Выбежав из церкви, Элен понимала, что у нее в запасе лишь секунды, чтобы скрыться. Через миг выскочит сестра Габриэлла и ее схватит.
Элен метнулась в первый же переулок и помчалась, стуча туфлями по булыжникам. Добежав до угла, повернула, не снижая скорости, и влетела головой в живот толстяка, идущего навстречу. Он ее поймал и схватил за руку.
— Ах ты сорванец! — начал толстяк, но тут Элен в третий раз вспомнила, как учил Жанно, нагнулась и всадила зубы в держащую ее руку. Толстяк взревел, пальцы его разжались, и Элен, припустив прочь, нырнула под прикрытие громыхающего фургона, потом завернула за угол, на ближайшую улицу. Она бежала, сворачивая то направо, то налево, и, только вылетев на широкий бульвар и убедившись, что погони нет, перешла на шаг, чтобы окружающие не заподозрили в ней беглянку.
Итак, она вырвалась на свободу. Теперь только и осталось, что найти дорогу домой, но где он, дом? Кого спросить? Элен секунду постояла, подставив лицо солнцу и переводя дыхание, и тут ее словно осенило.
Как-то на уроке мадемуазель Корбин, показывая глобус, объяснила, что во Франции солнце в полдень всегда на юге.
«Так, а сейчас примерно полдень, — подумала Элен, — и если солнце светит мне в глаза — а так оно и есть, — значит, я стою лицом к югу, и тогда запад от меня справа».
Повернув направо, она медленно пошла по бульвару. Их дом в Пасси, а Пасси — это западный край Парижа. На каждом перекрестке Элен поворачивалась лицом к солнцу и шла по дороге, уходящей направо. Не замечая уханья далекой канонады (а может быть, бравируя), многие горожане вышли на воскресную прогулку вдоль реки, и Элен шла среди них — девочка-служанка, посланная хозяйкой с поручением. Она понимала, что ее грубая приютская форма в этой фешенебельной части города выглядит неуместно и этим может привлекать внимание, поэтому девочка старалась не смотреть на прохожих, чтобы ни с кем не встретиться взглядом.
Через какое-то время Элен почувствовала, что ее силы на исходе. Она с утра ничего не ела, да и завтрак был скудный, но пуще всего донимала жажда. День выдался не по сезону жарким, а Элен уже отшагала несколько миль, но она не хотела ни останавливаться, чтобы передохнуть, ни привлекать к себе внимания, спрашивая дорогу. Ей необходимо было найти авеню Сент-Анн, но чтобы при этом никто ее не запомнил.
Увидев зелень небольшого парка и услышав плеск воды в фонтане, Элен, в отчаянном желании напиться, свернула туда. По парку гуляли люди, и Элен, утолив жажду из фонтана, тоже медленно пошла по аллее и вскоре вышла через ворота на противоположной стороне парка. Тут-то она и показалась — церковь Богоматери Скорбящей. Ее широкие ступени вели к западной двери, над которой высилась квадратная колокольня, увенчанная острым шпилем. В эту церковь Элен и ее родные ходили, живя в Париже. Отсюда Элен легко могла найти путь домой, и это придало ей новые силы.
До сих пор девочка не особо думала, что будет делать, когда доберется до дома, но сейчас, приближаясь к нему, она вспомнила, что этот Гастон может все еще ее караулить. Надеясь, что ее не узнать в серой сиротской одежде, она приблизилась к дому, медленно прошла мимо, высматривая, нет ли каких признаков присутствия его или его приятелей, но улица была пуста. Проходя мимо фасада, Элен заметила, что входная дверь заколочена досками, и сердце у нее упало. Дверь не починили после того, как Гастон ее выломал, значит, мадам Соз была права и там никого нет. Но все равно, можно же проникнуть внутрь через въездную арку или садовую калитку и хотя бы на сегодня найти убежище в конюшнях. Потом пришла мысль: а вдруг Пьер еще здесь? Мог же папа оставить его присматривать за домом, пока вся семья живет в Сент-Этьене. Ведь оставлял же он здесь Марго и Жильбера Дорье в прошлом году. В прошлом году — казалось, это было так давно! Когда они вернулись в Париж, Жильбера уже не было на свете, а Марго, совершенно обезумев, совсем не могла работать. Мама отправила ее в Сент-Этьен — доживать свои дни в сельской идиллии, подальше от городского шума и болезненных воспоминаний.
