4
Восемь сотен километров пути от Берлина до замка моего отца, мы пролетели за каких-то десять часов. И то могли бы быстрее, но нужно было остановиться для заправки автомобиля топливом, а заодно и перекусить. По приезду к замку отца, сидевший рядом со мною на переднем сидении Гюнтер Шнайдер, считающийся среди нас самым большим воздушным хулиганом, вылез из автомобиля и дрожащим голосом произнес.
— Клянусь, больше никогда в жизни не сяду в автомобиль рядом с этим сумасшедшим швейцарцем. За эти несколько часов поездки, у меня на голове появился не один седой волос. Как можно гнать с такой скоростью?
— Там и было то всего около ста двадцати километров в час? — удивленно ответил я.
— Ста двадцати? — С сарказмом переспросил он. — Почему-то я при каждом взгляде на твой спидометр, я замечал стрелку, лежащую на цифре сто пятьдесят.
— Не может такого быть⁉ Гюнтер, но ведь даже если так, в воздухе мы летаем со скоростью вдвое большей и ничего.
— Так это в воздухе, а не на земле, где можно было врезаться во что угодно.
— Просто считай, что мы тоже летели, правда очень низко. На бреющем.
— Я чуть лысым от твоего бреющего не остался!
— Так лысым или седым? — С хохотом вмешались в разговор приятели.
— Посмотрим каким будешь ты, нам еще добираться до Больцано, причем по горным дорогам, и впереди на этот раз сядешь ты.
Друзья расхохотались еще больше.
Следующие две недели, запомнились мне, как бесконечный калейдоскоп событий. Мы отрывались во всю и на полную. Граф***, устроил нам такой праздник, который, наверное, запомнится на всю жизнь, и когда-нибудь ближе к старости, я попытаюсь нечто подобное повторить для своего сына, если конечно судьба подарит мне его. Мы обошли все кабачки, и бары Визена, отплясывали на всех площадках и вечеринках нашего милого городка, и выступали в качестве почетных гостей на каждом из них, посетили Берн, Цюрих, Женеву, побывали во всех злачных местах этих городов, и не оставили безо внимания ни одной крошки развлечений, которые встретились нам на пути. Много позже сам создатель и бессменный руководитель люфтваффе Герман Геринг, подсчитывая итоги стажировки в Италии, объявил нас лучшими в соблюдения секретности.
— Эти парни, были на виду у всей Европы, шум стоял такой, что сотрясались стены даже в Рейхсканцелярии. Но никто во всей Европе, не смог бы отнести их к истребителям, тайно пробирающимся в Италию, чтобы отточить свои летные навыки. Хотя по качеству истребления шнапса и прочих напитков во всех барах и ресторанах городов, где они побывали, равных им найти было невозможно!
Все, когда-то заканчивается. Завершились и наши каникулы. Вновь усевшись в мой «Duesenberg», мы отправились в Италию. На границе нас даже не досматривали, единственное что мы услышали при ее пересечении, так это опасение одного парня из стражи о том, что если эти парни покинули Швейцарию, значит там не осталось доброй выпивки, и они решили очистить от этого итальянские бары. Похоже слухи о наших загулах дошли и сюда.
Больцано, оказался захолустным городком, больше смахивающим на небольшое село. Расположенная неподалеку от него, авиашкола, хоть и вносила какое-то разнообразие в жизнь местных винодельческих хозяйств, но разве что в праздничные или воскресные дни, все остальное время, здесь царило тихое уныние, нарушаемое разве что ревом взлетающих или заходящих на посадку самолетов, или криками очередной замеченной в прелюбодеянии жены, какого-нибудь фермера, заставшего ее на месте преступления. Страдали чаще всего именно они, все-таки поднять руку на офицера, застигнутого врасплох на очередной красотке, рука у местных селян просто не поднималась.
