Древний Ливан

Боги и культы

Боги древнего мира — не какие-то недоступные космические силы. Они личности подобно человеку. Он мог обращаться к ним и с их помощью влиять на процессы в природе и обществе, которые определяли его существование и олицетворением которых и были сами боги. Поэтому человек нуждался в близости богов. В самом центре своих городов он возводил им жилища и брал на себя заботу о них. Он радовал их песнопениями и смирял их гнев дарами и обетами.

Связывание богов со строго определенными местами культа неизбежно вело к их дифференциации. Каждое божество принимало местный отпечаток, относительно своеобразный. Разумеется, Астарта оставалась все той же, почиталась ли она в Сидоне или Тире, но для тех, кто ей поклонялись, было вовсе не одно и то же, приносить ли жертву Астарте тирской или Астарте сидонской. Вообще тенденция к разграничению богов по местам их культов чаще всего наблюдалась в регионах, раздробленных на множество мелких государств, таких, как Финикия или доизраильская Палестина. Каждый из городов Ливана имел свой пантеон[55], отличный от других, даже если в него входили, по существу, те же самые боги. Самобытность культа вполне соответствовала политической и хозяйственной самостоятельности городов-государств.

Местные формы культа давали не только возможность богам освоиться рядом с человеком, но и людям приблизиться к ним, особенно если боги были связаны с определенными доступными силами природы, как их владыки или представители. Резиденцией морских богов было море, божества источников проявлялись в биении ключей, а могучие боги грома давали о себе знать на горах, окутанных тучами и молниями. Вообще человек воображал себя в горах особенно близким к миру богов. Поэтому исстари горы были особо почитаемым местом культа. Вот и в Ливане люди взбирались на горные кручи, чтобы принести дары богам, и в первую очередь владыке страны — Баалу ливанскому. Следы древних святилищ встречаются на многих заметных возвышениях нижней и средней террас. В доэллинистическое время эти культовые высоты отличались, как правило, предельной простотой, особенно если они находились вдали от жилья человека. Один высеченный в скале алтарь и несколько углублений для жертвенных возлияний — этого было достаточно. В большинстве случаев тут добавлялось еще священное дерево или роща, представлявшие богиню растительности. Иногда имелся грот, предназначенный, очевидно, для оракула.

Почитание владыки Ливана во многих священных, созданных самой природой местах среди его гор и лесов способствовало созданию местных образов Баала, хотя здесь дифференциация, пожалуй, не была столь значительной, как в городах-государствах. Во всяком случае, каждое святилище имело свою собственную историю, свою самобытную легенду, даже если они были всего лишь местными обиталищами того же самого Баала, который в Бейт-Мери почитался как Баал Маркод и в Баальбеке как Баал Бекаа.

Среди не очень многочисленных источников, дающих возможность составить представление о финикийской религии, особенно показательна надпись V в. до н. э. на саркофаге сидонского царя Эшмуназара. Она содержит отчет о правлении этого владыки, где, между прочим, говорится: «Я, Эшмуназар, царь сидонян… и моя мать Амаштарт, жрица Астарты, владычицы нашей… (мы те), кто строил храмы богам — храм Астарте в земле моря, Сидоне, и поселили там Астарту… И построили храм Эшмуну, святилище Ен Йидлал на горе и поселили его (там)… И мы построили храмы для богов сидонян в Сидоне, земле моря, один храм Баалу Сидона и один храм «Астарте, имя Баала»^{38}[56].

