Я сидел в таверне Портобелло, за грубо сколоченным столом, пахнущим ромом и старым деревом и смотрел на Генри Моргана. Свет масляных ламп дрожал на его лице, выхватывая резкие скулы и хитрый прищур глаз. За окном шумел порт — крики матросов, скрип канатов, плеск волн, — а здесь, внутри, было душно от жары. Последние дни вымотали меня до предела: поиски третьего куска карты Дрейка зашли в тупик, и каждая новая зацепка обрывалась. Священник, этот чертов святоша с постным лицом, выгнал меня из церкви, будто я был прокаженным, а других ниточек к гробу Дрейка найти не удалось. Все, что у меня было, — два фрагмента карты.
Морган откинулся на стуле, держа в руках кружку с ромом, и лениво крутил ее между пальцами. Он молчал, но тишина эта — не пустая. Наконец он глотнул, крякнул и заговорил, растягивая слова, как будто пробовал их на вкус:
— Слушай, Крюк, а что если со священником этим… ну, потолковать пожестче? Он же явно что-то знает, раз так дергается.
Я поднял взгляд от стола, где мои пальцы выстукивали нервный ритм, и уставился на него. В голосе Моргана сквозила та самая дерзость, что мне в нем и нравилась, и бесила одновременно.
— Без глупостей, Генри, — отрезал я. — Нам лишняя кровь ни к чему. Если он знает, выведаем по-умному.
Морган кивнул, но как-то слишком быстро, слишком легко. Его губы дрогнули в намеке на ухмылку, а глаза скользнули в сторону, к окну, где за мутным стеклом маячили тени портовых бродяг. Я уже знал этот взгляд — он уже что-то задумал. Но я промолчал. Усталость давила на плечи, а в голове крутились мысли о дуэли, о карте, о том, как вообще я оказался в этой чертовщине.
Мы посидели еще немного. Морган допил ром, хлопнул кружкой по столу и встал, бросив напоследок:
— Ладно, капитан, придумаем что-нибудь. Пойду, прогуляюсь, проветрюсь.
— Смотри, без шума, — буркнул я, но он уже шагал к двери, и спина его в потертой куртке казалась мне слишком уж уверенной.
Я остался один. Таверна вокруг гудела: пьяный смех, обрывки песен, звон монет. Я потер виски и решил, что пора возвращаться на «Принцессу Карибов». Завтра меня ждала дуэль с этим напыщенным дворянчиком, а значит, надо было приготовиться к этому. Да и с Вежей поговорить не мешало бы — вдруг нейросеть подкинет что-нибудь дельное.
На корабле было тихо. Команда разбрелась кто куда — кто в таверны, кто к девкам. Только скрип досок под ногами да плеск воды напоминали, что я не один. Я спустился в свою каюту, зажег свечу и плюхнулся на койку. В полумраке тени плясали по стенам, а я, глядя в потолок, думал о священнике. Что-то в его лице — в этом резком «уйди» и сжатых губах — цепляло меня. Он знал больше, чем хотел показать, но как его расколоть? Убивать, как предлагал Морган, я не собирался. Не затем я лечил пиратов, учил их мыть руки и перевязывать раны, чтобы теперь самому стать мясником.
Я закрыл глаза и мысленно вызвал Вежу. Интерфейс привычно мигнул перед внутренним взором — голубоватые линии, цифры, меню. Баланс очков влияния — Баланс: 11 794 очков. На одну тысячу меньше, чем было в последний раз. Это дань омоложения списалась. В целом, неплохо, учитывая, сколько я уже потратил.
— Вежа, — начал я, — есть идеи, как вытрясти из этого святоши правду?
Холодный голос системы отозвался в голове:
— Информация о намерениях священника и его знаниях доступна за 50 000 очков влияния. Альтернативный вариант — усиление навыков убеждения, 10 000 очков.
Я хмыкнул. 50 000? Она сумасшедшая.
Убеждение, конечно, звучало заманчиво, но не сейчас. Завтра дуэль, и лучше потратиться на что-то, что поможет мне не получить шпагу в брюхо.
— Ладно, — пробормотал я, — мне завтра драться на дуэли. Что можешь предложить, чтобы я не стал кормом для рыб?
Голос Вежи отозвался в голове:
«Рекомендую навык „Основы фехтования“. Базовый уровень — 5 000 очков влияния. Доступны улучшения: второй ранг — 7 000, третий — 10 000. Активация после сна».