Пока мы предавались загулу, посещая все злачные места Швейцарии, отец, через своего поверенного снял для меня уютный домик, в этом захолустном городишке, и даже нашел прислугу и горничную, взбивавшую мне постель и приносившую утреннюю чашку кофе. В отличии от большинства моих соратников, я жил можно сказать в гораздо более лучших условиях, чем любой из них. Но на меня не обижались, соглашаясь с тем, что каждый из нас имеет право на подобное будь у него возможность для этого. Тем более, что совсем недавно, мы отрывались во всех кабачках за мой счет, и ни у кого из приятелей не возникло даже тени сомнения, кто именно должен оплачивать все эти счета.
Учеба в авиашколе оказалась скучной до невозможности. С утра до вечера, мы изучали устройство самолета, теорию воздухоплавания, тактику, стратегию и штурманское дело. Ни о каких полетах, и оттачивании летных навыков не шло и речи. Единственные самолеты, которые мы видели находились в сотне метрах от нас, куда нас не подпускали даже близко. Однажды нас все же вывели на экскурсию на лётное поле, где разрешили наконец прикоснуться к местным истребителям. Так сказать, потрогать руками то, что:
— Когда-нибудь, некоторые из вас возможно смогут поднять в воздух эти машины, если хорошо изучат теорию и тактику.
Похоже нас принимали здесь за желторотых новичков, видевших самолет только на картинке, и никогда в жизни не сидевших в кокпите пилота, и уж тем более не поднимавшего самолет в воздух. Услышав эти слова, мы сразу же возмутились подобному отношению, сказав, что мы давно уже не те юнцы, за которых нас принимают. На что сопровождающий нас офицер усмехнувшись произнес.
— Ну, что же, давайте проверим, насколько вы годны к полету. — он обвел глазами наш строй.
— Ну, например, вы, герр Шнайдер. Покажите нам свое мастерство. Если сможете поднять истребитель Fiat C. R.32 «Chiry», в воздух, я, пожалуй, поверю, что вы имеете хоть какие-то навыки пилотирования.
Генрих, слыл среди нас тихоней, на земле, и отъявленным хулиганом в воздухе. Боюсь инструктор надеялся совсем на обратное, когда назвал имя Шнайдера, и выразил свою просьбу.
— Jawohl! — Воскликнул Генрих, тут же добежал до самолета, где техники помогли надеть ему парашют, и взобравшись в кабину биплана дал знак, что готов выполнить задание.
Челюсть инструктора авиашколы упала еще на взлете. Он то надеялся, что любой из нас выскочит ошпаренным из самолета, стоит ему только услышать рев двигателя. Все же впервые подняться в воздух без инструктора, способен только идиот, которому наплевать на собственную жизнь. Здесь же все происходило совсем иначе. То, что творил в воздухе Генрих Шнайдер, нельзя было назвать полетом новичка. Все эти фигуры высшего пилотажа, выполняемые им, были на грани возможного. Да, что говорить если посмотреть на это, выскочила вся авиашкола. Нечто подобное можно было увидеть только на редких выступлениях опытных пилотов ВВС, но никак нельзя было предполагать, что на это способны приехавшие на обучения немецкие курсанты.
Когда Шнайдер, наконец посадил самолет, и при этом притереть его к полосе настолько элегантно и мягко, что даже у начальника школы вылезли из орбит глаза. И он тут же удивленно обратился к одному из нас.
— Так, могут все⁈
— Так точно сеньор полковник. У каждого из нас больше сотни часов налета на истребителях, а у некоторых и того больше на самолетах гражданской авиации.
— Похоже, нас ввели в заблуждение… — Задумчиво произнес тот в ответ.
С этого дня, занятия в школе, резко изменились. Конечно одних слов оказалось недостаточно, и всех нас ожидал вывозной с инструктором, но после этого летать мы стали много и часто. И это действительно стало переломным моментом в нашем обучении. Вообще, немецкая школа сильно отличается от итальянской. Итальянцы, всегда считались хорошими художниками, скульпторами, но никак не пилотами. Они разумеется могут делать все тоже самое что и любой другой летчик истребитель, но все это у них получается, как-то более красиво, или изящно, не знаю какое слово лучше всего подобрать к тому, что они делают в воздухе.