«В общем, — подумала Элен, — Пьер вполне может тут оказаться». Свернув в переулок за домом, она увидела, что въездная арка все еще заперта цепью, и направилась к садовой калитке. Повернула рукоять, но без толку: калитка не поддалась.
На глазах у Элен выступили слезы. Однако оставалась еще призрачная надежда, что Пьер все-таки находится здесь и он услышит ее и отопрет засов. И девочка изо всех сил заколотила в калитку.
Приближение неожиданно подкравшегося человека она не услышала, но когда он ухватил ее за плечо, она в ужасе завопила и, обернувшись, попыталась вырваться.
Человек был одет в мундир Национальной гвардии, и пальцы его держали крепче тисков. Отстранив Элен на расстояние вытянутой руки, он всматривался в ее лицо.
— Пусти! Пусти! — визжала она, пиная его ногами.
Внезапно он ее отпустил, спросив недоверчиво: — Элен?
Она готова была рвануть прочь по переулку, но замерла на месте, услышав свое имя, произнесенное голосом знакомым и любимым.
— Элен? — повторил он. — Это правда ты?
— Марсель? — прошептала она, вглядываясь в лицо брата. — Марсель! Ты жив! А мы думали, тебя убили! Марсель!
Элен разразилась слезами, бросилась в его объятия, приникла к нему, а он крепко обнимал ее, приговаривая что-то утешительное и гладя по волосам.
Когда всхлипывания стихли, Марсель предложил:
— Пойдем внутрь, что ли?
Он достал из кармана ключ, открыл садовую калитку и провел Элен к конюшням.
— Я сплю наверху, в комнате Пьера, — сказал он. — Но когда ко мне приходят, мы сидим здесь.
Он показал на вьюки сена, и Элен села.
— А почему ты не живешь в доме?
— Дом заперт, и я подумал: пусть лучше никто не будет знать, что я здесь.
— Но ты сказал, что к тебе приходят? — не поняла Элен.
— Только Жорж, — улыбнулся Марсель. — Он приходил искать тебя, а нашел меня.
— Искать меня?
— Элен, мы все тебя искали. Мы же совершенно не знали, что с тобой сталось — ты просто исчезла. Папа и Пьер пришли домой, а тебя нет. И в дом кто-то вломился. И… — Марсель едва успел прикусить язык: может быть, сестра не знает, что Мари-Жанну убили? Он взял Элен за руку: — Не хочешь мне рассказать, что тут произошло?
Элен сидела, онемев, и глаза у нее стали большими от страшных воспоминаний.
— Ладно, бог с ним, — сказал Марсель. — Это уже не важно. Главное, что теперь ты вне опасности.
— Я боялась идти домой. Он знает, где я живу, и мог меня здесь подкарауливать.
— Кто это — он?
— Гастон.
— Гастон? — переспросил Марсель, и глаза его сузились. — Не волнуйся, Элен. Если этот тип тут появится, кто бы он ни был, я с ним разберусь, обещаю тебе.
— Он очень злой, — прошептала Элен.
— Я тоже, — мрачно ответил Марсель. — Ладно, ты есть хочешь?
— Да, — кивнула Элен. — Очень хочу.
Марсель поднялся по лестнице в комнату Пьера и вернулся, неся хлеб, сыр и пару яблок.
— Вот, это тебе для начала, — сказал он, — а я пойду посмотрю, что еще смогу найти.
Он направился к двери конюшни, но Элен вскочила с места.
— Не уходи! — крикнула она.
— Не волнуйся, я недалеко.
