Древний Ливан

Между великими державами

Около 900 г. до н. э. наметился поворот в соотношении сил государств Передней Азии. В Междуречье Ададнерари II (911–891) и его преемники постепенно добились того, что Ассирия взяла перевес над своими соседями. Это вызвало длинный ряд почти ежегодно предпринимавшихся походов, которые поначалу служили только для обеспечения безопасности границ. Затем уже ассирийцы принялись покорять соседние страны. Причем; территориальным захватам предшествовали ограбления чужих земель путем разбойничьих набегов и обложением регулярно требуемой дани. Наконец, давние притязания месопотамских владык на господство от «верхнего»;до «нижнего» моря в известной мере обрели реальность. Первый сирийский поход царя Ашшурнацирапала II в 877 г. до н. э., состоявшийся спустя более двухсот лет после последней операции подобного рода при Тиглатпаласаре I, был успешен. Серьезного сопротивления Ашшурнацирапал не встретил. Финикийские города смогли удовлетворить его выплатой дани. Однако, когда в последующие годы Ашшурнацирапал занимался преимущественно внутренними делами своего государства, средиземноморские страны получили передышку, которой не преминули воспользоваться. Его преемник Салманасар III (858–824), совершивший за 35 лет своего отравления 31 поход, натолкнулся на вооруженного противника. Когда в 853 г. до н. э. он собрался вторгнуться во внутренние области Сирии, на среднем течении Оронта, ему заступило путь объединенное войско «двенадцати царей морского побережья». По надписям ассирийского царя^{42}, столкновение с этим войском численностью в 80 тыс. человек привело к сокрушительному поражению врагов Ассирии. Число убитых было якобы так велико, что Салманасар «перешел через Оронт по трупам, как по мосту». Но фактически битва у крепости Каркар кончилась для Салманасара неблагоприятно. О дальнейшем наступлении в надписях царя речь уже не идет, а сообщается лишь о переходе на лодках к Средиземному морю. Финикийское участие в победоносном объединении было довольно скромным. Выступили только два самых северных и потому наиболее подверженных ассирийской угрозе города-государства — Иркапати с удивительно большим числом пеших воинов (10 тыс.) и Арвад, видимо, из-за своего островного положения, приславший едва ли более чем чисто символическую военную силу — 200 человек.

Дань города Тира Салманасару III.

Бронзовый рельеф.

Салманасар III повторил свои сирийские походы в 849, 848 и 845 гг. до н. э., причем с еще меньшим успехом. Однако в 841 г. его войско впервые достигло юга ливанской береговой равнины, о чем свидетельствуют древнейшие ассирийские надписи на Эль-Кельб. Тир и Сидон поторопились уплатить дань. Благодаря принесенным жертвам финикийские города избежали опустошения и во время сирийских походов 838, 810 и 806 гг. до н. э.

Итак, политика формального покорения и обложения данью себя вполне оправдывала, тем более если учитывать, что Ассирия не была в состоянии совершать бесконечные вторжения в Сирию. К началу же VIII в. до н. э. волнения в самой Ассирии привели ее к серьезному кризису. В результате этого кризиса прекратились сирийские походы, а царство Урарту возвысилось до великой державы, чьи вассалы и союзники занимали теперь территорию от Северной Сирии до Ирана. Тиглатпаласару III (744–727) с большим напряжением удалось разгромить это враждебное окружение. В данной ситуации древняя практика ежегодных грабительских набегов не годилась, поскольку в них участвовало войско, создававшееся всякий раз заново после окончания уборки урожая из земледельцев и рабов, занятых в сельском хозяйстве. Тиглатпаласар ввел постоянное войско профессиональных воинов и наемников, сплоченность которого обеспечивали строгая дисциплина и виды на богатую добычу. Новая организация войска позволяла длительное время держать в покоренных областях гарнизоны захватчиков и представителей ассирийской администрации. Но и здесь, как правило, был в ходу уже испытанный способ насаждения зависимых царьков с постоянным обязательством платить дань.

