Глава 51

Поезд отошел по расписанию, ровно в девять. Вчера, с соблюдением всех правил конспирации, мы больше двух часов обсуждали с Фредом операцию. Такие вещи готовятся, конечно, тщательнее, но тут не хотелось затягивать. В принципе, мы все обсудили. Расхождения у нас с Фредом были в мелочах. И не особо существенные.

Пятый вагон, места по ходу, в середине вагона. Народу — где-то две трети от полной загрузки. Отдали проводнику билеты, что он сунул в свою специальную кожаную кассу с пронумерованными кармашками. Закинули сумку на багажную полку. Кинули на пальцах, Сурков у окна. Но я тоже смотрел в окно. Мост через Обводный, Навалочная, Фарфоровская, Обухово…

Лениво трепались с Суровым о всяко-разном.

— Ты старуху-то когда выселяешь?

— Там Михалыч суетится. Вроде бы к концу года все будет готово. Но я, Сурков, уже и не знаю. С ними весело, и не особо мешают.

— Кого ты лечишь? Томка жрать готовит так, что за уши не оттянешь, вот ты в благородного и играешь.

— А что может быть благороднее бефсторганова с картошкой фри? Только соте говядины в медовом соусе со спаржей и баклажанами.

— Бля! Ну вот, жрать захотелось.

— Это да. С Иркой тебе не повезло. Но терпение, Серега. К концу года она научится включать кофеварку.

— Пошел в жопу! Я скажу Вике, что ты сокрушался, что она толстая.

— Неспортивно, Сурков.

— Ничего не знаю. Но требую, чтобы как вернемся, Тамара сделала манты с бараниной! Иначе конец тебе.

— Я предлагаю запеченную утку с гречей, и брусничным вареньем.

— Все, заткнись. Иначе я за себя не отвечаю.

Я сидел и думал, что Вика будет толстой лет через двадцать, и то не факт. А сейчас там можно бы чуть добавить, но и так — ураган.

За нами пришли, когда мы миновали Чудово. Как-то, у меня с этой станцией, похоже, связь. То есть, сначала в проходе появился мужик, что видел меня с Фредом в «Снежинке». Увидев меня, он развернулся и ушел. Обратно вернулись семь человек. Пятеро, явно, по нашу душу. И проводник нашего вагона, и, видимо, начальник бригады проводников.

Когда мы обсуждали план действий, я считал, что наезд будет в Москве. И это будут урки. А Фред уверенно заявлял, что нас будут грабить в поезде. И это будут скорее всего менты, в поисках масла на хлеб, то есть в нерабочее время. Правда оказалась посредине. Два мента, и трое урок. Ничего особенного, порвем всех пятерых. То ли у преступности туго с кадрами, то ли еще что. Но трое уголовников были хлипковаты, а один еще и с бодуна. Менты были трезвы и злы. Один с меня ростом, не главный и какой-то заторможенный, что ли. А один мелкий, и решительный. Ну, я говорю. Вдвоем с Сурковым — пара минут всех вырубить.

— Милиция! Старший лейтенант Артемьев! — показал мне, подойдя, ксиву мелкий. — Прошу следовать за мной! С вещами!

— А что, собственно, случилось? — спросил я. В вагоне возникло оживление. Ехать скучно, а тут что-то интересное. Все головы повернулись в нашу сторону.

— Пройдемте, вам все объяснят. Не обостряйте.

— Ну, раз не обостряйте… пойдемте.

— И сумку захватите! — я потянулся за сумкой.

— Это чего это? — открыл рот Сурков. — Ты мне за нее еще должен пятнадцать рублей пятьдесят копеек.

— Как?! — возмутился я. — А вчера в кабаке ты на что пил?!

— Ты, Дух, меня угощал! А за сумку так и не рассчитался!

Весь вагон, включая группу с ментами, с интересом это слушали, переводя взгляд с меня на Суркова, и обратно.

— Прекратить! — со злинкой в голосе отрезал мелкий мент. — Вы тоже следуйте с нами, — сказал он Суркову.

В общем еще чуть попрепирались, и пошли в сторону хвоста поезда. Пройдя пару вагонов, оказались, как я понял, в командирском. Тут было большое купе для проводников. Нас завели в это купе. Мне скомандовали поставить сумку на стол.

— Понятые! — скомандовал мелкий Артемьев. — Прошу подойти и наблюдать.

Я обратил внимание, что проводники куда-то пропали. Остались два мента, и трое мужиков. И ощущения надвигающейся сшибки — не было. Наверное, я наконец-то не выгляжу дуболомом. А Сурков, как повелся с Приходько, и вовсе сделал модную прическу, и выглядит мелким фарцовщиком.

