Дорога длиною в жизнь

Глава 6

6

Она стояла возле проезжей части на Хиртен штрассе, почти на самой окраине Берлина, похоже поджидая такси, которое в этом районе города если, когда и появлялось, то скорее совершенно случайно, или по предварительному заказу. Было довольно пасмурно, сыро из-за того, что местами накрапывал мелкий дождик, и довольно холодно. Осень в Берлине, это не осень в Римини. Весь вид ее говорил о том, что она стоит здесь довольно долго, изрядно промокла, в своем демисезонном пальтишке, и когда-то нарядной весенней шляпке, устала и вся дрожит от пронизывающего ее холода, под порывистым, набегающим время от времени ветром, выстуживающим ее несколько худощавую фигурку под тонкой тканью промокшего насквозь пальто.

Я появился в этом районе совершенно случайно, навещал старого приятеля еще по Испании, и сейчас, распрощавшись с ним, направлялся в отель на Унтер-дер-Линден, где снимал номер. На этот раз я был безлошадным. Очень уж не хотелось связываться с мокрыми и скользкими, горными осенними дорогами, соединяющими Швейцарию с Германией, поэтому плюнув на все, приобрел билет первого класса на поезд, и отправился в Берлин, на нем. Обустроившись в отеле, воспользовался предложенным прокатным «Опель-Кадет» 1939 года, тем более, что далеко уезжать не собирался, да и привлекать к себе внимание роскошным автомобилем в рабочем районе, тоже не хотелось. «Кадет» воспримут, как должное, а вот с «Бенца» как минимум скрутят зеркало или разобьют фару. Просто так. Из-за любви к искусству. Мол, нечего тут шарахаться на дорогих авто, когда большая часть местных жителей трясется на городском транспорте или ходит пешком.

Увидев стоящую у обочины молодую женщину, притормозил возле нее и предложил подвезти. Девушка настолько продрогла, что с трудом выговорила, постукивая зубами слова благодарности, и приняв предложение заняла место в автомобиле. Ехать ей было нужно на другой конец города в Советское посольство, которое находилось на той же улице, что и отель, в котором я снял себе номер. Как оказалось, она служит, занимая должность секретаря, курьера, а порой и прислуги, вообщем, куда пошлют. Все это она поведала мне, после того, как мы познакомились. Я представился ей Алексом Визеном, без дворянской приставки и титула, чтобы не смущать ее, тем более, что стоило взглянуть на нее поближе, как она сразу же понравилась мне, и потому совсем не хотелось хвастать богатством и положением, чтобы не отпугнуть ее.

Звали ее Татьяной. Точнее Татьяной Борисовной Штейгер. На мой удивленный вопрос как согласуется русское имя с немецкой фамилией, она, ничуть не стесняясь этого, ответила, что все достаточно просто. Оказалось, что фамилия скорее швейцарская, потому что ее далекий предок прибыл в Россию, именно из той страны. Предка давно уже нет, как и баронского титула, а фамилия пока еще существует. В Москве, живет ее отец, служит в Наркомпросе, может быть именно поэтому её и выпустили из СССР, для работы в советском посольстве Берлина. Должность разумеется невелика, но с другой стороны, гораздо лучше, чем работа преподавателем немецкого языка в какой-нибудь советской школе. Да и зарплата здесь все же чуть повыше, чем в Советском Союзе.

— Правда в последнее время, с тех пор как сменился посол… — Начала было она, но тут же мгновенно замолчала, наверное решив, что и так сказала много лишнего и потом долгое время вообще не произносила ни слова.

Немного оттаяв и согревшись, заговорила вновь. На этот раз мы старались говорить о чем угодно только не о ее службе, и очень скоро, мне показалось, что я знаю ее всю жизнь. Неожиданно моя, как казалось недолгая поездка, для встречи со старым приятелем, к которому я иногда заглядываю, чтобы несколько облегчить его положение, и вспомнить о былом, затянулась, и я честно говоря, совсем не жалел об этом.