Главное место среди божеств сидонского пантеона занимала богиня Астарта. Ее храм назван первым, как важнейшее святилище. Было и еще одно место, связанное с ее культом, тоже в «Сидоне, земле моря», под которым предположительно подразумевали центральную часть города, выходящую к гавани. Этот храм был посвящен особой ипостаси богини, тесно связанной с Баалом, главным мужским богом Сидона. Астарта сидонская, как и богини-сестры, Астарта тирская и Баалат библская, считалась богиней плодородия. Обычно и в Тире и в Сидоне ее чтили в виде камня самой различной формы. Монеты из Сидона римского времени изображают, какой была повозка для торжественных процессий с троном Астарты, на сиденье которого находился камень. По археологическим раскопкам известно, что подобные троны из камня были прежде всего в Сидоне, а также в Тире и Библе. Обнаружено еще, что камни, олицетворявшие Астарту, хранились в культовых шкафах. Античные авторы называли эти камни, слегка изменяя на греческий манер соответствующее семитское словосочетание «байтилии» («обиталища бога»)[57]. Вероятно, речь шла о метеоритах. Ученый Филон Библский (47—117)[58] упоминает в своем греческом переводе финикийской истории упавший с неба камень, который нашла Астарта и посвятила его тирскому храму, в качестве культового объекта. Историк христианской церкви Созомен из Газы (ум. после 443 г. н. э.) тоже знал подобную легенду. Согласно этой легенде, метеорит, упавший в р. Адонис, возвещал ежегодное пришествие Астарты и вместе с ним начало культового празднества в честь библской богини плодородия в Афке.

Священная тележка Астарты сндонской. Изображение на медной монете Юлии Паулы, первой жены Элагабала; 219/220 г. н. э.

Эшмуназар в своей надписи особое внимание уделяет культу бога Эшмуна. Его храм находился за городом, у источника Йидлал. Развалины его были открыты в 1901 г. в местечке, ныне называемом Бостан эш-Шейх («сад Шейха»), в 6 км от древнего Сидона. Вот уже несколько лет эти места вновь являются объектом обширных раскопок под руководством М. Дюнана[59]. Правда, найденные уже во время археологических исследований 1901–1904 гг. строительные надписи, составленные в двух различных редакциях, называют инициатором строительства Бодастарта, преемника Эшмуназара, следовательно, Эшмуназар мог лишь проводить ремонтные работы на более древнем сооружении.

Храм был построен по своеобразному замыслу. Хотя от него остались лишь незначительные развалины, видно, что ои занимал господствующее положение, возвышаясь на левом берегу Эль-Авали. Крутой откос к долине реки, начинающийся сразу у северной стороны храма, разделен террасами, частично вырубленными в скалах самого склона, а частично в виде насыпей, сооруженных позади мощных стен из выпуклых каменных блоков. У подножия склона находились более мелкие культовые сооружения, представляющие собой персидский образец. Древнейшее из этих святилищ — тщательно выложенный из камней бассейн с изображением в центре божества на постаменте кубической формы — имеет все признаки культового сооружения у священного источника. Правда, вода должна была отводиться сюда от бьющего с силой родника в горах выше храмового участка, который Эшмуназар называет «Ен (источник) Йидлал на горе». Основная же масса его воды поступала в Сидон по подземному каналу, который частично используют еще и в наши дни. Остатки свинцовых водопроводных труб античной эпохи на территории, занятой храмом, свидетельствуют о существовании здесь сложной распределительной системы, к которой были подключены здания, похожие на виллы, расположенные на плоском участке перед каскадом террас. Прекрасные мозаичные полы эллинистическо-византийского времени придавали этим строениям нарядный, веселый вид. Кажется, здесь гармонически сочетались место отправления культа и место врачевания, что обычно было характерно только для святилищ Асклепия в странах, куда проникала греческая культура. Да и сам Эшмун фактически отождествлялся с Асклепием, греческим богом-целителем. Одна из найденных в Бостан эш-Шейх посвятительных надписей от первой половины II в. до н. э. его так и называет. Географ Страбон знал о роще Асклепия, которая находилась между Беритом и Сидоном. Антоний Плацентий в своем путеводителе VI в. н. э. упоминает р. Асклепий вблизи Сидона. Отождествление Эшмуна с Асклепием предполагает наличие у обоих божеств сходных функций. Действительно, на особенность Эшмуна как бога-целителя указывают даже имена собственные, в которые составной частью входило его имя: Эшмуназар («Эшмун помог»), Эшмунхалас («Эшмун спас»), Эшмунамас («Эшмун выходил») и т. п.

Эшмуна почитали и как бога растительности. Этой функции особенно соответствовало местонахождение святилища у источника, чья вода несла живительную силу садам Сидона и самому городу. В пантеоне Берита Эшмун также играл заметную роль. Меньше значения придавали ему в Тире, а в финикийских колониях он опять-таки пользовался большой популярностью.

