Древний Ливан

Александр и Селевкиды

Победа молодого македонского царя над огромным войском Персидской державы пришла неожиданно. Не менее ошеломляющей была стремительность, с которой Александр стал развивать успех, завоеванный им в битве при Иссе в ноябре 333 г. до н. э. Едва успел он оставить в Киликии гарнизон, как его авангард уже захватил Дамаск. Чуть позднее Александр свои основные силы двинул на юг, и уже в январе 332 г. до н. э. он стоял на северофиникийском побережье, требуя покорности. Финикийские города были поставлены перед трудным выбором. С одной стороны, они более чем охотно готовы были избавиться от тягостного чужеземного владычества. С другой стороны, еще жила в памяти судьба Сидона, и казалось опрометчивым перейти открыто на сторону тогда еще малоизвестного Александра, тем более что его успех вряд ли можно было считать обнадеживающим. Ведь эти события происходили вскоре после того, как Артаксеркс III в результате V нового покорения Египта (342 г. до н. э.) возродил престиж могущества Персидской державы. Дело осложнялось тем, что решение о покорности или отпоре нужно было принимать в отсутствие владык важнейших городов-гаваней. Поскольку весной 334 г. до н. э. персы мобилизовали флот, цари Арвада, Библа и Тира вынуждены были сопровождать свои корабли в Эгейское море. В персидском флоте были также и сидонские суда. Они шли под командой библского царя, чей город-государство после падения Сидона занял ведущее место среди финикийских городов. Словом, в отсутствие царей (Библа, Тира и Арвада) единодушия в решениях финикийцев не было. Еще до того, как Александр вышел к морю через равнину Элевтероса, к нему поспешил Стратон, сын царя островного города Арвада. Он изъявил Александру свою покорность, чтобы уберечь обширные беззащитные владения Арвада на материке от опустошения македонским войском. Прочие приморские города быстро последовали его примеру.

Серебряная монета Библа персидского времени.

Судно с воинами. Диаметр 2,4 см

Жители Сидона, еще хранившего следы сильных разрушений, с ликованием приветствовали македонцев как своих освободителей от персидского ига. Александр вернул городу его земли на побережье и восстановил право на самоуправление. Ои передал власть в Сидоне одному из представителей древней сидонской династии, который существовал, трудясь как садовый работник.

Казалось, и для Тира все обойдется хорошо. Делегация знатных горожан во главе с сыном царя, находившегося в это время с флотом в Эгейском море, вышла навстречу Александру и выразила готовность выполнять все его распоряжения. Александр, скрывая свои далеко идущие планы, пожелал посетить Тир и принести жертву городскому богу Мелькарту. Но тирийцы на это не пошли. Они предложили македонскому царю принести жертву в святилище Мелькарта на побережье. Впрочем, утверждали тирийцы, они готовы сохранять нейтралитет. Именно поэтому Тир должен быть закрыт как для македонцов, так и для персов. Но Александра нейтралитет не устраивал. Он стремился захватить все» финикийские гавани, чтобы отрезать основные силы персидского флота от их базы. Важно было также получить в свое распоряжение 80 боевых судов флотилии Тира. С их помощью он мог бы обезопасить свои тыловые коммуникации, которым угрожало персидское господство на море. Лишь после этого можно было думать о продолжении войны г Дарием III. Поскольку время поджимало, Александр немедленно прибегнул к военной силе, чтобы взять этот островной город. Прежде всего «он постарался лишить город его естественной защиты: морскую протоку шириной 900 м, отделявшую Тир от материка, перекрыли насыпной дамбой. Тирийцы, безусловно, могли спокойно взирать на эти усилия, время от времени прерываемые действенными контрмерами. Осадные машины, продвинутые с дамбы, в конечном счете могли штурмовать лишь небольшой участок городской стены, где несложно было сконцентрировать защиту. Решающий штурм, приведший к взятию города, фактически последовал не с дамбы.

Одновременно Александр предпринимал усилия по снаряжению флота. На верфях Сидона ему построили лишь несколько новых судов. Но в начале лета из Эгейского моря возвратились финикийские флотилии. Прослышав о том, что их родные гавани сдались Александру, они покинули персидский флот и вернулись домой. Им не оставалось ничего другого, как принять условия македонского царя и участвовать в осаде Тира вместе с сильным флотом Кипра и другими, менее крупными флотилиями. Перед лицом превосходящих сил тирские корабли вынуждены были вернуться в обе закрытые гавани своего города. На помощь извне теперь уж рассчитывать не приходилось. Из Карфагена прибыл только священный корабль с посольством на ежегодное празднество, посвященное Мелькарту. Лишь часть населения, неспособного держать оружие, удалось своевременно эвакуировать из города по морю. Продолжавшиеся до августа 332 г. до н. э. боевые стычки велись с применением хитроумных технических средств с обеих сторон. Судьба города была решена, когда флоту Александра удалось очистить фарватер у городских стен от искусственных препятствий, чему тирийцы тщетно пытались помешать разными средствами, в том числе своими боевыми пловцами-ныряльщиками. Теперь можно было подогнать суда с машинами и направить их тараны и осадные башни против стен.