Правда, чтобы продолжать редкие встречи, мне пришлось снять небольшую квартирку на Курфюст штрассе, с телефоном, и даже прикупить небольшой автомобиль. В прокате, предлагали такой хлам, что на него было страшно взглянуть, а из отеля, я по некоторым причинам выселился. Опять же из-за того, что тот располагался на одной улице с посольством, к тому же был достаточно дорогим. Опять же из-за опасения скомпрометировать случайную подругу, пришлось искать место по проще. В итоге купил трехлетний БМВ-326, выглядевший довольно неплохо, да и стоивший, можно сказать совсем немного. Татьяна конечно была несколько удивлена, но я объяснил это новой должностью и служебным транспортом. Не знаю, поверила ли она в это или нет, но вопросов больше не задавала.

И все же встречаться так часто как хотелось было довольно сложно. Обычно это происходило следующим образом. С курьерскими посланиями ее отправляли не позже восьми-девяти часов утра, как минимум дважды в неделю. Выйдя из здания посольства, и добравшись до ближайшего телефона автомата, расположенного на одной из улиц, она звонила ко мне домой, и говорила куда направляется, я подъезжал к указанному ею месту, после чего мы вдвоем доставляли послание по указанному адресу, и у нас оставалось от часа, до трех свободного времени, в зависимости от того, где находился адресат. Обычно мы проводили это время в каком-нибудь кафе, на окраине столицы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Пару раз сходили в кино, а однажды посетили знаменитый Берлинский зоопарк. Правда было довольно холодно, все же осень подходила к концу, и многих животных посмотреть не удалось, но Танечка все же была очень рада этому, потому что по ее словам давно мечтала о том, но никак не могла выбрать для этого времени.

Все же одно дело пользоваться общественным транспортом, с которым последнее время случались перебои, и совсем другое, собственным автомобилем, на котором можно было добраться куда угодно за считанные минуты. Но даже от этих нескольких часов, проведенных вместе, я был на седьмом небе от радости. В один из дней, я принял от нее звонок, где она с некоторой грустью поведала мне о том, что отправляется на несколько дней Мюнхен, где было расположено отделение посольства, и к сожалению, наши встречи придется временно прервать. Я тут же поинтересовался едет ли она одна, или у нее есть сопровождающий. После того, как она объявила о том, что сопровождающий имеется, но только для того, чтобы посадить ее на поезд. Так сказать, проконтролировать отъезд. Как раз сейчас он находится на перроне, ожидая ее из дамской комнаты. Тут же сообразив, я предложил ей небольшую авантюру. Поезд до Мюнхена должен был идти около суток, сейчас они ходили довольно медленно, в то время, как воспользовавшись автотранспортом, можно было доехать до места, за четыре-пять часов. Это фактически даст на почти двадцать часов форы, за которые можно многое успеть. А за время нашего знакомства наши отношения складывались так, что если бы было чуточку больше времени то…

В итоге, мы договорились, что Татьяна выйдет из вагона в городке Людвигсфельд, на первой остановке, после выезда из Берлина, и будет ожидать меня у вокзала. Или скорее я буду ждать ее там, так как намеревался добраться туда, гораздо раньше нее. Так оно в итоге и получилось. Вдобавок во всему, оказалось, что ее поезд должен был следовать не напрямую в Мюнхен, а через Кассель, Франкфурт-на-Майне и Штутгард. Это сильно, почти вдвое, удлиняло маршрут следования, зато делало его много дешевле. К тому же, учитывая, поезд идущий по этому маршруту считался рабочим, то есть в нем имелись только сидячие места третьего класса, билет на него стоил сущие копейки, или точнее пфенниги. Советы всегда старались сильно сэкономить на своих работниках.

