Древний Рим. Честь преторианца

Глава 32. В покоях Марциллы

Напиток, предложенный римлянкой, приятно щекотал небо своим бархатистым глубоким вкусом и хорошо подбодрил меня. Посмеиваясь над общими страхами, мы с Мелиной быстро миновали череду гулких коридоров, послали пару салютов безмолвной страже и наконец замерли перед темно-багровой занавесью у бывших покоев сестры императора.

– Дальше иди одна! – подтолкнула подруга, нервно хихикая. – А я здесь подожду, я не так храбра, как ты – любительница солдат.

– Не мели чушь, Мелина! – одернула я расшалившуюся девицу и, задержав дыхание, нырнула под тяжелый пыльный покров, за которым оказалась резная деревянная дверка.

В глубине души я надеялась, что она окажется заперта и можно будет вернуться обратно в холл, заставленный живыми цветами и статуями сатиров, нимф и наяд… Я вспомнила, как неподалеку солнце освещало маленький дворик через отверстие в черепичной крыше, а мне предстоит окунуться в полумрак самых потаенных комнат дворца. Может, повернуть обратно пока не поздно?

Но бронзовое кольцо уже заманчиво холодило ладонь, и вскоре дверь отворилась с тонким жалобным скрипом, напомнившим девичий стон. Сердце дрогнуло, только отступать сейчас, на пороге тайны казалось обидной глупостью. Поколебавшись пару мгновений, я шагнула вперед и шумно выдохнула, оглядываясь по сторонам. Чего здесь было страшиться?

Обычная комната, соединенная с террасой, ведущей в сад. Чудесное убежище для скромной девушки, любящей читать труды древних философов и размышлять в тишине. Я даже не против была бы здесь поселиться, конечно, при других обстоятельствах.

Я бы раздернула шторы, чтобы впустить больше света для тиссовых деревцов с подрезанными верхушками, я бы сама вытерла пыль со столов и перестелила широкую постель из красного дерева, заново разобрала книги… Их много – пергаментов и папирусных свитков, отдельных листов и толстых подшивок с закладками в виде золотых перышек. Мелина была права – здесь так интересно.

А еще в нишах стояли светильники разнообразных форм, статуэтки богов и животных – львов и коней, рвущихся на дыбы. Какая тонкая работа! Настоящее собрание редкостей со всех частей света: греческие вазы и египетские сосуды, деревянные шкатулки для украшений и плетеные коробочки из лозы, керамика и стекло, мрамор и малахит.

Наверно, от нахлынувшего волнения у меня заныло что-то внутри, а потом схватило спазмами область желудка. Так и знала, что зря пробовала все подряд на кухне у Писция – и фрукты и сыр вперемешку с солеными оливками. Да еще парочка жирных устриц, повар лично их для меня отбирал. Потом это терпкое пряное вино у Мелины. Ох, кажется, прошло…

Некоторое время я с улыбкой разглядывала высокий круглый столик, три деревянные ножки которого были вырезаны в виде козлиных конечностей, впрочем, к каждому из мощных копыт прилагался более изящный человеческий торс с непомерно большим, возбужденным мужским органом.

Я подошла ближе и с благоговением коснулась рукописи, лежавшей на полированной поверхности стола. Платон – греческий мыслитель. На тонком пергаменте были выведены киноварью крупные письмена с затейливыми завитушками. Подумать только, я могу прочесть первое издание! Руки дрожали, душу охватил непередаваемый трепет.

Я перебирала свиток за свитком, бережно касалась мягких листов и, шевеля губами, читала про себя названия: Гораций "Наука поэзии", Цицерон "Об ораторе", Аристотель, Квинтилиан, Еврипид… Я потеряла счет времени, забыла о Мелине, Фурии и даже тревоги о будущем покинули мой разум. Голова пылала, ладони взмокли – передо мной лежало истинное сокровище. Когда глаза стали заметно уставать, разбирая буквы в полумраке, я решила немного приоткрыть окно – воздух здесь несвежий.