Тот же Шнайдер выполняя фигуры высшего пилотажа делает их бессистемно. Частенько начиная какую-то одну фигуру, в процессе выполнения, может перейти на другую, а завершить уже третьей. У итальянцев, все это просто не мыслимо. В этом отношении они больше спортсмены, или педанты до мозга костей. Если итальянец начал крутить фигуры высшего пилотажа, то каждая из них доводится до своего логического завершения, затем происходит короткая, но ясно видимая пауза, и начинается исполнение следующей. Все это хорошо и красиво, во время выступлений, или парадов, и совершенно неприемлемо в бою. А много позже, я не раз замечал, что они, итальянцы, не видят никакой разницы, между показательными выступлениями и боем. Если положено для той же бочки провернуть самолет на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси, то он провернется ровно на это число. Если положено при исполнении мертвой петли прибыть в тоже место, с которого начало исполнение упражнения, то так и произойдет. И совсем неважно, что идет бой, что непредсказуемость приближает победу, и позволяет остаться в живых. А строгое исполнение порой ведет к поражению, но для них главное эстетика и красота, все остальное вторично…
Я провел в авиашколе больше года, и как бы то ни было, время, проведенное там пошло мне на пользу. Сейчас я был уже не тем желторотиком знающим, как поднять самолет в воздух, пролететь некоторое расстояние и благополучно посадить его на землю. Мы готовы были идти в бой, и очень скоро эта возможность нам была предоставлена. Пока же, все мы, получили очередной отпуск. Причем многим из нас было в диковину то, что отпуск, предоставленный после окончания итальянской школы, предполагался на одном из курортов Средиземноморья.
Наше правительство раскошелилось на это, чем ввело многих из нас в немалое удивление. Я в отличии от них, отказался от подобной привилегии и вернулся в замок отца, по которому очень соскучился, за время почти годового отсутствия. Все же несмотря, на кажущуюся близость родового поместья, выезжать за пределы школы было запрещено, и поэтому приходилось довольствоваться редкими письмами, а чуть позже звонками, когда по моему настоянию, отец провел в замок городской телефон.
Граф***, за последний год, сильно сдал, что собственно и немудрено учитывая его возраст. Хотя с другой стороны, если сравнивать с прошлой жизнью, он пережил ее как минимум на двенадцать лет. Ведь, мы с Длинным нашли его окоченевший труп еще 1922 году. Здесь же, он хоть и передвигается по замку в инвалидной коляске, и практически не появляется за его пределами, но тем не менее, чувствует себя относительно хорошо.
Мой приезд очень обрадовал его, и первые несколько дней, он практически не отходил от меня, дальше, чем на несколько шагов, расставаясь со мной, только для сна. Я был совсем не против этого, и старался уделить ему все свое время, рассказывая о событиях, прошедших со мной во время разлуки с ним, и слушая его рассказы о этих днях, или воспоминания о его путешествиях. Что удивительно он ни разу не заговорил со мной о создании мной своей семьи. С другой стороны, и он сам, можно сказать всю жизнь прожил холостяком. И потому, наверное, даже не задумывался о том, что можно жить как-то иначе.
Первая его любовь — моя родная мать, выбрала моего биологического отца, который в итоге погиб от рук большевиков, обвинивших его в саботаже, и прикрыв свои преступные действия его телом. Его единственная жена Баронесса Эльза фон Визен, скончалась родами, не оставив ему наследника. Поэтому семьи, как таковой у него не получилось. Разве что некое подобие появилось после того как он усыновил меня, но, вряд ли это можно назвать полноценной семьей, хотя честно говоря, я получал гораздо больше ласки и заботы именно от него, нежели в своей родной семье. С другой стороны, там старались привить мне какие-то навыки, чувство ответственности, воспитать так сказать, по своему образу и подобию. Граф, же меня просто баловал, исполняя любую мою прихоть или желание.
