Другой сценарий

Глава 54

Как-то незаметно подкралась сессия. Это не так уж и страшно. По крайне мере, я никогда ее не боялся. А одногруппники и вовсе боятся, что будет не пятерка. Впрочем, зачетов с оценкой всего два. А экзамены будут после Нового года.

Неспешная созерцательность, что мной овладела, не нарушается ничем. Не переживать же из-за каких-то там зачетов? Вика меня в этом поддерживает, хотя все же готовится серьезней, чем я. Мы много времени проводим вместе, с интересом узнавая друг друга.

В институте все идет по-старому. Разве что ушел преподаватель Кох. В Политех. Вместо него вести практику, и принимать зачеты будет ассистент Маневич. Я, узнав об этом, в очередной раз хмыкнул. Он еще не носит усы.

Общественность, кроме сессии, озабочена важнейшим вопросом — где встречать Новый год? И с кем?

Я, не заморачиваясь, предложил, Вике и Ленке, встретить у меня. Или, где-нибудь в ресторане. У обоих вариантов масса плюсов. Но был не понят. И, очень исподволь, в массах, вырулилась идея поточного заезда на Новый год в институтский профилакторий. По десятке с носа за проживание, на бухло и закуску скидываемся отдельно.

Я заинтересовался. Знаменитый пансионат, где будут проходить легендарные семинары по поводу экономических реформ, посмотреть будет интересно. Так я знаю только, что он недалеко от Зеленогорска, на Карельском перешейке. Народ, впрочем, волновали другие вопросы. На перемене парни мне рассказали, что главным за соблюдение нравственности во время заезда, у нас Витя Высоцкий. Он не будет проверять, кто у кого в комнате ночью. А преподам вообще на это плевать. Вот у кибернетиков — жесть. В прошлом году двоим выговоры влепили за аморалку.

В связи с этим Вика озаботилась отношениями Суркова и Приходько. Ну, чтобы мы с Ирой заселились в одну комнату, а вы с Сережей в другую. Понимаешь? Я с Витей договорилась, он Сережу впишет как нашего студента. Отличный план. Только Сурков с Приходько снова поругались навсегда.

С некоторых пор Сурков не перестает меня удивлять. В прошлой жизни он в это время пропадал на сборах, а сессию ему засчитывали автоматом, потому что в Политехе — сильная кафедра физкультуры. Сейчас он, с моей подачи — учится. И это начинает меня беспокоить. Квартира на Фонтанке завешана эскизами каких-то домов, и портретами Ирки. Порой совершено неприличными. Но очень выразительными.

И вообще, их отношения со стороны выглядят феерично. Она на него так смотрит… Таким взглядом нефть качать, а не на парней глядеть. Видно, что там аж искрит. Хотя, казалось бы, уже можно было и успокоиться. Но у Суркова с Приходько идёт бескомпромиссное выяснение вопроса кто выше на стенку писает. Пускай и так все знают, что это мужчина. Короче Ирка требовала больше внимания, а Серега посмеивался и отшучивался. Не говоря о том, что и так, позвонив Суркову, я постоянно натыкался на Приходько, с её непередаваемым «Хэллоу?»

В общем Вика мне заявила, что поговори с Сурковым. Иначе, послезавтра мы с Иркой идем в на научно-практическую конференцию в Инженерно-экономическом. И там найдем себе парней получше.

— Я поняла, Коля, что фамилию Брежнев, на лекциях не получишь!

— Шантаж?! Виктория, тебе не идет! Во-первых, Андрей Брежнев женат, мы спецом с Сурковым съездили и выяснили. Да и вообще, у политбюро ни одного внука, что можно сравнить хотя бы с Сурковым. А уж до меня им как до луны. Так что иди. А мы наконец-то поедем на Лиговку к падшим женщинам.

— Не ври, Коленька, — засмеялась Викуня. — Опять пойдете в эту вашу Фиглю, и будете про нас говорить гадости. Ты просто скажи Сереже, что Ирка переживает.

