал, без фантазии.