Подойдя к колодцу в глубине двора, Марсель завертел ворот и вытащил ведро. Засунув в него руку, достал кувшин с молоком и вяленое мясо.
— Не так чтобы много, — буркнул он, наливая молоко в принесенный сверху стакан, — но насытиться поможет.
Подкрепившись и почувствовав себя намного лучше, Элен села поудобнее и стала рассказывать:
— Они вломились в дом, их было трое…
День сменился сумерками, когда Элен закончила свой рассказ:
— И меня отдали в приют Святого Луки, но там было ужасно, и сегодня я сбежала.
Марсель кивнул. Он понимал, почему она удрала, но жалел об этом. Ей было бы куда безопаснее находиться в приюте у монахинь, чем одной на улицах.
— А что этот парень, Жанно?
— Он меня выпустил из подвала, и мы вместе убежали, но Гастон за нами погнался и, кажется, его поймал. Мне неизвестно, что с ним стало дальше. Он крикнул, чтобы я убегала, и я убежала.
Марсель глянул на нее и покачал головой. Как смогла сестренка все это пережить? Как смогла не потерять присутствие духа и в конце концов попасть домой? «Слава богу, — подумал он. — Слава богу, что я ее нашел. Если бы мы разминулись, это было бы ужасно».
Всего неделю назад он был на Вандомской площади, где под радостные крики коммунаров свалили триумфальную колонну Наполеона Первого. Но пока коммунары ликовали, форт Неси на юге Парижа был захвачен французской армией, и город оказался под еще большей угрозой, потому что начался обстрел западных его стен.
«Необходимо переправить Элен в более безопасное место, — решил Марсель. — Подальше от канонады, потому что Пасси вполне может оказаться на линии прямого огня с обеих сторон. Лучше всего было бы передать ее Жоржу».
— Послушай, — сказал он. — Надо как можно скорее сообщить Жоржу, что ты нашлась.
— Он в армии со своими солдатами, — откликнулась Элен. — Там его и ищи.
— Это я знаю, — кивнул Марсель, — но армия сейчас не в Париже. Она передислоцировалась в Версаль, и мне с ним не связаться. Я не могу оставить город.
— А ты тоже солдат?
— Во всяком случае, не армейский. Но я попытаюсь дать ему знать. А тем временем тебе придется пожить здесь. Спать можешь наверху в кровати Пьера, а я буду сторожить внизу. Иногда мне придется выходить за провизией, но обещаю, что ночью я тебя одну не оставлю. — Сказав это, Марсель отвел недовольную Элен в тесную комнату Пьера. — Постарайся заснуть. — Он встряхнул одеяло. — У тебя был тяжелый день. И ничего не бойся.
Элен улеглась на узкую кровать, которая была ненамного удобнее, чем приютская, и хотя была уверена, что заснуть не сможет, уже через две минуты погрузилась в глубокий сон.
Марсель посмотрел на спящую сестру и спустился вниз. Из-за городских стен доносилась неумолчная канонада, ей отвечал огонь коммунарских пушек. Город был в осаде, гражданская война разгорелась не на шутку, и братья оказались на враждующих сторонах.
Марселю было совершенно непонятно, как передать весть об Элен Жоржу. И если даже это удастся, сможет ли Жорж забрать сестру и организовать ее защиту?
Конечно, существовала вероятность, что Жорж, как и раньше, появится внезапно, и тогда они вдвоем решат, что делать с сестрой.
Марсель проверил, надежно ли заперта садовая калитка, а потом, устроившись поудобнее на кипах соломы, задремал под шум канонады. Случалось ему спать в местах и похуже.
Едва забрезжило утро, он уже был на ногах и тут же вспомнил все, что рассказывала Элен накануне. Этот самый Гастон… Марсель вскипел от ярости, представив, что пришлось вытерпеть сестренке от этого человека, кто бы он ни был. В Париже, должно быть, сотни мужчин носят имя Гастон, но мучитель Элен расспрашивал ее о родителях, сестрах и даже о нем, Марселе. Может ли так статься, что он — Гастон Дюран? Уж если мерзавец был способен поджечь сарай, набитый собственными товарищами, чтобы самому сбежать, то он вполне способен похитить и использовать малолетнюю девочку. Если бы Дюран, разыскивая Элен, пришел сюда, Марсель бы его кастрировал.
