Интерлюдия.
Форт-Сен-Пьер, Мартиника.
Тяжелая, душная жара Мартиники обволакивала Форт-Сен-Пьер липким маревом. Солнце, уже перевалившее за зенит, нещадно палило, заставляя редких прохожих искать спасения в узких полосках тени, отбрасываемых зданиями. Даже вездесущие пальмы, казалось, поникли под его безжалостными лучами. Воздух, пропитанный запахами моря и специй, был неподвижен. Лишь изредка легкий бриз, проникавший с гавани, приносил с собой слабое дуновение прохлады, которое тут же растворялось в зное.
Жан-Филипп де Лонвийе, губернатор Тортуги, стоял у высокого окна своего временного кабинета, расположенного в одном из крыльев дворца, и смотрел на расстилавшийся внизу город. Вид был великолепен: черепичные крыши, теснившиеся друг к другу, узкие улочки, разбегавшиеся в разные стороны, оживленная гавань, где покачивались на волнах десятки кораблей — от небольших рыбацких лодок до внушительных фрегатов и галеонов. Но губернатор не видел этой красоты. Его взгляд был затуманен, а мысли витали далеко отсюда. Он не любил эти поездки на Мартинику, эти обязательные визиты вежливости, эти бесконечные совещания и приемы, на которых приходилось улыбаться, говорить ни о чем и при этом зорко следить за каждым словом и жестом собеседников, пытаясь разгадать их истинные намерения.
Де Лонвийе предпочел бы сейчас быть на своем острове, а не просиживать штаны в душных кабинетах, выслушивая доклады о сборе налогов и ценах на сахарный тростник. Он был человеком действия, пиратом в душе, а не чиновником, и эта вынужденная бездеятельность тяготила его. Но долг есть долг. Губернатор французской колонии обязан поддерживать отношения с метрополией, и эти визиты на Мартинику были частью его обязанностей.
Он вздохнул, провел рукой по седым волосам и еще раз окинул взглядом гавань. Там, среди множества других кораблей, он заметил знакомый силуэт — трехмачтовый фрегат с английским флагом на корме.
Англичане нечасто заходили в Форт-Сен-Пьер, особенно в последнее время, когда отношения между Францией и Англией были, мягко говоря, напряженными. После казни Карла I и установления республики под управлением Оливера Кромвеля, Франция, как и большинство других европейских монархий, относилась к Англии с нескрываемой враждебностью. Конечно, торговля продолжалась — деньги не пахнут, как говорили римляне, — но о каком-либо политическом сближении не могло быть и речи.
Де Лонвийе нахмурился. Он нутром чувствовал, что визит англичан не сулит ничего хорошего. Его старый пиратский инстинкт подсказывал ему, что за этим кроется нечто большее, чем простая демонстрация флага. И это «нечто» ему не нравилось.
Он отошел от окна, подошел к массивному письменному столу, сделанному из красного дерева и сел в кресло с высокой спинкой. Кабинет был обставлен со всей роскошью, подобающей губернатору одной из самых богатых французских колоний в Карибском море. Жаль, что это временное местообитание губернатора Тортуги.
Стены украшали гобелены с изображением сцен из античной мифологии, на полу лежал толстый персидский ковер, на потолке висела люстра, сверкавшая в лучах солнца, проникавших сквозь высокие окна. На столе царил идеальный порядок — ни одной лишней бумажки, ни одной пылинки. Де Лонвийе был педантом во всем, что касалось порядка и дисциплины и требовал того же от своих подчиненных.
Он постучал пальцами по столешнице, размышляя о предстоящей встрече. Ему сообщили, что англичане прибыли с особой миссией, а их полномочия подтверждены самим Кромвелем. Это означало, что речь пойдет о чем-то серьезном.
Но о чем? Де Лонвийе перебирал в уме возможные варианты — спорные территории, пиратство, торговые соглашения, — но ни один из них не казался ему достаточно убедительным. Англичане могли бы решить эти вопросы через обычные дипломатические каналы, а не присылать сюда целый фрегат с особыми посланниками.
В дверь постучали. Де Лонвийе выпрямился, поправил камзол и произнес:
— Войдите!
