Рассвет наступил тусклый, серый, холодный — со-всем не такой, как накануне. Как будто весна передумала и снова уступила место зиме.
Мари-Жанна проснулась рано и выглянула в окно. При виде удручающе мокрого сада у нее упало сердце. Если бы к ней хоть сколько-нибудь прислушивались, вопрос, везти ли Элен по такой холодной погоде, отпал бы сам собой. Но женщина слишком давно знала Эмиля Сен-Клера и понимала, что, если уж тот принял решение, менять его не станет. Значит, остается одно: хорошенько укутать девочку для поездки.
Мари-Жанна пошла в кухню, где Берта готовила завтрак, — проверить, собрала ли та в дорогу корзину с едой и питьем.
— Не волнуйтесь, все готово, — кивнула Берта. — Хлеб, сыр, яблоки, бутылка с холодным кофе и бутылка с водой. — Она широко улыбнулась: — А еще немного бульона специально для мадемуазель Элен. Его я тоже перелила в бутылку, чтобы ей легче было пить. Он и холодный будет вкусным.
Мари-Жанна поблагодарила кухарку за предусмотрительность и пошла будить Элен. Когда она вошла, девочка уже наполовину проснулась. Ей явно становилось лучше. Она села, протирая глаза. Мари-Жанна раздвинула шторы.
— Уже сегодня, да?! — воскликнула Элен, выбираясь из постели. — Мы едем в Сент-Этьен! И я увижу маму!
При виде ее радости няня не смогла сдержать улыбки.
— Идите сюда, будем умываться, — сказала она. — Сейчас Арлетта принесет горячую воду.
Проследив за умыванием, она велела девочке надеть приготовленные заранее чистое белье и одежду, а затем спуститься к завтраку.
Элен не надо было подгонять. Через несколько минут она уже сидела за столом, уминая свежие круассаны и запивая их горячим шоколадом. Вскоре к ней присоединился Эмиль, но он лишь выпил чашечку кофе.
— Мне через полчаса уходить, — сказал он. — Когда я вернусь, Пьер уже приведет лошадь, и мы поедем. — Ой повернулся к Мари-Жанне: — У вас все уложено?
— Да, мсье.
— Тогда надо погрузить вещи в фаэтон и быть готовыми к отъезду.
— Как только Пьер вернется, я попрошу его это сделать;
— Нет, — покачал головой Эмиль. — Необходимо, чтобы все было погружено прямо сейчас. Я сам отнесу багаж.
— Вы сами, мсье? — Мари-Жанна выпучила глаза от удивления.
— Разумеется, да. Или вы считаете, что я неспособен отнести в фаэтон пару чемоданов?
— Нет, мсье, конечно же нет! — поспешно заверила Мари-Жанна. — Сию минуту, я только застегну замки.
Через десять минут все три чемодана были привязаны к задку фаэтона, а Берта поставила на пол корзину с провизией.
— Я очень скоро вернусь, — сказал Эмиль и, надев пальто и шляпу, вышел на улицу.
— Куда пошел папа? — поинтересовалась Элен, допивая шоколад.
— Не знаю, — ответила Мари-Жанна. — И это его дело, а не наше. Теперь, мадемуазель, если вы закончили завтрак, поднимемся наверх и проверим, не забыли ли мы чего, — предложила она, хотя знала, что необходимости в этом нет, поскольку вещи складывала сама, но хотелось занять чем-нибудь Элен, пока Пьер не приведет лошадь и не вернется отец.
Когда они уже находились на втором этаже, внизу раздался громкий треск, и входная дверь задрожала от удара снаружи, за которым сразу последовал второй, потом третий. Мари-Жанна перегнулась через перила и увидела, что Арлетта спешит открыть дверь.
— Нет! — крикнула Мари-Жанна. — Арлетта, не открывайте!
Горничная остановилась в нерешительности, и тут же от четвертого удара дверь влетела внутрь, повиснув на сорванных петлях. В дом ворвались три здоровенных и свирепых мужика. Никогда раньше Мари-Жанне не доводилось видеть в этих стенах подобных людей: в грязной одежде и грубых башмаках. Первый размахивал пистолетом, двое других держали здоровенную трубу, которую использовали как таран. Арлетта вскрикнула от ужаса и тут же получила от мужика с пистолетом удар по лицу наотмашь, от которого свалилась с жалобным воплем.
— Не скули, проститутка! — рявкнул он. — Вставай и пошла вон!
Арлетта, у которой из носа хлынула кровь, кое-как поднялась на ноги и, бросив перепуганный взгляд вверх, на Мари-Жанну, выскочила за дверь, продолжая завывать.
— И чтоб я тебя тут больше не видел! — погрозил ей вслед кулаком второй незнакомец.
Мари-Жанна толкнула Элен в глубь лестничной площадки, прошептав:
— Спрячьтесь у себя в комнате и ждите меня!
Элен не сразу среагировала — она смотрела на ворвавшихся в дом как загипнотизированная.