К финикийским городам-государствам ассирийцы относились более великодушно, чем к своим соседям, не имевшим выхода к морю. Если финикийцы сохраняли относительную свободу в торговле, то, надо полагать, это было в интересах самой Ассирии, чья заморская торговля издавна использовала связи финикийских купцов. И в дальнейшем при всех действиях на море, начиная с экспедиции в Эгейском бассейне и покорения Кипра в первый год правления Саргона II (721–705), ассирийцы были вынуждены прибегать к помощи финикийского флота. Некоторое представление о торгово-экономических возможностях финикийских городов-государств в ранний период ассирийского господства дает обнаруженное при раскопках в Нимруде (близ Мосула) послание ассирийского сановника по имени Курди-Ашшур-Ламур, который, вероятно, обладал правом надзора на территории Ливана при Тиглатпаласаре III. Судя по этому письму, торговая деятельность царя Тира не знала ограничений: «Его слуги входят в торговые дома по своему выбору, и выходят из них, и покупают, и продают». Соответствующие права были у Тира и на эксплуатацию своих лесов. Правда, на месте погрузки древесины нужно было платить немалую мзду ассирийским фискальным чиновникам.

Курди-Ашшур-Ламур докладывает, что сидонцы прогнали сборщиков налогов. Однако, применив оружие, эти чиновники вскоре опять приступили к исполнению своих обязанностей. Сидонцы также беспрепятственно эксплуатировали свои леса, поскольку запрет на торговлю лесом распространялся лишь на Египет и города филистимлян. Словом, положение финикийских городов в Ассирийской державе не было таким уже тяжелым. Богатство гордого Тира, которое примерно в 585 г. до н. э. с восхищением описывает Иезекииль (XXVI, 2 и сл), не могло быть составлено только после окончания ассирийского господства.

Процветание финикийской торговли и, несмотря на высокие налоги, рост благосостояния городских правителей и крупных торговцев не могли затушевать утрату былой независимости. И, конечно, продолжавшие существовать малые государства Сирии и Палестины были не в состоянии вести борьбу за свободу без поддержки какой-либо великой державы. На Египет, правда, надежды было мало. В период двухсотлетнего господства XXII и XXIII династий, фараоны которых происходили из египетизированных вождей ливийских наемников, страна на Ниле слабела от утраты центральной власти, что отразилось и на внешней политике. Реальные надежды на египетскую поддержку возникли при владыках XXV (эфиопской) династии, которые захватили власть примерно в 715 г. до н. э. и сразу же стали проводить активную антиассирийскую политику в Азии. Из изречений пророка Исаии мы узнаем о посольстве эфиопов в Иерусалим (Исаия. XVIII). Подобные же отношения могли быть завязаны и с финикийскими городами. В период неурядиц после смерти Саргона II в 705 г. до н. э., казалось, представился случай сбросить ассирийское иго. Успех обещало прежде всего отпадение Вавилонии от Ассирии. Ее возвращение имело для ассирийцев гораздо большее значение, чем сохранение господства на средиземноморском побережье. Послы вавилонского царя Мардукаплаиддина (Меродах-Баладана) прибыли в Иерусалим, чтобы договориться с Хизкией (Езекией), царем Иудеи, организатором восстания. Разумеется, в этой обстановке Тир решился принять участие в восстании и снова забрать под свой контроль кипрский Китион, отторгнутый в свое время от тирских владений Саргоном II. Вопреки ожиданию мятежников Синаххериб ассирийский (704–681) оказался в состоянии предпринять поход в Сирию уже в 701 г. до н. э. До совместных военных действий со стороны союзников дело не дошло. Синаххериб разделался с противниками поодиночке. Элу'эли (Лули), царь Тира, принял на себя первый удар. Видимо, он ожидал, что сопротивление ассирийскому натиску начнется в Сидоне, на севере подвластной ему области. Но сидонцы не стали бороться за интересы Тира, их больше устраивало освобождение от тирской гегемонии. В результате Элу’эли бежал и пытался спастись в Китионе на Кипре. Сидон и другие подконтрольные Тиру города, а также Арвад и Библ покорились без сопротивления. Синаххериб, наведя порядок в Южной Финикии, задержался там недолго. Туба’лу, царь Сидона, был провозглашен преемником Элу’эли и владыкой городов, ранее находившихся под контролем Тира. («И наложили на него подать и дань моего владычества, ежегодную, на все времена».)

