— Откуда и зачем пришли вы на дороги Средоточия?
— Не приставай к сирым, Жозе.
Упали наземь последние капли дождя. Низкие свинцово-плотные клубы туч поредели под кинжальными порывами ветра, породив лохматые вихри всех оттенков черного — облачный хоровод, изменчивое необузданное кружево, пронизанное солнечными лучами и синими клочьями неба.
В одной из прорех мелькнула стремительная черная тень.
Птица кричала. Радостно и тревожно. Пронзительно. Легкие крылья несли ее над угольной чернью бескрайнего поля, прореженного серыми проплешинами — холмами тьмы, подпирающими горизонт. Прах и пыль. Извечная картина. Хотя… Есть что-то новое — серебристая точка над темнотой песка.
***
Михаил искоса взглянул на спутника, уверенно ведущего аппарат над бесконечностью черной равнины.
Черное, черное, черное.
Под стать настроению. Поерзав в удобном — до омерзения удобном — кресле, Михаил постарался вникнуть в слова невольного попутчика. Немного понимания текущей ситуации ему не повредит.
— … таков наш путь, Мик. Не ты… и не я выбираем его. Он сам вплетается в наши шаги, наполняя мир загадками, и не спешит давать ответы. Мы…
Кто он или что он — этот седовласый старик? Да и старик ли?
На вид homo sapiens — рост под метр восемьдесят, худощав, подвижен, черты лица мягкие, в чем-то даже умиротворенные. И пугающим контрастом — непонятная тревога во взгляде. Седая грива волос, зеленые глаза, пропорциональные конечности, наделенные недюжинной силой — излишней для убеленного сединами старца.
Михаил мысленно вернулся на несколько часов назад — в казармы храмовой стражи Предиса.
Зря он дал волю ярости.
Атака не задалась с первых намеков на движение. Не прошло и секунды, как меч был потерян, и ктану пришлось пустить в ход кулаки. А проклятый старик стоял и улыбался. Точно также, улыбаясь, он коротким апперкотом перевел Михаила в портер и предложил прогуляться — сугубо принудительно.
Прогулка вышла короткой — по коридору, мимо спящего дневального, до входной двери, которая вместо сумрака улицы волей старика зашвырнула их в чащу леса. Когда в дверном проеме мир заколебался под стать потревоженной озерной глади, когда образ города распался на миллион стеклянных нитей, превратившись в разноцветный частокол, старик даже глазом не моргнул. Просто шагнул вперед и… оказался там, где оказался.
Пребывая в расстроенных чувствах, Михаил только невнятно икнул и без ропота полез в застывший средь подлеска аппарат. Знакомая по Фо-ригийским лесам машина — металлический эллипсоид платформы и затемненный купол кабины. Аппарат бесшумно висел в полуметре над землей, внося диссонанс в природную гармонию.
Судьба выкинула очередной кульбит. Остались позади друзья. Что они предпримут, не найдя ктана в означенном месте в означенное время? Станут искать? Или уйдут без него? Вот только он не сможет бросить их… Надежды и мечты — неисполнимые под жерновами будущего. Михаил подозревал — не сегодня-завтра его жизнь рухнет, чтобы возродиться заново. Дом. Мир кофе и разносчиков объявлений, может лучше заранее попрощаться с ним?
Ударил короткий, яростный ливень. Колпак кабины соблаговолил допустить до пассажиров запах дождя, а вместе с тем и легкий, невыносимо горький запах черной пустыни.
Фо-риг во всей красе.
Черное, черное, черное.
Нескончаемой чередой потекли однообразные минуты.
Очнувшись от воспоминаний, Михаил с некоторым удивлением понял — старик молчит. И тишина… Умолкла даже крылатая ошибка природы, чье карканье отравляло добрых полчаса полета.
— Это Фо-риг? — спросил Михаил. Старик оживился.
— Я понимаю — приятного в созерцании черных пустынь мало, и ты, очевидно, задаешь себе вопрос, почему доставив тебя к бегу… Бег — средство передвижения, которое…
— Осознал.
Старик умолк, в его глазах затеплился огонек удовлетворения. Реакция, по первому впечатлению, странная.
— Скажи, Мик, тебя не удивляет, что ты столь быстро адаптируешься к ситуации?
— Меня тянет блевать и визжать одновременно. Блевать тянет сильнее…
— Великое Средоточие, — пробормотал Старик. — Ничего не меняется… — Уже громче он добавил: — Позволь объяснить, почему доставив тебя к бегу, я не доставил тебя сразу к месту назначения. Дело в том, что затраты энергии превысили бы…
— Да мне по фигу.
