Древний Ливан

Под римским владычеством

[Последние десятилетия царства Селевкидов ознаменовались постепенным распадом былой великой державы на множество относительно независимых объединений.

Такое развитие открывало перед финикийскими торговыми городами новые возможности. Правда, им с опасением приходилось поглядывать на юг, где уже в 141 г. до н. э. при первосвященнике Симоне смогла добиться самостоятельности провинция Иудея, которую преемник Симона Иоанн (Иоханан) Гиркан I (134–104) расширил за счет захвата провинции Самария. Александр Яннай (103—76) продолжил политику завоеваний. Его, первый поход был направлен против приморского города Акко в Южной Финикии. Однако территориальные владения Акко присоединить к Иудее Яннаю не удалось.

Восточнее Ливана образовалось новое государство — царство итуреев. Итуреи были полукочевники, проникшие в Бекаа из Восточной Иордании. Еще в VIII в. до н. э. ассирийцы иногда использовали их в качестве вспомогательных отрядов для военных действий в Ливанских горах.

Резиденцией итурейских царей была древняя Халкида. Самый значительный памятник, оставленный ими в Ливане, — большой алтарь, вырубленный в скале близ Каб Элиас, неподалеку от современной Штауры. Его архитектурное решение заставляет вспомнить фасады скальных гробниц в набатейской Петре и свидетельствует о родстве культур набатейцев и итуреев, чьи области некоторое время граничили между собой в северной части Восточной Иордании. Наибольших размеров (почти до самого Дамаска) Итурея достигла в I в. до н. э. Итурейские лучники, столь ценимые впоследствии римлянами, держали под контролем из своих нор в Ливане торговые пути. На севере итуреям удалось даже захватить часть прибрежной равнины. Батрун стал их гаванью, а предгорья Рас Шекка они превратили в опорный пункт, дававший им господство над береговой дорогой. Библ и Верит страдали от разбойничьих налетов засевших в горах итуреев, которые тем самым хотели подготовить захват и этой части прибрежной полосы. И еще одна опасность угрожала Финикии в конце 70-х годов I в. до н. э. — это армянский царь Тигран II, (около 95–55 гг. до н. э.). Он начал покорение северофиникийских гаваней нападением с моря, после того как урвал из селевкидского наследства большие куски территории Малой Азии и Сирии.

Но еще тягостней, чем опасность извне, был для финикийских городов общий экономический упадок, который лишал их возможности воспользоваться выгодами вновь обретенной независимости. В 126 г. ее получил Лир, в 111 (?) — Сидон и в 81 (?) — Верит. Длительные войны опустошили соседние страны, и сильно нарушили торговые связи с глубинными районами Передней Азии. Не лучше было положение и на морских путях, где господствовали флотилии киликийских пиратов. Активное вмешательство Рима принесло с собой перемены.

Римская республика сама переживала социально-экономический кризис, ее потрясали крупные восстания рабов, земледельцев и мятеж союзников. После подавления мятежей в качестве стабилизирующей меры следовало усиление внешней экспансии. При этом главное внимание уделялось востоку. Конечно, дело касалось в первую очередь безопасности римских областей на западе Малой Азии, которые Митридат VI, царь Понта, стремился присоединить к своим владениям[66]. Кроме того, внушало страх нарушение равновесия, вызванное вторжением на восточное побережье Средиземного моря войска Армянской державы, владыка которой Тигран II был к тому же зятем Митридата. Приходилось учитывать также экспансионистские устремления молодого Парфянского царства, чья граница уже достигала Евфрата. Кроме того, требовали надежной охраны тесные торговые связи с Египтом, от зерновых поставок которого Рим все больше зависел. Надобность в этом усугублялась тем, что Тигран небезуспешно пытался породниться с династией Птолемеев и был даже в союзе с киликийскими пиратами. Но главной целью политики Рима было утверждение полного господства в Передней Азии, основание римской державы по образцу империи Александра.

Однако блестящий победный поход македонского царя не повторился. Правда, Помпей, поставленный во главе всего средиземноморского флота и облеченный неограниченными полномочиями, быстро уничтожил колонии морских пиратов в Киликии. Но доступ в Сирию он получил в основном благодаря искусной дипломатии, используя противоречия между парфянами, Тиграном и Митридатом, которые и без того уже были ослаблены в военном отношении многолетней борьбой с римлянами под предводительством Лукулла (в конечном счете эта политика все же привела к усилению Парфянского [Царства, которое в более позднее время стало главной килой и соперником Рима на востоке). В общем, после того как покончивший с собой Митридат вышел из игры, Тигран согласился. отдать все завоеванное и принял статус клиента Римской республики, а союзные парфяне удовлетворились гарантированием границы по Евфрату, зимой 64/63 г. до н. э. Помпей вступил в Сирию. Не встречая серьезного сопротивления, он покорил весь прибрежный регион, вплоть до египетской границы. Только неистовый Аристобул II (67–63) из рода Хасмонеев создал трудности на пути римлян, так что район Иерусалимского храма и дворца пришлось осаждать по всем правилам военного искусства.