В кабинет вошел его секретарь, молодой человек лет двадцати пяти, с умным лицом и острым взглядом. Он поклонился и доложил:
— Ваше превосходительство, английские посланники прибыли. Они ожидают в приемной.
— Просите, — махнул рукой де Лонвийе.
Секретарь снова поклонился и вышел, а губернатор встал из-за стола, готовясь к встрече. Он не питал никаких иллюзий относительно англичан. Он знал, что они хитры, коварны и безжалостны, когда дело касается их интересов. Им нельзя доверять, за каждым их словом и жестом может скрываться двойное дно.
Да, он и сам был не ангелом, а за свою долгую жизнь успел повидать всякое. Он умел играть в эти игры и был уверен, что сможет защитить интересы Франции. Его только смущала одна деталь: посланники пришли не к губернатору Мартиники, а к нему, губернатору Тортуги.
Дверь снова открылась, в кабинет вошли двое мужчин. Один был высоким, худощавым, с длинным лицом и холодными серыми глазами. На нем был строгий черный камзол, белая рубашка с высоким воротником и черные штаны. Второй был ниже ростом, коренастее, с круглым, румяным лицом и живыми карими глазами. Он был одет более ярко — в синий камзол, расшитый золотом, белую рубашку с кружевным жабо и красные штаны. Оба были без париков, что было необычно для того времени, особенно для людей их положения. Это был знак принадлежности к пуританам, сторонникам Кромвеля, которые отвергали всякую роскошь и излишества, считая их проявлением греховности.
Они остановились в нескольких шагах от стола и поклонились, не слишком низко, но и не слишком высокомерно — ровно настолько, насколько требовал протокол. Де Лонвийе жестом пригласил их сесть, а сам вернулся на свое место за столом.
— Господа, — начал он на безупречном английском, — рад приветствовать вас во французских колониях. Надеюсь, ваше путешествие было благополучным?
Высокий англичанин, который, очевидно, был главным в этой паре, ответил, тоже на хорошем английском, но с заметным акцентом:
— Благодарю вас, господин губернатор. Я — мистер Рид, а это — мистер Кокс. Путешествие прошло без происшествий. Мы наслышаны о вашей любезности и гостеприимстве, и рады возможности лично засвидетельствовать вам свое почтение.
Де Лонвийе едва заметно улыбнулся. Дипломатические любезности. Он знал, что за ними скрывается, но был готов играть по правилам. Пока что.
— Чем обязан чести принимать столь высокопоставленных гостей?
Высокий англичанин откашлялся и произнес:
— Мы прибыли по поручению лорда-протектора Оливера Кромвеля, чтобы обсудить с вами вопрос, представляющий взаимный интерес для наших государств.
— Весьма интересно, — сказал де Лонвийе, откидываясь на спинку кресла и складывая руки на груди. — И что же это за вопрос?
Англичане переглянулись. Высокий, видимо, колебался, стоит ли сразу переходить к делу, или же продолжить этот обмен любезностями. Но второй, более живой и разговорчивый, решил взять инициативу в свои руки. Он улыбнулся и сказал:
— Господин губернатор, мы уверены, что вы, как человек проницательный и дальновидный, понимаете, что в нынешней сложной политической обстановке…
Де Лонвийе слушал, не перебивая, но и не проявляя особого интереса. Он уже понял, что англичане будут ходить вокруг да около, прежде чем перейти к сути. Это была обычная тактика — заболтать собеседника, усыпить его бдительность, а потом нанести удар. Но он не собирался поддаваться на эти уловки. Он терпеливо ждал, когда же они, наконец, выложат свои карты на стол. Он был уверен, что, что бы они ни задумали, это не сулит Франции ничего хорошего.
— … в нынешней сложной политической обстановке, — продолжал коренастый англичанин, — сотрудничество между нашими великими державами становится не просто желательным, но и жизненно необходимым. Вы согласны, господин губернатор?
Де Лонвийе медленно кивнул, не сводя взгляда с лица говорившего. «Сотрудничество» — слово многозначное, особенно в устах дипломатов. Оно могло означать что угодно, от обмена любезностями до совместного нападения на третью страну. И зная Англию, де Лонвийе склонялся к последнему варианту. Впрочем, он не собирался облегчать им задачу.
