3
Разговор об этом зашел после того, как я выразил желание научиться летать. Дело в том, что после поражения в прошлой войне Германию очень сильно ограничили, сократив ее армейские подразделение более чем втрое. Шестого марта 1919 года был издан закон об образовании «временного рейхсвера», который просуществовал до 1921 года. В эти три года общая численность армии была сокращена с четырехсот до ста тысяч человек. Сухопутные войска могли оснащаться лишь холодным и стрелковым оружием, а также артиллерийскими орудиями среднего калибра. На вооружении германского флота оставались корабли устаревших проектов. Запрещалось производить и иметь на вооружении авиацию, бронетанковую технику, химическое оружие, зенитные орудия, подводные лодки. Генштаб и военные академии были распущены.
Чтобы хоть как-то обойти пункты этого договора приходилось идти на немалые ухищрения. Например, была создана по договору в Советским Союзом, Липецкая Авиационная Школа, которая должна была вести подготовку летчиков истребителей. При этом Германия поставляла туда буквально все, начиная от строительства аэродрома и жилых корпусов, до техники, включая новейшие самолеты. СССР, предоставляла только место базирования, и по договору имела пятьдесят процентов мест, для подготовки собственных пилотов.
Но даже в этом случае, Германия оставалась в выигрыше, потому, что в противном случае, не имела бы и этого. Вначале, мне было предложено обучение в той школе, но видя мой несколько недовольный вид, мой приемный отец решил отложить этот вопрос на более позднее время. А после отъезда полковника, попытался выяснить, в чем именно состоит мое недовольство.
— Я просто боюсь сорваться. — Ответил я. — После расстрела отца, произошедшего на моих глазах, я ненавижу всех большевиков, до такой степени, что готов загрызть любого из них даже зубами если не подвернется ничего иного.
— Я понимаю тебя мой мальчик, и как бы то ни было одобряю это. Все же из-за прихода к власти этого быдла мы потеряли очень многое. Прежде всего — Родину. И это не должно остаться безнаказанным.
Через некоторое время, мы получили письмо от полковника Вальгера, где мне предписывалось прибыть в Висбаден, расположенный неподалеку от Франкфурта-на Майне, для обучения в школе летчиков. В германии, несмотря на ограничение все же существовало военное училище, правда с сильно сокращенным сроком обучения, и ограниченным контингентом курсантов. Но иного выбора, по сути не было. Швейцария же хоть и имела собственную авиацию, но в ее состав входило всего десять истребителей, причем пилоты чаще всего обучались во Франции, или Британии. Здесь же мне предлагалось военное училище, а Граф***, можно сказать только и грезил тем, как его сын, то есть я становлюсь офицером. Иного пути он для меня, просто не рассматривал.
По большому счету, мне хотелось того же самого. А еще очень хотелось какой-нибудь заварушки, с участием большевиков, чтобы наконец излить всю ту ненависть, которая накопилась у меня за эти годы. «Пепел Клааса стучал в моем сердце» с каждым днем все сильнее и сильнее.
Учеба в училище пилотов, давалась непросто. По условиям договора сроки обучения были сильно сокращены, вместо двух с половиной лет обучения, нужно было уложиться в год с небольшим. Но если сроки и сократились, то программа осталась прежней, и в итоге, вместо трех-четырех часов ежедневного обучения, при одном выходном, был предложен почти десятичасовой учебный день, с выходными во время официальных праздников, которых немецким обычаям набегает совсем немного. Первое время было очень трудно и как минимум треть поступивших на учебу, отсеялась по естественным причинам. Все-таки выдержать такой темп обучения, было очень непросто.