Помпей тут же принял необходимые административные меры, чтобы обеспечить в завоеванных областях власть Рима и по возможности большие доходы. Сирия была превращена в римскую провинцию, включившую весь прибрежный район. В остальном по заведенному обычаю сохранилось исторически сложившееся территориальное деление и не допускалось вмешательство во внутренние дела городов и зависимых отныне от Рима государств этой провинции, которые становились просто как бы ее административными единицами. Государствам, проявлявшим экспансионистские стремления, пришлось сократить свои размеры. Царство Хасмонеев лишилось всех своих завоеваний. Итуреям, видимо, также грозила потеря земель. Но их царьку, изъявившему Помпею покорность и не преминувшему порадовать его посылкой 1000 талантов, все же было разрешено владеть долиной Бекаа. Отряды римлян разорили разбойничьи гнезда в Ливанских горах и положили тем самым конец набегам итуреев на береговую равнину. Итак, финикийские города могли быть довольны новой верховной властью, тем более что крупнейшим из них предоставлялись самоуправление и гарантия неприкосновенности их территориальных владений. Правда, городам пришлось заменить свои монархические установления на республиканские по римскому образцу.

Однако на процветание пока рассчитывать не приходилось. Быстро сменявшие друг друга римские наместники не внушали доверия и в большинстве своем старались хозяйничать в провинции по возможности с выгодой для себя, например пресловутый Габиний[67]. «Его наместничество в Сирии не оставило в памяти людей ничего другого, да ничего другого он и не делал, кроме совместных с деспотами темных делишек, сговоров, ограблений, набегов и убийств»^{46}. Давали себя знать роенные осложнения, которые возникали сначала с арабами, а потом с парфянами. Между 40 и 38 гг. до н. э. парфянскому царю удалось временно овладеть почти всей провинцией (Сирии). Из финикийских городов ему оказал сопротивление только Тир. С парфянскими войнами связана внутренняя борьба за власть в Риме, которая большей частью разыгрывалась в провинции Сирия. Гражданская война между Цезарем и Помпеем еще не затронула Ливан. Цезарь лишь проехал по этой стране, подтвердив привилегии финикийских городов. Позднее, когда Финикия и Итурея все больше вовлекались в опасные раздоры между Антонием и Октавианом (41–30), Финикия неожиданно обрела нового владыку. Почти всю Итурею и приморские города Ливана, за исключением Тира и Сидона, Антоний подарил египетской царице Клеопатре. Чуть позже он изменил это распоряжение в пользу своего сына Птолемея, рожденного ему Клеопатрой. Сын получил Сирию, включая Финикию, а за матерью осталась только Итурея. Хотя римский сенат и не утвердил этого дара, тем не менее в Берите была отчеканена монета с изображением Клеопатры. До официального присоединения к Египту дело, правда, не дошло. После поражения Антония и Клеопатры при Акции и Александрии и их самоубийства в 31/30 г. до н. э. Октавиан восстановил старые порядки. С переходом власти к победителю, которому в 27 г. до н. э. был присвоен титул «Августа», для Ливана началась длительная эпоха мира. Во время войн Римской империи с Индией, Парфией, Сасанидами и Пальмирой Финикия неизменно оставалась в тылу. Только в 614 г. н. э., когда Сасанид Хоеров II, разрушая все на своем пути, вторгся в Сирию и Палестину, эпоха pax romana (римского мира) для Ливана окончилась.

Мирное развитие в римское время способствовало новому расцвету хозяйства Финикии, несмотря на конкуренцию со стороны других центров торговли и ремесел. В Риме и италийских гаванях крупные финикийские торговцы открывали свои конторы. В столице возник внушительный финикийский квартал, остатки которого еще и сегодня можно увидеть на Кампанской дороге (Via Саmраnа). Значительные финикийские поселения были в Неаполе и Мизенах, а наиболее крупные — в больших гаванях — Остии и Путеолах (ныне Пуццуоли в Неаполитанском заливе). Сохранилось распоряжение сената г. Тира от 174 г. н. э. о ежегодном предоставлении 10 тыс. денариев в качестве платы за аренду складских, торговых и других помещений в Путеолах. Если и Рим и Средняя Италия стали центром новой экономической экспансии Финикии, то сеть ее торговых факторий простиралась по всей империи. Не только купцы, но и ремесленники, а вместе с ними и представители «сферы услуг» искали возможность обогатиться в отдаленных краях Римской державы, как некогда в финикийских колониях.

