Доктор Крюк 2

Глава 11

Тишина в комнате стала такой густой, как туман над Карибами перед штормом. Губернатор Жан-Филипп де Лонвийе сидел напротив, сложив руки на груди. На его лице мелькало любопытство.

Сейчас либо я беру верх, либо меня выволокут за шкирку на площадь, и хорошо, если только для порки. Но я не из тех, кто сдается, даже если пушки нацелены мне в лоб. Я не собирался кланяться какому-то французскому выскочке, пусть и с титулом.

— Ладно, господин губернатор, — вкрадчиво начал я. — Вы хотите, чтобы я копал дальше. Для Франции. Я согласен. Но с условием.

Он приподнял бровь, и уголок его рта дернулся — то ли от удивления, то ли от желания расхохотаться. Я продолжал, не давая ему вставить слово:

— Все, что я найду — золото, камни, эта ваша «сила», о которой вы тут намекаете, — делим так: семьдесят мне, тридцать вам.

Тишина лопнула. Де Лонвийе откинулся на спинку стула и громко расхохотался. Смех его отскакивал от стен, и даже охранники за дверью, наверное, услышали. Изабелла вздрогнула и еще одна капля воска шлепнулась на пол.

Я сидел неподвижно, глядя ему в глаза. Пусть смеется. Я знал, что вел себя нагло.

— Семьдесят процентов? — переспросил он, утирая уголок глаза, будто я рассказал ему байку про русалку с двумя хвостами. — Ты, Крюк, либо самый дерзкий пират, которого я видел, либо самый отчаянный. Ты хоть понимаешь, что Франция — это не шайка твоих оборванцев? Мы — держава, а ты просишь львиную долю, как будто мы с тобой ром в таверне делим!

— Понимаю, — ответил я, не моргнув. — Но вы сами сказали: я в игре, я нашел сундук, я выжил там, где другие сгинули. Франция не обеднеет от тридцати процентов — у вас колонии, флот, казна. А мне? Мне команду кормить, корабль чинить после каждой драки, пушки снаряжать. Знаете, сколько дублонов уходит на новый такелаж после того, как ядра порвут паруса? Или на ром, чтобы люди не взбунтовались после месяца в море? Вот эти лишние двадцать процентов — они не мне в карман, они на дело пойдут. Без них я не потяну вашу затею.

Очень спорная математика, но я надеялся, что губернатор не будет вдаваться в детали.

Он замолчал, глядя на меня уже не так весело. Смех утих, в комнате снова повисла тишина. Я видел, как он прикидывает в голове: то ли я блефую, то ли действительно верю в свою правоту. А я верил. В 2025 году я бы назвал это переговорами с инвестором — ты просишь больше, чем нужно, чтобы потом было куда отступить. Но тут, в 1657-м, это была игра на выживание. А я не собирался отступать первым.

— Ты серьезно, Крюк? — наконец сказал он, постукивая пальцами по столу. — Семьдесят тебе, тридцать Франции? И ты думаешь, я на это пойду?

— Думаю, да, — ответил я, чуть подавшись вперед. — Потому что вы не просто так меня сюда заманили. Вам нужен я — не Морган, не какой-нибудь местный прохвост, а я. Тот, кто уже держит одну часть карты и знает, как выжить среди акул. Вы сказали, что сокровища Дрейка — это сила. Если я прав, то тридцать процентов этой силы — это больше, чем ничего, что у вас есть сейчас. А мне без семидесяти не справиться. Так что решайте, господин губернатор. Или мы договариваемся, или я ухожу искать удачу в другом месте.

Он смотрел на меня так долго, что я успел пересчитать трещины на деревянной столешнице между нами. Изабелла кашлянула, но я даже не обернулся. Пусть стоит там, как памятник собственной растерянности. Я ждал ответа. В голове мелькнула мысль: а что, если он сейчас позовет охрану? Или просто вышвырнет меня с Тортуги без ничего? Но я гнал эти мысли прочь. Врач во мне привык держать нервы в узде, даже когда пациент на столе уже не дышит, а ты все еще пытаешься его вытащить. Здесь было то же самое — только вместо скальпеля у меня язык, а вместо жизни пациента — моя собственная шкура.

— Ты мне нравишься, Крюк, — наконец сказал он, и голос его стал тише, почти задумчивым. — Упрямый, наглый, но с головой. Ладно. Пусть будет по-твоему. Шестьдесят тебе, сорок — короне. Но не думай, что я поверю в твои сказки про паруса и ром. Ты хочешь больше, чем просто выжить, я это вижу. И я тебе дам шанс. Но если обманешь — поверь, виселица будет самым мягким, что тебя ждет.