Покорение островного города, продолжавшего сопротивляться, Синаххериб предоставил своим финикийским вассалам. На 60 судах пытались они взять его, но были разбиты всего лишь 12 тирскими кораблями. Когда после восстановления ассирийского порядка в Палестине и победы над египетским войском Синаххериб вернулся назад, он обложил город тесным кольцом блокады. Пять лет держались тирийцы, пока не сдались, должно быть, на сносных условиях.

По иронии судьбы 20 лет спустя преемник Туба’лу — сидонский царь Абдимилькутти допустил ту же ошибку, что и Элу’эли тирский. Нельзя сказать, чтобы ситуация и на этот раз не была благоприятной для восстания. После убийства Синаххериба самому младшему из его сыновей, Асархаддону (680–669), еще предстояло бороться со своими братьями за трон, и было неясно, добьется ли своего юный претендент. На этот раз союзников искали и нашли на севере, в Киликии. Правда, на прекращение уплаты дани Асархаддон, быстро укрепивший свою власть, отреагировал только в 677 г. до и э., но зато сделал это в Финикии с невиданной дотоле Жестокостью: «Сидон, укрепленный город, стоящий посреди моря, я сровнял с землей. Я снес его стены и дома и сбросил их в море…

Повелением оракула Ашшура, моего владыки, выловил я из воды, как рыбу, Абдимилькутти, царя его, бежавшего от моего оружия в море, и отрубил ему голову. Его жену, сыновей и дочерей, его придворных, золото, серебро, дорогие вещи, драгоценные камни, одежды, из цветных шерстяных и льняных тканей, слоновую кожу и кость, эбеновое дерево и самшит — все, что было ценного в его дворце, в огромном количестве унес я оттуда. В Ассирию угнал я его подданных, которым не было числа, а также быков, мелкий скот и ослов».

Вблизи разрушенного Сидона был основан новый город. Он получил имя победоносного царя ассирийцев и был заселен жителями морского побережья, а также переселенцами из дальних мест Ассирийской державы. Сидонская область была превращена в ассирийскую провинцию, подчиненную наместнику Асархаддона.

Тир, оставшись на этот раз верным Ассирии, выгадал. К его территории Асархаддон добавил Сарепту и еще один город. Договор, заключенный Асархаддоном: с царем Тира Баалом, регулировал взаимоотношения! Ассирийской державы с городом, ставшим теперь снова важнейшим пунктом торговли ассирийцев на финикийском побережье.

В сохранившейся части текста договора говорится прежде всего о функциях сидевшего в Тире ассирийского наместника. Этот чиновник имел право давать указания царю и старейшинам города. Письма Асархаддона к царю Тира можно было вскрывать и читать только в присутствии наместника. Эта мудрая мера препятствовала той двойственности в управлении, которая несколькими столетиями раньше создавала трудности египтянам. Особенно интересна статья, похожая на положение морского права: «В случае, если судно Баала или (других) тирян потерпит крушение у филистимского берега или возле какой-либо иной ассирийской области, то все, что находится на судне, становится собственностью Асархаддона, царя Ашшура. Однако людей, которые на судне, никто не может тронуть». В этом предписании не следует усматривать чего-либо чрезвычайного. Оно соответствует бытовавшим вплоть до прошлого века всеобщим правовым положениям о судьбе грузов на судах, терпящих бедствие у берегов.

Прочие правила касаются гаваней, открытых для сообщения с Тиром, и порядка поселения представителей г. Тира в этих гаванях. В целом договор предоставлял Тиру в морской торговле благоприятствование, что в итоге отвечало также и ассирийским интересам. Правда, в политическом отношении содержание договора было менее позитивным. Он закреплял потерю бывших до 701 г. до н. э. под контролем Тира прибрежных областей, за исключением маленького анклава под Сарептой. Поэтому Баал вскоре попытался поднять восстание и с помощью Египта вернуть утраченное. Асархаддон сообщает об этом в связи со своим походом в 671 г. до н. э.: «Я возвел земляные валы для осады Баала, царя Тира, который доверился Тирхаке (Тахарке), царю Нубии». Но до настоящей осады островного города дело не дошло. Асархаддон двинулся форсированным маршем дальше и за короткий срок покорил Египет. Для обеспечения безопасности своих владений и отправки огромной добычи Асархаддону опять-таки нужен был тирский флот. Словом, противники быстро пришли к взаимному согласию. Баал остался царем, уплатил дань и вынужден был отказаться от остатков своих владений на материке.