С ростом экономической экспансии финикийских городов усиливалось и их культурное влияние. Оно достигло апогея в годы правления сирийско-ливанской династии (193–235). Септимий Север, первый император этой династии, был родом из древней финикийской колонии Лептис в Северной Африке, тогда как его жена Юлия Домна происходила из сирийской Эмесы (Хомс). Их семья имела связи с североливанской Аркой, где родился Александр Север, последний династ этой ветви. Южная Сирия и Ливан как родина императоров и чтимых ими богов, получивших в империи широкое распространение, притягивали к себе римлян-«туристов», особенно благодаря интересу к грандиозным культовым сооружениям.

Развалины огромных общественных зданий являются для нас сегодня ярким свидетельством расцвета Финикии под эгидой Рима. То, что в трудное эллинистическое время еще не смогло найти своего полного воплощения, теперь осуществилось: мрачная теснота древневосточных городов расступилась. Внешняя безопасность города не зависела больше только от его стен и башен. Безопасность обеспечивала выдвинутая далеко в восточные степи защитная полоса укрепленных дорог, сторожевых башен и кастелл римских рубежей (limes). От Палестины до Тигра охраняли они провинцию Сирия от вторжений парфян и арабов.

План раскопок в Тире

За городской чертой строили теперь окруженные садами виллы. Благодаря системе добротных дорог улучшилось сообщение. В первую очередь была расширена береговая тропа до магистрали, которая связала Палестину с Северной Сирией. Даже на самом опасном ее участке — Scala Tyriorum («ступенчатом пути тирийцев») — благодаря римским саперам открыли движение повозок и колесниц по пробитому в скалах проходу.

Небывалого подъема достиг Верит, находившийся до этого в тени своих соседей — Библа и Сидона; Марк Агриппа, победитель в битве при Акции, зять императора Августа, поселил здесь примерно в 15 г. до н. э. ветеранов пятого и седьмого легионов. Были куплены участки земли, необходимые городу, который с момента его разорения селёвкидским. претендентом на трон Диодотом Трифоном (140 г. до н. э;) еще лежал — в руинах. Вновь возводимый Верит был освобожден от поземельной и подушной. податей по статусу италийской колонии и стал называться в честь дочери Августа Colonia Julia Augustа Felix Berytus. Будучи военной гаванью, исходным пунктом кратчайшего пути через Ливан в Дамаск, самой природой предназначенным стать центром среди городов побережья, Верит в скором времени превратился в средоточие римского влияния в Финикии. Его руины, правда, скрыты сейчас под современным Бейрутом, но во время строительных работ здесь часто обнаруживают остатки этой «процветающей колонии Юлии Августы — Берита».

Более глубокое представление о римском облике финикийских городов дают раскопки в Библе, хотя большая часть античных строительных деталей и материалов этого города пошла на сооружения времен крестоносцев. Такая же судьба постигла монументальные строения и древнего Сидона; но здесь, а также и в Тире вторичное использование не смогло уничтожить величественные сооружения римских времен.

Значительная часть руин Тира римского времени в результате раскопок под руководством Эмира Мориса Шебака за последние двадцать лет уже расчищена и реставрирована. В центре раскопанного участка пролегает большая колонная улица, связующая обе древние гавани островного города — северную и южную. Из всех исключительно красивых колонн-монолитов из белого эвбейского мрамора с зелеными прожилками сохранились лишь немногие. А когда-то они высились по обе стороны улицы в 11 м шириной, к которой слева и справа, примыкали еще крытые колоннады 5-метровой ширины. Расчищенный археологами южный отрезок колонной улицы (175 м) вел в городской квартал, состоявший преимущественно из спортивных сооружений. Вокруг необычной прямоугольной арены могли разместиться 2 тыс. зрителей. Напротив нее располагались обширные термы, а рядом с ними комплекс спортивной школы борцов — палестры. Первоначально на этой близкой к гавани территории находили приют промыслы и ремесла, которым с конца I в. до н. э. пришлось уступить место спортивным постройкам. В дальнейшую застройку этого участка внесли свой вклад и более поздние времена. Примерно в 400 г. прямоугольная арена была заменена новой. Но вскоре сооружение пришло в упадок. В конце V в. была разрушена палестра и ее территория снова была занята ремесленниками. Дольше всех прослужили термы, которые, видимо, еще вплоть до арабского времен ни были отбыты для посетителей.