— Сотрудничество — вещь обоюдовыгодная, — произнес он, тщательно подбирая слова. — Но оно требует взаимного доверия. А доверие, как известно, — материя тонкая, особенно между государствами, чьи интересы… кхм… не всегда совпадают.
Высокий англичанин, до этого молчавший, слегка нахмурился. Его тонкие губы сжались в еще более тонкую линию.
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать философские вопросы, господин губернатор, — сказал он сухим, резким тоном. — У нас есть конкретное предложение.
— Я весь внимание, — де Лонвийе откинулся на спинку кресла, жестом приглашая их продолжать.
Коренастый англичанин откашлялся.
— Речь идет о пиратстве, господин губернатор. О, простите, — он поправился, заметив, как дернулась бровь де Лонвийе, — о каперстве. О некоем… Николасе Крюке, если быть точным.
Имя Крюка прозвучало совершенно неожиданно. Де Лонвийе не ожидал этого, хотя и подозревал, что англичане пришли не с пустыми руками. Он старался не выдать своего удивления, но внутри у него все сжалось. Крюк? Что заинтересовало Кромвеля? Неужели…
— Капитан Крюк — капер на службе Его Величества короля Франции, — спокойно ответил де Лонвийе. — Он действует в рамках закона, имея на то все необходимые разрешения. Какие у вас к нему претензии?
Высокий англичанин вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и положил его на стол перед губернатором.
— Вот копии документов, захваченных нашими агентами, — сказал он. — Они свидетельствуют о том, что капитан Крюк занимается не только каперством, но и… скажем так… поисками, которые выходят за рамки его полномочий. И эти поиски затрагивают интересы Англии.
Де Лонвийе взял бумагу, развернул ее. Это были копии писем, приказов, каких-то карт — все на английском языке. Он пробежал глазами по строчкам, делая вид, что внимательно изучает документы, хотя на самом деле его мысли были заняты другим. Он думал о Крюке, о том, как этот удачливый капитан умудрился найти сокровища Дрейка, обвести вокруг пальца Роджерса, получить далеко не слабый корабль. И вот теперь он, похоже, влез в какую-то еще более опасную игру, раз уж им заинтересовались на самом верху. Губернатор назойливо отгонял догадку истинной цели англичан. Он не хотел верить, что Кромвель тоже охотиться за сокровищами Дрейка.
— Я должен ознакомиться с этими документами более подробно, — сказал де Лонвийе, складывая бумагу обратно. — Но даже если предположить, что капитан Крюк в чем-то нарушил свои инструкции, это внутреннее дело Франции. Мы сами разберемся с ним, в соответствии с нашими законами.
Коренастый англичанин снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была больше похожа на оскал.
— Боюсь, господин губернатор, что это не совсем так, — сказал он мягко, но с угрозой в голосе. — Речь идет не просто о нарушении инструкций. Речь идет о… скажем так… вещах, которые имеют гораздо большее значение, чем обычные пиратские трофеи. Вещах, которые могут повлиять на баланс сил в мире.
Де Лонвийе раздраженно нахмурился. Эти англичане вели себя так, будто они здесь хозяева, а он — всего лишь мелкий чиновник, обязанный им подчиняться. Но он сдержался. Гнев — плохой советчик, особенно в таких делах.
— И что же это за вещи? — спросил он безэмоциональным голосом.
Высокий англичанин переглянулся со своим напарником, словно решая, стоит ли раскрывать все карты сразу. Затем он наклонился вперед и произнес, понизив голос:
— Эльдорадо, господин губернатор. Капитан Крюк ищет Эльдорадо.
Де Лонвийе едва не рассмеялся. Эльдорадо! Легенда, сказка для дураков и авантюристов! Неужели англичане не знают истинного сокровища Дрейка? Хорошо, если так. Надо их расшевелить.
Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Англичане ждали, не сводя с него глаз. Он видел, что они нервничают, что они хотят получить от него какой-то определенный ответ. Да, он решил дать им его, но не тот, которого они ожидали.
Он резко встал, оборвав затянувшуюся паузу. Его кресло с грохотом отодвинулось назад. Он оперся руками о стол и посмотрел на англичан сверху вниз, в упор. Его лицо выражало неприкрытую ярость.