— Скажи тогда Ирке, что лишь печаль и тоска не дают Суркову застрелиться. А я не только ничего не буду ему говорить, но и тебе замечу. В твоей речи, Лишова, появились какие-то «парни», какие-то «найдем получше», и другие слова-паразиты. Я возмущен!

Тем не менее я, конечно, сказал Суркову, что он довыделывается. Серега разлил. Мы, конечно же, сидели в Фигле.

— Сурков! Мы — в Питере. Ты же знаешь, здесь — без девушек, без девушек, а потом р-р-раз, и получились декабристы. Оно тебе надо? С другой стороны я тебя понимаю. У Ирки впереди блистательная жизнь, полная ярких красок и эмоций. А что у тебя? Унылое прозябание на задворках жизни перед смертью!

— Это, Дух, фигня. Страшно то, что ты при этом будешь рядом. И именно это самая жуть.

Мы выпили, и закурили.

— А если по-чесноку, Душина, то раз сваливаем, нефиг девушке мозги канифолить. Жлобство.

— Ты, Сурков, прежде чем страдать, спроси меня. Так и говори, я намерен страдать, Коля, уже можно?

— Так, что, можно?

— Пф-ф-ф… Если все получится… То этой весной в деканат нашего факультета обратятся из Сорбонны. С предложением студенческого обмена. Ну, то есть, оттуда пара десятков человек. Отсюда туда на пару лет поедут наши студентки. Лишова с Приходько тоже, понятно. Ты, Сурков понимаешь, что в мире чистогана, организовать студенческий обмен, при должном финансировании — говно вопрос?

— И давно ты это придумал?

— Дело, Сурков, не в этом.

— А в чем?!

— В том, что сейчас, когда я тебе скажу, что весь этот международный обмен будет за твой счет, ты будешь рад! А я сэкономлю. Считаю, что ты уже созрел.

— Напомни мне потом, что я хочу тебя пристрелить.

— Вот еще.

— Слушай, от этих баб одни проблемы. Давай их бросим?

— Мне никто не поверит, что я ни при чем, и я сяду соучастником двойного убийства.

— Это с чего у тебя такие подозрения?

— Ты, Сурков, влип. Я же вижу. Даже мне трудно представить рядом с Иркой кого-то, кроме тебя. А все твои мысли, по поводу таких предположений, читаются на твоем добром лице. Так что ты Ирку грохнешь. А Викуню, ты хочешь исполнить чтобы я тоже страдал. И у ментов не останется способа тебя спасти, кроме как меня посадить за соучастие! Но я тебя, Сурков, за Вику порву. Так и знай! Короче, все умерли.

— Шекспир, бля. Попробуй трагедии писать. Поеду я домой.

— Завтра у Ирки научно-практическая конференция на Марата. В ЛИЭИ. Здесь ее не будет.

— Как думаешь, прогул возможен?

— Ты мне это прекращай. Что, Вика одна пойдет?

— Какая тебе разница? Я же тебя пристрелю, ты не забыл?

Я не поленился, и утром отвез Вику на Марата. Приходько не пришла, и я сказал Вичке, что все в порядке. Будем в одной комнате. К счастью для Суркова, Лишова пошла не одна. Ещё трое, во главе с Проничевой, туда пошли.

А меня, после консультации перед зачетом, выдернули в деканат. Маша сообщила, что меня хочет видеть первый отдел. Я слышал, что у нас такой есть. Но не придал значения. А он, оказывается еще и студентов хочет видеть. В легкой панике позвонил Фреду, слава богу, оказавшемуся дома.

— Не нервничай, Дух, — засмеялся Фред. — У вас там начальником Сергей Сергеевич. Хороший человек.

— Это мы про начальника первого отдела? Они бывают хорошими людьми?