Он снова подумал о Жорже. Где сейчас может быть брат? Вряд ли в Париже, хотя и это возможно. Совершенно ясно, что Жорж — правительственный шпион. Видимо, у него имеется способ проникать в город и уходить из него незамеченным, а если это так, то, вероятно, он этим путем и Элен сможет вывести.
Шли дни, но Жорж не появлялся, и Марселю все труднее становилось оберегать сестру. Ему приходилось оставлять ее на несколько часов подряд, поскольку и, зная, что противник превосходит коммунаров в вооружении, Марсель понимал, что рано или поздно правительственные войска ворвутся в Париж и тут начнется ад.
Грохот выстрелов стал постоянным аккомпанементом к жизни, его уже почти не замечали, но падавшие снаряды причиняли серьезный ущерб домам и стенам, и Марсель требовал, чтобы Элен, пока его нет, не выходила из конюшни. «Теперь, когда ты снова со мной, — говорил он ей, — я должен точно знать, где ты».
Он сделал все, что мог: проник в дом и принес ей ее собственную одежду, чтобы она могла избавиться от грязной серой приютской робы; принес колоду карт, книги для чтения, бумагу и карандаши, а главное — добывал еду. И все равно Элен почти все время была одна и скучала.
— Не могу я остаться с тобой, — объяснил он, когда сестра стала умолять его не уходить. — Идет война, на баррикадах каждый человек на счету, в том числе и я. — Он поспешно ее обнял. — Слышишь, пушки гремят? Мне пора.
Пушки Элен слышала — их слышал весь Париж, — но не их она больше всего боялась. А вдруг он не вернется? Что с ней будет, если Марселя убьют?
— Ты обещаешь вернуться? — спросила она тихо и робко.
— Конечно! — ответил он, понимая, что может не выполнить обещание.
«Куда, к чертям, подевался Жорж? — подумал он в очередной раз. — Отчего не пришел, как обещал? Может быть, после нашего последнего разговора он ушел из Парижа, а теперь, когда начались бои, не может вернуться. Может, его поймали? Или убили?» Вопросов было полно, ответов — ни одного.
Элен тоже очень ждала Жоржа. Он-то точно решит, что делать. Да, Марсель делает все, что может, но Жорж, наверное, имеет больше возможностей. Почему братья воюют на разных сторонах, она не понимала. Они оба французы, оба выросли в Париже… Вот ведь беда какая…
Жанно медленно выздоравливал от ран — молодость живуча. Ребра цвета грозовой тучи при резких движениях все еще болели, но зашитое плечо заживало, рана очищалась, и шишка на голове спала, оставив лишь глубокий шрам под волосами.
Альфонсу удалось продать часы и на вырученные деньги купить продукты и дрова. Несколько недель все трое ели приличную еду, а не перебивались отходами, подобранными на рынке. Вскоре лицо мальчика приобрело здоровый цвет, и дней через десять он снова стал выходить на улицу.
Супругам Берже Жанно сказал, что рыщет в поисках провизии, так что остатки драгоценной наличности они спрятали подальше. И действительно, Жанно часто приносил фрукты и овощи, которые удалось освободить от чрезмерной опеки хозяев и при этом не попасться. Но главное, чем занимался он во время этих выходов, — искал Элен. Каждый вечер он проходил мимо дома на авеню Сент-Анн, надеясь увидеть там признаки жизни, но дом стоял запертый и темный. Удалось ей сбежать тогда, на складе? Он надеялся, что удалось, и, значит, теперь она где-то прячется.
Жанно заглянул в свое прежнее логово и нашел там Поля с Мартышкой. От них он узнал, что раненый Гастон залег в берлогу в том самом доме, где держал пленницей Элен.
