Глава 5

Патруль пристал ко мне возле пельменной, что на Старо-Невском. Наткнувшись на них, я вежливо козырнул, занятый одной мыслью — со сметаной или все же с уксусом? Ну, типа, я конечно отслужил своё, но раз я в форме… Командир патруля что-то буркнул себе под нос, на что я не обратил внимания. Поэтому сильно удивился, когда два бойца вдруг возникли по бокам и взяли меня под руки. Мол, капитан зовёт. Я, оказывается, отошёл от них уже метров на десять.

— Что, рядовой, приказы не исполняем? Я же сказал — ко мне! Ты устав читал? Тебе твои командиры не рассказали, что сумку на плече носить не положено?

Будь я просто отпускник, или в увольнении, это могло кончиться серьезными неприятностями, вплоть до помещения на гауптвахту. Поэтому просто протянул свой военный билет и сказал:

— Я не расслышал. И мне никто не говорил про сумку.

Прикинул по привычке ситуацию. Два солдатика-первогодка, и капитан, лет тридцати. Фигня, положу всех троих, и сбегу в переулок. И солдатики, кстати, что-то почувствовали. А капитан, только увидев военник со вкладышем, и кучей бумажек, сообразил, что зря пристает. Ну и пошли себе, каждый в свою сторону.

Двойная порция с маслом. Уплетая пельмени, я вспоминал вчерашний день. Дома оказалось пусто в смысле пожрать. И расстроила моя одежда. Я не то чтобы вырос, но как сказала бы бабушка — заматерел. Брюки с рубашками оказались мне тесноваты. И пока я служил, мода изменилась. Ровно настолько, что одевшись в гражданку, я буду выглядеть глупо и нелепо. Так что всей добычи — синие трикотажные спортивные штаны, что будут украшать меня в поезде. Проспав почти до двух дня, я собрался и пошёл на электричку в Питер.

В воинских кассах Московского вокзала, мне без проблем продали билет в купе скорого поезда № 21/22 «Белые ночи», Ленинград — Кисловодск. Кассирша, было, начала говорить, чтоб я пошёл в комендатуру вокзала, поставил отметку, и тогда… Но за полную цену билета, с облегчением продала то, что я попросил.

Устроившись в купе на верхней полке, познакомился с попутчиками. Женщина с дочкой до Ростова. Какой-то мужик до Минвод. Очень приятно, Коля. Нет, спасибо, я пельмешек только что наелся. Но завтра я отказываться не буду. Нет, водки совсем не хочется. Придёт проводница, вот билет и рубль за белье. Затягиваясь сигаретой в тамбуре, я думал о том, что никак не могу смириться с тем, что оказался в прошлом. И подсознательно жду, что проснусь в своей машине по дороге в аэропорт. Оттого никак не могу внятно спланировать, что и как делать. Отсутствие дома матери, да и мой бросок на Кубань — не просто так.

Десятого мая меня вызвали из автопарка в казарму. В канцелярии бригады замполит протянул мне телеграмму. Как помнится, в ней сообщалось, что умер дед. И она была заверена врачом. Замполит не отказал себе в удовольствии заявить мне, что по правилам, меня бы отпустили только в случае гибели отца или матери. А дед, живущий от меня за две тысячи километров, для увольнения не подходит. Ты, Андреев, зря это затеял, будешь у меня служить до упора.

Когда срок службы заканчивается, народ идёт на разные хитрости, чтоб уехать домой пораньше. Телеграмма о смерти родственника — достаточно распространённая история. И замполит решил, что я как раз такую фигню замутил. Я не стал с ним спорить. Наш замполит — редкий мудак, даже для племени замполитов. У меня с ним мировоззренческий конфликт. Ну, то есть, у него со мной. Мне-то на него всегда было насрать. А вот я его раздражал. И тем, что мне на него плевать в том числе. Его сильно и вполне реально бесило то, что выходец из интеллигентной семьи вполне уверенно и комфортно чувствует себя в армии. И при этом ни секунды не скрывает своего скептического отношения к этой армии. Забавней всего то, что во всех его наездах чувствовался недоуменный подтекст — да если бы у меня отец был доктор наук, а мать при такой должности, то я бы в армии ни за что не оказался. Он понимал, что я это вижу и злился. Ну и нагружал. Жизнь рядового можно испортить легко. Спасало здоровье, и молчаливая поддержка командира бригады. Но суть в том, что пришлось сильно напрячься, чтоб уволиться как можно быстрее.