Мужики приблизились, а мне приказали сумку открыть. Пожал плечами и потянул молнию.

Сверху, заглавием вверх, лежит том «Механические колебания и волны» сборник задач. Потом том «В.И.Ленин. Сборник статей по вопросам укрепления рабочей и крестьянской власти в деревне». У мелкого мента не выдержали нервы, и он засунул руки в сумку. И начал выставлять на стол стопки книг. Последним был толстый и тяжелый том «Шумерский язык. Вопросы произношения и аутентичности». Я возмущенно посмотрел на Суркова. Это талмуд весил килограмма три. А сумку до вокзала тащил я.

— Шумерский язык, Сурков?!

— Этот вопрос нужно решать! — ответил он. — Может в Москве нам помогут понять, почему никто не разговаривает на шумерском?

— Молчать! — прошипел старший лейтенант Артемьев.

Все и так молчали. Мужики-уголовнички, как-то сразу утратили интерес. Один и вовсе развернулся и пошел дальше, в хвост поезда. Только высокий мент, вдруг несколько взбодрился и нехорошо смотрел на нас. Артемьев уперся в меня злым взглядом и сказал:

— Предъявите документы! — дал паспорт. — Давай все, что есть!

Пожал плечами дал студенческий. Поискал, но вспомнил, что права оставил в другой куртке.

— Ты тоже давай документы! — сказал мелкий Суркову. Потом перевел взгляд на мужиков. — Не уходите. Мы сейчас с гражданами побеседуем.

Документы Суркова он протянул высокому. А мне сказал:

— Присаживайтесь. У нас к вам есть вопросы.

Высокий сказал, что побеседует с гражданином в соседнем купе. И они вышли. Я начал складывать книжки обратно в сумку.

— Сядь, Андреев!

Я сел за стол. Он уселся напротив. Из сумки, что сейчас называют папка, достал бланк протокола и ручку.

— Прежде чем мы начнем, Андреев. Где деньги?

— Вы о чем? В бумажнике у меня сто десять рублей. Москва все же.

— Ты мне все равно расскажешь, только если и дальше будешь ваньку валять, то еще и сильно пожалеешь!

— Будьте любезны, внятно скажите, что вы от меня хотите. Назовите причины и основания моего задержания, и объясните, что вы намерены делать.

— Умный? Ну, значит сделаем так, — он подвинул к себе мои документы и принялся заполнять бланк. — Ты будешь задержан за сквернословие и хулиганство по отношению к пассажирам поезда.

Он отвлекся от писанины, и поднял на меня глаза.

— В Бологом будешь, для разбирательства, помещен сначала в ЛОВД, а вечером тебя перевезут в ИВС. Там с тобой побеседуют.

Он руками показал, как меня будут трахать.

— А завтра ты мне подробненько расскажешь, куда делись деньги от Фархада, и кто их должен был забрать у тебя в Москве. Суд даст тебе по минимуму, года полтора, и будешь ты на зоне сосать у зеков. Но можно, Коля, обойтись без этого. Просто расскажи мне все.

Я смотрел в окно и думал, что Фред, сцуко, умный, шо пиздец. Он вот это все мне уже рассказал. А я не верил, и уверял, что на выходе с платформы подойдут трое-четверо, покажут ствол, и увезут. Вздохнул.

— Знаешь, Артемьев, убедил, — он встрепенулся. — Женюсь.

— Я тебе здесь не шутки шучу! — хлопнул он кулаком по столу.

— А я тоже. Если ты сделаешь то, чем грозишь, то я просижу пару суток — максимум. Потому что моя невеста — дочь завотдела административных органов Ленгоркома. И меня вытащат, скорее всего, даже раньше. Да и сделать мне ничего не сделают. А вот с тобой будет грустно. Скорее всего, в лучшем случае, тебя ждет понижение в звании за неправомерные действия. Но у тебя беда, Артемьев. Если же, с моей головы упадет хоть волос, не говоря о твоих влажных мечтах… То генерал Курков, Анатолий Алексеевич, наконец-то поймет, что не зря перевелся в менты из Комитета. Ему просто, за рюмкой коньяка, про вот это все, расскажут.

В процессе моего спича, мелкий дрыщ мрачнел.

