Древний Ливан

Финикийцы и их города

Период от конца египетского господства до первых; успешных попыток Ассирии взять под свой контроль Сирию и Ливан называют «золотым веком» Финикии.

Эта более чем 200-летняя эпоха независимости от чужеземных владык создала предпосылки для самостоятельного развития во всех областях культуры. Прежде всего на южносирийской и палестинской территориях впервые образовались крупные независимые объединения, которые по сравнению со старыми городами-государствами обладали большими возможностями экономического и социального развития. Самым значительным из возникших здесь государств было Израильско-Иудейское царство Давида-Соломона, граница которого иногда достигала северного выхода из Бекаа. Правда, это крупное палестинское государство просуществовало совсем недолго.

Однако система городов-государств на ливанском побережье сохранилась в своих основных чертах. Это объяснялось не только географическим своеобразием прибрежной полосы, но и особым характером экономических отношений. Города, имевшие гавани, вообще были склонны расширять свою прибыльную торговлю, а не стремиться к присоединению больших территорий на материке. Их экономические потребности легче и полнее удовлетворял ввоз и вывоз товаров через море, чем самостоятельное освоение земель в глубине страны. Именно поэтому финикийская колонизация была в первую очередь торгово-экономической экспансией. Финикия не стремилась к территориальному завоеванию и переселению части населения на захваченные земли. Тем не менее и то и другое играло известную роль, но как следствие торгово-экономической экспансии.

Эпоха независимости — это и время, когда культура городов-государств в Ливане подвергалась стойкому воздействию новых сил. Осевшие здесь группы «народов моря», возможно, были невелики, но их культурное влияние оказалось значительным. Пришедшие из Малой Азии принесли с собой железо и искусство его обработки. Переселенцы из эгейского мира, которые с моря грабили побережье Сирии и Палестины и большей частью оседали в приморских городах, способствовали дальнейшему развитию мореплавания. Они заложили основу будущей славы финикийцев как смелых мореплавателей и открывателей новых земель.

К переселенцам с Крита восходит финикийское буквенное письмо, знаки которого очень близки к знакам крито-минойской письменности[34]. Его древнейшими образцами, относящимися к XI в. до н. э., являются монограммы на наконечниках стрел, найденных близ Набатиет эль-Фока (севернее нижнего течения Эль-Литани) в Бекаа и неподалеку от палестинского Вифлеема. В общем и целом пришлые элементы, видимо, сравнительно быстро восприняли местную ханаанскую культуру. Но все же в искусстве и религии сохранились разнообразные следы их влияния. Показательно, что библейская «генеалогия» не причисляет Ханаана, чьим первенцем был Сидон, к потомкам Сима (Бытие. X, 15)[35]. Тем не менее семитский элемент в этническом и языковом отношении оставался доминирующим.

Начало эпохи независимости знаменовало собой весьма существенный этап в истории и культуре прибрежной части сирийско-палестинского региона. Временем рождения того, что мы обычно называем финикийской цивилизацией и культурой, был как раз этот период, а местом рождения — города-государства ливанского побережья. Только с этого времени жителей береговой полосы, между Эль-Кебир и мысом Накура, следует называть «финикийцами», а их культуру — отличать от более древней — ханаанской, которая охватывала значительно большую территорию. Название «финикийцы», правда, представляет проблему, поскольку «финикийцы» сами себя «финикийцами» никогда не называли. В зависимости от исторических условий они брали названия своих родных городов — сидонец, тириец и т. д. Что касается их этнической принадлежности, то они и в более позднее время все еще называли себя ханаанеянами.

Отец церкви Августин, происходивший из североафриканской колонии финикийцев[36], писал в начале V в. н. э.: «Жители страны на вопрос о происхождении отвечали на пуническом языке: мы ханаанеяне». Итак, «финикиец» — название чужеземное. Оно встречается уже в крито-микенском греческом языке и родственно среднеегипетскому фенху (fnh-w), а в греческом мире, во всяком случае со времен Гомера, оно получило прочные права гражданства. По своему значению оно связано с греческим словом «phoinix» — «темно-красный». Поэтому обычно вспоминается пользовавшийся большим спросом в древности финикийский пурпур. Но столь же вероятно, что своим происхождением название «финикиец» обязано темно-красному цвету «terra rossa» («красной земли»)[37].

