Тонкая палочка. Белая палочка с серебристой полоской и двумя словами на фильтре, почему-то показавшимися приговором, неподлежащим обжалованию. Я точно знаю, что выкурила последнюю сигарету болтая с Ксюхой, так откуда эта?!
Страх попытался было пробраться в сердце, царапнул острым коготком, но откуда-то поднялась незнакомая волна злости, нет, ярости. Хватит! Хватит этого мнимого безумия! Я не схожу с ума, со мной все хорошо, просто я немного рассеяна, просто слишком крутые повороты принимает жизнь — то я бизнес-леди, то безработная отшельница, то опять бегаю по делам. То невеста, то одинока, то влюблена… Влюблена? Я… Я в него влюбилась?
Где там зажигалка? Но вот зажигалку мне найти никак не удавалось. Я перерыла все выдвижные шкафчики, сунулась даже в холодильник, авось, в утреннем помутненном состоянии ткнула на автомате, но нет. Зажигалки нигде не было. Уже чисто из принципа открыла шкаф с кофе и уставилась как баран на новые ворота. Нет, не на зажигалку. На бутылку сливового вина. Как тут оказалась презент «английского поклонника»? Ладно, должно быть вытащила из сумки и забросила сюда витая мыслями в облаках. Мягких и желтых.
Если бутылка тут, то зажигалка… И верно, зажигалка оказалась в сумке, в кармашке, где когда-то обитала, пока я не бросила курить. Отлично, просто привычка, просто автопилот.
Сигарета есть, зажигалка есть, есть даже бутылка совсем неплохого вина, так почему бы не успокоить нервы должны образом? Сказано, сделано. Стоило открутить крышку, как в нос ударил густой, пьянящий, сладкий аромат, но первый же глоток заставил недовольно сморщиться. Что-то было не так, совсем не так. Вместо пряной сладости сливового вина, по нёбу разлилась вязкая терпкость и горечь врезалась в корень языка. Может быть оно испорчено?
— Червяки!
Черт-черт-черт! Взглянув на бутылку еще раз, вместо нескольких слив я увидела клубок гребаных червей! Они свернулись компактной массой, шевелящийся, противной кучей гадости! Комок мерзости все разрастался, словно разворачивался, и я внезапно поняла, что это вовсе не червяки, а маленькие змеи.
В мгновение ока бутылка улетела на пол, грохнулась и покатилась под стол, оставляя за собой липкую дорожку из сладкого вина. Многострадальная моя кухня, вечно я что-то просыпаю или разливаю из-за собственных глюков. Хорошо хоть не соль. Масяныч заглянула на шум, укоризненно мотнула головой и утопала обратно в зал. Все верно, дурная моя башка и не лечится. Может хватит? Я же никогда не была кисейной барышней, почему же позволяю непонятному пробраться под кожу и играть на нервах, словно на расстроенном пианино?
Опять уборка, хорошо хоть бутылка не разбилась. Почти, у самого горлышка откололся кусочек, но поняла я это лишь ухватившись за него и вскрикнув от внезапно пронзившей палец боли. Бутылка вновь грохнулась вниз, выплеснув еще одну желтоватую лужу, вот только на этот раз в нее пробралось и несколько змей.
Заспиртованные живые змеи в неслабом алкоголе, они меня больше не пугали, скорее забавляли. Да я никогда змей и не боялась, пауков — да, но не змей. Они прикольные, шипят правда, но кто из нас без греха? Неожиданная мысль заставила усмехнуться — а ведь «заспиртованные змеи» — это как раз про нас с Ксю! Шипим, плюёмся ядом и совсем, вот ни разу не злоупотребляем алкоголем. Надо будет ей рассказать о моем очередном глюке, посмеемся вместе.
Накатившая легкость стерла все страхи и сомнения, и мне было уже совсем неважно, что капля крови сорвалась с пальца и плюхнулась прямо в клубок змей. Меня лишь рассмешила жадность, с которой они накинулись на внезапную вкусовую добавку, а потом столь же стремительно вернулись в бутылку. Охотники, мать их! Нетвердой походкой добравшись до шкафчика под умывальником, я наконец нашла приличную тряпку, но, оглянувшись на учинённое мной безобразие, обнаружила, что «безобразие» самоликвидировалось и целехонькая бутылка вновь стоит на столе. Глюки, от переизбытка алкоголя в крови, неожиданного секса и в общем-то непростой недели. Все верно.