По сравнению с Астартой, Баалом и Эшмуном прочие боги сидонского пантеона занимали второстепенное положение, хотя, само собой разумеется, им также воздавали должное. Во главе богов, культ которых был распространен, в Тире, так же как и в Сидоне, стояла триада. Там доминировало мужское божество Мелькарт, т. е. Баал Тира. Само имя бога указывает на его функции. Мелькарт в переводе с финикийского означает «царь города»[60]. На стеле, посвященной ему царем Бархададом, он явно несет функции бога грозы. Мелькарт— это также местное воплощение Баала ливанского, которое, однако, с течением времени восприняло различные другие атрибуты. В отдельных случаях он почитался и как бог мореходов. Еще более заметны в нем новые черты, характерные для божества Солнца.

Можно предположить, что тесная связь Мелькарта с Солнцем стала доводом для отождествления с Гераклом. Краткое описание храма Мелькарта (Геракла) в Тире дает Геродот: «Я видел святилище, богато украшенное… Среди прочих посвятительных приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью»^{39}. Оба «столпа» были важными элементами культа Мелькарта. Их потом изображали и на монетах римской эпохи вместе со священной оливой и алтарем для воскурений.

Культовое место Тира.

Монета III в. н. э.; диаметр около 3 см

О функциях трех главных богов Тира мы в обобщенной форме узнаем из договора между царем Ассирии Асархаддоном (680–669) и царем Тира Баалом, где боги обеих сторон приводятся в качестве гарантов. Судя <ю этому договору, Мелькарт и Эшмун покровительствовали процветанию города, в то время как Астарта выступает как богиня войны, т. е. обращено внимание на негативную сторону деятельности богини плодородия. Там, где договор касается морского права, названы имена трех богов, ведающих мореплаванием: Баал Шаамин, Баал Малаг и Баал Цафон. В случае нарушения договора тирийцами эти боги «да поднимут свирепый ветер на их корабли. Да лишат их снастей, вырвут их якоря, а их самих потопят в море великой волной потопа». Имя Баала Шамина, или Шамема, означает «владыка неба», которому подвластны звезды, но также и буря, молния и дождь. Широко известен и Баал Цафон, «хозяин севера». Его местом пребывания считалась гора к северу от Угарита (ныне Эль-Акрад) — важный береговой ориентир мореходов. От этой горы культ Цафона распространился по сирийско-палестинскому побережью до самого Египта.

Баал Шамем играл крупную роль и в культе Библа. Он стоял во главе пантеона вместе с Баалат. «Да продлят Баал Шамем и Баалат (владычица) Библа и все собрание священных богов дни Иехимилька и годы его (владычества) над Библом», — говорится в строительной надписи царя Иехимилька, правившего в середине X в. до н. э.

Рельеф стелы царя Библа Иехамилька (V–IV в. до и.э.). Изображена Баалат из Библа в стиле египетской Хатхор; царь же, приносящий ей жертву, представлен в персидском одеянии

То, что Баал Шамем стоял во главе библского сонма богов, как раз свидетельствует о его функциях божества бури и неба, которое восседает над кедровыми лесами Библа, столь важными для этого города. Это уже библский вариант Баала ливанского. На его значение указывают также часто встречающиеся собственные имена владык города, образованные путем добавления имени бога «баал». Тем не менее роль Баалат Библа, повелительницы этого города, была еще значительнее. По надписи на известняковой стеле царя Иехавмилька, сына Иахар-Баала (IV в. до н. э.), она «повелительница», которая Иехавмилька «сделала царем над Библом».