— Идите! — Няня подтолкнула Элен в сторону ее комнаты.
И в ту же минуту Элен, бросив взгляд вниз, узнала четвертого человека, заглядывающего в выломанную дверь. Глаза у нее расширились: это был Жанно.
— Жанно! — крикнула она пронзительно.
Парень рывком поднял голову и увидел ее, глядящую сквозь перила. Элен! Ее же не должно было быть здесь! Лицо Жанно исказилось гримасой отчаяния.
— Идите! — еще раз подтолкнула девочку Мари-Жанна.
Она тоже узнала Жанно и сразу поняла, что это не нападение на случайно выбранный богатый дом. Нет, завистливое отребье знало, куда вламывается.
Один из мужиков схватил мальчишку за шиворот и втащил внутрь.
— Ты вроде говорил, что дом будет пуст! — зарычал он.
— Я… я думал, они уехали. Они собирались! — забормотал Жанно. — Я честно так думал! — Он попытался вывернуться из крепкой хватки, но это оказалось ему не по силам.
— А ну-ка говори, кто тут еще может быть? Какие сюрпризы нас ждут?
— Не знаю, — пробормотал Жанно, пытаясь отодвинуться подальше. — Честно, не знаю!
— Ну, надо выяснить, да? — буркнул тот, что с пистолетом, видимо главарь. — Жюль, ты тут, внизу, пошарь. А ты, Огюст, подержи мальчишку. — Он посмотрел вверх, где стояла, упершись руками в бока, Мари-Жанна, и похотливо ухмыльнулся: — Я пока верхний этаж проверю.
Двое других скрылись — Жюль в кухне, Огюст, все еще держа Жанно за шкирку, потащил его в столовую. Главарь поставил ногу на нижнюю ступеньку и посмотрел на Мари-Жанну.
— Там еще кто-нибудь есть? — спросил он.
— Вам сюда нельзя! — ответила Мари-Жанна, сжимая руки в кулаки, чтобы унять дрожь.
— Вот как? Почему бы это? — Он поднялся еще на две ступеньки.
— Здесь только я и ребенок… девочка. Она больна. — Вспомнив, как это подействовало на людей вроде этих, когда семья возвращалась в Париж, она добавила: — У нее горячка, она заразна!
Налетчик остановился, но тут же рассмеялся.
— Молодец, старуха! — гаркнул он. — Но меня это устраивает. Красивая и молодая — ну совсем как я. — И он сделал еще два шага вверх.
— Элен, бегите!
На этот раз тревога в голосе няньки дошла до Элен. Девочка очнулась от оцепенения, побежала по коридору в свою комнату и захлопнула дверь.
— Сюда нельзя! — гневно повторила Мари-Жанна. — Мы позовем полицию!
— Вряд ли она тебя услышит, — осклабился пришелец. — Дай услышит — не придет.
Мари-Жанна знала, что это правда, знала, что ей этого человека не остановить, но все равно огляделась в поисках оружия. На площадке лестницы стоял декоративный стул, и нянька, схватив его за спинку, ткнула гнутыми ножками в наступающего громилу. Тот только расхохотался.
— С дороги, старая дура! Тебе меня не остановить, лучше и не пытайся.
Он почти дошел до верхней ступеньки, но все еще был чуть ниже Мари-Жанны. Она в последнем отчаянном усилии размахнулась стулом и обрушила его вниз, на голову мужику. Изящный предмет мебели не был рассчитан на такое применение, он рассыпался по плечам громилы. Тот пошатнулся, но удержал равновесие и, взревев от злости, поднял пистолет и спустил курок.
Мари-Жанна осела на пол. По ее груди расплескалась кровь, в глазах вспыхнула боль — и тут же они погасли. Громила пнул тело ногой, отодвигая с дороги. Снизу его окликнули. Огюст, услышав выстрел, вернулся в прихожую, все еще железной хваткой держа Жанно.
— Гастон, что у тебя там?
— Ничего такого, с чем бы я не справился, — ответил Гастон. — Жди внизу и за дверью следи, мало ли кто войдет.
Гастон понимал, что выстрел могли услышать с улицы, и не хотел, чтобы какой-нибудь любопытный сосед сунул в дом нос. Сначала нужно заполучить ценности, целый воз, которые пообещал Жанно.
«Ладно, — подумал Гастон, засовывая пистолет за пояс и направляясь по коридору искать девчонку, — одна „ценность" уже есть! Отличная будет заложница. Это ж какой выкуп отдаст богатая семейка, чтобы получить ее обратно… чуть помятую, не без того, но живую — если предложат достаточно!»
На площадку выходило множество дверей, почти все открытые, и Гастон, проходя, заглядывал в них, однако, когда девчонка убегала, слышно было, как дверь хлопнула, и потому Гастон, не теряя времени, направился в дальний конец коридора к двум закрытым дверям.
