Древний Ливан

Кедр в поэзии и мифологии

Невозможно было бы полностью оценить значение ливанского кедра в древности, если рассматривать его только в хозяйственном аспекте. Ведь в текстах очень часто содержатся намеки и на эстетическое впечатление от кедрового леса. Величественное зрелище роскошных деревьев, их благотворная тень, приятный своеобразный аромат — все это неоднократно упоминается в древних источниках. Египтянин, правда, не очень был склонен предаваться восторгам по этому поводу. Одна только мысль о густых лесах Передней Азии с их дождями, туманами и нередко снегопадами, в которых обитало много диких зверей и разбойников, вызывала у него опасение. Характерна в этом отношении Долина Кедра из египетской «Сказки о двух братьях», расположенная в отдаленной части подконтрольной Египту Передней Азии. Однако и в данном сказании кедр — дерево, которому придают особое значение. Недаром младший брат, чтобы сделать неуязвимым для врагов свое сердце, прячет его на вершине кедра «в цветке кедра». Если же дерево срубят, то он должен будет умереть. Но и в таком случае есть еще возможность спасти младшего брата, если старший найдет его сердце под поваленным деревом в течение семи лет и положит в воду. Так все и происходит, когда фараон посылает воинов срубить «древо жизни» младшего брата, чтобы убить его. Старший на четвертый год поисков все же нашел сердце брата. Оно напоминало кедровый плод… Здесь вымысел не лишен довольно меткой наблюдательности. Кедровая шишка, пока она еще не созрела и не раскрылась, при некоторой доле фантазии может показаться похожей на сердце. Кедровые шишки, растущие на широких, раскидистых ветвях, производят впечатление, будто они «лежат» на зеленых ворсистых ковриках.

Опасности медвежьей охоты в лесах Передней Азии.

Рельеф храма в Луксоре времени Рамсеса II

Поэтическими образами кедра довольно богат Ветхий завет. В этом нет ничего удивительного. Даже мудрый царь Соломон в своих песнях воспел «дерева от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены» (III Книга царств. IV, 33). Как самое высокое и величественное дерево Ливана, кедр считался царем деревьев. Его качества и особенности вошли во многие иносказания и сравнения. Праведник, например, «возвышается подобно кедру» (Псалом XCI, 13). Да и высокомерный фараон сравнивается с роскошным кедром Ливана, который за гордыню свою был низвергнут богом (Иезекииль. XXXI). Весьма поэтично сравнение, касающееся верховного жреца Симона: «Вокруг него был венец братьев, как отрасли кедра на Ливане» (Иисус Сирахов. L, 14). А сравнение хвоста бегемота с кедром говорит, пожалуй, о причудливости поэтической фантазий (Иов. XL, 12).

Как это часто бывало в древности, поэзию широко использовала религия. Особенно показательны в этом отношении ветхозаветные предания о райском божьем саде на Ливане. В этом саду, разумеется, преобладают кедры как деревья бога в прямом смысле, Причем Примечательно, что «кедровый сад» на Ливане имеет отношение к Яхве, богу Израиля… «Насыщаются древа Господа[17], кедры Ливанские, которые Он насадил», — говорится в Псалтири (CIII, 16).

У пророка Иезекииля даже мифическое древо мира выступает в виде ливанского кедра, растущего в божьем саду (Иезекииль. XXXI). В пророчествах о погибельных временах также фигурирует образ господнего сада на Ливане. «Слава Ливана» с его кедрами, кипарисами и другими деревьями придет в новый Иерусалим, говорится у Исаии (LX, 13). Странно противоречивым выглядит отношение Яхве к саду на Ливане. Он и творец его, и в то же время губитель: «Вот, Господь… страшною силою сорвет ветви дерев, и величающиеся ростом будут срублены, высокие повержены на землю. И посечет чащу леса железом: и Ливан падет от Всемогущего» (Исаия. X, 33–34).

Как и во многих других изречениях, здесь скрыт иносказательный смысл. Возможно, это намек на судьбу Иерусалима, которому в 734–733 гг. до н. э. угрожала военная коалиция Рецина дамасского и Пекахии (Факея) израильского. Но случайно ли возникло противоречие в образе всемогущего? Как появилось представление о нем как о хозяине и в то же время губителе божьего сада на Ливане? Псалом (LXXIX, 11) подводит нас к некоторому объяснению. Здесь идет речь также о кедрах в божьем саду. Однако их владелец — бог Эл. Это свидетельствует о принятии на себя функции ханаанского бога Эла, бывшего владыки Ливана, богом Яхве. Подобный пример не единичен. Известно, что к богу Яхве перешли функции целого ряда более древних божеств.