Генеральный штурм привел к быстрому захвату города. В победных празднествах Александр сделал особый упор на торжественное жертвоприношение в храме Мелькарта, в котором ему раньше отказали. В отличие от ассирийцев и персов, разрушавших Сидон, Александр не пожелал уничтожить завоеванное столь большими жертвами. Тир как морская база и центр торговли оказавшийся непосредственно в македонских владениях, имел огромное значение для осуществления его планов мирового господства. Таким образом, Тир оправился сравнительно быстро. Городскую знать, которая вместе с карфагенскими посланцами укрылась в храме Мелькарта, Александр помиловал. Бежавшим тирийцам было разрешено вернуться. Желая уберечь от смерти или продажи в рабство тирийцев, сидонцы приняли на борт много жителей, так как, несмотря на все распри, они помнили о своем родстве с ними.

И все же потери среди населения были огромны. Античные авторы считают, что только в бою пало 6 тыс. горожан. А 2 тыс. мужчин, способных носить оружие, после захвата города якобы распяли на крестах. И все же для такой жестокости, видимо, были основания: во время осады тирийцы ставили на городскую стену пленных из войска Александра, убивали их, а потом сбрасывали вниз.

Весной 331 г. до н. э. Александр вновь посетил Тир. Он пришел со славой освободителя Египта от персидского ига. Естественно, его пребывание в Тире сопровождалось торжественными шествиями, гимнастическими состязаниями, пышными культурными мероприятиями, в которых принимали участие виднейшие актеры Греции вместе со знаменитыми мужскими хорами кипрских царей. Мелькарт, отождествляемый с Гераклом, получил богатые жертвы. Но скоро приготовления к продолжению войны затмили праздничный блеск. Финикийские торговые люди снаряжались в дорогу — сопровождать поход в глубинные районы Персидской державы, чтобы взять реализацию ожидаемой добычи в свои многоопытные руки. В мастерских ремесленников кипела работа по снаряжению войска Александра. Судостроению и мореходству открывались грандиозные возможности, которые сулило им осуществление планов честолюбивого македонца относительно мирового господства и мировой торговли.

А для оказания помощи непосредственно на месте были затребованы финикийские судостроители и мореходы. И в 324 г. до н. э. состоялась та интересная в техническом отношении доставка разборных судов к Евфрату, о которой говорилось выше. В то же время корабельщики и гребцы-рабы прибыли в Вавилон в военный лагерь Александра. Доставили также рыбаков и даже живых пурпурных улиток. Александр намеревался заселить восточноаравийское побережье выходцами из Финикии. Но преждевременная смерть завоевателя в 323 г. до н. э. свела на нет этот его замысел.

Раздел мировой империи между военачальниками Александра при сохранении фиктивного единства под началом регента, которому подчинялось царское войско, разжег длительную междоусобицу.

Для самостоятельных государств, которые постепенно образовывались из отдельных частей империи и вели между собой спор из-за наследия Александра, финикийские города были лакомым кусочком. Кто владел ими, тот держал в руках традиционные центры азиатской — торговли, распоряжался верфями и гаванями, чтобы строить и содержать сильный флот, и имел самые лучшие исходные позиции в далеко идущих стратегических планах политики насилия.

Активную самостоятельную политику города Ливана во времена диадохов (преемников) Александра вести не могли. Они не были разрушены потому, что для каждой из воюющих сторон имели большое значение.

При дележе империи сирийская сатрапия с Финикией досталась Лаомедону. Однако уже в 319 г. до н. э. прибрежный район захватил диадох Птолемей, который владел Египтом и Киренаикой. Спустя два года в Сирию явился Эвмен, бывший личный секретарь Александра, с довольно внушительным войском, чтобы в интересах центральной власти отобрать у Птолемея незаконно захваченные им области. Это удалось без труда, поскольку Птолемей со своим флотом, состоявшим преимущественно из финикийских кораблей, находился в это время в море вместе с флотом Антигона, который также стремился к главенству и старался расширить свою сатрапию в ущерб единству империи.

