Я пнул дверь, и вошел. Пришло время узнать, чье кунг-фу круче.
Сквозняк из окна дунул в мою сторону пылью и обрывками каких-то листков. Она сидела, опустив глаза. Горестные крики, слезы отчаяния, осколки надежд, и обломки иллюзий, незримо наполняли все пространство вокруг неё. Она подняла голову и уставилась мне в глаза. Приветствия ни к чему, мы оба знаем, зачем мы здесь.
— Тяни билет, Андреев, — Проничева кивнула на стол, где лежало четыре билета.
Я взял билет и, не глядя, сказал:
— Готов отвечать, Наталья Олеговна.
Она откинула голову и задумалась на мгновение.
— Ты уверен?
— Вполне. Более того, я намерен уйти с пятеркой.
Эта битва будет смертельной, и не думай, что я сдамся! — прочитала она в моих глазах. Посмотрим! — она прищурилась.
— Ну что же, я слушаю.
— Вопрос первый. Особенности Австрийской экономической школы. Основные отличия от плановой экономики. Гм. Маржинализм, в своем развитии, дал миру несколько экономических …
И дальше я, почти дословно, начал повторять параграф учебника. Периодически вставляя ссылки на другие учебники, и современное положение в мировой экономической мысли. Уложился в четыре минуты. Она поскучнела лицом. Взглянула в мой билет.
— Надо полагать, кто такой Николай Орем, и терминологию ты тоже знаешь.
— Само собой, Наталья Олеговна.
— Это плохо, Андреев. Это говорит мне, что твои знания — чисто умозрительные. Проще говоря — результат зубрежки. Они вылетят из твоей головы, как только ты выйдешь отсюда. Я могу поставить тебе три балла. Или придется встретиться еще несколько раз, для лучшего усвоения тобой материала.
Она, давая мне подумать, встала, и закрыла окно. Все же справная тетка!
— Я наслышан о вашем отношении к неофитам, Наталья Олеговна. И настаиваю на дифференцированном подходе. Я, в конце концов, не виноват в вашем феминизме. Так что лучше спрашивайте меня. Я готов к дополнительным вопросам.
Пропустив основной посыл, она вскинулась:
— А чем тебе не нравится феминизм?
— Хм. Уточню. Мне не нравится западный феминизм. А наш, советский, очень даже нравится.
— А есть разница?
— Наталья Олеговна, — протянул я. — Уж вам-то должно быть понятно. Западный феминизм приводит к тому, что женщины на Садовой работают шпалоукладчицами. И с отбойным молотком. Какая гадость!
Она хихикнула. Но я не дал ей вставить слова.
— А советский феминизм, — я мечтательно прищурился. — Это когда женщина спит до одиннадцати. Потом принимает ванну с бокалом шампанского. Потом занимается собой. И к вечеру едет на показ в Доме Мод.
Она откровенно фыркнула. А чего? Так себе и представляют сейчас, в совке, жизнь успешной и независимой женщины. Нет, когда есть дети, там другая история, хотя… но речь ведь сейчас не про это.
— Ну, если не Дом Мод, то на литературные чтения Франсуазы Саган, в контексте душевных поисков, начатых еще Жорж Санд. И сидит там, вся такая… неземная.
Проничева развеселилась:
— Андреев! Руки на стол!
Оба-на! Этот мем уже сейчас существует?!
— Нет, — грустно сказал я. — У меня мозоли на ладонях.
И она, наконец, засмеялась. То есть, похоже, как водится, старая шутка из академических кругов перекочевала в конце концов в интернет. Но сейчас это — типа распознавалки свой-чужой. Тем не менее, отсмеявшись она сказала:
— Я не могу тебе поставить пятерку, Андреев, — она посмотрела направление на пересдачу, что я положил на стол. — Пойми, Коля, репутация стервы — это все что меня пока защищает. Так что, не взыщи.
— Наталья Олеговна! Я не виноват, что мир финансов — мужской. В общем, Наталья Олеговна. Я вам обещаю место вице-президента в банке, что возглавлю со временем!