Фред мне рассказал, что Сергей Сергеевич Терпов два года как уволился из ГБ. Служил в Афгане. Но, пару лет назад, случился инцидент. Нашу колонну расстреляли на марше. С большими потерями. Сразу же стало понятно, что большинство нападавших боевиков из соседнего кишлака. Пострадавший батальон этот кишлак, по приказу своего командира и зачистил. Начисто, Дух. Дело обычное. Но, уполномоченный особого отдела, все это отразил в еженедельной сводке, идущей наверх. Сергей Сергеича вызвали, и порекомендовали сводку переписать. Речь шла о Герое Союза, и его батальоне, потерявшем, четверть личного состава. Он уперся. Его отозвали и посоветовали увольняться. Что он и сделал.

— Не переживай, Колян. Ему положено с тобой побеседовать. Просто не выделывайся, — успокоил Фред.

Апокриф гласит, что когда генерал свиты ЕИВ[8] Джунковский, рассказывал Дзержинскому о концепциях создания спецслужб, тот смотрел в окно. Там, как раз, отряд героев-чекистов выгружался из грузовика, вернувшись с операции. А проще говоря, куча матросов-анархистов, присланная Феликсу Эдмундовичу для помощи в революционной борьбе, вернулась с грабежа господских домов.

Джунковский говорил, что есть две основных концепции. Английская, с опорой на мощных интеллектуалов. И французская, с опорой на системность и структурированность. В этом случае, умные даже вредны, ибо им тесно в рамках.

Дзержинский в этот момент как раз наблюдающий, как веселые матросы разгружают какие-то меха, ковры и прочий хлам, грустно сказал:

— Где же я вам, Владимир Фёдорович, умных найду?

Так определилась концепция ВЧК, и всех ее преемников — мощная структура, избегающая умников. И попытка этих интеллектуалов привлечь в систему, приводила к чудовищным провалам. Достаточно вспомнить того же Гордиевского.

И это не шутка. Я несколько раз слышал, что люди, показавшие на тестах при поступлении в КГБ выдающиеся результаты — не принимались.

Так дальше и шло. У англичан, одиночки, типа Лоуренса Аравийского, меняли геополитический расклад континентов на столетие вперёд. А наши, многочисленной агентурой заполняли все поры предполагаемого противника.

И тот и тот подход имел свои плюсы и минусы. Англичане, к примеру, сильно комплексовали и завидовали русским силовым способам решения вопросов. Ну, приехать и угондошить по-быстрому, у наших всегда получалось прекрасно. А англичане как-то все время суетились и мельтешили.

Эти комплексы вылились в знаменитую Бондиану. Где агент Ее Величества крут и всех мочит.

А наши создавали фильмы про Штирлица, в одиночку срывающего сепаратные переговоры высших бонз. Как по мне, Бонд и Штирлиц это отражение комплексов спецуры.

Все эти мысли промелькнули у меня в голове, когда я здоровался с начальником институтского первого отдела.

Сергей Сергеевич Терпов человек умный. А не только имеет умный взгляд. Пускай годы службы оставили на нем отпечаток. Но я давно умею различать где суть, а где видимость. Я уж не знаю, что думал он, внимательно меня разглядывая, и предлагая мне присаживаться напротив него за столом. Уселся. Помолчали.

— Ты, Андреев, намерен съездить в Хельсинки, — констатировал Терпугов.

Промолчал. Чего об очевидном болтать? Он поизучал меня взглядом, и опустил глаза на листок, что лежал перед ним. Надо полагать, моя объективка.

— Служба в РВСН, третий допуск. С чего мне согласовывать эту поездку, Андреев?

— А почему нет, Сергей Сергеевич? В восемьдесят втором году в гарнизонном клубе нам показывали американский мультик. Там сравнивали особенности наших, американских и французских стратегических ракет. Несколько утрированно, но все этапы развертывания комплекса и подготовки к старту наших ракет были показаны американцами во всех подробностях. Вряд ли я смогу им рассказать что-то новое.

— И кто лучше? — спросил он с любопытством. Ха! Да ему просто скучно, вот он и вызвал студента.

— А там не так вопрос стоял. Наши — самые точные, но длительное развертывание. Американцы шустрые, но палят, по сути, по площадям. А у французов какая-то замороченная предстартовая подготовка.