А еще я не помню, когда последний раз что-то ела, так что неудивительно, что меня ведет во все стороны. Ладно. Испеку-ка печеньки — хоть наемся вкусненького под хорошую киношку, успокою нервы. И пусть говорят, что на ночь есть сладкое нельзя, но если очень надо, то, всякий знает, женщине — можно.
Тем более, что есть такая замечательная штука — chocolate chips cookies — амерекоское песочное печенье с шоколадной крошкой. Дикая вкуснотища, особенно если их делать правильно — с коричневым сахаром. Ммм. Да со стаканчиком прохладного молочка. Мням. Что у нас там: масло, сахар, яйцо, мука, сода, разрыхлитель, шоколадная крошка. Вроде все есть, теперь главное все смешать вовремя и в правильных пропорциях. В этом плане готовка мне всегда напоминала зельеваренье — ну чем не колдовство — берешь мисочку и смешиваешь всякие разности, чтобы получить что-то чудесное. Самое главное, что, как и в колдовстве, тут важна личность готовящего «зелье» — по одному рецепту, из тех же продуктов, два разных человека, приготовят два разных блюда. Не верите? Попробуйте сами. Таинство готовки не менее увлекательно и загадочно, чем ведовство. Да и не особо отличается приворотное зелье от вкуснющего борща — одинаково завлекательно для мужчин.
Так, теперь на 15 минут в духовку и чудо домашнего приготовления готово. Пока можно быстро сбегать за молоком. Молочко должно быть хорошее, не менее 2,5 % жирности, иначе это не молоко, а так, фигня разбавленная.
За что я не люблю свой город, так это за непроглядную тьму на улицах. Просто заповедник для преступников. Неужели так трудно поддерживать уличные фонари в рабочем состоянии? И…ептвуюматьзалевуюногучерезправоеплечо…и ремонтировать тротуары. Хорошо хоть молоко давно уже продают в тетрапаках, так что побились только мои колени и гордость.
— Давай сумку мымра! Живо, сука!
Это что еще за… Надо мной склонился какой-то тип в джинсах и батнике с капюшоном, надвинутом по самые глаза. От типа за версту тянуло бедой, а ножечек, которым он в меня тыкал был отнюдь не вежливой рукой помощи. Судя по его прерывистому дыханию и судорожным движениям, парень или алкоголик, или что скорее наркоман без денег на продление кайфа. Чертов район. Девять часов вечера, а уже такие страсти.
— Че разлеглась, шалава, сумку гони!
Не, совсем больная на голову личность. Или же тьма на улицах сыграла и с ним дурную шутку.
— Нет у меня никакой сумки. Я в магазин вышла, за молоком. Деньги в кармане были, вот сдача осталась.
— Сдача? Какая нахуй сдача! А в руке что? А, блядь, что в руке говорю?
— Пакет с молоком…
Ну все, мне писец, белый и пушистый, судя по затянувшемуся молчанию парень обдумывает мою быструю и надеюсь не очень болезненную кончину. Так и есть, лунным отблеском нож сверкнул пару раз, а потом все куда-то стало пропадать. И звуки, и тьма, и холодящая боль в груди и животе…Чертов наркоман, из-за него пригорят мои печеньки…
Ветер треплет шубу львицы,
Тихим шагом в ночь крадется,
Смерть живет в когтях тигрицы
Жизнь из тела дымом вьется.
Вновь темно-зеленная равнина в обрамлении серых скал. Храм остался где-то позади и справа, а я бегу, бегу быстрее ветра и между мной и Храмом все больше пространства, которого нет. Я так далеко от Него, что почти не чувствуется запах голубых орхидей. Почти. Почти, потому что все равно касаюсь лапами Его плоти, ведь я бегу по Нему, по Его земле. Это Его кости вздымаются скалами из моря Его крови, это Его глаза смотрят на меня серой сталью неба, это Его дыхание гладит мою шубу. Он рядом, Он везде, куда бы я ни пошла, что бы я ни делала, Храм всегда есть, есть не только в этом мире, но и внутри меня. Я живу Отцом, и Отец живет мной.
Но на этот раз нет страха, разве можно бояться себя?