Независимость финикийских городов не была завоевана в освободительной борьбе. Власть фараонов сходила все более на нет, и все меньше удавалось поддерживать ее эффективность. Тесные связи с Египтом сохранялись, но характер их стал иным. Времена данничества прошли. Внешней торговлей теперь занимались преимущественно финикийские купцы — владельцы судов, которые имели в Нижнем Египте свои «конторы». Новые взаимоотношения между Египтом и финикийскими городами наглядно изображены в уже упоминавшемся рассказе о путешествии Ун-Амуна, которое относится к первым десятилетиям периода независимости. Из поведения правителя Библа Чекер-Баала (Закар-Баала), несомненно, можно сделать вывод, что связи с храмом Амуна представляли собой чисто торговые сделки. Обращает на себя внимание значительный объем товарообмена.

Закар-Баал упоминает 20 обслуживающих египтян судов, бросивших якорь в гавани его города, и 50 других, причаливших в Сидоне, зафрахтованных финикийским торговым обществом, находившимся в Танисе[38]. Примечательно, что у правителя Библа служили и египтяне. Так, его высокопоставленный придворный, который вел дела с Ун-Амуном, был египтянином. Чтобы повеселить Ун-Амуна, Закар-Баал посылал ему одну из своих египетских певиц.

В этом «отчете» о путешествии Ун-Амуна интересно описание «народов моря»». С момента их поселения в Ливане прошли всего лишь десятилетия, когда Ун-Амун познакомился с представителями племени чекеров, которые осели в приморском городе Доре на палестинском побережье и стали здесь господствующей прослойкой. Их предводитель, правитель города, принял египтянина доброжелательно. В подарок гостю были посланы на борт его судна хлеб, вино и «нога быка». Если потом их взаимоотношения все же испортились, то виноват в этом был сам Ун-Амун. Судя по всему, чекеры из Дора были в состоянии защищать свои интересы и за пределами собственного города-государства. На 11 судах появились они у Библа и потребовали выдачи Ун-Амуна. Библский правитель нашел выход из создавшегося положения: «Я не смогу пленить посланца Амуна в моей стране. Дайте мне отправить его, а потом преследуйте его, чтобы задержать его». Это мудрое решение было справедливо по отношению к обеим сторонам, а Закар-Баал, заботясь о своих торговых связях, избежал осложнений как с Египтом, так и с чекерами. В общем рассказ Ун-Амуна создает впечатление, что торговля в Восточном Средиземноморье к началу XI в. до н. э. была оживленной. Но из него видно также, как легко могли возникать серьезные разногласия между малыми государствами. Подобной ситуации вполне соответствует и упомянутое выше сообщение о покорении Сидона царем аскалонцев.

Примерно в то же время ведут нас и некоторые сведения из Ветхого завета. Из песни Деворы мы можем, между прочим, составить представление о положении осевших в пограничных областях Финикии племен дан и асир[39]. О племени дан сообщается, что этим чужеземцам с кораблями бояться нечего, а «асир сидит на берегу моря и у пристаней своих живет спокойно» (Судей. V, 17).