— Я должен убедиться, что ты, попав в Финляндию, не вздумаешь там остаться, — он понял, что я понял, что ему скучно. И зашёл с козырей.

— Сергей Сергеевич, — улыбнулся я. — Вот решу я вдруг там остаться, и что меня ждёт? Максимум и потолок — работа таксиста в Нью-Йорке. Это если доберусь. А так — разнорабочим у скандинавов. А здесь? Я студент одного из лучших вузов страны, с блестящими перспективами. Лет через десять буду начальником.

— Складно! — засмеялся Терпов. — На, вот, напиши тогда.

Он протянул лист бумаги и ручку.

— Что писать?

— Ну, как будто не знаешь! Подписка, я, Андреев Н. П. обязуюсь информировать органы КГБ о всех интересующих их вопросах. Число, подпись.

— Не, Сергей Сергеевич. Зачем мне это?

— Как зачем? — как ни странно, он развеселился. — Вот обнаружат твой труп, и рядом записка — в моей смерти прошу винить Викторию Л. Как мы поймём что почерк не твой. А нашего бывшего студента Снежина?

Гм, а ведь он это не всерьёз. Ему и вправду скучно, и он так троллит студентов. Ну а что? Какой, нафиг, в гражданском вузе режим секретности? Какие к чертям сложности в работе? А так те, кто повелись, ему и постукивают. И живет он в своё удовольствие, посматривая вокруг, и не очень заморачиваясь своим бывшим ведомством. И абсолютно в курсе всего, что творится в институте. Класс не пропьёшь. Только вот… я окинул его взглядом. Очень аккуратно, но бедновато одет. Ношеные, хоть и сверкающие чисткой ботинки. Простенький костюм. И вправду, видно, хороший мужик.

— Не наговаривайте на себя, Сергей Сергеевич. Вы сразу поймете что вблизи притаился враг, без всякого почерка. А Снежину со мной не совладать, вы же знаете.

Он легко засмеялся.

— Мне говорили, Андреев, что ты плюёшь на авторитеты. Но ты наглец! Вот заверну тебе поездку, и что тогда?

Я достал сигареты, и спохватился. Но он махнул рукой и поставил на стол пепельницу. И мы закурили. Он — сигареты Новость, я Мальборо.

— Тогда я, Сергей Сергеевич, с чистой совестью буду считать, что все сделал для поднятия статуса и уровня солидности. И с полнейшим удовольствием пойду в переулок Джамбула. Там, рядом с военкоматом, вербовочная контора, в Магадан. Золотишко мыть. И наймусь я простым съемщиком. Буду все лето ходить по тайге, и брать пробы. С ружьишком, понятно. Вдруг глухарь какой, или косой мимо. Тогда котелок на костерок, птицу варить. Травок там всяких, крупы опять же… и главное что?

— Что? — спросил Терпов, мечтательно меня слушающий.

— Вокруг, вёрст на сто — никого!

Помолчали.

— Да-а-а-а, — протянул начальник первого отдела. — Совсем никого?

— Абсолютно.

— Ну нет, Николай. Езжай в Хельсинки, нечего тебе по Магаданам шляться. Иди. И считай, что инструктаж я тебе провёл. Тебя после сессии пригласит мой секретарь, распишешься.

— Как скажете. До свидания.

Я потушил сигарету и встал. Повернулся к двери.

— И вот ещё что, Коля, — сказал он мне в спину. Я снова повернулся к нему. — Где бы и когда бы к тебе ни подошли с приветом от меня, это будет неправда. Будет нужно, я сам с тобой встречусь, лично. Понял?

Проходя институтскими коридорами на выход, я растерянно думал, что вот это уже — высший класс. Терпов, за пару минут разговора со мной, все понял. И даже предполагает, что я останусь за бугром. С уверенностью процентов на семьдесят. Но решил, что такой контакт ему будет не лишним. Без всяких бумажек, и шантажа, иметь личного агента — это круто. А что я ему помогу, если он обратится — мы оба поняли. Потому что с таким дядей можно иметь дело.

Да уж.