По-видимому, и в Библе во главе пантеона также стояла триада богов. Возможно, этому соответствуют три колоссальные фигуры каких-то божеств, сохранившиеся среди руин храма Баалат периода ранней бронзы. Их удивительно грубые, архаичные изображения, правда, нс позволяют надежно отождествить обоих мужских божеств этой триады. Но по надписям установлено, что третьим великим божеством в Библе периода бронзы наряду с Баалат и Баалом был Решеп. Это бог войны, владыка подземного царства, насылающий эпидемии, чья власть распространялась и на территорию Сирии. В известных надписях библских царей I тысячелетия до н. э. Решеп не встречается (что, правда, может быть простой случайностью). Между тем надгробная надпись 500 г. до н. э. сына царя Шифит-Баала помимо Баала Шамема и Баалат третьим главным богом называет некоего Баала Адира. Об этом Баале, о том, какой бог мог скрываться под этим эпитетом, мы ничего не знаем, кроме того, что ему поклонялись в финикийских колониях, однако данные археологического осмотра храма Решепа в Библе говорят о постоянном почитании здесь Решепа, вплоть до возникновения христианства.

Воздвигнутое к началу II тысячелетия до н. э. новое святилище Решепа принадлежало к типу храмов под открытым небом, распространенных в прибрежных районах Передней Азии. В центре священного участка, окруженного стенами и помещениями меньшего размера, возвышалось не культовое здание, а только священный камень на широком постаменте. Вокруг него стояло большое количество стел из известняка или из песчаника. Их обычно посвящали божествам, когда обращались к ним с просьбами или благодарили. Глубокие следы выветривания на этих стелах дают право предполагать, что многие века простояли они под открытым небом, подвергаясь воздействию ветров и ливней. Это соответствует и данным, полученным при раскопках. Судя по ним, храм Решепа периода средней бронзы функционировал без значительных перестроек вплоть до эллинистического времени. Только в эпоху римского господства на его месте возвели более обширный храмовой комплекс, о котором свидетельствуют лишь незначительные остатки, найденные археологами. Легко предположить, что этот римский вариант, подобно древнему храму Решена, был выполнен как открытое святилище со священным камнем в качестве культового объекта. Подлинное представление о том, как выглядело святилище, возведенное, очевидно, в строительных традициях храма Решепа периода бронзы, дает изображение на библской монете времени императора Макрина (217–218). Разумеется, на монете воспроизведена лишь главная часть святилища. Поскольку же храм Баалат известен по другим монетам, а культ священного камня никоим образом не имел отношения к Баалу Шамему, то в данном случае речь может идти только о новом святилище на месте древнего храма Решепа, которое наверняка было посвящено этому же богу.

Храм обелисков римского времени и Библе.

Монета; диаметр около 2,5 см

Обращает на себя внимание удлиненная коническая форма стел во дворе храма Решепа периода бронзы, из-за которой святилище называли «храмом обелисков». Такое название уместно, если эти монументы имели то же значение, что и символ в египетском культе Солнца, который греки называли обелискос (вертелок). Атрибуты бога Солнца, особенно характерные для высоко стоящего летнего светила как ипостаси этого божества, также подтверждают, что святилище было посвящено Решепу. Само устройство храма напоминает святилища Солнца периода V египетской династии. Наконец, отождествление Решепа начиная с эпохи эллинизма с греческим Аполлоном доказывает, что он был одновременно и богом Солнца, и божеством, навлекающим болезни. Поэтому библский «храм обелисков» римского времени мог быть посвящен и Аполлону как преемнику древнего Решепа.

Особой популярностью в Библе пользовался культ Адониса (Адона), хотя в пантеоне этого города он и не занимал значительного места. Правда, о его почитании в Библе имеются упоминания лишь со II в. н. э. Вообще Адонис — это юный бог, хотя он и относится к древнейшему типу божеств, олицетворявших пробуждение и увядание природы. Самые ранние свидетельства поклонения Адонису дошли до нас от греческого мира из V в. до н. э. Однако его семитское происхождение не подлежит сомнению. Имя Адон, «господин», западносемитское. Библский миф об Адонисе, как его передают античные писатели, имеет в основе весьма несложный сюжет: юный охотник Адонис любит богиню Афродиту, в которой легко можно узнать финикийскую Астарту в библском варианте. Воинственный бог Apec — безусловно, библский Решеп, но только в греческих доспехах — из ревности подсылает дикого вепря, чтобы тот убил Адониса на охоте. Этот замысел бога преисподней осуществляется: тяжело раненный Адонис, шатаясь, добрел до грота, где обычно встречался с Афродитой-Астартой, и умер у нее на руках. Богиня спешит в подземное царство, чтобы вернуть к жизни своего возлюбленного, но Персе-фона, владычица обители мертвых, разрешает возвращаться ему на землю лишь на третью часть каждого года. В этом последнем обстоятельстве выражено существо Адониса как бога растительности, который ежегодно живет лишь в период вегетации растений, умирает на закате лета, а весной пробуждается вновь.