Эвмен тотчас начал собирать в финикийских гаванях; флотилию и грузить на нее дань, взятую в Сирии. Когда г суда уже были готовы к отплытию, появилась флотилия; Антигона, разбившая перед этим под Византием военно-морские силы центральной власти. С водруженными на носу обломками уничтоженных кораблей суда Антигона устроили грандиозную демонстрацию. Как только экипажи финикийских судов Эвмена поняли, в чем дело, они разграбили дань, собранную деньгами, и перешли на корабли флотилии Антигона.

Союз Антигона и Птолемея был недолгим. Успешные захваты Антигоном территорий вскоре превратили Птолемея и других его союзников в озлобленных врагов. Первые сражения между ними снова пришлись на Финикию, которая после неудачных действий Эвмена была возвращена Птолемею. Слабое египетское войско бежало под ударами Антигона весной 315 г. до н. э., и только сильный гарнизон Тира смог оказать сопротивление. Город пал лишь после пятнадцатимесячной осады летом 314 г. до н. э. из-за недостатка пищи и воды. Но уже спустя два года, летом 312 г. до н. э., войско Птолемея вновь стояло у стен подвергшегося тяжким испытаниям Тира, после того как египетские силы наголову разбили под Газой сына Антигона — Деметрия. На этот раз отчаявшееся население сдало свой город без боя. Не успел Тир стать владением Птолемея, как боевое счастье снова улыбнулось Антигону. Его сын Деметрий в 312 г. до н. э. смог вновь отвоевать весь прибрежный регион. И даже когда в битве при Ипсе во Фригии в 301 г. до н. э. Антигон был побежден и убит, Деметрий удерживал важнейшие города-гавани — Сидон и Тир — вплоть до 294 г. до н. э. Но дальнейшая их судьба была решена сразу после битвы при Ипсе победоносными противниками Антигона — Селевком вавилонским и Лиснмахом фракийским. Вместе с Северной Сирией города Финикии отошли к Селевку, а Птолемей, не принимавший участия в битве при Ипсе, должен был довольствоваться Палестиной и внутренними районами Сирии, т. е. областями, которые он и без того уже с 305 г. до н. э. мало-помалу снова подчинил своему контролю.

Но первые три десятилетия господства диадохов не стали периодом спокойного развития и для тех финикийских городов, которые не имели несчастья быть втянутыми непосредственно в боевые действия. Повинности, которые требовали разные владыки, особенно для снаряжения и укрепления их флота, были тяжелыми. Антигон, например, повелел собрать невиданные до той поры массы строителей, чтобы, словно по волшебству, за какие-то несколько месяцев 315–314 гг. до н. э. создать флот из 120 боевых судов на верфях Триполи, Библа и Седона, а сын Антигона, Деметрий, стяжал славу заказчика самого крупного из всех кораблей, которые строились дотоле на финикийских верфях. Киль судна был изготовлен из ствола ливанского кедра длиной свыше 40 м. Корабль имел 11 рядов гребцов, и на весла нужно было посадить по крайней мере 1800 рабов, чтобы привести его в движение. Финикийские суда входили во флот как Деметрия, так и Птолемея. В большом морском сражении под Саламином на Кипре (306 г. до н. э.) финикийцы бились с финикийцами… В этой обстановке некогда столь знаменитая финикийская торговля процветать не могла. К тому же на морских путях все больше утверждались египетские и родосские торговые флотилии. Даже торговые связи с Южной Аравией отныне шли в основном через Газу и Александрию. Последняя стала центром мировой торговли при Птолемее II (282–246), который расширил мореплавание на Красном море, восстановил канал, связывавший его с Нилом, и вступил в торговые союзы с Сиракузами, Римом и Карфагеном.

Однако под властью Селевка I и финикийская торговля вновь получила более благоприятные возможности. Города Финикии стали при нем частью империи, которая простерлась от Индии до Эгейского бассейна, и вновь стали принимать участие в прибыльной заморской торговле. Правда, перед лицом растущей Антиохии, основанной Селевком в 300 г. до н. э., у финикийских городов не было шансов занять в государстве Селевкидов положение, равное их прежним позициям.