— Что вам нужно? — спросил он, повысив голос. — Хватит ходить вокруг да около! Говорите прямо!
Вся эта дипломатия, вся эта игра в вежливость, все эти намеки и недомолвки — все это было ему противно.
Англичане были ошеломлены его внезапной переменой. Высокий побледнел еще больше, а коренастый перестал улыбаться. Они явно не ожидали такого напора. Они привыкли к тому, что с ними говорят вежливо, сдержанно. Но де Лонвийе не был из таких.
Высокий англичанин, оправившись от секундного замешательства, откашлялся и выпрямился, стараясь придать себе как можно более внушительный вид. Его серые глаза метали молнии.
— Мы требуем, — произнес он, чеканя каждое слово, — чтобы вы выдали нам капитана Крюка. Живым или мертвым — это не имеет значения.
Де Лонвийе ожидал чего угодно, но не такой наглости. Выдать Крюка? Капера, действующего под французским флагом? Это было неслыханно!
— Вы в своем уме? — спросил он, не скрывая своего возмущения. — Вы требуете от меня, чтобы я предал своего подданного, нарушил закон, опозорил честь Франции? Вы понимаете, что вы говорите?
Коренастый англичанин, который, видимо, был более искушен в дипломатии, чем его напарник, попытался смягчить ситуацию. Он поднял руку, как бы призывая к спокойствию.
— Господин губернатор, — сказал он примирительным тоном, — мы понимаем, что это… необычная просьба. Но мы готовы предложить вам щедрое вознаграждение за ваше… сотрудничество.
Он сделал многозначительную паузу, давая де Лонвийе возможность оценить всю глубину их предложения. Губернатор, однако, молчал, не сводя глаз с лица говорившего. Он ждал, что же эти англичане предложат ему взамен. Золото? Титул? Земли? Он был готов ко всему, но то, что он услышал, превзошло все его ожидания.
— Мы готовы разделить с Францией добычу, которую получим благодаря Крюку, — продолжил коренастый англичанин. — Пятьдесят на пятьдесят. Половина — вам, половина — нам. Справедливое разделение, не так ли?
Де Лонвийе не верил своим ушам. Пятьдесят на пятьдесят? Они что, считают его идиотом? Они предлагают ему долю в добыче, которую еще только предстоит получить, в обмен на предательство своего капера? Да еще и делят шкуру неубитого медведя!
Да, по договору с Крюком, Франции полагалось 40 %. Но остальную часть Крюк все равно бы потратил во Франции. Де Лонвийе имеет огромное количество заманчивых предложений для Крюка, начиная от земель, плантаций и дворцов, заканчивая уникальными картами сокровищ. А некоторые экземпляры карт могли быть путем к несметным богатствам, таким, где Эльдорадо — это нищий закуток на окраине города.
Он не смог сдержать смеха. Сначала тихого, потом все более громкого, переходящего в раскатистый хохот. Он смеялся так, что у него выступили слезы на глазах. Он смеялся над этими англичанами, над их глупостью, над их самоуверенностью и жадностью. Он смеялся над всем этим абсурдным предложением, которое могло прийти в голову только полным кретинам.
Англичане были в растерянности. Они явно не ожидали такой реакции. Высокий стоял, сжав кулаки, его лицо побагровело от гнева. Коренастый смотрел на де Лонвийе с недоумением. Они явно не понимали, что происходит.
Наконец, де Лонвийе, немного успокоившись, вытер платком выступившие слезы и, все еще посмеиваясь, сказал:
— Вы… вы серьезно? Вы предлагаете мне… разделить с вами… то, чего еще нет? И вы думаете… что я соглашусь?
Он снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе не было веселья. Это был смех человека, который понял, что имеет дело с полными идиотами.
— Господа, — произнес он, когда приступ смеха прошел, — вы, видимо, забыли, с кем имеете дело. Я — губернатор Тортуги, а не торговец с рынка. Я не продаю своих людей, и уж тем более не верю английским обещаниям. Особенно обещаниям тех, кто снес голову своему королю!
Он сделал паузу, обводя англичан тяжелым взглядом.