— Хреновый у него вид, — сообщил Поль. — Его пырнули в ногу. Хлестало, как из недорезанной свиньи, и становится только хуже.
Жанно решил не говорить, что это он свинью не дорезал. Такая классная история не могла бы не уйти в народ, а Жанно совсем не хотелось, чтобы Гастон и его друзья узнали, что он до сих пор находится среди живых, и пришли сводить счеты.
— А ухаживает за ним Франсина? — спросил он между прочим.
— Не-а. — Поль покачал головой. — Ее там больше нет. Не знаю, что с ней сталось.
Жанно подумал, что, похоже, он знает, но делиться этой тайной не стал. И ушел обратно в город.
Париж был в осаде, и это создавало дополнительные возможности для Жанно и ему подобных. Дома разрушались обстрелом, и просто удивительно, сколько всего можно было набрать на развалинах, но действовать приходилось очень осторожно. Если бы его поймали как мародера, ему бы не поздоровилось, но столько народу этим промышляло, что перспектива попасться была близка к нулю. Еще одна опасность заключалась в том, что, пока Национальная гвардия отбивала атаки правительственной армии, всех мужчин, женщин и детей, способных двигаться, хватали и заставляли строить вторую линию баррикад. До сих пор Жанно удавалось избежать всех опасностей, и он умудрялся добывать и для себя, и для Берже много чего нужного.
Однако через два дня его поймали. Когда, прокравшись в переулок за домом Сен-Клеров, Жанно пытался открыть калитку, кто-то схватил его сзади и вывернул ему руку назад и вверх так, что Жанно взвыл от боли.
— Ах ты хулиган! — рявкнул мужской голос. — В дом залезть решил?!
— Нет! — крикнул Жанно. — Я просто ищу одну девочку, но это неважно, ее здесь нет.
Он попытался вырваться, но ему лишь дернули руку вверх, отчего он взвыл еще раз.
— И кого это ты «просто ищешь»?
— Девочку, которая тут жила, но ее тут нет. Я не залезть хотел, честно, я только смотрел.
— Честно? — рассмеялся незнакомец. — Вряд ли ты был честен хоть раз в жизни.
Не выпуская руку Жанно, мужчина протянул свою и, отперев ворота, грубо втолкнул мальчишку в сад. Жанно пошатнулся, когда его отпустили, но ворота уже закрылись, и бежать было некуда. Тут луна выплыла из-за туч, и Жанно, к своему ужасу, увидел, что поймал его национальный гвардеец. Мальчик отшатнулся, съежившись, но мужчина снова схватил его за руку и повел к конюшням.
Элен, услышав шаги, спряталась в пещерке из соломенных кип, которую Марсель устроил ей в пустом стойле.
— Все нормально, Элен, — сказал он тихо. — Это я. Но со мной тут парень, который вроде бы тебя ищет.
Элен вылезла из укрытия и, когда Марсель зажег фонарь, увидела его спутника.
— Жанно! — крикнула она. — Ты живой!
— И ты живая, — сказал Жанно, неловко и с опаской оглянувшись на гвардейца, который его привел.
— Не бойся, — сказала ему Элен. — Это мой брат Марсель. — Она повернулась к брату: — Марсель, это Жанно. Помнишь, я тебе говорила? Это он спас меня от Гастона.
Они втроем расположились на соломе, и при свете лампы Жанно поведал о своих злоключениях — как бандиты его бросили, сочтя мертвым, как Берже второй раз подобрали и выходили.
— Я сейчас у них живу, — сказал он. — Как было во время первой осады.
— А если этот Гастон тебя найдет? — спросила Элен.
— Не найдет, — уверенно отозвался Жанно. — Поль говорит, что Гастон лежит у себя в берлоге раненый. И совсем плох.
— Ты знаешь, где это? — спросил Марсель. — Можешь мне показать?
— Я туда не пойду, — помотал головой Жанно.
— Ты только покажешь, — попросил Марсель. — Хотя бы издали, чтобы я знал, где его искать.