Оказавшись в моей машине, Татьяна сразу же предъявила мне билет, где был указан маршрут, и мы на всех парах помчались в Аугсбург, небольшой городок в семидесяти километрах от Мюнхена. Там я снял номер в отеле, и проведенные с моей подругой тридцать часов с небольшим, были самыми счастливыми в моей жизни. Именно тогда, я и признался ей в том, кто я есть на самом деле, и предложил ей руку и сердце. Увы, моим мечтам было не суждено сбыться. И главной причиной всего этого был отец Татьяны, работающий в Москве. Стоило ей согласиться на брак со мною, как отца тут же, обвинили бы во всех грехах и это могло закончиться для него весьма плачевно. Работникам советских посольств сейчас было запрещено вступать в любые контакты с местным населением, вне своей служебной деятельности. И уж тем более иметь какие-то личные контакты со старшим офицером люфтваффе. Поэтому, увы, пока отец, находится там, ничего изменить нельзя. Но есть надежда на то, что рано или поздно он может появиться здесь в Германии. Тем более, что однажды это уже случалось, и возможно повторится еще раз. Его должность в Наркомпросе, как раз и подразумевает международные сношения по линии образования. Тогда, может быть появится хоть какой-то вариант, а пока увы, придется ограничиться редкими встречами.

Тогда я еще не знал, что эта встреча окажется последней. Но эти тридцать часов, заменили нам всю будущую жизнь. Мы гуляли по городу сфотографировались у местного фотографа и дождавшись распечатанных снимков, разделили их на двоих. Посещали выставки, рестораны, просто бродили по городу и болтали ни о чем. Нам было хорошо друг с другом, и мы прекрасно это понимали. Увы, обстоятельства, порой бывают гораздо сильнее нас, и довольно скоро нам пришлось расстаться. Татьяна села в тот самый поезд, который покинула в Людвигсфельде. И если кто-то и встречал ее на вокзале, то должен был убедиться в том, что она никуда не отлучалась и послушно провела все это время в вагоне. Больше мы с ней не виделись. Хотя она и обещала позвонить, как только появится такая возможность, но не в Мюнхене, где у меня жил хороший приятель, номер которого я ей сообщил, не в Берлине, куда я вернулся спустя декаду, больше не раздалось ни единого звонка.

Все это наводило на тревожные мысли, и поэтому мне очень захотелось узнать, что произошло. Несколько дней подряд, я дежурил возле советского посольства, в надежде поймать момент, когда моя знакомая выйдет из него, чтобы я мог поговорить с нею, и понять причину разрыва. Увы, я так и не дождался ее появления. Тогда я, решил действовать несколько иначе. В какой-то момент, я отследил молодого человека, который своими действиями напоминал то, чем еще недавно занималась моя подруга. Выловив его на одной из окраинных улиц, прижал к стене, и потребовал объяснений, что же произошло.

Молодой мужчина в общем-то не особенно испугался, и между нами произошла небольшая потасовка, закончившаяся вничью. После этого, мы, как-то спокойно взглянув на случившееся между нами недоразумение, довольно быстро нашли общий язык, и то, что рассказал мне Михаил, повергло меня буквально в шок.

Как оказалось, та поездка в Мюнхен и была организована для того, чтобы достаточно безопасно и без лишнего шума, вывезти Татьяну за пределы Германии в СССР. Тогда в Мюнхене формировался железнодорожный состав, на котором в СССР, должны были вывозить оборудование для какого-то завода. В это время, подобное происходило довольно часто. СССР, поставлял в Германию нефтепродукты, уголь, железную руду, лес, а взамен получал станки, автомобили и что-то еще. Под большим секретом, Михаил поведал мне о том, что отец Татьяны был арестован. Именно поэтому, Татьяну, как дочь «врага народа», тут же эвакуировали в союз. К тому же, как оказалось наши с нею встречи, тоже не остались вне поля зрения, и то, что она встречалась с немецким офицером, дало лишний повод убрать ее из Германии.

— Я, конечно понимаю твои чувства, Алекс, но будет гораздо лучше для всех, если ты не станешь наводить справки о том, где именно она сейчас находится. Поверь, этим, ты только усугубишь ее участь. Да и найти ее практически невозможно.

— Где она хоть может быть?

— Где угодно. Одно то, что она встречалась с тобой может грозить ей обвинением в шпионаже. А в Союзе тысячи лагерей, и куда именно отправили ее, знают только высшие руководители. И радуйся если все сложилось именно так, вполне могли просто расстрелять.