Я моргнул. Он согласился? Получилось? Да, он, конечно все равно уменьшил мою долю, но ведь не пятьдесят на пятьдесят.

В горле пересохло. Я ожидал торга, угроз, может, даже шпаги у горла — но не этого. Слишком легко. Слишком быстро. Внутри шевельнулся червяк подозрения: тут подвох. Он не может так просто отдать мне шестьдесят процентов того, что, по его же словам, волнует полмира. Но я не подал виду.

— Договорились, — сказал я. — И я не обману, господин губернатор. Мне это не по карману — ни в прямом смысле, ни в переносном.

Он кивнул, будто ждал именно этого.

В голове крутилось одно: он согласился слишком быстро. Франция, Людовик, вся эта их держава — и я, бывший судовой врач. Это либо удача, либо ловушка, из которой я еще не вижу выхода. Но отступать было поздно. Я уже в игре, и карта Дрейка в моем кулаке — мой единственный козырь.

А ведь всегда, когда моя интуиция мне говорит о подвохе, я оказывался прав. Так было с Роджерсом, когда он согласился за расписку отдать корабль, так было и со Сквиббсом, который «неожиданно» переметнулся в мою команду.

— Ну что ж, Крюк, — сказал он, откидываясь назад. — Раз договорились, давай скрепим это дело. Ты теперь не просто пират. Ты — капер Франции. И я дам тебе все, что нужно, чтобы ты начал копать. Но помни: я слежу. Каждый твой шаг.

Подвох был где-то рядом, я чуял его, как чуют шторм по соленому ветру. Но я уже сказал «да». И теперь оставалось только идти вперед — с картой, с командой и с этой чертовой сделкой, которая могла либо вознести меня, либо отправить на дно.

Я кивнул. Губернатор Жан-Филипп де Лонвийе смотрел на меня с этой своей кривой улыбкой, будто кот, который загнал мышь в угол и теперь решает, съесть ее сразу или поиграть. Сделка была заключена: шестьдесят — мне, сорок — Франции.

Подвох витал в воздухе, но я не мог его ухватить. Изабелла у окна молчала, свеча в ее руке уже почти догорела, и воск тонкой струйкой стекал на пол, застывая в белые лужицы. Комната казалась теснее, чем раньше, — карты, разбросанные по полу, массивный стол, тусклый свет — все давило, будто стены сжимались. Но я держал лицо. Врач во мне знал: если пациент видит твое сомнение, он теряет веру. А здесь пациент — это я сам, то терять веру нельзя.

— Раз договорились, — повторил де Лонвийе, постукивая пальцами по столу, — давай закрепим это как положено. Ты получишь все, что нужно, Крюк. Но сначала…

Он замолчал, и я заметил, как его рука замерла на столе — не просто так, а с каким-то умыслом. Пальцы выбивали ритм, будто он что-то прикидывал. А потом он резко стукнул по столешнице — три раза, четко, как барабанщик перед боем. Я вздрогнул, не ожидая, и в тот же миг услышал щелчок. Тихий, но отчетливый, как звук взводимого курка. Под его ладонью что-то сдвинулось — дощечка, часть стола, о которой я и не подозревал. Она выдвинулась вперед, открывая узкий тайник.

В 21 веке я бы сказал, что это какой-то инженерный фокус, вроде сейфа с кодовым замком, но здесь, в 1657-м, это выглядело почти как магия. Губернатор хмыкнул, заметив мой взгляд, и небрежно сунул руку внутрь.

— Что, Крюк, не ожидал? — сказал он, и в голосе его сквозило самодовольство. — Думаешь, я просто так сижу за этим столом? У каждого свои секреты.

Я промолчал, потому что сказать было нечего. Он вытащил из тайника свернутую бумагу — пожелтевшую, потрепанную, с неровными краями.

Я знал, что это, еще до того, как он развернул ее хотя бы на дюйм.

Карта. Второй фрагмент карты Дрейка — тот, за которым я сюда и полез, рискуя шеей и поджигая склады чужими руками. Он держал ее в руках так небрежно, будто это была этикетка от рома, а не ключ к чему-то, что, по его же словам, волновало полмира. Я сжал кулак сильнее. Два куска. Надеюсь их хватит.

— Вот, — сказал он, протягивая мне бумагу. — Бери. Ты хотел вторую часть — она твоя. Но не думай, что я отдаю ее просто так. Это часть сделки. Ты «копаешь» для Франции, Крюк. И если найдешь что-то, что стоит больше, чем золото, — шестьдесят тебе, сорок нам. Как и договорились.