Помогло еще то, что в прошлой жизни, многое из того, что давали здесь я уже знал. Единственное, чему меня не учил инструктор с завода Хуго Юнкерса, как это военной тактике и стратегии. Все остальное было мне в принципе знакомо. Честно говоря, имеющиеся в авиашколе самолеты, вызывали некоторое недоумение. Это ибыла в основном техника двадцатых годов, то есть фактически десятилетней давности. Те же Heinkel HD 17, FokkerDXIII или Junkers А35, не шли ни в какое сравнение тем же Junkers F13, который имелся у нас в прошлой жизни. И хотя первый полет этого самолета состоялся даже раньше любого из представленных истребителей у меня в душе зрело недоумение, касающееся того, как можно на этом хламе подниматься в воздух. В принципе, подниматься в воздух еще куда ни шло, но как можно на нем сражаться с врагом, было совершенно непонятно. Но тем не менее учеба продолжалась, и я старался изо всех сил, чтобы научиться хоть чему-то полезному.
Самое большое изумление посетило меня, после того, как после года и трех месяцев учебы, когда мы сдали выпускные экзамены и получили дипломы летчиков-истребителей, и первые воинские звания, те самые, с которого я и начинал свой путь в авиации, перед нами выступил полковник Вальтер Вефер. Новости, объявленные им были не самыми приятными. Как оказалось, в Рейхсвере для нас пока не находится места. И сколько это еще продлится было совершенно непонятно. Поэтому все мы отправляемся в действительный резерв. Что это означало, для многих оказалось шоком.
Фактически мы были никому не нужны. Ладно я, по сути закончивший эту школу, можно сказать из личных амбиций, но многие из моих сокурсников происходили из бедных семей, и очень надеялись на то, что денежное содержание офицера, существенно поправит их материальное положение. Увы, надежды рушились прямо на глазах. Правда господин полковник, все же дал надежду, объявив, что у него имеется двадцать путевок, для наших выпускников, в гражданскую авиацию. Это решало многие проблемы, особенно для тех, кто находился в отчаянном положении.
И вскоре, двадцать счастливчиков, отправились покорять небо в качестве гражданских пилотов. Что удивительно, в связи с тем, что они все-таки получили хоть какую-то должность, им объявили о присвоении звания — лейтенант. Правда, сразу же предупредили, что хоть звание у них и есть, и будет идти выслуга, оплачиваться звание, до призыва в действующую армию не будет. Как я понял из некоторых разговоров, состоявшихся чуть позже, как минимум четверо из нашего выпуска, очень сомневались в том, что вернутся в армию, даже если это потребует начальство. Все-таки гражданская авиация сейчас была более престижна, в том числе и по денежному содержанию.
Остальные выпускники разъехались по домам. Я не слишком рвался за штурвал гражданского транспорта, тем более, что у меня было на что жить и потому, набрав в Германии подарков для отца, отправился в наш замок на озеро Валенсе. Как оказалось, я тоже не остался без подарка. Отец презентовал мне новейший на сегодняшний день автомобиль Duesenberg Model J от кузовной мастерской Murphy модели Sport Berline. Одно то, что кузов автомобиля был изготовлен в мастерских Murphy увеличивало его стоимость с восьми до двадцати пяти тысяч долларов. На сегодняшний день это была вообще заоблачная цена, которую могли позволить себе очень немногие.
Семилитровый восьмицилиндровый двигатель автомобиля, был способен разогнать это чудо инженерной мысли до ста миль в час (165 км\ч) всего за восемь секунд. Где, на каких дорогах Швейцарии это было возможно, я просто не понимал. Учитывая горную местность страны, самые большие прямые отрезки дорог, не превышали сотни другой метров, а чаще, даже гораздо меньшее расстояние. Но машина действительно смотрелась на все сто. По большому счету, для нее были не нужны даже номера, потому как второго такого автомобиля, здесь просто не было. Тот же Франц I, князь Лихтенштейн, довольствовался автомобилем Мерседес-Бенц.
Хотя, по большому счету, вся эта показуха, была не более чем бахвальством со стороны моего родителя. Но я разумеется делал все, чтобы показать свою радость, хотя искренне не понимал, зачем все это нужно. Хотя, наверное, догадывался, что Граф***, хочет таким образом показать свою любовь ко мне.