Старик досадливо поморщился:
— Вскоре, ты поймешь, о чем я говорю.
— Не сомневаюсь.
В кабине бега вновь установилось молчание. Слишком много тоскливых пауз… И звон нервов. Михаил не выдержал:
— Еще вопрос, как вас там…
— Можешь называть меня Старик. Время имен еще не пришло.
— Я прям затрепетал. Можно отдать честь?
— Ты лучше спрашивай. — Старик усмехнулся. Показная ненависть собеседника начала его забавлять.
— Когда я попал сюда… Меня встретила группа солдат из Третьего Лозанского. Среди них числился Брон — маг, который упоминал откровение Ло…
— В чем вопрос?
— Ты меня понял.
— Хорошо, грядет теологическое откровение… Время от времени я действительно вхож в Груэлльский пантеон.
— Где ты слов-то таких нахватался? — Михаил подозрительно прищурился.
— Секунду…
Старик щелкнул пальцами по одному из индикаторов на приборной панели, досадливо качнул головой и слегка повернул штурвал. Машина изменила курс. Сквозь клочья облаков золотым копьем ударил по кабине луч одного из солнц — ударил и пропал. Старик удовлетворенно хмыкнул.
— Значит, ты типа царь и бог?
— Каюсь.
— Кайся. — Михаил отвернулся. Плыли мимо черные пески… — Ты Лиса там случайно не встречал?
— А должен был?
Михаил несколько секунд молчал.
— Ты — нет.
— Лис кто? Друг?
— Это не твое дело, боже.
И новый приступ тишины. Какой же муторный ракурс — едва слышные щелчки неведомых приборов и черные пылевые облака, скользящие по равнине. Всесторонне рассмотрев свое внутреннее «я», Михаил пришел к выводу, что он устал. Очень устал — сразу, без каких-либо усилий, словно разверзлась бездна — просто устал.
— Что за движок у бега? — вяло спросил он.
Старик удивился. Добродушно посмотрел на Михаила и пояснил:
— Силовая установка бега создает гравитационное поле, вектор которого противоположен…
— Антигравитация?
— И турбина. — Старик удовлетворенно кивнул.
— Не слышу ее.
— Защитное поле кабины обладает избирательной пропускной способностью.
— Какого черта они делают здесь? В мире меча и магии?
— Слышал бы тебя Дэм. Он тоже борец за чистоту идеи — мать природа, долой технократию и все такое. Он три бега — прямо на хетч…
— Поменял?
— Можно сказать и так, — задумчиво хмыкнул Старик. Потом вдруг спросил: — Ты бы стал есть руками, будь рядом столовый прибор?
— Серебро или золото?
— Не понял.
— Прибор столовый — серебро или золото?
— А какая разница?
— С серебра я не ем. Аллергия.
— Шутишь, значит… — Старик принялся внимательно изучать крохотные дисплеи, расположенные перед ним. — Опять врут…
— В чудо технике нет навигатора?
— Сам жалею. Бег изобрели создания, которые чувствуют направление интуитивно, поэтому…
Неуверенно кивнув, Михаил обратил взгляд к горизонту. Интересно получается — поразительное многообразие жизненных форм и более того, поразительное многообразие миров.
— Трава. — Михаил прижался лбом к тому, что заменяло стекло кабины (упругое и теплое). Трава. Легкие, хрупкие, кристально-изумрудные стебельки трепетали средь черной пыли.
Не говоря ни слова, Старик довернул штурвал, и бег описал над очагом зелени круг.
— Значит, она сдержала слово…
Михаил никогда не видел, чтобы человек так искренне улыбался. Хотя какое там — не человек это.
— Кто она?
— Женщина.
— Ботаник?
— Больше, много больше… Действительно, приятная весть.
— Остановимся — пикничок там, шашлычок, — предложил Михаил. Увидев, как у собеседника потухли глаза, он довольно улыбнулся: телят, ведомых на бойню, здесь не будет. И полет пройдет отнюдь не в дружественной обстановке — эдак по-семейному…
У горизонта всколыхнулись неясные тени — словно облака низверглись, образовав колеблющееся марево угловатых форм. Кабины бега достиг едва различимый шум — легкий перестук, скрежет, звон. Старик посмотрел на Михаила — ждал естественного в подобной ситуации вопроса.
— Не подскажешь ли, у слияния тверди земной с небесами, что за извращения творятся? — вежливо спросил Михаил.
— Подскажу…
Старик и язвительность — бросайте чепчики и падайте в обморок.
— Это Ладор — будущий Ладор. Дом.