Страха нет, но есть волны, целое море других эмоций, ведь передо мной мелькает в высокой траве спина моей жертвы. О да, на этот раз в роли хищника я и чувство это столь упоительно, столь всепоглощающе, что не остается места для мыслей, для осознанных действий. Только мощь моего тела, сталь моих когтей и запах того, кто бежит передо мной.
Передо мной тот, кому судьба отвела достойную участь — утолить мой голод, отдать для меня всю кровь до последней капли, все мясо, до последнего куска, все кости, до последнего осколка. Зачем ты бежишь от меня? В этом нет смысла, я тебя все равно настигну, как можно убежать от меня, если ты во мне? В моем мире?
Ах, ты хочешь поиграть. Ну, давай поиграем. Я побегу за тобой, я покусаю тебя за пятки, сперва легонько, почти нежно, потом сильнее, так чтобы проступила кровь. О, не бойся, я не потеряю ни капли этой драгоценной влаги, она вся прольется в мою плоть, в плоть Отца. От боли тебе станет труднее бежать, но это ничего, я подгоню тебя горячим дыханием в спину, и ты вновь помчишься наперегонки с ветром.
Я чувствую твой запах. Твоя рубашка пропитана потом — от бега или от страха? Впрочем, это не важно, этот запах только сильнее возбуждает аппетит. Голод почти непреодолим, еще немного и нам придется прекратить нашу игру, я догоню тебя…
Ты упал, ты споткнулся? О кости моего мира? Ты повернулся на спину, чтобы встретить смерть лицом к лицу? Как храбро. Или глупо. Мне все равно. Хотя и приятно видеть свое отражение в твоих глазах, замутненных страхом.
Да, ты все же боишься. Чего? Смерти? Но почему? То, что ты принимаешь за смерть, есть лишь начало нового — твоя кровь станет моим дыханьем, твоя плоть станет моей силой, твои кости станут моей основой. Иди ко мне, растворись во мне, это же так приятно, так чудесно стать частью целого мира. Не будет больше боли и страха, буду только я и мои широко раскрытые объятия…
На кошачьих лапах смерть крадется,
Тихим громом сердце бьется,
Смерть летит на крыльях птицы,
Ветер вертит судьбы спицы…
Твою мать, что за дикий сон мне опять приснился?
От приоткрытой балконной двери неприятно тянуло промозглой сыростью, так что после недолгой борьбы я заставила себя встать и захлопнуть ее, а потом в том же состоянии сомнамбулы вернулась в такую теплую и мягкую кроватку, напрочь вырубившись из реальности. Зря, очень зря…
Реальность колыхалась и дрожала в Месте-которого-на-самом-деле-нет. Призрачный ветер разметал жадные щупальца, отогнал их от двух высоких фигур в глухих, черных плащах.
— Вы звали, Учитель?
— Ты был прав. Ей действительно осталось недолго. Мир начал ее выталкивать.
— Да. Похоже, она сильно цепляется за эту реальность.
— Такое бывает, глупый, ограниченный разум пытается втиснуть необъятное в привычные рамки, и когда это не удается, паникует и прячется в омуте безумия.
— Значит она слаба? Глупа?
— Это ничего не значит, кроме того, что шкурка человека здорово к ней прилипла. Кто-то хорошо постарался, чтобы ее спрятать.
— Но мы ее нашли, — хмыкнул Младший. — Я ее нашел.
— Нашел и подтолкнул, и раз уж Изменения начались, то будущее неотвратимо. Важно другое. Мы узнали ее принадлежность.
Ни Младший, ни Старший Мейн не услышали еще одного ехидного хмыка за спиной — Крылатый был совсем не согласен с тем, кто именно и как подтолкнул Измененную, но разве стоит об этом рассказывать этим двум? Пусть они тешат свое самолюбие, пусть, это уже не имеет никакого значения.
Возможно, Младший что-то все же почувствовал, а может быть сыграло чутье на неприятности, но интерпретировал он его неверно, так что недовольно буркнул:
— Я должен был догадаться. Были подсказки.
— И знаки, — подтвердил Старший.
— И знаки. Вот только я все пропустил, даже самые очевидные. Ее имя, например.
— Анастасия.
— Воскресшая, — сквозь зубы бросил Младший.
— Реш. Да, Хаос редко так прямо намекает.