И сейчас я еду к бабушке, вместо того, чтоб выпивать с друзьями в честь моего возвращения. А мама уехала на похороны сразу же. Отца у меня нет, он погиб еще в семьдесят седьмом. Такая вот диспозиция.

Как мне стало известно спустя десять лет, смерть деда не случайна. И я маюсь мыслью, как мне поступить. Черт бы побрал это послезнание! Я и домой-то, из Выру, бросился, потому что растерялся. Потому что осознать и принять то, что со мной случилось, лучше в одиночестве. Ну и продумать, как жить. Вышло, правда, не очень.

На следующий день я проснулся почти в полдень. Под смех и шутки соседей по купе. Разжился чаем у проводницы. Соседка по купе вывалила на стол кучу домашних пирожков.

Поезд, тем временем, ехал по Украине. В Харькове стоянка двадцать минут. Народ с поезда помчался в вокзал. По алкоголь и пиво. А я не отказал себе в удовольствии побродить по платформе. Не знаю как потом, а сейчас — совершенно русский город. Как ни напрягался, украинской мовы не услышал.

Дальше поезд двигался через Донецк, с там и сям виднеющимися терриконами. Я вспомнил про Чикатило. Он как раз в этом году развернётся. Написать, что ли, письмо? В УУР Ростова и области? Да фиг поможет. Он ведь неуловим был не только потому, что ловко прятался. Милиция постоянно задерживала и осуждала за его преступления других людей. Это вообще-то любопытно. Чикатило — душегуб и зверь. А вот следователь, что расследовал первое преступление Чикатило — он кто? Он задержал невиновного, засунул в пресс-хату, там этого невиновного опустили, и он сознался в несовершенном преступлении. Людей, подтверждавших его алиби, запугали. И в результате человека расстреляли. Вот этот следак, он же видел, что сажает и подставляет невиновного. И прокурор не мог не видеть, что как-то концы с концами не сходятся. Да и суд не очень-то вникал. И в результате действий всех этих людей Чикатило понял, что — можно.

И вот, к этой публике приходит письмо. Там написано, если отбросить шелуху, что они все совершили, как минимум, должностной подлог. Бггг. Они ведь меня искать начнут. И тоже закатают подальше. Хотя, может и Чикатило задержат. Хотя — вряд ли. Его проверяли. Это не говоря о мутной истории со спермой другой группы крови. У части жертв Чикатило нашли сперму не его группы. Не удивлюсь если когда-нибудь выяснится, что был ещё какой то маньяк.

В общем — любые движения в этом направлении бессмысленны. Разве что самому его грохнуть. Да только меня, скорее всего, потом поймают. В южном городке все всех знают, меня запомнят. И уж мне то, в благодарность, отвесят по полной. То есть точно вышку дадут, чтоб не болтал.

Обуреваемый всем этим макабром, согласился и выпил с соседом по купе. Станислав Иосифович, инженер из Пятигорска. Потрепались о том о сём, тем более что соседка к нам присоединилась. Пить то — только пригубила. Зато положила на стол прославленную варёную курицу, завёрнутую в фольгу.

А в три часа ночи меня растолкала проводница:

— Вставай, через двадцать минут Кавказская.

С поезда, кроме меня, сошёл ещё один человек. Пройдя через помпезный вокзал, я вышел на привокзальную площадь. Закурил и осмотрелся. Напротив — стоянка такси. Там настоящее такси, и пара бомбил на москвичах. Ко мне подошёл таксист:

— Поедем куда?

— У меня всего трёшник. А нужно мне в Васево. Хочешь, поехали. Хочешь, автобус подожду.

— Поехали, сделаю дембелю подарок.

Ехать всего семь километров. Так что через пятнадцать минут я толкнул калитку и вошёл во двор. Возле летней кухни друг на друга составленные столы и скамейки. Понятно, девять дней деду отмечали. Сел на скамейку, закурил. Дверь веранды загремела засовами. На улицу вышла бабушка в накинутом на ночнушку халате.

— Я приехал, бабуль.

Загрузка...