Я задумался. 5 000 за базу — это уже половина того, что у меня есть, а третий ранг вообще сожрет почти все. Но дуэль — не шутка, а я, хоть и врач, а не фехтовальщик, понимал: без подготовки меня заколют, как свинью на вертеле. Да я крюком управлялся только за счет усильной реакции тела.
— Давай третий ранг сразу, — решился я. — 10 000 очков влияния, так?
«Подтвердите списание», — сухо уточнила Вежа.
— Подтверждаю, — буркнул я, чувствуя, как внутри екнуло. Баланс мигнул и обнулился до жалких 1 794 «ов». — И когда это заработает?
Вежа молчала, а я, выдохнув, поднялся с койки и потушил свечу.
Утро в Портобелло встретило жарой и гомоном порта. Я стоял на палубе «Принцессы Карибов», щурясь от солнца, которое било прямо в глаза и пытался собрать мысли в кучу. Ночь прошла беспокойно: сон приходил урывками, а в голове крутились то остроглазый священник, то испанский губернатор с подозрительным взглядом.
Я чувствовал себя как перед штормом — вроде тихо, а воздух уже тяжелый, давит. Дуэль с этим дворянчиком маячила. Не то чтобы я боялся — за последние месяцы я столько раз смотрел смерти в лицо, что она мне уже приелась, — но помирать от шпаги какого-то напыщенного хлыща не хотелось.
Система загрузила навыки фехтования. А проверить на себе это мне пока не удалось. Я больше удивлялся тому, как в голове всплывают «воспоминания» о том, как надо уворачиваться от колющих ударов, как надо перемещаться во время ведения боя, как держать оружие. Это было очень увлекательно.
Я спустился в каюту, захлопнул дверь и плюхнулся на стул. Руки сами потянулись к абордажному крюку, который лежал на столе, — привычка, выработанная еще на «Грозе Морей». Пальцы прошлись по холодному металлу. Нет, учиться на крюке бессмысленно. Нужно раздобыть рапиру или шпагу. У большинства моих пиратов были ножи и сабли.
Наверное, придется посетить местную оружейную лавку. Хотя, нет. У Моргана есть шпага. Одолжу у него. Но выйдя на палубу, я не обнаружил своего квартирмейстера.
Я выругался про себя. До полудня оставалось часов пять, а Генри пропал.
Я вернулся в каюту и откинулся на стуле, потирая виски. Тело, благодаря той же Веже, было молодым, крепким — ни следа от семидесяти лет. Мышцы гудели от силы, а волосы опять стали густыми, как в молодости. Но голова все еще ныла, как у старика, который слишком долго просидел за бумагами.
Если Вежа не хочет помогать мне с добычей информации о священнике, то может просто срезать путь? Спросить о конечной точке маршрута? В глубине души я знал ответ системы, потому и не обращался к ней с такими вопросами.
— Вежа, — позвал я ее, — а что скажешь про третий кусок карты Дрейка? Где его искать?
Пауза. А потом ее холодный произнес:
«Информация о местонахождении третьего фрагмента карты Дрейка доступна за 100 000 очков влияния. Точная цена зависит от дополнительных параметров запроса».
Я аж присвистнул. 100 000? А ничего не слипнется, а?
Это ж сколько пиратов мне надо вылечить, сколько кораблей потопить, чтобы такое набрать?
— Ты серьезно? — проворчал я. — Я так и думал, что ты меня грабанешь.
«Цена отражает сложность и ценность данных», — бесстрастно ответила Вежа. — «У вас недостаточно очков для сделки».
— Да уж заметил, — огрызнулся я и отключил интерфейс. Голубые линии растворились, оставив меня в полумраке каюты. 100 000 очков! Это было как насмешка. Ясно, что про карту пока можно забыть — ни священник, ни Вежа не собирались мне помогать. Оставалась дуэль.
Я встал и взял крюк — надо было хоть немного размять руки. Вышел на палубу, где солнце уже пекло нещадно, и начал махать крюком. Движения выходили неуклюжие, тяжелые — сказывалось, что фехтование крюком для меня было так же естественно, как танцы для акулы.
Но потом я просто откинул крюк в сторону и фехтовал воображаемой шпагой.