Лаская взглядом ряды книг, я дернула в сторону индиговый полог и тут же отскочила в сторону. На широком подоконнике стояла клетка, а в ней находился засохший трупик какого-то существа., напоминавшего на крупную ящерицу. Вот и кормушечка рядом. Мысли заметались, пытаясь найти разумное объяснение. Возможно, это был любимец Марциллы, она сама ухаживала за ним, и в память о сестре Фурий велел сохранить мумию питомца.

Резкий приступ боли заставил забыть о рукописях. Согнувшись, я добрела до кровати под пышным балдахином и упала на нее, прижав колени к груди. Что же такое… Нужно навестить врача. Стоит ли беспокоить Лепида, может, само скоро пройдет.

Лоб покрылся испариной, тело обмякло, не было сил даже шевелиться, не то, что звать на помощь. Если я умру, сентиментальный цезарь тоже сунет меня в клетку на память и будет иногда навещать. Слезы потекли по щекам, я жадно дышала открытым ртом и пыталась сползти с постели на пол.

Здесь-то Фурий меня и нашел. Я боялась, что он разозлится, хотя мне было так плохо, что почти все равно. А вышел ужасный переполох. Набежали слуги и лекари, загремела у порога вооруженная стража – их, правда, скоро отправили прочесывать дворец в поисках возможных врагов.

Меня перенесли обратно на кровать Марциллы, пытались напоить теплым отваром – я стонала в голос, желудок словно резали изнутри. Плохо соображала, что происходит вокруг. Фурий кричал, брызгая слюной, топал ногами, грозил всех казнить, если я отойду в долину теней. Кажется, он подозревал отравление, а мне было так больно и стыдно… Сколько из-за меня суеты!

После снадобий Лепида началась рвота, и Фурий сам поддерживал мою голову над серебряной чашей.

– Вспоминай, что ты ела сегодня, из чьих рук принимала угощения?

– На кухне всего понемногу… я сама виновата, здесь так вкусно готовят… потом вино у Мелины – это уже перебор, прости…

– Мелина! – взревел Фурий, отпуская мои волосы и жестом подзывая кого-то из слуг.

В плывущем сознании успело отразиться его бледное перекошенное лицо – страдание и безумная ярость.

Закрыв глаза, я устало опустилась на смятое покрывало. Самочувствие немного улучшилось, но шумиха вокруг не стихала. Хорошо, что окна и двери в сад теперь были широко распахнуты, но зачем столько людей… Это просто пищевое отравление, будет мне урок, нечего заедать волнения всякой всячиной. Зачем так орать на рабов…

– Пожалуйста, не кричи, – шепотом попросила я, не надеясь, что буду услышана.

Он сделал какие-то распоряжения и вернулся ко мне – прилег рядом, выхватил из рук служанки влажную тряпочку и сам принялся протирать мне лицо и шею.

– Фурий, прости, что не спросила твоего разрешения, мне не следовало сюда приходить… Я и так наказана сегодня.

Он целовал мои ослабевшие руки и плакал. А я была так измучена, что даже не удивилась его странным поступкам.

– Это ты должна меня простить. Я уехал, бросил тебя одну в змеином логове. Бедная моя, маленькая девочка, я так виноват.

– Ты тяжело перенес нападение, я понимаю.

Так мы утешали друг друга, пока новый приступ тошноты не заставил меня потянуться за чашей. Фурий терпеливо помогал, а потом ни на миг не отлучался почти до самого рассвета. Смутно помню, как засыпала рядом с ним на постели Марциллы, чувствуя над собой дыхание императора.

– Спи, сердце мое, теперь я всегда буду рядом и не позволю случиться новой беде. Боги оказали мне великую милость, вернув тебя, и на этот раз ты меня не оставишь. Я не позволю тебе уйти. Ты нужна мне… нужна… нужна! И я уничтожу каждого, кто осмелится разлучить нас, любимая.