— А ты хорош, Андреев! — она уже откровенно веселилась. — Другие мне таскали цветы ведрами. Были такие, кто деньги совал. А ты не мелочишься, обещаешь мне будущее. Предложи еще что-нибудь, чтобы было о чем жалеть.
— Ха! Пятерка, Наталья Олеговна, и я расскажу, откуда в институте слухи, что вы грязно пристаете к молодым студентам.
— Чушь! Нет таких слухов!
— Будут!
И тут она уже захохотала. Хотела кулаками вытереть слезы с глаз, но спохватилась, и достала из сумочки платок и пудреницу. Глядя в зеркало, аккуратно промокнула под глазами. Посмеиваясь мне пояснила:
— Это прекрасно ляжет на образ стервы, что я так упорно создаю.
— Идея! Для законченности образа, вам нужна непредсказуемость. Просто зверствовать и злобствовать — это фи, и надоедает. А вот если вы мне поставите пятерку, за чашку растворимого кофе, что я угощу вас в буфете… Все поймут — конченая стервоза! Так и скажете на кафедре. Такой этот Андреев дурачок! Весь учебник вызубрил, и подкупить вздумал. Давайте, говорит, я вас кофе угощу. А я взяла и согласилась.
— Четверка, Андреев! — она захлопнула крышку пудреницы. — На пятерку я сама не знаю. Если будет пять — все решат что мне позвонили. Оно тебе надо?
— Тогда вы возьмете меня под руку, по дороге в буфет.
— Ну ты наглец!
В начале четвертого институт впал в шок. Открылась дверь аудитории, и из неё вышел новичок-второкурсник, что перевелся откуда-то из Мухосранска. За ним вышла всем известная Наталья Олеговна Проничева. Взяла этого новичка под руку, и они, весело смеясь, пошли в буфет. Там, все так же весело они попили кофе и разошлись по своим делам.
Когда мы вышли из аудитории, Проничева взяла меня под руку, и любезно сообщила, что ты же понимаешь, Андреев, что теперь экзамен по кредитным операциям с первого раза не сдашь? На что я сказал, что вообще-то и вправду пришел сюда учиться. Так что будет как в анекдоте про волка и Красную шапочку — ты не боишься, Шапка, одна здесь гулять? А чего бояться? Секс люблю, лес знаю! До буфета она дошла с трудом. Давилась смехом.
Декан стоял возле двери деканата и задумчиво меня разглядывал. Я пришел отдать ведомость с четверкой.
— А ты не безнадежен, Андреев! — сказал он.
— Ах, Леонид Степанович! Меня из МИФИ отпускать не хотели, пришлось в армию уйти, чтобы к вам попасть!
Я вышел из института и пошел в сторону Невского. Погода была как раз как я люблю. Низкая облачность, без дождя. Тепло. То есть, тепло для начала сентября. Так-то я в куртке, хотя и в кедах.
Удачно сданный зачет, приободрил. Хотя… я действительно умею заучивать большие объемы. Но кто же знал, что я нарвусь на тетку, которая добровольно выполняет в институте роль фильтра. Отфильтровывает лишних. В других институтах с этим справляются экзамены по вышке и сопромату. А здесь она лично отсеивает. А тех, что оставляет — приводит к покорности. Зря, наверное, я выпендрился. Но — плевать.
Теперь я человек в институте известный. Из немногих, проскочивших Проничеву на своих условиях. Бггг… проходя рекреацию, я ловил взгляды. Ладно. Как она и говорила, я выбросил это все из головы.
По нечетной стороне Невского я прошел Гостинку, перешел переходом Садовое. Мимо Библиотеки, Катькиного садика, Дома пионеров, и Клодтовских коней, миновал Рубинштейна, и вышел к Сайгону. Неформалов еще немного. Время у меня еще было, и я зашел. Взял двойной кофе.
— Воды поменьше? — улыбнулась мне полная тетка за стойкой.
Пристроился у окна за стоячий столик. Тут собрались как раз припанкованные перцы. И смотрели на меня неприветливо.
— Спокойно, парни, я свой.
— Не похож, — угрюмо процедил крендель в косухе.
Я взбил челку в ирокез.
— А так?
Вокруг засмеялись. Попил кофе, вышел и пошел дальше. Мы договорились сходить, наконец, сегодня с Сурковым и Ивой в «Жигули». Отметить начало учебного года. Поэтому и пешком.