— Тогда, Артемьев, должность вечного дежурного — это верх твоей карьеры в МВД. Но даже это ерунда, лейтенант. Ты чудовищно влип, Артемьев. Потому что мой попутчик — нервный. И, скорее всего, тоже решит жениться. Дело в том, что его невеста — любимая внучка заместителя Генерального прокурора СССР. И всю эту историю раскрутят. А Сурков лично проследит, чтобы тебе сделали то, что ты мне только что пообещал. Думаю, что глава УВД города, захочет помочь замгенпрокурора. Заодно продемонстрировать искоренение коррупции. Ты все понял, Артемьев? Хочешь, давай попробуем. Но обратного хода у тебя уже не будет.

Я откинулся на стенку и перевел взгляд в окно.

Среди глупостей, что наделал Андропов, кроме проверки документов во время киносеансов, было и то, что он поставил офицеров КГБ руководить милицией. Кто-то из них оказался хотя бы хорошим администратором. А в основном, природные менты над ними просто смеялись.

— Не поверишь, Петрович, это был цирк, — мы выпивали с моим соседом по загородному жилью, и он делился воспоминаниями. Отработав тридцать лет в ментовке, он иногда любил вспомнить, как оно было в Союзе. — Нашего начальника отдела тогда сняли с понижением, а потом и уволили. Хорошо не посадили. А вместо него прислали вот этого. кгбшник, подполковник. Импортный костюм, начищенные ботинки, Мальборо и золотая зажигалка. Долго работал за бугром — все что довели до личного состава. Не успел он должность принять, а у нас — бытовуха. Пьяный слесарь, по синей дыне, всю семью топором порешил, и сам повесился. Четыре трупа, двое детей. Приезжает этот начальничек в адрес, посмотрел и давай блевать. Там эксперты трупам в жопы градусники суют, кровища вокруг, а он и смотреть не может. Зеленеет, и в сортир бежит. А эксперты ему — мол, что ж вы улики портите, мы сортир еще не осматривали. Хули он там, в заграницах, видел? Максимум — в каком паршивом кабаке, с агентурой, паленый виски пил. А тут — трупы, кровища, и вонь. Ушел он обратно, через год. Правда, врать не буду, гонору поубавил, и знающих людей хоть слушать стал. А то, поначалу, я вас тут всех посажу, вы у меня по струнке ходить будете… Но криминал всякий, за это время осмелел, организовался. Нам же воздух перекрыли, любой агентурный контакт — только с санкции, и то могут не разрешить. А преступность — она ж без инструкций. [6]

Но, здесь и сейчас, появление во главе городской милиции гебешника, нацеленного именно на таких как Артемьев, мне на руку.

Мент убрал незаполненный бланк и ручку обратно в сумку. Посверлил меня глазами, и протянул мои документы. Откатил дверь купе и презрительно бросил мне:

— Свободен!

— А Сурков?

Артемьев стукнул ладонью в дверь соседнего купе. Откатилась дверь, и первым кто показался, был Сурков:

— Ах, воздух свободы! Не могу надышаться.

— Ты, Сурков, бери сумку. Углубляй любовь к шумерскому.

И мы, не прощаясь, и не оглядываясь, пошли на свои места. Народ в вагоне смотрел на нас с опасливым восторгом. Гнусные преступники вырвались от милиции! С максимально зверским лицом пояснил женщине через проход:

— Бритвой по горлу, и за окно. В снегу не испортятся.

Тетка фыркнула, и народ в вагоне перестал считать нас преступниками.

Поезд прибывает в шестнадцать тридцать. Мы вышли и не торопясь зашли в автоматическую камеру хранения, где оставили надоевшую сумку. На выходе стоял неприметный мужичок, в черной кожаной кепке таксиста, и желтых ботинках. Когда мы встретились взглядом, он кивнул.

Все эти сложности были не просто так. Фред и его, так сказать, заказчики, хотели выяснить, что же за люди грабят цеховиков. А нам было совсем не сложно оказать товарищу услугу, да и рассчитаться с долгами.


И мы поехали с Серегой в Жигули.

Тамара Сергеевна Пылаева пришла в субботу домой как обычно. В шесть. Посреди большой комнаты стоял небольшой чемодан. Она приняла душ, оделась потеплее, вышла из дома и села в поджидающее её такси. Оно отвезло ее на Витебский вокзал. Оттуда три раза в неделю, отправляется пассажирский поезд в Москву. Идет кривым маршрутом, и прибывает на Савеловский вокзал.[7]

Там, на выходе с платформы, Тамару с чемоданом подхватил таксист в кожаной фуражке и желтых ботинках. Усадил в такси и отвез на Ленинградский вокзал. Вытащил из багажника такой же чемодан и отдал женщине. В два тридцать, Тамара уехала из Москвы.

Загрузка...