С этого времени Финикия почти полностью перешла под непосредственное управление ассирийской администрации. Как владение Ассирии, она была разделена на три провинции, наместники которых имели резиденции в Симире, во вновь основанном «Асархаддонграде» близ Сидона и в Ушу, материковой части Тира. Самоуправление еще сохраняли лишь неприступные островные города Арвад и Тир, а также Библ, чьи правители благоразумно держались подальше от всех антиассирийских заговоров. Немного позднее мы встречаем Баала тирского вместе с царями Арвада и Библа среди 32 зависимых правителей «Морского побережья, середины моря И материка», которые на суше и на море поддерживали поход Ашшурбанапала (668–635/27) против вновь вторгшегося в Египет Тахаркн.

Мы не знаем, что побудило Баала в 665 г. до н. э. сделать еще одну, последнюю попытку поднять восстание против Ассирии. Ашшурбанапал вменяет ему в вину только то, что он якобы не соблюдал повеления «его царственности»^{43}. Возможно, повод для похода против Тира крылся в намерениях самого Ашшурбанапала, который задумал присоединить к своим провинциям еще имевшие относительную самостоятельность финикийские гавани. Это подтверждает его поход против Иакинлу, царя Арвада, «не покорявшегося царям, моим отцам». На закулисную сторону событий проливает свет письмо ассирийского наместника Итти-Шамаш-Балату в Симире, в обязанности которого входил контроль над этим островным городом. Он горько жалуется на Иакинлу, который самостоятельно распоряжается в своей гавани и даже не боится уничтожать в пути суда, следующие в гавани Ассирии. А ассирийские чиновники действуют сообща с Иакинлу, занимаются незаконными сделками. Словом, у Тира, как и у Арвада, по-видимому, вряд ли были причины восставать, раз они могли, сохраняя благоразумие, обогащаться на сделках, связанных с египетской добычей. Так или иначе, оба города своевременно покорились, Баал уплатил дань и отправил в гарем ассирийского царя дочь и нескольких племянниц с богатым приданым. Правда, сына его, который до того никогда не покидал острова, Ашшурбанапал вернул назад.

Тем самым обстановка в Финикии стабилизировалась. Даже обретение свободы Египтом в 655 г. до н. э. при Псамметихе I, основателе XXVI династии, не могло склонить Тир и Арвад к новому отпадению от Ассирии. Известно лишь об отказе населения Ушу платить дань во время восстания, которое между 650 и 648 гг. до н. э. сотрясло державу Ашшурбанапала. По возвращении после усмирения арабов, которые принимали в нем участие, ассирийский царь учинил над жителями провинции Ушу строгий суд: «Их богов, их людей я увел в плен в страну Ашшур. Непокорных людей Акку я убил. Их трупы я развесил на кольях и окружил ими окрестности города. Оставленных (в живых) я забрал в страну Ашшур и… прибавил к моему многочисленному войску…»

Еще перед смертью Ашшурбанапала начинается закат Ассирии. Одной из причин его могло быть нашествие скифов, конные орды которых проникали до Финикии. Уже примерно в 626 г. до н. э. Иосия, царь Иудеи, смог уклониться от контроля Ассирии и присоединить к своей территории часть ассирийской провинции Самария. Вавилония, преемник Ассирии в господстве над миром, начала освобождаться от гегемонии Ашшура. На переднем крае мировой политики произошла перегруппировка. Египет встал на сторону ослабленной Ассирии, чтобы активно вмешаться как раз тогда, когда ее уже нельзя было спасти, но легко было прибрать к рукам Сирию и Палестину. В 609 г. до н. э. войска фараона Нехо захватили Каркемиш. Азиатские владения Тутмоса III были восстановлены. Но у XXVI династии Египта все же не хватило сил удержать свое господство над такой обширной областью. Уже в 605 г. до н. э. Каркемиш, а немного позднее и весь прибрежный регион Передней Азии оказались в руках Нововавилонского царства. Но Египет пробудил в малых государствах, переживших ассирийские времена и попавших теперь под господство Вавилона, надежды на поддержку в деле освобождения. Представители государств Аммона, Моава, Эдома, Тира и Сидона собрались в 594 г. до н. э. в Иерусалиме. И все же на совместные внешнеполитические действия посланники не смогли решиться, тем более что отнюдь не разделяли стремлений Иудеи вернуть территории, потерянные после восстания в 598 г.