Уже через месяц после моего возвращения из Италии, наш дом наводнили адвокаты и нотариусы всех мастей, только потому, что Граф***, изъявил желание переписать на меня все что он имел. В принципе, к этому времени, я и так владел большей частью состояния, принадлежащего ему. Но ему вдруг захотелось, отказаться от всего еще при жизни:
— Чтобы потом, у тебя не было никаких проблем с некими назойливыми родственниками, вдруг возомнившими себе, что они являются первой инстанцией в получении наследства.
Похоже отец чувствовал, что ему осталось недолго, вот и старался привести все дела в порядок. Так и произошло. Уже к концу 1934 года, он тихо скончался во сне. Его отпели в местной православной церкви, и похоронили на семейном кладбище баронов фон Визен расположенном неподалеку от замка у подножия горы Chap-Fenberg названной в честь основателя рода, фон Визенов.
Вполне естественным было и то, что вскоре здесь появилась и тетушка со всем своим семейством. При этом она с таким превосходством поглядывала на меня, будто хотела сказать, что уж теперь-то она получит свое, а всякие там приемыши, в моем лице узнают свое настоящее место.
Увы, завещание было составлено таким образом, что тетушка получала очень многое, но до этого многого, просто невозможно было дотянуться. Предвидя ее амбиции, как действительно ближайшего оставшегося родственника на сегодняшний день, если конечно не считать меня, как приемного сына. Но в этом случае, оказывается мы выступаем практически на равных с нею. И поэтому она в любой момент могла бы оспорить любые суммы. Поэтому граф*** пошел на это, с одной стороны оставив ей практически миллионное состояние, с другой, всего лишь одну ферму, которую предлагал и раньше.
Согласно завещанию, тетушке отходил жилой дом, усадьба со всеми постройками, а также две с половиной тысячи десятин пахотной земли, леса, сорок верст реки, протекающей по принадлежащим Графу*** землям, расположенным в районе реки Дон от и до, (далее были указаны специальные географические отметки, ограничивающие владение), а также несколько деревень, два больших села и городок, как и доход с этих земель начиная с октября 1917 года, и по сегодняшний день. Составляющий по самым скромным подсчетам, около миллиона рублей золотом. Кроме того, ей и всему ее семейству по нисходящей линии, отходил титул Графини ***. Кроме вышесказанного предлагалась все та же ферма с жилыми постройками и виноградниками, неподалеку от французского городка Безансон, а также счет, прикрепленный к данному владению с суммой около пятидесяти тысяч франков.
Кроме этого в завещании был упомянут сводный брат Графа***, которому предлагался счет в одном из Швейцарских банков, обеспечивающий ему пожизненную, довольно высокую ренту, хороший дом в городке Визен, для его семьи, а также право службы управляющим замка с соответствующим денежным содержанием до тех пор, пока он сам не изъявит желания, уйти на покой. Кроме него некоторые суммы передавались горничным, повару и другим людям служащим в замке. Мне, в сравнении с остальными упомянутыми в завещании людьми, оставался замок расположенный в городке Визен, а так же текущий счет в банке, на смешную сумму в сто тысяч Швейцарских франков.
— А остальное!! — Вскричала обманутая тетушка.
— Извините, в завещании боле ничего нет. — ответил нотариус.
Тетушка разумеется попыталась оспорить завещание, но у нее ничего не получилось. Во-первых, ей отошло гораздо большая часть чем мне, то, что земли находятся в другой стране никакой роли, не играло. Ведь и ферма, переданная ей, тоже находится не в Швейцарии, однако по поводу нее никаких вопросов не появилось. Тем более все документы на дом и земли прямо указывают на владельца в лице тетушки, так что все претензии экспроприаторам. Во-вторых, основное имущество Графа***, было передано в мои руки еще при жизни отца. Следовательно, не имеет никакого отношения к его имуществу.
Топнув с досады ногой и пообещав, что ее ноги здесь больше не будет, тетушка наконец покинула нас. И как мне кажется, не только я но и все остальные вздохнули свободно.