В начале 1933 года, после прихода к власти Гитлера, ставшего рейхсканцлером Германии, после формирования правительства Гитлера, оставаясь председателем рейхстага, Геринг стал имперским министром без портфеля, осуществлявшим контроль за авиацией и Министерством внутренних дел Пруссии. И уже второго февраля, меня и еще сорок пять человек выпускников Висбаденской, и Липецкой авиационных школ, вызвали на ковер к Герингу для получения нового назначения. Как и предполагалось три года назад, Германия не досчиталась, как минимум десятерых пилотов, решивших, что гражданская деятельность для них более предпочтительна, чем служба Германии. И если сейчас, на это еще как-то смотрели сквозь пальцы, то уже 1938 году, все они попали под молотки тай ной полиции. Из всего выпуска избежал преследования только Ганс Вальтер, вовремя сообразивший, что все это может плохо закончится и эмигрировавший в Чили.
Нам же было объявлено, что Германия в лице Геринга, заключила договоренности с Бенито Муссолини и нас направляют на стажировку в несколько авиационных частей Италии, для того, чтобы отточить и закрепить навыки пилотирования. Увы, действие многих пунктов Версальского договора, пока еще не было прекращено, поэтому мы должны были отправиться инкогнито. Кто-то под видом туристов, кто-то — работников, приглашенных на время летних вакаций, а кто-то по линии Красного Креста. Каждому из нас было предложено выбрать место где он хотел бы продолжить службу, и после выбора, выдавалось предписание, и некоторые средства для того, чтобы добраться до места службы, где нас должны были обеспечить всем необходимым.
Я выбрал для себя город Больцано, находящийся в Южном Тироле. От замка моего приемного отца до этого городка, было всего чуть больше двухсот километров, к тому же, мне совсем не хотелось, изображать из себя поденщика, отправляющегося на сбор урожая фруктов, чтобы замаскировать истинную цель перехода двух границ. Поэтому я поднял руку обращая на себя внимание и получив разрешение произнес.
— Алекс фон Визен. — представился я и продолжил. — В баронстве Визен, что находится на озере Валенсия, находится замок моего отца Графа***, я мог бы предложить, троим или четверым моим товарищам, некоторое время погостить в замке, для отдыха или осмотра достопримечательностей, а затем мы могли бы добраться до Больцано, своим ходом, тем более, то от моего дома, до места будущей службы, не более двухсот километров, что означает около четырех часов неспешной езды на автомобиле.
Произнося мое предложение, заметил, какой-то мужчина, сидящий неподалеку от Геринга, нашептывает ему что-то на ухо. Тот выслушав советчика кивнул, и произнес.
— Меня устраивает это предложение барон. Оно снимает многие неудобства и проблемы.
В итоге я и еще четверо моих приятелей, которые с удовольствием согласились несколько потесниться на время пути, все же мой автомобиль хоть и был достаточно просторен, но не был рассчитан на такое количество пассажиров, выехали из Берлина и отправились в замок моего отца в городок Визен. Впереди нас ждал двухнедельный отдых, с условием, что уже в начале марта 1933 года, мы появились в предписанной нам авиационной базе Итальянских ВВС.
Кстати перед отъездом дал телеграмму отцу. Хотя он всегда был рад моим приятелям, но являться как снег на голову с четырьмя взрослыми мужчинами, да еще и на несколько дней, было бы не слишком правильным. С другой стороны, у нас постоянно кто-то пребывал в гостях. То заезжали какие-то знакомые графа, то его дальняя тетушка, порой со всем своим семейством, состоящим из забитого жизнью и постоянными проблемами муженька, трех дочурок, двоих из которых можно было смело назвать старыми девами, и младшенькую готовящуюся последовать примеру старших.
По всему выходило, что семейство Никитиных, в лице тетушки и ее муженька, не сообразили вовремя, что большевики, пришедшие к власти в России, это надолго, и не позаботились эвакуации имущества. В итоге, довольствовались кое-какими куцыми сбережениями на счету в одном из Французских банков, выведенных в свое время, для летних вакаций на Лазурном берегу. Увы, счет оказался не таким уж и большим, приличного приданного вывести из него было невозможно и потому дочери слегка засиделись в девицах.