Пропагандистское значение имело паломничество, которое совершил Псамметих II со своими многочисленными жрецами (591 г. до н. э.) из Египта в Палестину, а возможно, и в Библ. Против визита на культовой основе нововавилонские власти не могли выставить серьезных возражений, хотя это должно было напомнить им о былых тесных связях Передней Азии со страной на Ниле. Когда в 588 г. до н. э. Седекия иудейский решил поднять восстание, ему помогал Египет. Но эта помощь была столь незначительной, что не могла воспрепятствовать падению Иудеи. По-видимому, египтяне имели некоторые успехи в войне на море, иначе было бы непонятно отпадение правителя Тира от Навуходоносора II, тем более что предостерегающий пример Иудеи еще живо напоминал о себе. Правда, Иезекииль все же объясняет это лишь наглой заносчивостью богатого Тира. Для него очевидно, что островной город не сможет выдержать приступ Навуходоносора. «И разобьют стены Тира и разрушат башни его; и вымету из него прах его и сделаю его голою скалою. Местом для расстилания сетей будет он среди моря: ибо Я сказал это, говорит Господь Бог» (Иезекииль. XXVI, 4 и сл.). И все же Тир выдержал тринадцатилетнюю осаду (585–573), так что Иезекииль должен был, что называется, взять свое (пророчество обратно: «Навуходоносор, царь Вавилонский, утомил свое войско большими работами при Тире; все головы оплешивели, все плеча стерты (от переноски земли в корзинах для осадных насыпей. — К.-X. Б.), а ни ему, ни войску его нет вознаграждения от Тира за работы» (XXIX, 18). Но Тир, дешево отделавшись соглашением с Навуходоносором, все же утратил — свою первую роль среди финикийских городов. Возродившийся и быстро растущий Сидон воспользовался упадком соперника. Дарий I (522–486) сделал Сидон центром одной из 20 сатрапий Персидской державы, после того как в 538 г. до н. э. переднеазиатский прибрежный район без борьбы достался Ахеменидам.

В результате экспансии великих держав Месопотамии финикийские города с середины VIII в. до н. э. не только утрачивают свою власть и богатства, но заколебалось и их монопольное положение в торговле на Средиземном море. Все больше давала себя знать конкуренция греков, создававших колонии по финикийскому образцу в первую очередь на греческом побережье, свободном от финикийских поселений, а также на берегах Черного моря. Позднее греки колонизовали Сицилию, а в 681 г. до н. э. Спарта основала Кирену, первое греческое поселение на африканском побережье[62]. Вскоре это привело к вооруженным столкновениям. Попытка воспрепятствовать поселению в Массалии (ныне Марсель) ионийских фокейцев, этих наводивших ужас морских разбойников, окончилась в 600 г. до н. э. поражением карфагенян.

Между тем конкурентом продолжал выступать и Египет. Правда, Нехо (610–595) в первую очередь стремился пополнить военный флот, причем, что характерно, знаменитыми триерами греческого образца, Для обеспечения своих завоеваний в Передней Азии. С захватом Кипра фараоном Амасисом (570–526) значительная часть морской торговли хотя и на время попала под египетский контроль. Но в VI в. до н. э. в борьбу за господство на Средиземном море вступил и Рим. На первых порах это привело к признанию Римом на договорной основе господства Карфагена в западной части Средиземного моря и к урегулированию правил для римлян, попавших туда в случае опасности: «Римлянам» и союзникам римлян возбраняется плыть дальше Прекрасного мыса (Promunturium Pulchrum, мыс Фарина, западнее Карфагена), разве к тому они будут вынуждены бурею или неприятелями. Если кто-нибудь занесен будет против желания, ему не дозволяется ни покупать что-либо, ни брать сверх того, что требуется для починки судна или для жертвы»^{44}.