Связь Эла с божьим садом на Ливане подтверждается не только Ветхим заветом. В одном тексте из древнего Угарита речь идет о вине, «высшей гордости Ливана омытого росой, Ливана, который насадил Эл». Но все же, как кажется, кедры, по угаритским представлениям, находились под особым покровительством бога Баала. Возможно, в перипетиях угаритской истории богов функции Эла перешли к Баалу. Нечто подобное можно наблюдать и в других случаях. Но в любом из них за богом кедров, отождествленным в Ветхом завете с Яхве, скрывается божество типа Баала. Особенно это находит выражение в описании его действий как бога грозы — задача, которая обычно не входила в обязанности Эла. Псалом XXVIII, который, как можно было бы предположить, весьма тесно примыкает к более древнему ханаанскому образцу, свидетельствует о связи бога грозы с кедровым лесом. «Глас Господа сокрушает кедры; Господь сокрушает кедры Ливанские» (Псалом XXVIII, 5) Идентичность бога кедров и бога грозы попросту вытекала из здравого смысла, она подсказывалась естественным знанием того, в каких местах находились кедровые леса. И в описании угаритского Баала по отношению к кедрам выступает именно черта бога грозы. Он является богом, от руки которого «кедр бессильно никнет», как поэтично сказано в текстах о Баале.

Стоящий на горах Баал угарнтский — бог грозы с палицей и деревом. Небольшая фигурка в молитвенной позе изображает царя Угарита. Рельеф стелы из Угарита; около XIII в. до н. э.

Как не провести в связи с этим еще раз параллель между архитектурой храмов Баала в Угарите и Яхве в Иерусалиме. Оба бога жили в «кедровых домах Ливана» (одного типа). Это сходство относительно «кедрового сада» на Ливане двух далеко отстоящих во времени и пространстве богов становится понятным, если признать, что оба — и бог Угарита и бог Иерусалима — отождествлялись с Баалом кедрового леса. Идентичность бога кедров и Яхве подкрепляется еще и особыми обстоятельствами, при которых возводили Иерусалимский храм: «Кедровый дом Ливана» сооружали в нем специалисты из Тира по известной им модели.

Об одном из важнейших святилищ Баала ливанского у нас имеются довольно точные представления. Речь идет о принадлежащем Бейруту горном храме, расположенном над Бейт-Мери, на высоте 732 м над уровнем моря.

Среди руин храма находится ныне маронитский монастырь, носящий имя Дейр эль-Калаа (монастырь-крепость). Раскопки последних лет обнаружили основание обширного комплекса, включающего помимо храма еще различные малые святилища. О значении этого очага религиозных культов свидетельствует также ряд надписей, которые хозяином храма называют Баала Маркода. В римское время он носил витиеватый титул Jupiter Optimus Maximus Balmarcodes[18]. Уже в древности имя бога толковали как «владыка, господин танца». Что имели в виду под «танцем», становится очевидным из ветхозаветных параллелей. Глагольная форма от слова, соответствующего прозвищу Маркод, безусловно, употреблялась в связи с картиной опустошения кедрового Цада богом Яхве: «Он заставляет их скакать подобно тельцу, Ливан и Сирион (Антиливан. — Примеч. авт.), подобно молодому единорогу» (Псалом XXVIII, 6; ср. также СХШ, 4 и 6).

Здесь, по-видимому, подразумевается одно из явлений природы — землетрясение, которое в районе Ливана не редкость. Таким образом, под Баалом Маркодом нужно понимать «владыка, господин землетрясения», который заставляет танцевать горы. Правильность подобной интерпретации подтверждается отождествлением Баала Маркода с Посейдоном Эиосихтоном, «землеколебателем» в посвятительных надписях из Дейр эль-Калаа.

Баал ливанский как владыка высочайших гор Сирии и Палестины и их горных лесов был широко почитаем. Ученый Филон Библский причислял его к самым значительным горным божествам Ханаана. У хеттов, которые стремились приобщить как можно больше чужих богов к своему пантеону, он фигурирует в качестве божества клятвы при заключении договоров. В Египте культ Баала получил большое распространение в период Нового царства, когда наблюдались особенно тесные связи с Ливаном. В одном из египетских магических текстов темные силы заклинают словами: «Да поразит тебя Баал кедровым деревом, что в руке его!» Это выражение заставляет вспомнить рельефное изображение Баала угаритского. Бог несет в левой руке оружие, чрезвычайно похожее на дерево, заостренное снизу подобно копью.

Религиозное значение кедра как дерева божьего сада проливает свет на его культовую ценность. Как никакой другой материал, кедр считался пригодным для сооружения жилищ богов. Охотно использовался он и при изготовлении малых предметов культа. Тутмос III сказал об этом просто и выразительно: «Это дерево, которое он (бог Амун) любит».

В такой ситуации рубка кедра на постройку храмов (представлялась богоугодным делом. Навуходоносор, например, гордился тем, что собственноручно валил строевой лес для башни храма в Вавилоне. Зато предосудительным считалось использовать «священный» лес в мирских целях. В связи с этим становится понятным негодование, когда Иоанн гисхальский для сооружения оборонительных машин взял сложенные в Иерусалиме кедровые стволы, предназначенные для расширения храма. По мидрашу[19] Раввы к I Моисея 2, 8, раввин Йоханан сказал: «Мир недостоин пользоваться кедром. Для чего же тогда был создан кедр? Ради храма!»

Гильгамеш, самый знаменитый сокрушитель священных кедров в саду бога, родом из Двуречья, был царем Урука (около 2600 г. до н. э.), первым из правителей этого города, кто имеет уже контуры исторического лица, но находится еще на грани сказаний и мифов. С его образом связаны многочисленные легенды, особенно те, которые составили обширный «Эпос о Гильгамеше»^{5}[20].