Я протянул руку, стараясь не выдать, как у меня дрожат пальцы. Я хотел развернуть ее прямо сейчас, вглядеться в линии, в те самые пирамиды и джунгли, о которых говорил Кит, но не успел. Губернатор смотрел на меня слишком внимательно.

Стоит мне замешкаться и он решит, что я слишком жаден или слишком слаб. А слабых здесь не терпят — ни пираты, ни губернаторы. Я сунул карту в карман к первому фрагменту и кивнул.

— Спасибо, господин губернатор, — сказал я ровно. — Это то, что мне нужно. Теперь я могу идти дальше.

Он усмехнулся, откидываясь назад.

— Какой шустрый… Ох, Крюк, ты даже не представляешь, во что ввязался.

— Просветите?

— Хорошо, Крюк, — сказал он наконец, откидываясь на спинку стула. — Ты теперь капер Франции. Давай это оформим, как положено. Чтобы все было чисто.

Я выдохнул сквозь зубы. Оформить. Значит, бумага, подписи, печати — все то, что в будущем назвали бы контрактом, а здесь, в 1657-м, звучало как приговор с отсрочкой.

Губернатор встал, он чуть поморщился — то ли от возраста, то ли от усталости. Он прошел к секретеру в углу комнаты — старому, потемневшему от времени ящику с резными завитками, который выглядел так, будто пережил не одну войну.

Де Лонвийе открыл секретер, я услышал резкий скрип петель. Он порылся внутри, вытащил стопку пожелтевших бумаг. Потом достал перо и чернильницу, поставил все это на стол перед собой. Я смотрел, как он садится обратно, разглаживает один из листов и начинает писать. Перо скрипело по бумаге, оставляя за собой черные завитки.

— «Леттер де марк», — сказал он, не поднимая глаз от бумаги. — Грамота, Крюк. С ней ты — законный пират под флагом Франции. Грабь испанцев, англичан, кого угодно, кто нам враг. Добычу делишь, как договорились. Но если перейдешь черту — если хоть раз ударишь по нашим или продашь нас врагу, — эта бумага станет твоим смертным приговором. Понял?

— Понял, — ответил я. — Грабить врагов, делить добычу, не предавать. Все по-честному.

Он хмыкнул. Я заметил, как Изабелла шевельнулась у окна. Она смотрела на отца, потом на меня, и в глазах ее мелькнуло что-то — то ли любопытство, то ли раздражение. Я не стал гадать. Ее игра — ее дело. Моя — вот эта бумага, что сейчас ложилась на стол передо мной.

Губернатор закончил писать, подул на чернила, чтобы высохли, и смахнул перо в сторону, будто оно ему надоело. Потом вытащил из кармана печать — маленькую, металлическую, с вырезанным гербом, — и прижал ее к листу, предварительно капнув воском сургучом. Я услышал шипение, когда печать коснулась бумаги, и увидел, как воск застыл, оставив четкий отпечаток. Де Лонвийе поднял взгляд на меня.

— Держи, — сказал он, протягивая мне лист. — Теперь ты — Доктор Крюк, капер его величества Людовика Четырнадцатого. «Принцесса Карибов» — твой корабль. Но помни: если что-то пойдет не так, я найду тебя, где бы ты ни спрятался.

Я взял бумагу. Тяжелая, грубая, с запахом чернил и воска. Я пробежал глазами по строчкам — французский текст, аккуратный, с завитками, и мое имя, вписанное жирными буквами. «Доктор Крюк», не пират, а капер. Законный разбойник. Я ухмыльнулся — криво.

Даже не знаю, радоваться мне или готовиться к худшему. Шестьдесят процентов добычи, две части карты Дрейка, команда, корабль — и этот лист, который делал меня кем-то большим, чем я был вчера. Но и кем-то меньшим, потому что теперь я на поводке.

— Спасибо, господин губернатор, — сказал я, сворачивая бумагу и пряча ее в карман к картам. — Я не подведу. И свою долю возьму.

Он снова рассмеялся. Смешливый такой старик.

— Возьмешь, Крюк, — ответил он, откидываясь назад. — Если найдешь. А теперь иди. Докажи, что ты стоишь этой грамоты.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но не успел. В дверь вдруг постучали. Громко, настойчиво, будто кто-то там снаружи не просто ждал, а требовал войти. Я напрягся, рука сама дернулась к поясу, где висел мой абордажный крюк.

Губернатор, напротив, выглядел спокойным. Он бросил взгляд на дверь, потом на меня, и на его лице мелькнуло раздражение.

— Войдите, — бросил он.