Он открыл первую и вошел. Это была явно мужская спальня, но тут много где можно было спрятаться, и Гастон стал распахивать дверцы шкафов, выдвигать ящики, заглянул за шторы, под кровать… На колосниках печи лежали угли, остывшие и не разворошенные. Никакого ребенка тут не наблюдалось, и Гастон перешел к следующей закрытой двери. Он ее открыл и оказался в другой спальне, где отчетливо видна была деятельность женской руки. Аккуратно убранная постель, туалетный столик под окном, гардероб, высокий комод… В печи чисто, ее явно уже несколько дней не топили. Кто бы здесь ни жил, в последнюю ночь он здесь не спал. Быстрый обыск женской спальни результатов не дал, но выявил еще одну дверь, спрятанную за ширмой. Гастон толкнул ширму, и та упала. Он взялся за дверную ручку, распахнул дверь. За ней оказалась комнатка со стульчаком и умывальником. За этим стульчаком и обнаружилась бледная и дрожащая от страха Элен.
Она вскрикнула, когда Гастон схватил ее и вытащил из укрытия. Крепко держа за руки, он повел ее в спальню.
— Так, детка, — сказал он. — Сейчас ты идешь со мной, и чтоб без шума. Ясно?
Поглядев в его злобное лицо, Элен испугалась еще сильнее. Слезы потекли по ее щекам; всхлипывая, она стала звать маму.
— Прекрати выть! — грубо встряхнув, гаркнул Гастон. — А то будет еще хуже!
Элен понимала, что надо вести себя тихо и идти с этим ужасным человеком, поэтому подавила всхлипывания, пока он вытаскивал ее на лестницу. Тут, вдруг вспомнив, как на Елисейских Полях ей удалось удрать от схватившего ее человека, она нагнулась и впилась зубами в держащую ее руку. Гастон, вскрикнув от боли, на миг отдернул руку — Элен этого хватило. Она бросилась бежать — и резко остановилась, увидев Мари-Жанну, которая лежала, будто тряпичная кукла, уставясь невидящими глазами в потолок.
Взвыв от душевной боли, Элен бросилась к любимой няне и обняла холодеющее тело. Она видела разлившуюся лужу крови и понимала, что Мари-Жанне уже ничем не помочь.
В тот же миг подскочивший Гастон схватил девочку за волосы и вздернул на ноги.
— Ты ее убил! — яростно заорала Элен, не чувствуя боли от натянутых волос, колотя бандита по груди, по голове, по лицу. — Ты — убийца!
Жюль, Огюст и Жанно, разинув рты, глядели, как Гастон пытается удержать вопящую девочку, а потом он дал ей такую затрещину, что она замолчала и обмякла, потеряв сознание. Он тут же закинул ее на плечо, как мешок с углем, и снес в прихожую.
— Уходим!. — приказал он подельникам.
— А как же барахло? — возразил Жюль, обведя вокруг рукой. 7— Мы же за ним пришли.
— Ис этой что делать? гт кивнул Огюст в сторону мертвого тела на верхней площадке.
— Бросим так, — ответил ему Гастон. — А за барахлом можно прийти позже. Но вот девку нам нужно отсюда поскорее унести и где-нибудь запереть. — Он осклабился. — Она тут самая ценная находка!
Затем, сердито глянув на Жанно, который смотрел мимо обмякшего тела на плече Гастона туда, где лежала убитая нянька, бандит небрежно заметил:
— А ведь это ты виноват, пацан. Ты нам говорил, что дом пуст.
— Зато теперь он пуст, — вмешался Жюль. — Кухарка была в кухне, но теперь выскочила черным ходом, как ошпаренная кошка, и вряд ли скоро вернется.
— Ну вот и мы черным ходом уйдем, подальше от любопытных глаз. — Гастон повернулся к Жанно: — Куда черный ход выходит?
— Во двор, к конюшням, оттуда — в переулок.
А Пьер прячется в конюшне? Жанно отчаянно надеялся, что нет. Пьер всегда с ним хорошо обходился, и парень не хотел, чтобы того прикончили, как беднягу Мари-Жанну. Как же он теперь жалел, что сказал Гастону и его ребятам о хранящихся в доме ценностях! Но они же были революционеры, и он хотел произвести на них впечатление своей осведомленностью и решительностью. Откуда было ему знать, что глупые Сен-Клеры в городе? Пьер ему еще когда говорил, что они уезжают.
— Ладно, — сказал Гастон, обращаясь к Жанно, — можешь идти впереди, но без фокусов. Попытаешься удрать — скажу, что это ты пристрелил ту старую ворону. — Он злобно усмехнулся: — Ведь это же от тебя мы узнали про этот дом, и разве ты не хотел получить свое за то, что тебя выгнали?
Проходя через опустевшую кухню, Огюст подхватил один из караваев еще теплого ароматного хлеба и с ним вышел во двор.
Мари-Жанна осталась лежать, где упала, входная дверь валялась на полу. Гастон и его сообщники пробыли в доме меньше двадцати минут.