Через два часа я вернулся в каюту, рухнул на койку и закрыл глаза. Нервишки пошаливали. Сон пришел быстро. Мне снились шпаги, кровь и чей-то крик, но я не успел разобрать чей. Когда открыл глаза, солнце уже было высоко.
Впереди была дуэль. Я встал, потянулся — тело казалось легким, пальцы сами сжались, будто знали, как держать саблю. Вежа не подвела. Теперь бы Морган не подвел.
Сон с меня резко сдуло. За бортом шумел Портобелло: крики чаек, плеск волн, далекий гомон порта. Тело отзывается новыми ощущениями — легкостью, точностью движений. Третий ранг «Основ фехтования» вшился в меня. В полдень дуэль и теперь я хотя бы не буду махать саблей, как пьяный матрос топором.
Я встал, накинул куртку и вышел на палубу. Солнце слепило глаза. Команда «Принцессы» лениво шевелилась: Пит Шустрый теребил канаты у мачты, Гарри Киль дымил трубкой, а Стива с Сэмом не было видно — видно, еще спали после вчерашнего. Я окликнул Пита:
— Морган где? Не появлялся?
Пит выпрямился, вытер пот с лица рукавом и покачал головой:
— С утра ушел, капитан. Сказал, что по делам, и пропал.
— По делам, — буркнул я.
Морган и его «дела» — это явная головная боль. После вчерашнего разговора в таверне, где он так легко согласился не трогать священника, я ждал подвоха. Но доказательств не было, только липкое предчувствие.
Я спустился к пирсу, прошел вдоль берега, щурясь от солнца. Порт жил своей жизнью: матросы таскали ящики с рыбой, торговцы орали, зазывая купить ром или фрукты, а где-то вдали звенели колокола — может, в той самой церкви, где меня выставили за дверь. Думать о священнике не хотелось, но он лез в голову — его постное лицо, сжатые губы, резкое «уйди». Что он скрывал? И куда, черт возьми, делся Морган? Я плюнул в пыль и пошел дальше, разминая руки. Надо было сосредоточиться, а не бегать за этим пиратом, как за сбежавшей собакой.
День тянулся медленно. Я вернулся на корабль, велел Питу принести воды и сел у борта, глядя на море. Волны лениво плескались о корпус, а я крутил в руках абордажный крюк, думая о бое. Навык фехтования — это хорошо, но опыта у меня мало, а дворянин тот, поди, всю жизнь шпагой махал. Надо было бы потренироваться, но жара выжимала силы, а тревога за Моргана грызла изнутри. Где он шляется? Напился? В драку влез? Или, не дай бог, пошел к священнику, несмотря на мой запрет? Я стиснул крюк. Если он что-то затеял, я ему шею сверну.
Стив с Сэмом вернулись ближе к полудню, оба красные от солнца и с запахом рома. До дуэли тут рукой подать. Дворянчик назначил ее на мысе, в десяти минутах ходьбы от причала.
— Капитан, — прогундосил Стив, — мы в «Черном Коте» были, слухи слушали. Испанцы в порту что-то мутят, солдат прибавилось.
— А Морган? — перебил я.
Стив пожал плечами:
— Не видали. Может, тоже слухи собирает?
— Слухи, — проворчал я. — Ладно, идите уже, пока ноги носят.
Они ушли. Тревога росла. Морган не из тех, кто пропадает просто так. Я уже собрался отправить команду на его поиски — проверить таверны, спросить у местных. И тут на пирсе замаячила фигура. Генри шел быстро, чуть сутулясь, в своей потертой куртке. Лицо его было в тени, но я разглядел его фирменную ухмылку.
Он махнул рукой и крикнул:
— Крюк, спускайся! Есть разговор.
В его голосе звенело что-то странное — то ли гордость, то ли вызов. Я стиснул зубы. Прибью засранца. Что-то подсказывало мне, что этот «разговор» мне не понравится. Но я спрыгнул с борта и пошел за ним, пока солнце догорало за горизонтом, а порт затихал перед ночью.
До дуэли еще часик-полтора есть. А у меня не было шпаги. Зато есть Морган, у которого она есть. Я шел за Морганом. По дороге я объяснил ему затык со шпагой, но он будто не слушал. Только сказал, что с удовольствием отдаст свое оружие для такого дела.
Его ухмылка, этот тихий голос с ноткой вызова — все это било по нервам. Он вел меня к докам, не оборачиваясь. Я замолчал, хотя вопросов в голове было больше, чем волн в шторм. Куда он пропадал? Что за «разговор»? И почему у меня такое чувство, будто я иду на собственную виселицу?