Само собой разумеется, для большого театра и игровых спортивных сооружений на ограниченном пространстве острова места не было. Они расположились на материке, который был связан с островным Тиром прочным перешейком, образованным остатками дамбы Александра и морскими наносами. Широкая дорога вела по этому перешейку к находящемуся в 2 км ипподрому исключительных размеров — 480 м в длину и 92 м в ширину, одному из крупнейших в мире. Хотя ипподромные постройки позднее послужили «каменоломней» для сооруженных в его овале жилых домов и маленькой христианской капеллы, ипподром относительно хорошо сохранился и дает все возможности бейрутским любителям конного спорта вновь проводить состязания на боевых колесницах в античном духе.

В странной близости от этого гигантского спортивного сооружения находится большое кладбище римского и византийского времен. Длинный ряд саркофагов, расположенных нередко в несколько этажей, раскопан лишь частично. Самые красивые из них, явно очень дорогой работы из прокоиесского мрамора, очевидно, изготовлены в самом Игеуме. Сюжеты пластических изображений, которыми в изобилии украшены саркофаги, соответствуют месту, где они были созданы, находящемуся неподалеку от древней Трои. На них представлены преимущественно сцены из гомеровской «Илиады». Правда, большая часть этих саркофагов высечена из местного камня «выглядят они более скромно.

Кладбище определенно древнее ипподрома, что говорит о могуществе того, кто распорядился его построить. Вероятно, это был император Септимий Север. После убийства его предшественника, Коммода (192 г.,) дунайская армия провозгласила императором Севера, тогда как римские войска в Британии подняли на щит Б. Клодия Альбина, а стоявшие в Сирии и Малой Азии легионы выдвинули собственного кандидата — Г. Песцения Нигера, на сторону которого скоро стала вся восточная часть империи. Только Тир поддержал Септимия Севера, который в трех битвах в Киликии победил своего соперника, Нигера, в 194 г., а тремя годами позже устранил и Альбина. Новый император не забыл заслуг Тира. Он пожаловал права римской колонии городу, который уже Адрианом был возвышен до положения метрополии. С этим, конечно, было связано и возведение в Тире импозантных зданий в знак императорской милости. Вообще такие дорогостоящие мероприятия, как строительство ипподромов для состязаний на боевых колесницах в римском стиле, обычно частично или полностью зависели от императорских пожалований. Так, Септимий Север повелел построить ипподром в Лаодикее, который по сравнению с сооружениями подобного типа в других городах провинции Сирии — Антиохии, Берите, Бостре, Кесарии, Эдессе и Тире — был самым маленьким. Характерно, что при расчистке тирского ипподрома были обнаружены остатки скульптуры и колоссальной статуи Геракла. Это свидетельствует о проведении на ипподроме праздничных игр в честь Геракла, которые учредил Александр Великий и позднее возродил Антиох IV. Именно культ Геракла пользовался особым покровительством Септимия Севера. Во время секулярных игр в 204 г. он поставил наступающее новое столетие под защиту богов его родины — Геракла (Мелькарта) и Диониса (Эшмуна).

Возведение культовых построек, культурных и спортивных сооружений, торговых рядов и других общественных зданий на императорские пожалования было характерным для времени римского господства. Едва ли стоит говорить о том, что эти «дары» в конечном счете делались из податей, взимаемых с этой же провинции. Жертвовали на строительство публичных зданий также богатые частные лица и высшее римское чиновничество. Не меньшее значение имели также щедрые «дары», поступавшие специально для финикийских городов от зависимых иудейских царей. Пожертвования Ирода Великого (37 г. до н. э. — 4 г. н. э.) пошли на то, чтобы замостить улицы, разбить парк, а также на создание храма и театра. Конечно, немалую роль в этой страсти Ирода к строительству сыграло также его стремление занять ведущее место среди своих коллег в провинции Сирия. Но прежде всего ему нужно было, чтобы император чувствовал к нему благодарность за его содействие в укреплении единства римской культуры. Не были исключены и ответные услуги в виде дарственных наделов значительных земельных площадей. Но при внуке Ирода Великого, коварном Ироде Агриппе I (37–44), оказалось, что подобная «политика даров» могла стать и опасной для римских властей. Агриппа делал пожертвования преимущественно римской колонии Верит, которая благодаря строительству в ней театров, бань и колонных залов все больше приобретала характер иродианской резиденции, тем более что сам он частенько показывался здесь и с наслаждением смотрел в театрах те зрелища и состязания, которые ему как покровителю иудейства фарисейского толка в собственной стране смотреть не подобало. Правда, попытки Агриппы I ослабить над собой власть Рима срывались бдительным наместником императорской провинции Сирии Марсом. И тем не менее из новозаветных «Деяний» мы можем судить о том, какое влияние имел Агриппа I на финикийские города. Там говорится, что в последний год своей жизни «Ирод был раздражен на тирян и сидонян; они же, согласившись, пришли к нему и, склонивши на свою сторону Власта, постельника царского, просили мира, потому что область их питалась от области, царской» (Деяния. XII, 20).