Конечно, пребывание финикийских городов в составе империи Селевкидов поначалу было весьма непродолжительным. Уже в 280 г. до н. э. они снова перешли под власть Египта, когда Птолемей II стал оспаривать у Антиоха I, сына и преемника убитого Селевка I, сирийское наследство, которое было возвращено потом державе Селевкидов лишь Антиохом III (223–187). Но первые походы Антиоха III в Палестину через Бекаа в 221 и 219 гг. до н. э. не дали возможности полностью изгнать птолемеевские гарнизоны. Поэтому Антиоху пришлось в 218 г. до н. э. предпринять третий поход против прибрежных городов Ливана, который начался и на земле и на воде. Заслон птолемеевских воинов перекрыл горную теснину береговой дороги у Нахр Дамур и остановил здесь беспрепятственное до того продвижение селевкидского войска, однако этот заслон в конце концов был преодолен в результате смелого обходного маневра горных отрядов. Сильно укрепленный Сидон Антиох миновал, не пытаясь осаждать этот город, хотя его войско было самым многочисленным из всех, что со дней Рамсеса II осмеливались вести наступление по береговой дороге. По-видимому, даже 102 боевых слона, которые он следующей весной вместе с 62 тыс. пеших воинов и 6 тыс. конницы выставил против египтян под Рафией, Антиох переправил в Палестину не через Бекаа, а по труднопроходимой береговой тропе. Битва под Рафией (217 г. до н. э.) была проиграна. «Птолемей (IV) без всякого сопротивления взял Рафию и прочие города, ибо все городские общины спешили одна перед другою покинуть врага и возвратиться под власть Птолемея», — замечает Полибий и добавляет, что как раз народ тех областей проявлял склонность «уступать требованиям времени»^{45}. Такая манера поведения вполне понятна на фоне резких переходов верховной власти от Птолемеев к Селевкидам и обратно, которые продолжались и в последующие годы. Наконец Антиоху III, кому с 204 г. противостоял слабый, возведенный на трон в детском возрасте Птолемей V, удалось в 198 г. до н. э. утвердить устойчивое господство Селевкидов вплоть до восточного края дельты Нила.

Почти к тому же времени, как Антиох добился перевеса над Птолемеем, борьба за гегемонию в Западном Средиземноморье решилась в пользу Рима. Мирный договор, которым окончилась 2-я Пуническая война (201 г. до н. э.), оставлял Карфагену только его африканские владения. Важная сырьевая область Испании стала римской колонией. Не только для Карфагена, но и для финикийской торговли вообще это было тяжелым ударом. Тем большую важность приобретало теперь хозяйственное положение, которое занимала Финикия в государстве Селевкидов. Но определенные планы были связаны также и с неизбежными распрями между державами-победителями, между римлянами на западе и Селевкидами на востоке. В той же мере, в какой Египет искал сближения с Римом, Карфаген склонялся к Селевкидам. Однако план карфагенского полководца Ганнибала создать большой союз между восставшими против Рима испанскими провинциями и государством Селевкидов не осуществился из-за бдительности римского сената. Ганнибалу пришлось бежать к Антиоху III, который поставил его во главе флота. После несчастливой для Селевкидов битвы при Магнесии в Лидии (190 или 189 г. до н. э.) Ганнибал поступил служить на Крит, потом в Вифинию, пока в 182 г. до н. э. преследуемый требованиями Рима о выдаче не покончил жизнь самоубийством.

Битва при Магнесии изменила соотношение сил в пользу Рима также и на востоке.

После Апамейского мирного договора (188 г. до н. э.) с его жесткими условиями государство Селевкидов. ослабленное в результате территориальных потерь, резких ограничений, наложенных на право вооружаться, и чрезвычайно высокой контрибуции, все же сделало еще одну попытку при Антиохе IV (175–164) вернуть утраченные позиции. Когда в 170 г. до н. э. снова вспыхнул спор между Птолемеями и Селевкидами из-за прибрежного района Передней Азии, Антиох решительным ударом сумел захватить почти весь Нижний Египет и даже короновался в Мемфисе (169 г. до н. э.). Однако взять Александрию не удалось, и Антиоху потребовался новый поход в следующем году. На этот раз он двинул одновременно с сухопутным войском сильную флотилию из гаваней Финикии. Такому комбинированному штурму Александрия вряд ли смогла бы долго сопротивляться. Спасение пришло из Рима. К Антиоху в его военный лагерь явился римский посол Гай Попилий Ленат с ультиматумом сената — немедленно прекратить войну и уйти с территории Египта. Антиох попросил дать ему время посовещаться. Но Попилий описал вокруг него на песке круг виноградной лозой и заявил, что он должен сказать «да» или «нет», не выходя из этого круга. Антиох покорился.