Мифу об Адонисе присуща тесная связь с р. Ибрахим, которая вплоть до раннего средневековья носила имя Адониса. Огромный грот, в котором выходит на поверхность источник, рождающий Ибрахим у Афки, люди считали той пещерой, в которой умер от ран Адонис. А периодически возникавшее покраснение воды в этой реке, вызываемое смытым красноземом, объясняли появлением в ней крови убитого бога. Культ Адониса и в римское время был сосредоточен главным образом в священных местах долины Ибрахим. Кульминацией культовых праздников был плач по Адонису в конце лета. Процессии паломников тянулись в эти дни к Афке. Поскольку — нужно было пройти почти 50 км, то путь состоял по меньшей мере из трех однодневных переходов. В первый день, двигаясь из Библа вдоль Вади Фидар, вероятно, шли до плато, которое ныне называется «Ипподром на скале». Здесь еще и сегодня находятся реставрированные остатки небольшого жертвенника, похожего на маленький храм, посреди обширного двора (0,5 га), на котором проходили многолюдные праздничные сходы. А ниже этого плато еще можно различить места, где жили служители культа и паломники.

Путь второго дня был короче и заканчивался возле храма в Иануа. Вероятно, этот храм, величественные остатки которого раскопаны, был посвящен специально Адонису. На это указывает его более позднее использование в качестве часовни, посвященной Джурджос азрак («голубому св. Георгию»), Третий день пути через каких-нибудь 12 км приводил наконец к священному гроту в Афке и к храму Астарты-Афродиты. Здесь же находилась и священная роща, остатки которой до си. х пор являются предметом народного поклонения.

Греческому историку Зосиму (около 500 г. н. э.) было известно и об одном озере, в которое паломники бросали свои дары, особенно статуэтки богини из бронзы, покрытой серебром или золотом. Если богиня отвергала подношение такой жертвы, то статуэтка, несмотря на свой вес, оставалась на поверхности озера. Это странное явление не вяжется с Афкой. Видимо, здесь путаница с озером Иаммунэ, расположенным по ту сторону гребня хребта. На его берегу также был храм Астарты, нижние ряды каменных стен которого еще сохранились. Озеро Иаммунэ весной быстро наполняют многочисленные источники. Самый значительный из них Набаа аль-Арбаин — «Источник сорока» (святых мучеников). Он выбрасывает воду с такой силой, что даже тяжелые предметы не могут в нем потонуть.

Наивное представление о том, что источники Афки соединялись под землей с Иаммунэ, отразилось также и в легенде, связанной с историей храма Иаммунэ. Согласно этой легенде, Афродита, чтобы убежать от чудовища Тифона по таинственному водному пути под землей из Афки в Иаммунэ, превратилась в рыбу. Между этими святилищами существовали также и культовые связи. Дорога процессий в Афку находила себе удобное продолжение на Иаммунэ там, где гребень хребта не был труден для перевала.

Культовое значение долины Адониса имело и свою хозяйственную подоплеку. Река создавала удобные подходы к кедровым лесам в горных местах за Библом. Но прежде всего нужно отметить роль источника в Афке в снабжении водой города. Правда, вплоть до эпохи эллинизма Библу хватало источника в центре города, к глубинам которого вела огромная шахта. Но для покрытия растущих потребностей в римское время пришлось воспользоваться водой р. Адонис — этого единственного источника в ближних окрестностях Библа, не пересыхавшего даже летом. На некотором расстоянии от устья этой реки от нее ответвлялся канал, который по южному, менее крутому склону долины с небольшим уклоном вел в сторону устья. Примерно в 5 км от него через р. Адонис (Ибрахим) был переброшен мощный акведук, имевший достаточный уклон, чтобы заставить живительную влагу по закрытому каналу течь в город.