Больше всего тетушке не нравилось именно мое присутствие в доме, судя по ее взглядам в мою сторону, будь ее на то воля, давно бы удавила меня собственными руками. По словам Графа***, она очень надеялась, что он так и останется в холостяках, и тогда она могла бы претендовать на наследство, как как являлась его двоюродной сестрой со стороны отца. Но, мое появление спутало все ее материальные планы. Правда вначале, она попыталась было пристроить хотя бы свою младшенькую, выдав ее за меня замуж, но, во-первых, та была старше меня на три года, а во-вторых, похоже пошла в отца. И ладно бы если только нравом, так нет же, нрав она унаследовала как раз материнский, в отличие от старших сестер, зато лицом была копией отца.
Будь она мужчиной, ее лицо можно было бы назвать в какой-то степени интересным, до для женщины рубленные черты лица, тонкий рот с практически полным отсутствием губ, и слегка оттопыренные уши, вызывали у меня скорее неприязнь, нежели, что-то иное. Да и отец, видя старания своей кузины, как-то подмигнул мне, а чуть позже вполне успокоил меня предложив воспринимать «ужимки и прыжки» тетушки, с некоторой иронией. В общем-то я ничего иного от него и не ждал. Отец просто не рассматривал любую из этих девиц в качестве моей суженой.
В итоге, пожалев бедную родственницу, Граф***, предложил ей в подарок небольшую ферму на юго-востоке Франции, неподалеку от городка Безансон. При ферме имелось около пятидесяти гектаров земли, расположенных возле реки Дуб, две трети которых были заняты под виноградники, на южном склоне небольшого холма, а оставшаяся часть являлась заливными лугами. При ферме имелся, довольно приличный домик, в котором вполне могло разместиться все семейство Никитиных, да и до Безансона, было всего около десяти километров, при этом сама ферма примыкала, к довольно большому поселку.
— Вы, бы еще предложили мне пойти в холопки, Граф***! — С негодованием, отвергла предложение тетушка. — Никитины никогда не опустятся до положения крестьян!
Хотя, судя по глазам всего остального семейства, они были готовы на что угодно, и уж тем более на предложенную графом ферму. Отец, просто пожал плечами, была бы честь предложена. Больше разговоров на эту тему не поднималось. Но, тем не менее тетушка продолжала поддерживать знакомство, надеясь все же получить после кончины графа, хоть что-то, на правах родственницы. Впрочем, отец, предполагая подобное, при написании завещания, упомянул в нем Анну Ивановну, отписав ей ту самую ферму, что предлагал ранее. В конце концов, в завещании она упомянута, часть наследства в виде фермы, и доходов с нее, которые по распоряжению графо отсылались на специальный счет, присутствуют, а на большее она может не рассчитывать. А дальше пусть делает с нею что пожелает. Захочет, пусть перебирается со съемных квартир туда, нет продолжает вести жизнь помещицы, приехавшей на Лазурный берег, а от фермы можно избавиться. Клиенты всегда найдутся. Тем более, что, предполагая подобную тяжбу, с оспариванием наследства на правах ближайшей родственницы, уже при жизни, мой приемный отец, переписал все свое состояние именно на меня, оставив в своем распоряжении совсем немного средств, которыми он пользовался сейчас.
В отличии от моей прошлой жизни, где Граф***, скончался еще в двадцатых годах, и был нами похоронен на берегу Дона, здесь он был еще жив, и чувствовал себя вполне прилично, хотя последние пару лет, уже практически никуда не выезжал, за пределы баронства. Разве что тринадцатого июля каждый год посещал кладбище, расположенное в Лихтенштейне. Кто именно покоился там, мне было неизвестно, а сам Граф***, никогда не говорил об этом.
— Ты, все равно, никогда не знал этого человека, поэтому вряд ли тебе будет это интересно. А выражать скорбь по усопшему, к которому ты не питаешь никаких чувств, смахивает на театральщину.
Поэтому, кто именно там лежит, я просто не знал, да и не настаивал на этом, идя против воли отца.