По поручению бога Солнца Шамаша Гильгамеш должен был предпринять поход против Хумбабы — грозного стража священных кедровых лесов на горе богов. После длительного путешествия со своим другом Энкиду он достигает кедрового леса. «Остановились, дивятся лесу, кедров высоту они видят, леса они видят проходы, где Хумбаба, бродя, протоптал тропинки — дороги прямы, пути удобны…» Посланцы бога Солнца быстро освоились в лесной глуши и начали валить кедр за кедром, чтобы выманить Хумбабу. Это им удалось, и яростный страж божьего леса был убит Гильгамешем. И все же это приключение добром не кончилось. Боги решили, что один из богохульников должен умереть, хотя они выполняли поручение бога Солнца. Эта участь постигла Энкиду; но, судя по всему, и Гильгамеша ждала смерть в заключительной части эпоса, которая не сохранилась.

Вполне вероятно, что первоначально кедровый лес, о котором шла речь в «Эпосе о Гильгамеше», находился не на Ливане, а на Аманусе. Но существует один из вариантов текста, относящийся к началу II тысячелетия до н. э… который прямо называет Ливан местом кедровых лесов богов.

Удивителен в этой версии рассказ о рубке священного кедра на Ливане, который доставляют по Евфрату в Вавилон. Мы не знаем, отражены ли здесь какие-либо исторические воспоминания и возможен ли сам факт, что Гильгамеш доходил до Ливана. Но и по этой редакции ясно, что в «кедровый сад» не проникают безнаказанно. Много позже и совершенно в другой связи пророк Исаия усматривает прямое богохульство в том, что Синаххериб ассирийский поднялся до самых высоких мест в Ливане, где растут кедры, и валит их там (Исаия. XXXVII, 24).

Храм со священной рощей.

Перед храмом алтарь со статуей божества

Гильгамеш и Энкиду во время своего похода по кедровому лесу богов заметили святилище, которое находилось на горе посреди леса. Наглядное представление о такой горе со священной рощей и храмом дают изображения, найденные в храмах Месопотамии. Ассирийские владыки особенно гордились искусством оформления священных рощ, состоящих из кедра и других деревьев, «как на Аманусе>. К этим кущам, которые частично служили мирским целям, могло относиться также гневное пророчество Исаии против ассирийского царя: «И славный лес его и сад его (бог) истребит; и остаток дерев леса его так будет малочислен, что дитя в состоянии будет сделать опись» (Исаия. X, 18–19).

(Слева) Финикийская богиня. Корона и прическа в египетском стиле. Бронза, высота 17,5 см

(Справа) Финикийская богиня; около XIV в. до н. э. Бронза, высота 16,5 см

Ужасный Хумбаба, несомненно, имеет некоторые черты Баала. Но обращает на себя внимание, что кедровые леса Ливана, расположенные И глубь страны от Библа, подчинены уже не Баалу, а Баалат, богине г. Библа. Когда уже неоднократно цитированный нами сановник Сеннефер по поручению Тутмоса III взобрался на горы для рубки кедра, он не преминул принести богатые жертвы библской Баалат. Да и замечание Тутмоса III о том, что он велел изготовить корабли для своей евфратской экспедиции «вблизи пребывания богини Библа», вряд ли следует понимать в другом смысле. Египтяне отождествляли библскую Баалат с богиней страны на Ниле Хатхор. Минмесу, «майордом» Аменхотепа II (1436–1412), сообщает, что ему, кроме прочего, было якобы поручено руководство строительными работами храма Хатхор, «владычицы Библа». Конечно, в этом отождествлении двух богинь сыграл определенную роль первоначальный характер Хатхор как богини деревьев. Ей были подвластны погребальные обряды с их высокой потребностью в кедровой древесине и продуктах из кедра. Под ее особым покровительством находилось изготовление весел для корабля, на котором умерший должен был пересечь «реку мертвых».

Сегодня в горах Ливана больше ничто не напоминает о Баале ливанском и о библской Баалат. Но многое еще связано с ними в христианских традициях Ливана. В литургии церкви христиан-маронитов, встречающихся главным образом в Ливане, Мария выступает под титулом «Кедр Ливана». Древнейшие кедровые рощи и сегодня — бережно охраняемая собственность этой церкви, которая в Бшерри и Гадеше имеет небольшие капеллы. «Праздник кедров господних» в роще Бшерри еще устраивался вплоть до последних десятилетий. Даже потомков древних паломников — постоянно куда-то спешащих туристов охватывает благоговение, когда их приводят в высоко почитаемую (верующими) рощу Бшерри, чтобы полюбоваться ars sleman — «кедрами Соломона». Да и имеет ли значение, что в действительности даже старейшие кедры-богатыри при самых благоприятных обстоятельствах могли застать в своей юности лишь время крестоносцев. Эти кедры больше, чем памятник природы, — они символ Ливана, символ его бурной истории и вместе с тем олицетворение его неизбывной силы, пережившей все превратности судьбы.