Правда, божеством источников Адонис не был. Их покровительницей считалась Баалат Библа. Ей были посвящены храмы и в Афке и в Иаммунэ. Соответственно этому рядом с главным святилищем богини в самом городе находились уже упомянутый источник и маленькое священное озеро. Согласно культу, как и мифическому сюжету, Адониса и Астарту связывали лишь свободные отношения возлюбленных. Адонис — не Баал. Он ничем не владеет. Он лишь вечное возрождение и увядание в природе. По-видимому, первоначально Адонис был собственно божеством деревьев. Это соответствует его взаимоотношениям с богиней г. Библа, владычицей кедровых лесов. Функции бога деревьев свойственны также и египетскому Осирису, культ которого издревле был связан с Библом. Лукиан и позднейшие авторы решительно отождествляют Адониса с Осирисом. В частности, можно найти различные элементы в почитании Адониса, восходящие к египетскому культу Осириса, а Баалат Библа отождествляется с египетской богиней Хатхор. На стеле Иехавмилька она показана в известном из Египта традиционном образе Хатхор. И расположением рядом со священным озером храм Баалат, по-видимому, также следовал египетскому образцу. О конкретных связях между культом Адониса в Александрии и Библе сообщает также один из отцов христианства — Кирилл Александрийский (ум. в 444 г. н. э.). Женщины Александрии ежегодно посылали в Библ письмо с сообщением о том, что исчезнувший Адонис нашелся, после чего траурные обряды в Библе прекращались.

В изображении поэта Феокрита, который в 270 г. до н. э. временно жил при дворе Птолемея II в Египте, александрийские празднества Адониса состояли из театрализованного представления мифа об Адонисе, в котором участвовали актеры и певцы. К подножию осененного листвою престола, на котором можно было видеть возлюбленную пару богов, несли богатые дары: цветы, фрукты, пряности и хлебы, выпеченные в виде различных фигурок животных. На следующий день Адониса под траурное пение символически предавали морю, которое являло собой как бы преддверие подземного царства.

Погружение Адониса в морскую пучину в Александрии, напоминающее миф об Осирисе, происходило и в библском культе Адониса. Река Адонис несла кровь убитого бога в море, а «Адонисовы садики» — глиняные чаши с посаженными в них цветами, выросшими, как считалось, на крови Адониса, бросали в море.

В других городах Ливана с культом богов обстояло примерно так же, как в Сидоне, Тире и Библе. Но нужно сказать и еще об одной фигуре, достойной упоминания, — о Баале-Хаммоне, с которым был связан ужасный обычай приносить в жертву детей[61]. У нас нет сведений о его почитании в финикийской метрополии, но в африканских и сицилийских колониях он являлся верховным божеством мужского пола. Там было обнаружено несколько жертвенных мест, называвшихся «Топет», рядом с которыми находились большие детские кладбища, так что в реальности этого культового обряда сомневаться не приходится. И если нет вещественных доказательств поклонения Баалу-Хаммону в самой Финикии, все же родиной его была сирийско-финикийская область. Самое древнее упоминание о нем находят в финикийской надписи из Самаля (ныне Зенджирли) от 825 г. до н. э. Принесение в жертву детей в случаях крайней необходимости засвидетельствовано в соседних с Финикией Моаве, Израиле и Араме, так что с подобным видом жертвоприношения финикийцы были знакомы и, пожалуй, могли к ним прибегать и сами. В пользу такого предположения говорит одно замечание из перевода Филона Библского финикийской истории Санхуниатона, по которому бог Кронос (= Эл) в случае особой необходимости принес в жертву Урану своего первенца. Согласно сведениям римского историка Квинта Курция Руфа, тирийцы во время осады города Александром Великим якобы хотели совершить «жертву Сатурна» (= Кроноса). Очевидно, эта самая тяжелая жертва, какую мог потребовать от человека финикийский мир богов, во многом выглядевший приветливым и дружелюбным, несмотря на отчаянное положение осажденного города, все же не была осуществлена.