Тем самым окончательно утвердился римский контроль над равновесием сил в Передней Азии. Флот Селевкидов в 163 г. до н. э. — видимо, из благоразумия это сделали уже после смерти Антиоха — снова был сокращен до чисто символической цифры в 10 кораблей, установленной мирным договором в Апамее. Остальные суда по приказу посланцев Рима были сожжены в гаванях Финикии и Северной Сирии. Боевым слонам подрезали сухожилия задних ног, чтобы сделать их негодными для военных операций. Кроме того, зависимость Селевкидов от Рима после Апамейского мира обеспечивали заложники.

Характерной для положения в царстве Селевкидов времени римского контроля была судьба Деметрия К которого его отец Селевк IV (187–175) послал в качестве заложника в Рим, чтобы вызволить своего брата Антиоха. После смерти Селевка IV Антиох, не считаясь о правом на трон своего тогда еще четырнадцатилетнего племянника, взошел на престол сам, как четвертый царь с этим именем. Когда же римский сенат после смерти Антиоха IV стал выдвигать на царство его несовершеннолетнего сына Антиоха V, Деметрий, способный и деятельный человек, которому к тому времени уже исполнилось 23 года, попытался собственными силами добиться селевкидской короны. Очевидно, и Карфаген был заинтересован в переходе власти к многообещающему Деметрию. Ему удалось бежать на одном из тех священных кораблей, на которых по традиции каждый год Карфаген отправлял посольство со своими дарами богу Тира Мелькарту. Деметрий I, признанный потом и самим Римом, вышел, правда, победителем в столкновении с Антиохом V, но за убийством его юного двоюродного брата последовала ожесточенная борьба за I власть, приведшая к развалу царства. Вообще из 25 селевкидских царей только Антиох I и IV умерли мирно, в своей постели. Девятеро было убито в дворцовых переворотах, пятеро пало в сражениях, трое погибло в изгнании и заточении, двоих казнили, судьба двоих неизвестна, один покончил с собой, и Антиоха III прикончили при попытке ограбить храм.

Подобный конец Антиоха III свидетельствует о хронической нужде в средствах, которую испытывали Cлевкиды. Антиох IV, также не задумываясь, использовал любой предлог, чтобы прибрать к рукам храмовые богатства. Разграбление им в 167 г. до н. э. сокровищ Иерусалимского храма, которые тщетно пытался присвоить еще Селевк IV, вызвало открытый мятеж Иудей, уже давно стремившейся к независимости[65]. Потребность в средствах влияла и на размеры налогов, которые тяготели над богатыми финикийскими города как Поэтому экономическое развитие Финикии во время господства Селевкидов не соответствовало его благоприятным торгово-политическим предпосылкам.

Среди самых крупных расходов Антиоха IV, которые не покрывали налоги и продажа должностей, значительную часть составляли щедрые пожертвования греческим городам. Такая «политика даров» была направлена на создание греко-селевкидского союза против Рима. Потому-то сразу после смерти Антиоха Рим и настаивал на точном соблюдении обязательств по разоружению, взятых в 188 г. до н. э. Сближение с Грецией вело к интенсивной эллинизации государства Селевкидов. Антиох открыл границы греческим колонистам и содействовал развитию городской культуры по греческому образцу. В духе эллинских обычаев проходили культовые праздники. Так, в пять лет раз, когда при Антиохе устраивались в Тире игры, посвященные Гераклу, они были связаны со спортивными состязаниями. На первые праздничные Геракловы игры в 174 г. до н. э. верховный жрец (первосвященник) Иерусалима Язон, настроенный прогречески, также направил в Тир торжественное посольство с пожертвованиями. Правда, верные своим иудейским верованиям, посланцы Язона все же просили средства, определенные для жертвы Гераклу, использовать на другие цели. Тирийцы с пониманием отнеслись к этому и, не долго думая, определили полученные средства на строительство военных судов.

Политика эллинизации, проводимая Антиохом IV, не вызывала сопротивления в финикийских городах. Греческая культура имела здесь уже с персидского времени растущее влияние. Насколько тесно в то время греческая культура переплеталась с финикийской, свидетельствует тот факт, что основателем стоической философии был финикийский купец Зенон из Китиона на Кипре (333 — около 262). И, конечно, не случайно с начала I в. до н. э. финикийский язык и письменность исчезают из надписей на территории собственно Финикии. Только в двуязычных легендах на монетах этот язык сохранился еще до I в. до н. э. Значительно дольше жил его пунический диалект в римской провинции Карфаген. Соответственно и древние финикийские традиции в жультуре и религии также намного пережили закат Карфагена и его торговой гегемонии, тогда как эллинизированные города метрополии ожидал новый подъем под властью Рима.