Правду сказал мне Михаил, или же соврал, ради каких-то высших, одному ему известных целей, я не знаю. Но, то, что Татьяны действительно нет среди сотрудников посольства, я убедился чуть позже, когда смог разговорить одну из немок, пожилую женщину, служащую там в качестве уборщицы. Она рассказала, что да, там действительно работала некая Татьяна, но вот уже как минимум месяц, а то и больше как уехала обратно в СССР.

Больше надеяться было не на что. В какой-то момент, мне в одной из газет попалась статья о репрессиях, царящих сейчас в СССР, и это наложившись на мои потери, вызвало у меня такую ярость, что я тут же, немедля не минуты, отправился в Берлин, где, добившись встречи с фон Рихтгофеном, потребовал отправить меня на фронт. Генерал, знавший меня еще с Испании, не возражал против моего участия в боевых действиях, правда посетовал на отсутствие в данный момент новой авиатехники. На что я предложил ему, приобрести истребитель за свой счет.

Моим самолетом стал Messerschmitt Bf 109 серии Е-4 с двумя спаренными пулеметами калибра 7,92 мм смонтированными в корпусе и двумя пушками в консолях крыльев, с обтекателями по двадцать снарядов на ствол. Кроме того, кокпит защищала стальная плита, со стороны спины, перекрывающая весь диаметр корпуса, а впереди бронестекло, толщиной почти в пятьдесят миллиметров. Установленное под наклоном. На корпусе самолета красовалась все та же черная пантера. Хотя сегодняшние самолеты именовали уже — Эмилями, я свой продолжал называть Багирой, как в Испании.

Очень скоро, мой самолет увидели в небе над Африкой, а следом и в Британии. Особенно сильные бои происходили именно над Ла-Маншем, Мы сопровождали бомбардировщики, прикрывая их от английских истребителей, и в общем-то чувствовали себя достаточно уверенно, учитывая то, что, Messerschmitt Bf 109Е сейчас был лучшим истребителем мира. И единственное, что нас несколько пугало, так это возможное падение в холодные воды пролива. За все время боев меня сбивали дважды. Первый раз я попал под взорвавшийся в воздухе бомбардировщик, оказавшись в момент взрыва слишком близко от него, и поэтому пришлось покинуть самолет и спасаться с помощью парашюта. В тот день мне несказанно повезло в том, что я умудрился приземлиться на палубу немецкого эсминца.

Следующую неделю, я просто отдыхал, проводя время в компании офицеров военного корабля, до того момента, как мы вернулись на базу в Киль.

Второе падение оказалось для меня критическим. Впрочем, это произошло много позже. Вначале я съездил в отпуск, посетил свой замок, и оставил доверенность своему управляющему, на распоряжение куда большими суммами, чем были выделены ему ранее. Затем предчувствуя, возможную гибель, все же война дело непредсказуемое, завещал, свой замок и большую часть имеющихся у меня средств на организацию образцового детского приюта. В момент написания завещания, в моей голове возник образ Длинного и потому, я не мгновения не сомневаясь отписал, чтобы приюту дали имя Семёна Шумилова. Конечно это была своего рода шутка, но кето знает, вдруг Длинный, находится где-то неподалеку, и то, чьё имя будет носить приют даст ему понять о том, что я помню его.

Единственное, о чем я жалел до последних минут своей жизни, так это о том, что так и не успел дотянуться до СССР, чтобы отомстить за отнятую у меня любовь. А сидеть у камина дожидаясь, когда наконец откроется Восточный фронт было выше моих сил.

Следующее возвращение к проливам, оказалось критическим. Я успел сделать всего два вылета, когда на третьем, как раз в середине пролива у меня отказал двигатель, и заклинило фонарь. И мне оставалось только смотреть, как самолет, переходит в пикирование и направив свой нос, в ледяные воды пролива, стремительно теряя высоту падает вниз. Вдобавок ко всему, поблизости не оказалось ни единого суденышка, куда я мог бы направить свою «пантеру», а мгновение спустя, холодные воды Ла-Манша, приняли в себя мой разваливающийся на куски самолет, и мою тело, закончившее свой путь так неожиданно и по сути бесполезно. Сильный удар, мгновение острой боли, терзающей мое тело с головы до ног и темнота, неожиданно сменившаяся ярким светом солнца…