Возвышение империи Ахеменидов дало финикийским городам востока обоснованную надежду ограничить греческую и египетскую конкуренцию, хотя бы в той мере, в какой Карфагену удалось это сделать на западе в отношении Рима. Кир II уже в 546 г. до н. э. завоевал почт» всю Малую Азию и часть островов Эгейского бассейна. Возникала новая мировая держава, которая с первых шагов же все дальше стала продвигать свои границы в глубь областей распространения греческой культуры.

Такое направление персидской экспансии могло быть для финикийцев только желанным. Для дальнейшего проникновения на запад лишь они были в состоянии предоставить персам сильный флот и поэтому, со своей стороны, могли рассчитывать с помощью новой мировой державы вновь достигнуть главенства в торговле на Средиземном море. Общность интересов персов и финикийцев обнаружилась сразу. Уже в 525 г. до н. э. Камбиз, преемник Кира II, завоевал при поддержке финикийского флота Кипр, Египет и Ливию, включая североафриканские греческие колонии. При Дарии I с 517 г. до н. э. последовал захват Македонии и Фракии вплоть до Дуная. Параллельно этому шло возвышение финикийских городов. Сидон сделался не только административным центром пятой сатрапии, чья территория простерлась от границы Египта до Тигра; вместе с Арвадом, Библом и Тиром он получил еще и право на самоуправление. Тиру вернули его владения на материке от Сарепты до Кармеля и добавили к ним Аскалон. Главная часть филистимской приморской равнины отошла к Сидону: «Владыка царей дал нам Дор и Яффу, богатые зерном земли, которые на поле Шарона, за великие деяния, которые я совершил», — сообщает Эшмуназар. «И мы присоединили их к пределам страны, чтобы они принадлежали сидонцам вечно»[63].

Городские стены Сидона.

Сидонская монета; вторая половина V в. до н. э.

Правда, о «вечном» владении вряд ли могла идти речь. Уже в 500 г. до н. э. дело дошло до восстаний в греческих городах Малой Азии. Они были жестоко подавлены. Но попытка подчинить персидскому господству всю Грецию потерпела неудачу уже в самом начале, когда в 492 г. до н. э. персидский флот, состоявший преимущественно из финикийских судов, был разбит бурей у мыса Афон на Халкидском полуострове. Перелом в пользу бурно растущего греческого мира принес год 480-й: в битве при Саламине греки уничтожили персидско-финикийский флот. По античной традиции на тот же день падает дата сражения при Гимере в Сицилии, где вооруженные силы Карфагена устояли перед греческим отрядом.

Вслед за краткой эпохой упоения мечтой о возрождении главенства Фииикии и ее колоний на Средиземном море последовало отрезвление. Восстания в Вавилонии и в Египте указывали на то, что период расцвета могущества Персидской державы уже миновал. Финикийские города стали придерживаться новой ориентации. Совместно с Карфагеном они свою торгово-экономическую экспансию перенесли на берега Атлантики. Во второй договор между Римом и Карфагеном (348 г.) о разграничении права торговли и права на поселение специально были включены как Тир со своими союзниками, так и североафриканская Утика. Но в отличие от Карфагена финикийские города открывали дорогу и греческому влиянию, тем более что их торговые интересы давно способствовали сотрудничеству с греческими государствами, превращая их из конкурентов в партнеров. После заключения мира с Персией (449 г. до н. э.) Афинам первым выпала возможность стать важным торговым центром. Вероятно, к тому времени и восходит основание в этом городе сидонского квартала, ставшего впоследствии таким значительным. Отношения Сидона с Афинами пошли в гору после того, как Персия в обстановке начавшейся борьбы между Спартой и Афинами за гегемонию в 399 г. до н. э. выступила против Спарты. Об этом свидетельствует постановление, принятое вскоре после 370 г. до н. э. в Афинах. Оно определяло порядок связей с Сидоном и касалось отдельных вопросов дипломатических отношений, а также освобождения сидонских купцов от уплаты податей в Афинах. И в искусстве этого времени заметно возросло греческое влияние. Ранние экземпляры так называемых «антропоидных» саркофагов V–IV вв. до н. э., характерных для захоронений богатых финикийцев, были еще предметами египетского ввоза. Но в IV в. до н. э. в Финикии начинает преобладать скульптурное изображение умерших в греческом духе.