Двое еще немного помолчали, а потом тот, что моложе на пару тысяч лет, осмелился спросить:
— Что нам делать, Учитель? Разве нам подходит Реш?
— Подходит? — удивленно спросил Старший.
— Метаморф. Она же из Дома Метаморфов, а мне казалось, что мы ищем нечто большее, чем какое-то…
— Животное? Это ты хотел сказать? — оборвал зарвавшегося Ученика низкий голос.
Младший на мгновение опешил от жесткого тона Учителя, но уверенный в собственной правоте продолжил:
— Пусть не Зверь, но и не Создание.
Скрипучий смех раздался из-под капюшона Старшего:
— Твое мнение хоть и ошибочно, но, тем не менее, имеет право на существование. Ты так долго жил, но так ничего и не понял…
Младший упрямо произнес:
— Пусть мне недостает знаний, но это не отменяет того факта, что Дома Метаморфов больше не существует. Никто не сможет провести ее по Пути.
— Никто, кроме сильного Проводника, а разве ты слаб? Ты же первый среди лучших, или только мнишь себя таковым?
Ученик не повелся на подначку Учителя и отрицательно качнул головой:
— Не думаю, что даже самому хорошему Проводнику под силу возродить уничтоженный Дом.
— Проводники ничего не Создают, разве ты забыл?
Слова Старшего больно задели Ученика, прошлись наждачной бумагой по старым ранам, почти выбили из равновесия и серые щупальца встрепенулись, взбодрились в надежде на скорую пирушку:
— Держи себя в руках! — рявкнул Старший, а потом добавил более спокойным тоном. — Нет необходимости возрождать Дом. Ничто не пропадает в Хаосе. И суть Проводника обнаружить Путь. Ты проведешь ее по Пути Воспоминаний.
Младший вскинулся, из-под капюшона мелькнули бесконечно малыми точками в Бездне звезды в темных глазах:
— Воспоминаний? — дрогнувшим голосом спросил он. — Вы думаете, что она действительно Воскресшая, а не просто новая Искра?
— А ты сам как думаешь?
Младший помолчал, вспоминая необычную девушку с серебристыми волосами, ту, что так сладко пахла Хаосом и всеми чудесами чистой силы, ту, что так мило смущалась от его знаков внимания, ту, что он принял за луч надежды для их загибающегося Дома… Ту, что разорвала несчастного, выедая печень и легкие, ту что оказалась таким разочарованием.
— Учитель, зачем нам тратить время на низшую почти Сущность, даже если и Древнюю, если есть вероятность того, что скоро пробудится действительно стоящий Измененный…
Но Старший не дал ему закончить мысль, прервав заносчивую речь:
— «Низшие Сущности», «стоящий», похоже, ты несколько потерялся в дебрях своей гордыни и ущемленного самолюбия. Я молил Хаос о решении, Хаос дал нам Реш. Сомневаться во мне — твое право, но сомневаться в Хаосе не смей!
Щупальца пустоты пугливо сжались, отпрянули подальше от такого грозного противника, а Младший склонился в поклоне — злить Учителя и дальше было чревато, уж больно легко затеряться, оступиться по Пути из Междумирья и Старший вполне мог устроить это в качестве наказания, но решил проучить нерадивого Младшего еще жестче…
— Пожалуй, стоит вернуть тебя в реальность, — продолжил Старший, простер руку над головой Ученика и промолвил. — По праву Учителя и Тана[1]Дома Мейн лишаю тебя твоего имени, Дома и прав. Отныне ты Лаит Изгнанник и будешь им пока Возрожденная не пересечет порог своего Дома.
Ученик молчал, сжимал зубы, изо всех сил давя в себе ростки ярости — нельзя перечить, никак нельзя!
— Все, разговор окончен.
Последние слова разошлись словно круги по воде, оставляя после себя волны сомнений, горечь незаслуженного наказания и немного удовлетворения. Вот только последнее исходило вовсе не от Ученика, но от Крылатого.
— Окончен? Все только начинается, — прошептал он едва слышно, прикрыл глаза вспоминая, переживая вновь, а потом повторил. — Все только начинается, моя тсани, и на этот раз тебе не ускользнуть от меня.
[1]Старейшина, если имеется в виду один хаосит, или Собрание Старейших, если речь о нескольких (хаоский).