— Вы знаете, сколько раз Англия нарушала свои договоры? — продолжил он, повышая голос. — Сколько раз вы предавали своих союзников, сколько раз вы обманывали своих врагов? Ваше слово не стоит и ломаного гроша! И вы думаете, что я поверю вам на слово? Что я предам своего капера ради призрачной доли в каких-то мифических сокровищах?
Он снова рассмеялся.
— Вы ошиблись адресом, господа, — сказал он, вставая из-за стола. — Здесь вам нечего ловить. Передайте своему Кромвелю, что Франция не торгует своими людьми.
Рид медленно переглянулся с напарником.
— Вы пожалеете об этом, губернатор, — процедил он сквозь зубы. — Вы совершаете большую ошибку.
Де Лонвийе скрестил руки на груди и усмехнулся.
— Угрозы, мистер Рид? — спросил он с издевкой. — От человека, который только что потерпел сокрушительное поражение? Не слишком ли вы самонадеянны?
Рид сжал кулаки, но промолчал. Он понимал, что де Лонвийе прав. Они проиграли этот раунд. Их предложение было отвергнуто, причем в самой грубой форме. Но он не собирался сдаваться. У него был еще один козырь в рукаве.
— Мы предлагали вам сделку, губернатор, которая могла бы принести пользу обеим сторонам. Но вы отказались. Вы выбрали конфликт. Что ж, будь по-вашему.
Он сделал паузу, выдержал взгляд де Лонвийе, и продолжил, понизив голос:
— У нас есть и другой вариант. Более… убедительный.
Де Лонвийе напрягся. Что-то в тоне Рида заставило его насторожиться.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, приподняв бровь.
Рид медленно, с наслаждением, произнес:
— Жизнь в обмен на жизнь, губернатор. Жизнь вашей дочери… в обмен на жизнь капитана Крюка.
Слова упали, взрывая тишину кабинета. Де Лонвийе не верил своим ушам. Он ожидал чего угодно — новых угроз, новых предложений, даже объявления войны, — но не этого. Не упоминания Изабеллы.
— Что вы сказали? — прошептал он.
Кокс, стоявший позади Рида, побледнел. Он не одобрял этот ход, но молчал, не решаясь перечить своему напарнику. Рид же, видя эффект, который произвели его слова, удовлетворенно усмехнулся.
— Вы все прекрасно слышали, губернатор, — сказал он. — Ваша дочь, Изабелла. Прекрасная, смелая, дерзкая… Она сейчас в надежных руках. И останется там до тех пор, пока вы не согласитесь на наши условия.
Де Лонвийе охватила ярость. У него потемнело в глазах. Он забыл о дипломатии, о политике, обо всем на свете. Он видел перед собой только лицо этого англичанина, который посмел угрожать его дочери. Ему хотелось одного — разорвать его на куски.
— Вы похитили мою дочь? — прорычал он, с трудом сдерживая себя. — Вы посмели…
Рид прервал его, подняв руку.
— Не будем называть это похищением, губернатор, — сказал он. — Скажем так… временное перемещение в безопасное место. Она в полной безопасности, уверяю вас. И вернется к вам целой и невредимой, как только вы выполните наши требования.
Де Лонвийе был готов броситься на англичанина, несмотря на то, что тот был моложе и, вероятно, сильнее.
— Где она? — дрожащим от гнева голосом, спросил он. — Что вы с ней сделали?
Рид не ответил. Он только смотрел на де Лонвийе, наслаждаясь его бешенством. Он знал, что попал в самую больную точку.
— У вас есть время подумать, губернатор, — сказал он, наконец. — До завтрашнего утра. Если к этому времени мы не получим от вас положительного ответа… Что ж, боюсь, вы больше никогда не увидите свою дочь.
Он развернулся и, не дожидаясь ответа, вышел из кабинета, оставив де Лонвийе одного. Кокс, бросив на губернатора последний взгляд, полный сожаления и, возможно, даже сочувствия, поспешил за ним.
Де Лонвийе стоял, не двигаясь, еще несколько минут, глядя на закрытую дверь. Потом он медленно опустился в кресло. Он был раздавлен. Он был в ярости. Он был готов убить этих англичан своими руками. Но он ничего не мог сделать.
Он закрыл лицо руками.
Он сидел так долго, не зная, что делать.
Конец интерлюдии.