Придерживаться греческой ориентации заставила финикийские города та бесхозяйственность, которая царила в период долгого правления Артаксеркса II (404–359/358). Когда Эвагор, царь г. Саламина на Кипре, около 383 г. до н. э. подчинил прибрежную часть материковых земель Тира, этот город, дотоле непобедимый, оказал грекам чисто символическое сопротивление. Показательно, что сразу же после взятия островного города Эвагор включил в состав своего флота 20 тирских триер. Дерзкое предприятие Эвагора, правда, принесло лишь временный успех[64]. Ни к чему не привело и восстание сатрапов на западе Персидской державы, которые после неудачного похода Артаксеркса II против отложившегося Египта (373 г. до н. э.) сочли, что пробил час для превращения их сатрапий в самостоятельные государства. И близкий к успеху сирийский поход фараона Теоса (Тахоса) в 360 г. до н. э. также остался всего лишь эпизодом. Все же короткий период египетской оккупации усилил стремление городов-государств Ливана к независимости. Этому способствовали также растущий произвол персидской администрации и возросшие налоги и подати для персидского войска, становившиеся все более невыносимыми. Виды на удачное восстание были налицо. Но не силой оружия воспрепятствовал Артаксеркес II грозившей ему в 60-х годах утрате западных частей империи. Восстание потерпело поражение из-за предательства и продажности соперничавших между собой сатрапов. А походу Тахоса помешали раздоры в самом Египте. Собственно, и в случаях провала риск для заговорщиков, видимо, был невелик. Ведь даже с Эвагором, несмотря на его полное поражение после десятилетней войны (380 г. до н. э.), персы обошлись великодушно.

В этой обстановке сразу же после ухода войска фараона Тахоса и велась подготовка к борьбе за независимость. Важнейшие финикийские города объединялись в федерацию. Центром этого объединения стал Триполи, основанный, по-видимому, как раз в персидское время. Сидон, Арвад и Тир сообща пользовались им как гаванью и местом промыслов и ремесел. Федерация была создана по греческому образцу. Это проявилось прежде всего в учреждении некоего подобия парламента, который собирался ежегодно и куда каждый город федерации посылал по 100 представителей. В 350 г. до н. э., когда Артаксеркс III (358–338) при новой попытке подчинить Египет потерпел тяжелое поражение, «парламент» объявил Финикию независимой. Непосредственно за провозглашением последовал мятеж городского населения против персидских властей. На противодействие со стороны великого царя почти не рассчитывали. Но все же предусмотрительно принимали защитные меры: вербовали наемников, создавали запасы на складах и рубили кедры в царских лесных угодьях для постройки флота. И все-таки спустя несколько лет — не позднее 343 г. до н. э. — восстание было без труда подавлено.

События, связанные с этим восстанием, покрыты мрачной тенью подлого предательства. Великий царь сразу же направил свои войска против Сидона, важнейшего города Финикии. Но не достиг он еще и ближайших подступов к городу, как в его лагерь явился сидонский царь Тенн и предложил свои услуги: впустить персов без боя в город и поддержать предстоящий поход великого царя против Египта. Предложение было слишком заманчиво, чтобы на него не согласиться. Тогда Тенн вывел из Сидона 100 городских деятелей, которые, бесспорно, были душой восстания, и 500 воинов и двинулся с ними якобы в Триполи на заседание федерации. Неподалеку от своего лагеря Артаксеркс захватил этих 600 сидонцев и велел их казнить. А тем временем персидское войско двинулось на Сидон и проникло в город с помощью Ментора — бывшего в заговоре с Тенном — предводителя 4 тыс. греческих наемников, единственного подкрепления, присланного Сидону египетским фараоном Нектанебом II из Египта. Захваченные врасплох жители отчаянно защищались. Многие предпочли погибнуть в руинах горящего города, нежели попасть в рабство. И Тенн не избежал заслуженной «награды». Великий царь повелел его… казнить.