Мое появление в тридцать первой группе, вызвало оживление среди девушек. И легкое любопытство среди ребят. Кроме формального лидера, старосты Вити, есть неформальный — Миша Снежин. Его адъютант, здоровенный ростовчанин Серега Букреев. Армянин Карен Гульян, из Карабаха. Леха Кособоков из Перми. Юрик Семенов из Приозерска. Нормальные, в общем, парни.
Разве что, Снежин слегка гнет пальцы. Ну, типа летом в Париже скука, то ли дело на Новый год. Девицы млеют. Я сдуру, чисто на автомате, поинтересовался, музей Орсе уже работает, или до сих пор — вокзал на ремонте? Мне и вправду интересно, я не помню, когда там откроют музей импрессионизма. Он посмотрел на меня как на заговорившее насекомое. И, не отвечая, принялся рассказывать девицам про суперунивермаг Тати. Я сплюнул про себя. Даже не Лафайет. Он, похоже, не понял, о чем я спросил. Девицы, однако, ахали, и требовали подробностей.
Девчонки у нас в группе приятные. Я несколько раз уловил неприкрытый интерес во взглядах. Чего скрывать, большинство институтских девушек сильно не прочь закончить институт замужними дамами. Новенький, в этом смысле, это интересно. Но я не ведусь. Только при взгляде на комсорга Анисимову, не могу отделаться от двусмысленной ухмылки.
Тут я подошел к скромным дверям пивного бара «Жигули». Оттеснив человек пять очереди, постучал в дверь. Сквозь стекло на меня уставился Хитрый, он же Вовка, он же Владимир Курин, боксер-перворазрядник. Учился в нашей школе, на три года младше.
Открыл дверь, пропустил. Пока он закрывал дверь, я поднялся к гардеробу. И там, нос к носу, столкнулся с Васей Уральцевым, мужем нашей одноклассницы. Сурковским большим приятелем. Чемпионом Европы среди юниоров по боксу. Мастером спорта. В недалеком будущем, одним из руководителей Тамбовской ОПГ. И, к примеру, организатором одного из самых громких питерских убийств, Виктора Новоселова. Но это потом. А пока, добряк Вася обрадовался, и полез обниматься.
— Сто лет тебя не видел, Дух! Молодец, своих не забываешь. Ты извини, я по делам бегу. Заходи, потрещим. Иве привет передавай.
Потом Вася убежал, а меня Вовка проводил в зал, и подвел к стойке.
— Ильюха! — позвал он бармена. — Вот, познакомься. Это Коля. Если что, можешь с ним разговаривать как со мной. Дух, это Илья. Если какие вопросы — обращайся к нему. С ним даже Фред дружит. Пойдем, Сурков в том зале.
Бармен, парень моего роста, но постарше, лет под тридцать, дежурно улыбнулся, пожал руку. И мы пошли во второй зал, где нас ожидал Серега. Я сказал Хитрому, что щас Иво подойдет. Ты его подержи на улице, чтоб не зазнавался. Вован фыркнул, и сообщил, что плата за вход — рубль. Но это днем. А вечером и десятки, бывает, суют. Вот десятку с Ивика и проси. Это мы с Сурковым нищие студенты. А он — в морях!
— Любезный! — сказал Сурков Хитрому, когда мы подошли. — Организуй нам коньячку. А то этот Андреев пиво презирает.
— А в лоб? — любезно поинтересовался Вовик. — В пивбаре наливаться коньяком, это чересчур. Я официанта щас пришлю. И это, пацаны, не бейте никого. Меня выгонят нафиг.
Мы не успели налить, как появился Иво.
— Ну что, пацаны? За встречу? — Сурков поднял бокал с коньяком.
— Я экзамен сдал, — влез я со своими пятью копейками.
— Жалкий неудачник! — припечатал Сурков.
— И с мозгами не дружит, — добавил Иво.
— Вы все мне завидуете. Я весь день нахожусь в обществе красивых, опрятных, улыбчивых и милых девушек. Так что это — рюмка сочувствия.
И мы выпили.
— Дух, когда у вас там дискотека?