Положение племени асир уточняют другие библейские сведения (Судей. I, 31, 32), согласно которым оно не смогло вытеснить жителей Акко и Сидона и поселилось среди ханаанеян. Странно выглядит упоминание Сидона в этом контексте. Сам город и его окрестности едва ли могут здесь подразумеваться, поскольку между ним и областью расселения племени асир находились другие финикийские города-государства, в частности такой значительный, как Тир. Возможно, здесь содержится намек на ту историческую ситуацию, когда Сидон достиг превосходства над южными финикийскими городами. С этим согласуется и тот факт, что название «сидонец» в Ветхом завете и у Гомера употреблялось применительно ко всем финикийцам. Во всяком случае, из ветхозаветных сведений о племенах дан и асир видно, что финикийские города-государства не только умели охранять свою собственную территорию, но и обладали значительным экономическим влиянием в районах, удавленных от моря. Даны давали рабочую силу для их портов, а асиры, достигшие больших успехов в освоении Земель, поставляли яства к царскому столу (Бытие. XLIX, 20). Вообще с ростом численности населения финикийских городов все большее значение приобретает вывоз продовольствия из глубинных районов.

Также ко времени вскоре после начала XI в. относится и третье сообщение — краткий доклад ассирийского царя Тиглатпаласара I о его походе в Сирию и Финикию. Уже этим предприятием великая держава во всеуслышание объявляет о своих притязаниях, которые спустя два столетия положили конец независимости Финикии. Тиглатпаласар I во время этого похода приказывал не только вырубать и вывозить кедры, но и собирать дань с приморских городов. Среди них кроме Арвада определенно названы Библ и Сидон.

К концу XI в до н. э. Тир добился значительных успехов среди финикийских городов, и, вероятно, Сидон попал в зависимость от него. Ветхозаветное предание говорит о Тире времен Давида и Соломона, который распоряжался богатыми кедровыми лесами за Сидоном, как о равноправном партнере Израильского государства: Тир был единственным соседом, с которым у Израиля не доходило дело до военных столкновений. Вероятно, Тир в союзнических отношениях с Израилем был более сильной стороной. Это видно хотя бы по торговым соглашениям с Хирамом, которые отнюдь не были так уж выгодны Соломону, и прежде всего по передаче Хираму Галилеи, важной для Тира холмистой области позади ливанской прибрежной равнины. На этот счет в III Книге царств имеются сведения, которые позднее были снабжены различными добавлениями. Первоначально событие освещалось так: «Царь Соломон дал Хираму двадцать городов в земле Галилейской… И послал Хирам царю сто двадцать талантов золота» (III Книга царств. IX, 11, 14). Разумеется, позднее продажа Соломоном целой области вызвала возмущение, так как вместе с землей было продано и население. Поэтому авторы книги Паралипоменон вернулись к этому происшествию и, совершив насилие над текстом, попросту заставили Хирама отдать некоторые города Соломону обратно (II Паралипоменон. VIII, 2).

Утрата могущества и экономические трудности царства Давида в период правления Соломона объясняются конкретными причинами. Имели место столкновения с соседними государствами, которые в свое время признали верховенство Давида. К этому добавились еще и конфликты с северными израильскими племенами, стремившимися к самостоятельности. Но самое главное, что во время правления фараонов XXI династии Египет окреп и снова смог заняться своими бывшими азиатскими владениями. Ветхий завет упоминает о походе не названного по имени египетского царя, который привел свое войско под самый Иерусалим и покорил населенный ханаанеянами г. Гезер (III Книга царств. IX, 16). И только благодаря браку с египетской царевной Соломон получил право на владение этим важным для него городом, который был дарован ему в качестве приданого невесты. Сложились ли отношения с Египтом в результате этой родственной связи более благоприятно? Весьма сомнительно. Чаще египетский двор, как мы знаем, оказывал содействие как раз противникам династии Давида (III Книга царств. XI, 14–22, 40; XII, 2). В своей внешней политике Египет не только был заинтересован в распаде царства Давида, но и способствовал этому. Через пять лет после смерти Соломона это привело в 922–921 гг. до н. э. к новому походу в Азию при фараоне Шешонке I. Наследнику Соломона Ровоаму тогда пришлось поплатиться такой значительной данью, потери от которой он уже никогда не смог восполнить (III Книга царств. XIV, 25 и далее).