Дверь распахнулась и я услышал тяжелый топот сапог. Я повернулся, готовый к чему угодно — к аресту, к драке, к тому, что сделка сейчас отменится. Но то, что я увидел, заставило меня замереть.

Генри Морган. Перепачканный сажей, с растрепанными волосами и наглой ухмылкой, которая, правда, сейчас выглядела скорее вымученной, чем дерзкой. Его руки были связаны за спиной, но он держался так, будто это он привел стражу сюда, а не наоборот.

— Вот, господин губернатор, — буркнул один из стражников, толкнув Моргана вперед. — Поймали у склада. Это он огонь пустил.

Я выдохнул сквозь зубы. Ну конечно. Морган и его проклятый пожар, который дал мне шанс пробраться в архивы, но, похоже, теперь обернется против нас обоих. Губернатор медленно встал, обошел стол и остановился в двух шагах от Моргана. Он сжал рукоять — не угрожающе, но так, чтобы все поняли: он здесь хозяин. Изабелла у окна кашлянула.

— Значит, это ты, — протянул губернатор, глядя на Моргана сверху вниз. — Поджег мой склад, мальчишка. Думал, я не узнаю? Или надеялся сбежать, пока огонь жрет все, что я строил?

Морган выпрямился, насколько позволяли связанные руки, и ухмыльнулся — нагло, несмотря на сажу и веревки.

— А что, господин губернатор, — сказал он, и голос его был хриплым, будто он надышался дыма. — Склад ваш цел, только копоти прибавилось.

Губернатор повернулся ко мне.

— Твое дело, Крюк, да? — сказал он, постукивая пальцами рукояти. — Этот твой… помощник спалил мне половину двора, пока ты тут архивы громил. И что мне с вами делать? Повесить обоих? Или только его, а тебя оставить, раз уж ты теперь капер Франции?

Морган бросил на меня быстрый и удивленный взгляд. И все же, Морган мне нужен. Не как друг — упаси боже, — а как пара рук, которые умеют держать шпагу и разжигать огонь, когда надо. А еще — как козырь, если придется играть против Роджерса или кого похуже.

— Господин губернатор, — льстиво улыбнулся я. — Склад — это, конечно, потеря. Но я теперь под защитой короны. Так вот, я возмещу вам убытки.

Де Лонвийе прищурился, глядя на меня так, будто пытался понять, где тут подвох. Морган тоже уставился — с удивлением, но без благодарности, что меня даже слегка взбесило. Я вздохнул, понимая, что придется выкручиваться дальше.

— И еще, — добавил я, бросив взгляд на Моргана. — Мне будет сложно, если вы члена моей команды повесите. А это квартирмейстер моего брига. Без него мне будет сложнее держать людей в узде. А вам ведь нужен мой корабль в деле, верно?

Слова вылетели раньше, чем я успел их обдумать. Квартирмейстер? Морган? Да я и не собирался его на эту должность ставить! Он — щенок, дерзкий, но ненадежный, как пьяный рулевой в шторм. Но отступать было некуда. Я сказал это, чтобы вытащить его из петли, потому что иначе губернатор мог решить, что я не контролирую своих людей, а значит, не стою тех процентов, что выторговал.

Морган моргнул, и его ухмылка сменилась чем-то вроде изумления. Он явно не ожидал такого развития событий.

— Квартирмейстер? — переспросил де Лонвийе, с насмешкой. — Этот поджигатель? Ты серьезно, Крюк?

— Серьезно. Он полезен. Докажет это в деле. А склад… я же сказал, возмещу. Сколько там — пара сотен дублонов? Или тысяча? Назовите цену и я закрою вопрос.

Губернатор замолчал, глядя то на меня, то на Моргана. Потом хмыкнул, будто я сказал что-то забавное. Он подошел к Моргану, смерил его взглядом, как штурман меряет глубину лотом, и кивнул стражникам.

— Развяжите его, — бросил он коротко.

Стражники дернули за веревки, и Морган, потирая запястья, шагнул вперед. Он бросил на меня взгляд — не то благодарный, не то подозрительный, — но промолчал. Я тоже молчал. Губернатор вернулся к столу, сел и постучал пальцами по дереву. У него какая-то дурацкая привычка.

— Хорошо, Крюк, — сказал он наконец. — Склад — это триста дублонов. Отдашь. И твой… квартирмейстер остается с тобой. Но если он опять выкинет что-то подобное…

— Три сотни — это по-честному, — повторил я, чтобы закрепить сделку. — Отдам, как только доберусь до «Принцессы». А квартирмейстер еще докажет, что стоит того.

Де Лонвийе кивнул. Он явно видел больше, чем говорил, и это бесило меня.