Мы поднялись на верхний ярус пристани. Рядом были склады. Морган остановился у двери в очередной ничем не примечательный склад. Он кивнул мне приглашающим жестом открывая мне дверь. Я, стиснув зубы, зашел внутрь. Сразу перед глазами появилась лестница вниз, в какое-то полуподвальное помещение. Лестница скрипела под сапогами, а в нос ударил запах сырости и смолы. Генри шел следом, зажег фонарь, и тусклый свет выхватил из темноты бочки, канаты, тени. А потом я увидел то, ради чего Морган меня притащил сюда.
В углу, у стены, сидел священник. Тот самый, из церкви. Руки его были скручены веревкой, во рту торчал кляп, а черные глаза буравили меня. Он дернулся, пытаясь что-то промычать, но кляп глушил звуки. Я медленно обернулся к Моргану. Тот стоял, скрестив руки, и смотрел на меня с наглой ухмылкой.
— Ты что наделал, Генри? — выдавил я.
— Да брось, Крюк, — отмахнулся он, будто мы о пустяке говорили. — Ты хотел правду про карту? Вот он, твой ключ. Теперь потолкуем, как ты велел, но только по-моему.
Я смотрел на перекошенное лицо священника. Гнев и растерянность рвут меня пополам. Это был не мой путь. Я, Николай Крюков, врач, лечивший пиратов, учивший их перевязывать раны и мыть руки, не затем сюда попал, чтобы людей в трюмах вязать, как скот. Но этот чертов пират Морган переступил черту, которую я сам себе нарисовал еще на «Грозе Морей». И хуже всего — он втянул меня в это по уши. Я шагнул к нему, сжимая кулаки:
— Я сказал — без глупостей! Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Понимаю, — спокойно кивнул он. — Понимаю, что мы теперь ближе к карте Дрейка, чем ты со своими танцами вокруг да около. Он знает, Крюк. И скажет.
Священник снова дернулся, замычал громче. Обратной дороги не было. Отпустить его? Он побежит к испанцам, и к утру нас повесят на площади. Оставить? Это значит держать его тут, пока не сломается, а я не палач. Я отвернулся, глядя в темноту.
— Ты перешел грань, Генри, — тихо сказал я. — Это не игра.
— А ты думал, сокровища Дрейка нам на блюде поднесут? — хмыкнул он. — Это море, Крюк. Тут либо ты, либо тебя.
Я промолчал. Подвал давил на меня тишиной, прерываемой только глухим мычанием священника. Морган прав в одном — я влез в эту игру, когда согласился искать карту, когда стал капитаном, когда позволил Веже превратить меня из старика в пирата. Но вот так? Связывать людей, держать их в цепях, выбивать правду? Это не я. Или уже я?
— Что дальше? — устало спросил я, глядя на Моргана.
— Допросим, — пожал он плечами. — Ты или я. Выбирай.
Я смотрел на Моргана. Гнев медленно уступает место холодной ясности. Подвал был тесным, стены сочились сыростью, а воздух пропитался запахом плесени. Фонарь в руках Генри бросал длинные тени. Священник у стены тяжело дышал, его сутана была перепачкана пылью, а в глазах мелькало отчаяние. Я заметил, как дрожат его пальцы, стянутые грубой веревкой, — он не привык к такому обращению, это точно. Человек, привыкший к молитвам и ладану, а не к канатам и кляпам.
— Допросим, — медленно повторил я, словно пробуя слова на вкус. Они оставляли горький привкус. — И как ты себе это представляешь? Будешь ему пальцы ломать, пока не заговорит? Или просто пугать до смерти, пока не обмочится от страха?
Морган хмыкнул, будто я сказал что-то смешное и шагнул ближе к священнику. Его сапоги глухо стукнули по каменному полу, и эхо отдалось в углах подвала. Он присел на корточки перед пленником, глядя ему прямо в глаза, и вытащил из-за пояса нож. Лезвие тускло блеснуло в свете фонаря, и священник дернулся, издав приглушенный вопль.
— Видишь, Крюк, — хмыкнул Морган, не отводя взгляда от своей жертвы, — он уже готов петь. Просто надо дать ему понять, что молчать дороже выйдет. Ты же не хочешь, чтобы все наши труды пошли прахом из-за этого святоши?