Вполне понятно, что в такой ситуации Соломон искал дружбы у правителя Тира, заключал с ним не очень выгодные для себя сделки и даже соглашался на территориальные уступки «за наличные», что, конечно, способствовало развитию Тира. Поэтому отношение Тира к южному соседу оставалось неизменным до конца эпохи независимости. Во всяком случае, после ликвидации царства Давида Тир больше всего интересовался северным царством Израиль. С его первой значительной династией, домом Омри[40], Итобаал (Ефваал) тирский установил родственные узы, отдав свою дочь Иезавель в жены Ахаву из этого дома. Но и в этих взаимоотношениях доминировала явно тирская сторона. В библейском изложении истории Ахава дочери тирского правителя Иезавели не без оснований приписывается чрезвычайно сильное влияние на «государственные дела и вопросы культа. Это проявилось прежде всего в возведении храма Баала тирского, т. е. главного божества г. Тира, почитавшегося в столице царства Израиль Самарии под именем Мелькарт.

Рельеф «Стелы Мелькарта»

Подобный союз с Тиром в IX в. до н. э. для израильской стороны был вызван внешнеполитической ситуацией. Отпав от Иудеи и став самостоятельным государством, царство Израиль вплоть до правления Ахава постоянно сталкивалось с Иудеей. На востоке и северо-востоке цари Израиля должны были решать пограничные споры с Моавом и Арамом, в то время как на западе дело не раз доходило до территориальных раздоров с филистимскими городами.

Если в союзнических отношениях с царством Израиль правители Тира выступают партнерами-гегемонами, то это, конечно, объяснялось культурным и техническим превосходством Тира над сравнительно молодыми территориальными государствами Палестины. Это превосходство проявлялось, в частности, в различных формах дорогостоящей помощи для развития этих стран. Тирийцы создали на Красном море предпосылки для торговых экспедиций в далекий Офир. Строители из Тира возводили для Давида и Соломона дворцы и культовые сооружения с прекрасным внутренним убранством. Ничто так не иллюстрирует отношение Израиля к более высокой тирской культуре, как тот факт, что изображение бога Яхве было помещено в культовое здание, созданное по финикийскому образцу.

О значении, которое приобрел Тир в эпоху независимости, весьма впечатляюще свидетельствует «Стела Мелькарта», найденная в 1938 г. севернее Алеппо. На памятнике имеется краткая надпись Бархадада, «царя Араму», вероятно первого из правителей с этим именем, который стоял у власти в начале IX в. до н. э. в Дамаске. Стела посвящена тирскому богу Мелькарту, которого Бархадад называет «своим Господом». Это указывает на тесные связи между обоими государствами и на большое влияние Тира на сирийской территории, не имевшей выхода к морю. В основном отношения определялись территориальным соседством. Часть долины Бекаа в это время входила в Арамейское царство. А поскольку ее юг принадлежал царям Дамаска, то они поддерживали через эту местность контакты непосредственно с тылом — «хинтерландом» Тира. Здесь пролегал также древний торговый путь, связывавший Тир с внутренними районами Передней Азии. Возможно, что благодаря успешным усилиям арамейских царей, которые постепенно изменяли границу своих владений в Северной Галилее, продвигаясь на юг, была обеспечена безопасность на этом пути.

Если об отношениях Тира с ближайшими соседними государствами мы знаем довольно подробно, то о его связях с другими финикийскими городами пока еще ничего не известно. Во всяком случае, из-за выгодного географического положения, а также благодаря нажитым в заморских владениях богатствам Тир оказался ведущим среди городов Ливана в эпоху независимости, как раньше Библ и — на некоторое время — Сидон. Однако внутреннее положение богатого Тира было так же малоустойчиво, как и его соседей — Израиля и Арама. Из пяти владык, правивших Тиром в течение 47 лет, за период между смертью Хирама и восшествием на престол Итобаала, трое были убиты их преемниками. Только при Итобаале можно обнаружить стабилизацию, которая, несмотря на первые удары Ассирии, принесла Тиру длительный период процветания.